* * *
В далеком 2009 году моя доверительница — женщина, мать ребенка-инвалида, являющаяся к тому же и сама инвалидом, обратилась в суд с иском к бывшему супругу об определении порядка общения с ребенком. Суд данный иск удовлетворил, порядок общения с ребенком был установлен — один раз в неделю. Все бы ничего, но между бывшими супругами остался открытым жилищный вопрос. Бывший супруг, вместе с дочерью, переехал жить в квартиру своей матери, а моя доверительница осталась одна проживать в муниципальной квартире.
Будущего истца такое положение вещей явно не устраивало. Договориться с бывшей супругой у него никак не получалось, поэтому он решил использовать «козырь в рукаве» — ребенка. Начал он издалека. Сначала он стал настраивать ребенка против матери, создавая ее негативный образ в глазах ребенка, а потом, воспользовавшись правовой неграмотностью и состоянием здоровья моей доверительницы — добился от нее подписания соглашения о прекращении общения с ребенком.
Чувствуя в глубине души подвох, женщина, прежде чем подписать это соглашение, уговорила бывшего супруга дописать своей рукой, что он будет разрешать ей общаться с ребенком, если она встретит их на улице, на прогулке, что в общем-то сделало и без того ничтожное соглашение (в нем, например содержалось условие о том, что супруг доверителя, по поводу не общения супруги с ребенком, обязуется не обращаться в суд — прим. автора) еще более ничтожным, и не имеющим никакой юридической силы.
Однако, бывший супруг уже через неделю после подписания соглашения, начал приводить его в действие путем всяческого уклонения от исполнения решения суда о порядке общения с ребенком, что закономерно привело мою доверительницу ко мне. Она поделилась со мной своими опасениями относительно того, что в ее адрес, от бывшего супруга, поступают постоянные угрозы лишить ее родительских прав, а затем выселить из квартиры. Все это делалось им, по ее мнению, для того, чтобы стать единоличным хозяином квартиры.
Оценив ситуацию, я посоветовал доверительнице начать принудительно исполнять решение суда о порядке общения с ребенком. Мой совет был исполнен, и вскоре она начала общаться со своим ребенком в присутствии судебного пристава-исполнителя. Это безусловно также не понравилось ее супругу, и он решил нанести «ответный удар» путем подачи искового заявления о прекращении общения моей доверительницы с ребенком.
Дело о прекращении общения матери с ребенком.
Когда она принесла мне исковое заявление с вполне обычным названием — «определение порядка общения с ребенком», я сначала подумал, что ее бывший супруг хочет изменить порядок общения с ребенком с одного раза в неделю, как было установлено в решении суда, на один раз в месяц. Но я просчитался. Он решил поставить вопрос о полном прекращении общения матери с ребенком. При этом, на момент подачи иска, она даже не была ограничена в родительских правах по отношению к дочери. Какое может быть прекращение общения с ребенком!? Да даже родителям лишенным родительских прав дают возможность исправиться и не запрещают им общаться с ребенком, а тут такой иск — буквально на ровном месте!
Итог рассмотрения этого дела стал мне ясен сразу после прочтения «искового шедевра» — в его удовлетворении суд, безусловно, откажет. Из содержания иска следовало, что находчивый отец записывал телефонные разговоры с моей доверительницей, которая поведала мне, что в этих телефонных разговорах ничего предосудительного не было и нет.
В иске также было изложено ходатайство о назначении судебно-психологической экспертизы, которая нам бы тоже очень пригодилось, но учитывая, что бремя доказывания обстоятельств, свидетельствующих о том, что общение моей доверительницы с ребенком причиняет вред его физическому и психическому здоровью, возложено на истца, нами была избрана позиция не препятствования ему в представлении доказательств. Пусть за свой счет оплачивает проведение данной экспертизы — мы будем обеими руками только «За».
Мной были подготовлены возражения на исковое заявление, где я указал, что сутью подачи иска бывшим супругом является вовсе не защита интересов ребенка, а решение, с его помощью, жилищного вопроса, о чем сам истец, не таясь, упоминает в своем иске. Процесс пошел.
Для защиты своих интересов истец нанял представителя, которая как только суд давал давал ей слово, не переставала выливать «ушат грязи» в отношении моей доверительницы, не забывая, при этом, называть ее приемной матерью и переходить на уголовный жаргон, за что каждый раз получала, вполне обоснованные, замечания от суда. За весь процесс этих замечаний, представителю истца, было вынесено где-то около двадцати. И это было хорошо, а главное — в процессе было не скучно. Суд назначил по делу судебно-психологическую экспертизу, результаты которой просто вбили «осиновый кол» в «тело» этого дела. Экспертиза подтвердила наши доводы о создании истцом, и его близкими родственниками, негативного представления образа матери в глазах ребенка.
Но истец и его представитель были непреклонны и пустили в ход «тяжелую артиллерию» — свидетелей, которые, как позже выяснилось, ни разу в глаза не видели мою доверительницу. Также они решили допросить ребенка, из устной речи которого было очень сложно что-то понять. Лично я не понял ни одного слова, но судья, к моему удивлению, даже что-то сумел разобрать.
И наконец, истец заявил ходатайство об исследовании записей телефонных переговоров между ним, и моей доверительницей, из которых следовало, что она буквально умоляла истца разрешить ей повидаться с ребенком, но он был непреклонен — сначала, говорит, надо решить вопрос по квартире. Это был настоящий «холодный душ» для истца, а у меня сложилось впечатление, что ни он, ни его представитель, даже не удосужились прослушать эти аудиозаписи. Вот так абсурдность своих исковых требований истец подтвердил вполне конкретными доказательствами. А мы в свою очередь подали заявление о возмещении судебных расходов на оплату услуг представителя (т. е. меня), которые суд взыскал в полном объеме с недоумевающего истца.
Рассмотрение дела в суде второй инстанции.
На решение суда, по данному делу, истцом была подана кассационная жалоба, которая была составлена в форме таблицы из двух колонок. В первой колонке были изложены, по абзацам, выводы суда, а во второй колонке доводы кассационной жалобы, якобы опровергающие эти выводы. Это был по настоящему инновационный подход при составлении кассационной жалобы. «Воды» в ней было столько, что ей можно было заполнить целый бассейн. Мне больше всего понравились доводы про то как суд «необоснованно» взыскал с истца расходы на оплату услуг представителя. Вот как кассатор об этом пишет:
В такой ситуации хочется задать риторический вопрос: кого обидели??? С кого взыскали 20000 руб.???
Ведь эти деньги, по существу, изъяли у ребенка-инвалида, который нуждается в постоянном лечении и реабилитации! Это не мои деньги, а деньги ребенка. И я эти деньги как законный представитель ребенка зарабатываю нелегким путем...В общем, многие мои коллеги найдут в этом 14-ти страничном опусе, что-то свое, чтобы вдоволь посмеяться. Кого-то этот документ заставит глубоко задуматься. В общем, как мне кажется, этот документ будет интересен не только юристам, но и представителям других профессий.
На вышеуказанную жалобу нами были поданы возражения. В суде кассационной инстанции мы решили не участвовать, дабы не мешать суду оставлять без изменения законное и обоснованное решение суда. К нашему удивлению, в суд кассационной инстанции истец и его представитель также не явились. Суд оставил в силе решение суда, в том числе и части взыскания с истца судебных расходов. На этом дело было закончено.
Из этого дела, и результатов его рассмотрения, можно сделать два вывода. Первый — это то, что родителям, в угоду своим интересам, не следует использовать своих детей в качестве щита. А второй — это то, что не следует заваливать суд заведомо незаконными и необоснованными исками, и надо, все же, постараться уделить немного времени для изучения доказательств, которые необходимо представить в суд. Профессионалов юриспруденции, и их животы, которые, в связи с «неуклюжестью» позиции истца, рано или поздно могут разорваться от смеха, — необходимо беречь!
Во исполнение пункта 4.2 Правил поведения адвокатов в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», согласно которому размещение информации, связанной с осуществлением адвокатской деятельности, в публичном доступе в сети «Интернет» без предварительного письменного согласия доверителя не допускается, мной получено предварительное письменное согласие доверителя на публикацию статьи о данном деле, без раскрытия его персональных данных, и персональных данных иных лиц, участвующих в деле.
Тексты судебных актов, а также другие процессуальные документы, деперсонифицированы. Адвокат Журавлев Евгений Анатольевич, № 31/709 в реестре адвокатов Белгородской области.