Частное обвинение: выявляем попытку инсценировки преступления.

До участия в рассматриваемом уголовном деле я всегда думал, что в делах частного обвинения нет ничего интересного, хотя случается, что они вызывают общественный резонанс.

Описываемое мной дело не имеет никакого общественного резонанса, но, тем не менее, оно поучительно, так как в нем отчетливо проявляются вопросы тактики допроса свидетелей и представления доказательств.

Какова основная заповедь при представлении стороной доказательств? Главный принцип — не навредить.  Этот принцип относится и к гражданскому, и к уголовному процессу. Представляя суду доказательства или допрашивая свидетеля, всегда следует помнить, что эти доказательства могут не только подтвердить, но и опровергнуть позицию стороны, представляющей доказательство.

Относительно допроса свидетелей ещё П.Сергеич в своей книге «Искусство речи на суде» писал:
...большая половина вопросов. задаваемых у нас в уголовном суде с присяжными заседателями, суть вопросы праздные… из другой, меньшей половины большая часть состоит из вопросов. вызывающих неблагоприятные ответы для спрашивающих… в большинстве этих последних случаев неблагоприятный ответ бывает заранее предрешен неудачным вопросом
В свое время английский адвокат Р.Гаррис разделял свидетелей на 21 категорию. От того к какой категории относится свидетель зависела и тактика его допроса, и принятие решения, а стоит ли ему задавать вопрос.

В настоящее время я слышу при рассмотрении гражданских и уголовных дел десятки пустых вопросов, заданных неизвестно для чего. Но если пустые вопросы приводят лишь к напрасной трате времени, то непродуманные вопросы, которых и не надо было бы задавать, могут ухудшить положение.

Помню в одном уголовном деле защитник допрашивал свидетеля, который на следствии не опознал обвиняемого. Защитник, очевидно полагая, что свидетель и на суде скажет, что он не узнает в подсудимом преступника. задал вопрос: «Скажите, данный ли человек выходил из лифта тогда-то?»

К удивлению этого защитника свидетель ответил, что, так как во время опознания было плохое освещение, то он не опознал молодого человека, но сейчас он узнал его. Зачем было задавать этот вопрос. В деле имелся протокол предъявления лица для опознания, из которого следовало, что свидетель не опознал обвиняемого.

Ни суд, ни обвинитель не задали этого вопроса. При наличии такого протокола надо было тихо сидеть и не задавать лишних вопросов. Когда вопрос защиты вредит клиенту, защитник фактически поддерживает обвинение. Не знаешь ответа — не задавай вопрос, если ответ может быть против клиента. 

В рассматриваемом ниже деле частного обвинения у защиты было не много работы, так как сторона обвинения сделала все, чтобы выявить инсценировку преступления.

Итак, прейдем к краткому изложению дела:

Жили-были брат и сестра. У них был отец, признанный недееспособным. Его опекуном была назанчена сестра. Отец получал хорошую пенсию. Для сестры пенсия отца была значительным дополнительным доходом к личному бюджету.

Брат проживал в другом городе и однажды решил навестить отца и проверить, как сестра осуществляет опеку. Оказалось, что сестра расходует часть  денежных средств  не на цели содержания подопечного. Кроме того, брат увидел в каком ужасном состоянии находится отец, что свидетельствует об отсутствии какой-либо заботы со стороны опекуна.

Брат написал заявление в органы местного самоуправления, чтобы деятельность опекуна была проверена. Вот как раз в период этой проверки, когда сестра испугалась, что она будет отстранена от опеки, и начали развиваться события, приведшие сестру и брата в мировой суд.

В один прекрасный день брат вместе с другими родственниками, в том числе с сыном сестры, приехал в квартиру, где проживал отец. Племянник брата открыл квартиру, так как имел в ней право пользования. В квартире брат увидел, что отец находится в истощенном состоянии. Брат принял решение увезти отца из квартиры сестры в больницу.

Как раз в это время появилась сестра со своим сожителем. Сестра сразу вызвала полицию, сказав, что в её квартиру якобы незаконно проникли люди. Полицейские приехали и, не усмотрев каких-либо противоправных действий со стороны брата и его родственников, уехали. Затем сестра снова вызвала полицию. В результате брат все же увез отца в больницу. 

Сестра решила использовать данные события, чтобы возбудить любым способом уголовное дело в отношении брата. Цель её была совершенно ясна. Если бы брат был  осужден, то его не назанчили бы опекуном.

Сестра  написала в правоохранительные органы заявление о привлечении брата к уголовной ответственности и за незаконное проникновение в жилище. В связи с отказом в возбуждении уголовного дела по ст. 139 УК РФ сестра решила обратиться в мировой суд с заявлением частного обвинения по ч.1 ст. 116 УК РФ. В заявлении она указывала, что брат нанес ей несколько ударов, приведших к образованию гематом, которые были зафиксированы при обращении сетры к врачу на следующий после описываемых событий день.

В суд сестра предоставила видеозапись событий того злополучного дня, сделанных её сожителем с использованием телефона. Между тем, на видеозаписи почему-то не было видно никакого избиения сестры братом, так как видеокамера телефона была наведена вверх. В то же время на записи было слышно как кричит сестра, что её убивают. Также было слышно, как сестра просит брата, чтобы он её не бил.

Замечательную запись предоставила сторона частного обвинителя. Я задал вопрос потерпевшей: «По какой причине не заснято то, что происходило во время Ваших криков, когда вас избивали?» Потерпевшая ответила, что у её сожителя не было навыков видеозаписи.

Тогда я спросил, а если не было навыков, то как он затем четко заснял номера автомобилей полиции, лица полицейских и т.д. все в детальных подробностях. Потерпевшая не смогла ответить на вопрос. Далее я спросил: «Если Ваш сожитель так четко фиксировал все происходящее по Вашей просьбе, то почему Вы не зафиксировали на видеозапись следы от ударов?» На данный вопрос потерпевшая также не дала вразумительного ответа.

Таким образом, доказательство, представленное стороной частного обвинителя как раз и подрывало его же позицию. Если бы её не было, то потерпевшая не отвечала бы на возникшие в связи со съемкой вопросы, на которые она не смогла ответить. После этих вопросов возникло сомнение, а не является ли видеозапись тщательно спланированной игрой.

Далее в суде давали показания сотрудники полиции, которые вызывались потерпевшей  к квартире. Естественно, что все сотрудники показали, что никто потерпевшую не избивал. Один же из полицейских на бесконечные вопросы стороны частного обвинения дал ответ, который я давно для себя уяснил после просмотра видеозаписи: «Женщина кричала, когда включался для видеозаписи телефон. Я понял, что она играет для видеозаписи».

Подчеркну, что почти все вопросы свидетелям по делу, ответы на которые были в нашу пользу, задавала проивоположная сторона, т.е. она фактически делала работу за нас. И как не хотелось противоположной стороне вытянуть из полицейских информацию о том, что потерпевшую кто-то бил, их ответы все более и более изобличали ложь потерпевшей.

Хотя, если немного поразмышлять, то можно было сразу отказаться от этих вопросов. Даже если бы и предположить, что кто-то бил потерепевшую в присутствии полиции, то кто же из сотрудников скажет, что я не отреагировал на совершение преступления в отношении гражданина.

В итоге суд оправдал брата, указав в приговоре, что у потерпевшей был мотив оговорить обвиняемого. Суд согласился с тем, что ни одним доказательством не подтверждается, что гематомы у потерпевшей, зафиксированные на следующий день, появились в результате ударов, нанесенных ей братом.

Приговор был отсавлен без изменений вышестоящим судом.