Особый порядок в деле об изнасиловании. Арифметика защиты и работа с потерпевшими для максимального смягчения наказания

В далеком 2009 году, ко мне обратилась женщина средних лет. Она просила помочь её сыну. Вся в слезах, она рассказала, что её сын обвиняется в изнасиловании и развратных действиях сексуального характера. Сам он находился в СИЗО, а уголовное дело уже передано в суд.

Дела такого рода весьма специфичны, обществом не одобряемые, но жизнь складывается так, что по сути своей, взявшись за защиту молодого и крепкого парня, я защищал не сколько его, сколько взялся защищать эту самую женщину, её действительно было очень жаль.

Она всё время плакала, ей очень горько и обидно за своего уже взрослого ребёнка. Пояснила, что её муж, узнав об этом, слег в больницу.

При ознакомлении с уголовным делом выяснились неожиданные подробности — потерпевших по уголовному делу двое. Насилие девушек происходило в разное время, с разницей в несколько месяцев. В окончательной редакции обвинение было предъявлено в отношении двух потерпевших по ч. 1 ст. 131, ч. 1 ст. 132, ч. 1 ст. 131, ч.1 ст. 132 УК РФ

За время расследования следствие успело наделать множество ошибок, что их очень сильно разозлило — по делу под следствием и арестом первоначально находился невиновный человек.

После заявления о совершении преступления от первой потерпевшей, сотрудники правоохранительных органов сосредоточились на поиске преступника из числа лиц «группы риска», подходящая кандидатура была найдена, после чего невиновный — обвиняемый был препровожден в СИЗО.

Подозрения в отношении моего подзащитного также были, он был допрошен, но поскольку в отношении него достаточных улик собрать не удалось, он был отпущен.

Через некоторое время преступление повторилось, в отношении другой девушки, которая знала моего подзащитного. Она также сообщила о насилии и назвала имя лица, совершившего в отношении нее преступление.

Ситуация усугублялась еще и тем, что мой подзащитный являлся действующим сотрудником милиции.

Суд, в котором должно было рассматриваться дело, находился на краю Московской области, в маленьком провинциальном городке. Естественно, его жители знали друг друга в лицо, а сами работники суда жили своей спокойной, размеренной жизнью. На «не своего» адвоката, работники суда смотрели как на чужестранца-разрушителя, пытающего внести хаос в их жизнь.

Новость о том, что для защиты подсудимого приехал адвокат из Москвы, внесла некоторую нервозность и в работу председателю суда, так как дело находилось в его производстве.

Думаю, всем понятно почему работники суда и сам председатель «напряглись» узнав о том, что в дело вступает «чужой» адвокат — они предполагали, что новый защитник склонит своего подзащитного к отказу от особого порядка судебного разбирательства и это затянет процесс, устроит никому не нужную шоу-программу из дешевых и никому не нужных эффектов, а ведь на носу — Новый Год! Понимаю работников суда, желание закончить судебное разбирательство спокойно в старом году.

Принимаю данный факт во внимание, а существенное смягчение наказание в канун Нового Года, считаю новогодним поздравлением для своих подзащитных.

Кстати, тот факт, что уголовное дело принял к своему производству сам председатель суда, не предвещало для моего подзащитного ничего хорошего, так как очень скоро мне стало известно, что председатель суда — самый суровый и безжалостный судья, который есть в этом суде. Нужно было как-то сгладить углы и устранить нервозность самого председателя городского суда, чтоб в судебном заседании он не ждал от меня «адвокатских подлянок» и не воспринимал моё появление как нечто инородное в вверенном ему хозяйстве, что в конечном счете могло бы отразится в судебном решении не в пользу моего подзащитного.

Поскольку суд — ведомство шпионское и мелкие клерки обязательно донесут информацию до своего председателя, я решил успокоить «растревоженный муравейник» и в ходе ознакомления с материалами уголовного дела «по секрету» сообщил девушкам из канцелярии, что устраивать шоу-представление и срывать процесс в мои планы не входит.

Думаю, в последствии эта информация была донесена и до председателя.

После ознакомления с делом встретился с подзащитным в СИЗО. Уточнил детали, поинтересовался, на что он рассчитывает, на что рассчитывал мой предыдущий коллега. В ходе беседы мы пришли к мнению, что нужно оставить особый порядок судебного разбирательства. При имеющихся в материалах дела доказательств, менять что-то смысла нет, а сменой позиции можно было сделать только хуже.

Спорных моментов с квалификацией не было, кроме того, намеки тоже нужно понимать правильно.

Параллельно с изучением дела, я посоветовал матери своего подзащитного выйти на контакт с потерпевшими, с целью принесения им извинений и искреннего раскаяния, а также добровольной компенсации морального вреда.

В конечном счете потерпевшие подали заявления в суд, в котором просили о снисхождении моему доверителю: сообщили о принятых извинениях, а также полученной компенсации морального вреда со стороны подсудимого. Просили назначить наказание, не связанное с реальным лишением свободы и применении ст. 73 УК РФ.

Со своей задачей мать моего подзащитного справилась весьма успешно, она вымолила у потерпевших прощение. Своей безмерной материнской любовью она растопила сердца всех участников процесса.

По делам данной категории, когда обстоятельства дела и доказательства вины очевидны, а позиция доверителя по делу уже определена — нет лучшего защитника, чем сами потерпевшие!

Многие думают, что если дело рассматривается в особом порядке, то и адвокат играет очень несущественную роль, можно обойтись защитником по назначению. Даже не буду пытаться переубедить тех, кто придерживается такого мнения. Скажу только, что лично мне пришлось на пальцах объяснять суду «математику» назначения наказания, т.к. срок запрашиваемый гособвинением противоречил УК РФ.

Моя собственная математика, объясненная суду, выглядела следующим образом:

1. Максимальный срок наказания по совокупности преступлений не мог превышать определенной цифры, а именно срок наказания не может быть более 9 лет, сложи хоть все эти четыре состава вместе, по правилам ст. 69 УК РФ
2. Особый порядок — 2/3 максимального срока. Получаем 6 лет.
3. Чистосердечное признание Верховным судом РФ приравнивается к протоколу явки с повинной, это тоже 2/3 от уже имеющихся — 2/3. Получаем 4 года. Итак, 4 года – максимально возможное наказание.
4. Компенсация морального вреда и заявления от обоих потерпевших о снисхождении в отношении подсудимого и применении к нему наказания не связанного с лишением свободы.

При назначении наказания суд принял во внимание мои доводы, но посчитал, что ст. 73 УК РФ применить нельзя, поскольку мой подзащитный в момент совершения преступлений являлся сотрудником милиции.

Кроме того, суд обратил внимание, что чистосердечное признание было заявлено, но в отношении второй потерпевшей, которая ранее была знакома с моим доверителем. Уверен, при назначении наказания суд не забыл о том, что в отношении первой потерпевшей в СИЗО по ошибке содержался невиновный человек.

Суд в общей сложности по совокупности преступлений, назначил наказание в размере четырех лет общего режима.

Обжаловать приговор ни я, ни мой подзащитный не стали, дабы не навредить.

В целом, результат оказался примерно в 1,5-2 раза лучше, чем среднестатистические приговоры по такого рода делам на тот период в московском регионе.

Осужденный поехал отбывать наказание. Его мать поблагодарила меня за работу, поскольку по сравнению с той информацией и прогнозами на вероятный срок, которые она ранее получила от сотрудников прокуратуры, в конечном итоге, назначенное наказание было существенно меньше. Я вернулся домой с чувством выполненного долга. Все участники этого дела встретили 2010 год спокойно, без лишней суеты и нервозности.

Новый год! Хороший праздник. Заканчивать старые дела в уходящем году традиционно приятно, так как в новом году нас ждут новые дела, новые события, новые победы или пусть и не совсем победы, но всё равно достижения, ведь максимальное снижение наказания — это не поражение, а всё равно достижение защиты.