Признание договора дарения недействительным по статье 177 ГК РФ не состоялось

Согласно части 1 статьи 177 Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ), сделка, совершенная гражданином, хотя и дееспособным, но находившимся в момент ее совершения в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий или руководить ими, может быть признана судом недействительной по иску данного гражданина либо иных лиц, чьи права или охраняемые законом интересы в результате ее совершения нарушены.

Так вышло, что «гражданин», — тот, что, по мнению истца (дочери), «не был способен понимать» и «руководить», вернее, — гражданка, — была мне достаточно хорошо знакома и вполне себе все прекрасно понимала, осознавала, а «руководила» так, что скажет, как отрежет.

Более того – Наталья Павловна была хорошо образованным человеком, начитанным, с математическим мышлением, старалась быть в курсе событий, стремилась уделить внимание всем родным, близким и знакомым, и ясность ума сохранила до последних минут жизни.

Ко мне обратился сын Натальи Павловны (имя изменено), умершей совсем недавно, буквально за две недели «до», получивший случайно исковое заявление от сестры к себе и своему сыну (истец полагала, что на племянника зарегистрирована спорная квартира, но в этой части впоследствии состоялся отказ от исковых требований и уточнение иска).

Сестра желала признать недействительным договор дарения квартиры, совершенный в 2019 году между недавно умершей матерью и моим будущим доверителем.

Почему ответчик случайно получил исковое заявление? Да потому, что адрес на конверте был указан неверно. И по настоящее время, на протяжении уже целого года указывается неверно, корреспонденция по этому делу приходит на чужой адрес, да и то не вся.

Идентификаторы ответчика тоже до сих пор стороне истца «не известны», несмотря на копию паспорта ответчика в материалах дела, копии доверенности на мое имя, где указаны адреса и данные паспортов, а также, — несмотря на истребованные судом в соответствии с указанием закона и находящиеся в деле идентификационные данные, истребуемые судом, когда такие данные ответчика истцу не известны.

Ознакомившись с иском, поудивлявшись немного тексту, приступили к сбору и изучению доказательств.

Личное знакомство с умершим человеком хоть и добавляло эмоций, но позволило заниматься делом, а не только реагировать на все выпады стороны истца, не имеющие отношение к предмету доказывания (обладатели PRO, просмотрев документы (приобщаю только малую их часть), поймут, о чем я).

Обращаясь за судебной защитой, истец полагала, что ее мама была психически нездорова, помимо того, что имела заболевание сердца. Заболевание сердца, по мнению истца, вызвало, в свою очередь, развитие у ее матери слабоумия, и потому при совершении сделки она не могла понимать значение своих действий и руководить ими.

В имеющихся на руках доверителя медицинских картах его матери не было ничего особенного.

Но, поскольку исковое заявление содержало в себе ходатайство истца об оказании содействия в истребовании медицинской документации умершей за период с 1994 года по день смерти в августе 2023 года, мы вынужденно ожидали, так как со слов доверителя я знала, что однажды они с сестрой, действительно, возили маму в психо-неврологический диспансер, где с врачом сестра разговаривала сама, наедине, так как у нее медицинское образование, а сам доверитель никаких «необычностей» в маме не замечал. Как, впрочем, и я.

Причина визита к врачу заключалась в том, что Наталья Павловна чувствовала иногда, доносящиеся откуда-то извне, запахи то ацетона, то табака, тогда как ее дочь, приходя, этих запахов не чувствовала. А так как из интернета Наталье Павловне, как и многим людям, было известно, что запах ацетона присутствует при приготовлении и синтезе некоторых запрещенных веществ, она предполагала, что где-то поблизости от нее живут «наркоманы», тем более, что прецедент-таки столкновения с подобными соседями был, ввиду чего она даже сменила квартиру (хотя смена квартиры больше была связана с неудобным месторасположением и желанием быть ближе к детям).

Квартиру сменила, а запахи периодически появлялись. И так как дочь-курильщик, приходя, этих запахов не чувствовала, то настояла на визите к психиатру. Мой доверитель их отвез. И было это без малого за год до подписания спорного договора дарения.

Когда в суд поступила вся медицинская документация в полном объеме, за весь истребуемый период, ознакомившись, я увидела, что амбулаторная карта из ПНД имеется, она с однократным посещением, однократной записью врача-психиатра, не содержит дифференциальной диагностики при поставленном в одно посещение диагнозе, поставлен диагноз без проведения каких-либо дополнительных обследований, без нахождения пациента под наблюдением.

Как бы то ни было, диагноз все же был, хоть данный диагноз, как следует из медицинской литературы, даже при длительном течении заболевания, не развивает психоорганических расстройств, не формирует личностных изменений.

Хочется отметить, что даже тяжелые необратимые психические расстройства далеко не всегда приводят к недееспособности, к «непониманию значения своих действий или невозможности руководить ими». 

Наряду с амбулаторной картой из ПНД, в материалы дела не поступило ничего, что могло бы указывать даже косвенно на развитие у умершей деменции, в наличии которой уверяла суд истец.

Основным инструментом в диагностике нейродегенеративных болезней, ведущих к нарастанию психической и физической беспомощности, ведущих к деменции, можно назвать компьютерную и магниторезонансную томографию.

Сведений о проводимой диагностике материалы дела не содержали, не содержали и сведений о соответствующих жалобах и симптоматике, о проведении терапии по улучшению мозгового кровообращения или терапии хронической недостаточности мозгового кровообращения, иных проявлений, что давало мне основания полагать, что это отсутствие увидят и эксперты и сделают соответствующие выводы.

По делам этой категории обязательно назначение посмертной амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы.

Такая экспертиза была назначена судом по ходатайству истца и проведена в экспертном заведении, указанном истцом, по вопросам, составленным истцом. Мы не мешали.

Эксперты опираются на содержание медицинских документов на момент заключения сделки, на свидетельские показания на момент заключения сделки.

Оценочные суждения свидетелей являются второстепенными в работе психиатров, хоть показания свидетелей и имеют значение при формировании выводов.

В судебном заседании свидетели стороны истца, как по писанному, произносили одну и ту же мантру, вызывая, мягко говоря, недоумение, словно в их рассказах речь шла о какой-то совершенно другой Наталье Павловне. Соответственно, показания свидетелей сторон носили взаимоисключающий и противоречивый характер.

Заключением судебной психолого-психиатрической комиссии экспертов, на основании всех изученных документов, в их числе — запись врача-психиатра, сделаны выводы о том, что умершая страдала психическим заболеванием, которое выражалось в элементарном обмане восприятия обонятельных, тактильных, термических ощущений обыденного содержания.

Ответить на иные, поставленные перед комиссией экспертов вопросы, как то: повлияло ли наличие заболевания на способность понимать значение своих действий или руководить ими, эксперты не смогли, указав, что ответить «не представляется возможным в отсутствие таких данных в медицинской документации и материалах дела».

Вопрос: «объективно ли поставлен диагноз врачом-психиатром при однократном посещении?» на разрешение комиссии экспертов не выносился.

Медик во мне кричал, что точный диагноз таким образом не ставится.

Даже врачу с огромным опытом и стажем, возможно спутать тип личности с расстройством, особенно, при определенной «подаче» родственницы с медобразованием, что называется, поверив дочери пациента «на слово».

 Принцип постановки диагноза врачом-психиатром тот же, что и у любого врача в других областях медицины. Ни один самый опытный врач не станет пренебрегать иными приемами диагностики наряду с тщательным анализом клинических проявлений.

Но, хоть медик во мне что-то там и кричал, юрист во мне знал, что, так как статуса эксперта у меня нет, все мои знания и слова не имеют правового значения.

И тут я вспомнила, что наш «Праворуб» – это огромная сила, и дозвонилась Граховскому Станиславу Николаевичу — кандидату медицинских наук, врачу, судебно-психиатрическому эксперту, врачу, судебно-медицинскому эксперту Автономной некоммерческой организации «Региональное экспертное бюро», доценту Сибирского института переподготовки и повышения квалификации специалистов здравоохранения города Новосибирска, имеющему высшее медицинское и высшее юридическое образования, высшую квалификационную категорию и специальную подготовку в области судебной медицины, криминалистики, судебной психиатрии, наркологии и организации здравоохранения.

Последовало наше обращение в АНО «Региональное экспертное бюро» города Новосибирска с целью получить заключение специалиста.

На разрешение специалиста были поставлены вопросы о возможности постановки диагноза в одно посещение врача и по описанным в амбулаторной карте пациента симптомам, о возможности в полной мере осознавать значение сделки с учетом всех имеющихся у Натальи Павловны заболеваний, на основании всех имеющихся в материалах дела медицинских документов.

Специалист сделал выводы о необъективности поставленного диагноза, отсутствии объективных клинических признаков для постановки диагноза, и о том, что Наталья Павловна в полной мере могла осознавать значение сделки, понимать и прогнозировать ее последствия, на что указывают:

результаты проведенного специалистом исследования (диагноз поставлен необъективно, необоснованно и недостоверно);

отсутствие в представленных документах данных о каком-либо другом психическом заболевании или слабоумии;

а также – отсутствие в документах данных о заболеваниях, связанных с нарушением мозгового кровообращения, способных повлиять на умственные способности человека.

Две судебные инстанции согласились с нашими доводами, отказав истцу, как в назначении повторной экспертизы, так и в исковых требованиях в полном объеме.

Мое взаимодействие с доверителем было дистанционным, ввиду нахождения в разных городах. Но мы справились:

Электронным документооборотом.

Использованием ГАС «Правосудие».

Тщательным консультированием и инструктажем (устным и письменным) о течении судебного заседания в мое отсутствие.

Письменными правовыми позициями и объяснениями суду в порядке статей 35 и 174 ГПК РФ.

Моим участием в судебных заседаниях посредством ВКС, когда у судов была организационная возможность.

Подробнее о деле – в приобщенных обезличенных документах для обладателей PRO-аккаунтов.

С уважением, юрист Полтавец Оксана Федоровна.