Частичное признание вины как билет в тюрьму

1998 год, Подмосковье. Я, молодой следователь, выехал на убийство. Подозреваемый задержан, с ним работают оперативники уголовного розыска. Он сидит на стуле, твердит «это не я», а один из оперов ведет с ним задушевную беседу: «Ну ты же не „мокрушник“, правда же? Ну, там, украсть мог, но не убить же. Мы же все понимаем. Мы ж готовы тебе помочь. Ты скажи, что не хотел убивать. Скажи, что защищался. Мы тебе явку с повинной оформим. Получится необходимая оборона». 

Странно, правда? Опера же должны его «колоть». Пытать его должны. Признавайся, сволочь! Как убивал, куда нож дел? А они его учат, как уйти от уголовной ответственности. А ничего странного. Просто они знают и практикуют поговорку:

Коготок увяз — всей птичке пропастьАга, конечно… необходимая оборона… «Развели» его опера. Нет, явку с повинной они ему обязательно оформят. И отчитаются о раскрытом преступлении. Убийца установлен. А что касается его заявления, что защищался, так ему в этой части просто потом никто не поверит (пусть говорит, что хочет). 

Так судья и напишет: в этой части его показаниям не верю, врет это он, чтобы уйти от уголовной ответственности (и его показания в этой части опровергаются всей совокупностью доказательств). А в другой части (что ножом ударил потерпевшего) судья напишет — верю, и нисколько не сомневаюсь! И виновность подтверждается, опять же, всей совокупностью доказательств.

Такая вот нехитрая ловушка. Так пилюли всегда подслащивали, чтобы их проглотили. Так на рыбалке внутри червя крючок прячут. Ты признайся, что ты это сделал (или даже просто что ты там был) — ну хотя бы одной строчкой. А потом можешь наговорить еще 100500 слов о том, что не виноват (не хотел… он сам… это вообще не ты). Щелк! Ловушка захлопнулась. Судья возьмет из этой окрошки ровно то, что ему надо — ту самую первую строчку, а все остальное выплеснет за ненадобностью. А так ведь красиво было написано.

2019 год, Москва. Я, опытный адвокат, вступаю в уголовное дело. Подозреваемого и его адвоката опера примерно так же «развели» сразу после задержания: «Ну, был же ты там. У нас записи с камер имеются. Ну, глупо отрицать. Ты можешь, что угодно рассказывать, что там делал. Но то, что ты там был — это уже факт». 

Слово «видеокамера» магически действует не только на задержанных, но и на адвокатов. Это потом, работая по делу, я увижу, что на видеозаписях какие-то мутные силуэты, ни пол, ни возраст которых определить нельзя, и время не соответствует. А сразу после оперской «разводки» задержанный с адвокатом пошли давать показания, что — да, он там был, но того, в чем его подозревают, не делал. 

Ага, конечно… Все уши развесили сказки слушать. Был осужден. И по букварю в приговоре было написано, что частично признал, что находился на месте преступления, а в остальной части суд его показаниям не верит (ну да, никто не верит… там такой андерсен). И так несколько раз (приговоры выносились, отменялись, снова выносились, снова отменялись). 

2024 год. Москва. До сих пор бьюсь за это дело. Закончилось оно для нас компромиссом. В ближайшее время осужденный выйдет на свободу, продолжим работу. Готовлю кассационную жалобу. В очередной раз пишу, что — нет, не признавал он себя виновным даже частично. Ну посмотрите же — суд же установил, что его показания сразу после задержания ложные. Я с этим согласен — ну явная же выдумка! И в суде он объяснил, как эти показания появились. Как вы приговоры строите на показаниях, которые сами же признаете ложными?

И вот другим наука. Частичное признание вины, конечно, зачтется как смягчающее обстоятельство. Но также оно зачтется как доказательство виновности (в той части, в которой обвиняемый признается). А в той, в которой не признается… а об этой части забудьте, как о сладкой оболочке на горькой пилюле, которую вам подсунули (тает во рту, а не в руках). Разумеется, это не касается частичного признания вины в ситуациях, досконально выверенных адвокатом, когда под каждой частью (как под признаваемой, так и под отрицаемой) выстроено железобетонное основание.