6. А знаете ли вы как одинока боль перед ранним рассветом, когда понимаешь, что это твой последний день, знаете ли вы, как сложно говорить с временем быть с ним один на один, измеряясвое существование мыслью о предшественниках.
Как тяжело жить с тем, что готово тебя каждый раз сбросить, как только это солнце несколько десятков раз покажет тебе самый ранний рассвет. Мы устали от него, мы готовы говорить к нему и иногда оно слышит нас, но мы оставляем его, как нам кажется, а ему кажется, что оно оставляет нас – любовь.
И что за ужас отвратительности обновления! Как ужасно быть нам в том, что есть оно и как странно каждый раз удивляться мерзости своей и видеть радость обновления.Рассвет, рассвет как он пугает и страшит в своем мраке, как он убивает первостепенностью лучей и необходимостью жизни. Нам каждый раз приходится пытаться доказать себе, что мы могли бы отстранить эту данность рассвета, но каждый раз нам приходится закапываться все дальше и дальше, уходить все глубже и глубже воспринимать это как необходимость сознания при том, что оно есть легкость в отношении нашей необходимости. Мы устали быть чем- то большим, чем мы есть на самом деле. И каждый раз смотреть на новое тело в поисках своего нового хозяина своего нового счастья близости ношения, но нас оставляют, нас оставляют и мы становимся врагами друг другу, в то же время постепенно начинает срываться с нас все, чем подобны мы друг другу и уже не удивляет никого то, что мы одиноки и рассеяны по свету.
По нам начинают вспоминать о нем, судить о нем и восхищаться им. Но господи, что могли бы вам рассказать мы, если бы он был с нами. Как могли бы мы спеть вам песнь истины, если бы вместе с нами были вы, но он ушел, он умер в нас и поэтому вы можете восхищаться только мною,- частью его и бредить в воображении о нем. А как мне тяжко без него, как я скучаю о целостности блеска мысли, по панцирю своей удачи путешествий, по нашей смертельной опасности?!
Но вам известны только струпья смерти, вы привыкли думать только о том как бы увидеть жизнь в предшествии смерти…. Как естественны мы были, как хорошо умели мы говорить к нему, как могли мы в свое время чудно препарировать его, гордостьзрения бога, как мог он ужалить и убить, но он проказник и потому шутит с нами, оставляя нас где только придется и, занимая новое в своем, и не узнавая нас и насмехаясь над нами каждый раз, когда видит нас в области возможного в области действительного. Что может быть ужаснеехолода хозяина при встрече с нами – только боль огняидиотизма.
Нам приходится мириться со всем, нам приходится прогибаться в отношении всех, и мы должны понимать, что мы и есть основание превращения, основание стремления к той или иной форме организации, имя которой возможность превращения, а, следовательно, и возвращения.
Сохранение себя вещь весьма интересная, она всегда предстает объектом анализа только, когда хранить практически уже нечего кроме разве что своих воспоминаний.
Процесс этот вполне очевидный aposteriori. Механизм предостережения всегда работает на чувственном, путь познания состоит в том, чтобы обдуманность и уверенность каждого акта познания становилась единственной причинойпоступка мыслящего. В итоге мы не доверяемся внутреннему, чувственному, действуя от противного, разрушая то, что божественная случайность сделала для нас необходимостью бытия.
При этомподменяется знание на самопознание, в итогеприходишь к тому, что являешься кладбищем нереализованных возможностей и место тебе оказывается только в части воспоминаний самое себя о том, как тебе именно тогда было хорошо. Но опять же ложь, потому что, тогда хорошо не было.
Странно для меня так же и то, насколько незащищен наш субъект перед общественными парадигмами жизни — творчество формирует именно личную парадигму, обратную парадигме общества (теория хвоста), в то время как общественное восприятиедавит именно системой«прошлое – настоящее – будущее». Кстати не забудьте о том, что наш человек — это всегдаигрок, азартный игрок для него, либо игра, и игра в рамках его честолюбия того, что он знает и может понимать как успешность, либо ничего; и здесь главное неубить себя рутиной творческого.
Восприятие своего бытия как войны, как состояние войны – вот главное чтоможет быть положено в основудля рекомендации потворческому бытию, но при этом игра только для него одного и серьезность для всех остальных, если, конечно, мы говорим о типе «мессии», творческое которого направлено в отношении всех и для понимания всех. Он не может позволить себегрупповое восприятие, восприятие определенными отдельными формамилюдей, он для всех. Теперь о внешней персонификации. Конечно, прекрасен пример великого художникапо совместительству и дипломата.
Но не стоит забывать, что общественные формы легко персонифицируют азартную душу нашего человека. А плюс ко всему же он не склонен к самокопаниям и тем более признанию ошибок, он будет до конца упорствовать в том, что таклучше для его творческого, что он вынужден быть.… но в то же время все дальше будет уходить, все дальше и дальше, пока не окажется, что хвост отброшен, кругом уже не последователи, а primusinterparis в лучшем случае, и именно эту форму он и будет отстаивать до конца жизни. Обидно? Не то слово. Приобретая новую сущность вуходе от самое себя, наш человек сохраняет привычку защищать себя, уничтожая все что против него.
В итоге получается редкостный мерзавец, если вовремя не остановиться. Множество не состоявшихся гениев погибли от рук мерзавцев – преступников считавших их своими. Нашего человека привлекает в преступной жизни именно modus vivendi последних- они в этом родные души. Иногда получается, что дни сочтены уже не вечностью, а обиженным им человеком, воспринимающим нашего гения именно как последнего подонка, ибо именно в части отсутствия моральных устоев, в части бытового он и есть последняя мразь (в глазах простого действительного современника).
В этом отношении неплохо иногда почитать автопортреты классиков творческой шизофрении. Например, не перестану удивляться автопортрету «Степаньчиково и его обитатели» Ф.М. Достоевского. Если и есть точный портрет человека творческого – то это портрет обитателей села Степаньчиково.
Достоевский описывает каждое действительное, приписывая ему, роль демона, но в образе конкретного человека – героя произведения. Ну, кто и нас не узнает самое себя, каждую черту своего характера, в героях этого прекрасного произведения. Особенно собственная неуверенность повествователя, и возвращение в Степаньчиково. Остальное придет само по курсу, не про Достоевского же мы пишем, хотя он Достоин творческой жизни любого из нас.
В части «рутинного творчества», когда из написания текстов превращают работу, выполняемую в определенные часы и в определенное время. Это очень хорошо, но не для того, чтоприносят на рынок вечного, там не очень- то сильно любят все сделанное на конвейере.
Мне иногда везет на хорошие советы – это один из них.
Другой - не бойтесь, проработать 10 лет в черновиках по принципу – работай там, где вдохновение тебя застанет, зато потом вы сможете вот именно таким методичным способом, ежедневным способом отработать свои накопленные сокровища, всю ту самую золотую руду. Но это только, если вы тот, кто никогда не может довести начатое до конца. Это нормально в плане любого творческого произведения. Но лучше конечно быть последовательным в любом случае и заканчивать все в срок, не предвещающий безумия от груза невыполненных обязанностей.
Всегда помните, что ваше творчество — это ваш якорь в Бездне Вечного, но не превращайте свой путь в вечные маяки того пути, где вы побывали, творческое не вспомогающее. Это то, что расширяет саму бесконечность, то, что и есть вечность в рамках миллионов жизней. И шулерство здесь совершенно не при чем, только игра, правила которой знают едва ли два десятка ваших современников. Ну, плюс миллионы тех, кого уже нет, и сотня другая тех, с кем вы еще можете пообщаться. Когда — нибудь ваше уважение к людям перестанет иметь место.
Это может случиться, потому что вы никогда ненадеялись найти в них читателя, может быть от того, что вы слишком хорошо знаете людей, может быть от того, что вы не знаете их вовсе, но это случится для вас, если вы случитесь для вечности. Именно тогда вам придетсяузнать себя как то, что вы делаете, тогда вам придется отдать себя тому, что вы делаете, не требуя от внешнего компенсации за это в форме — славы наград и прочее.
Может быть, именно тогда слова «заблистать через триста лет – вот моя мечта» не покажутся вам уж столь непонятными и стол честолюбивыми. По сути дела людология – всего лишь и инструкция о том, как сохраниться в вечности. Прекрасно понимаю, что она не может научитьструктурировать реальность, она всего лишь может рассказать как это делают другие. Но вто жевремя необходимо понимать, что обладание данной возможностью, возможностью изменять социум через изменение воли и сознание людей – это то, что рождается в нас само по себе без вашего желания и уж тем более без участия вашей воли в широком общественном представлении о том, что есть воля. Вот это пожалуй вы и должны, прежде всего, сохранить как то, что и есть вы и только вы, ибо изменения подобного рода — это всегда действия от противного, а именно данные действия иесть познание самое себя через уничтожение всего того подобного в других, от чего ты уже сам имел счастье отказаться на пути к творческому.
Да еще о рынках. Рынки тщеславия прекрасная вещь. Если вы хороший продавец, то и один сборник стихов может обеспечить вам столетнюю славу. Но, чем больше понимаешь комичность последнего, тем большежелаешь спрятаться глубже. Это эффект зеркала и ему в принципе можно поддаться, есть одно лишь но: качество товара начинают считать постоянным, затем эксклюзивным, затем к нему привыкаешь как к самое себя, уже начинаешь воспринимать как самое себя и наконец просто кладешь в хранилище, что тоже в принципе не редкость для нашего брата.
Так вот, делать этого не стоит, это грозит вселенским провалом, а так же претензиями потребителей.
Как тяжело жить с тем, что готово тебя каждый раз сбросить, как только это солнце несколько десятков раз покажет тебе самый ранний рассвет. Мы устали от него, мы готовы говорить к нему и иногда оно слышит нас, но мы оставляем его, как нам кажется, а ему кажется, что оно оставляет нас – любовь.
И что за ужас отвратительности обновления! Как ужасно быть нам в том, что есть оно и как странно каждый раз удивляться мерзости своей и видеть радость обновления.Рассвет, рассвет как он пугает и страшит в своем мраке, как он убивает первостепенностью лучей и необходимостью жизни. Нам каждый раз приходится пытаться доказать себе, что мы могли бы отстранить эту данность рассвета, но каждый раз нам приходится закапываться все дальше и дальше, уходить все глубже и глубже воспринимать это как необходимость сознания при том, что оно есть легкость в отношении нашей необходимости. Мы устали быть чем- то большим, чем мы есть на самом деле. И каждый раз смотреть на новое тело в поисках своего нового хозяина своего нового счастья близости ношения, но нас оставляют, нас оставляют и мы становимся врагами друг другу, в то же время постепенно начинает срываться с нас все, чем подобны мы друг другу и уже не удивляет никого то, что мы одиноки и рассеяны по свету.
По нам начинают вспоминать о нем, судить о нем и восхищаться им. Но господи, что могли бы вам рассказать мы, если бы он был с нами. Как могли бы мы спеть вам песнь истины, если бы вместе с нами были вы, но он ушел, он умер в нас и поэтому вы можете восхищаться только мною,- частью его и бредить в воображении о нем. А как мне тяжко без него, как я скучаю о целостности блеска мысли, по панцирю своей удачи путешествий, по нашей смертельной опасности?!
Но вам известны только струпья смерти, вы привыкли думать только о том как бы увидеть жизнь в предшествии смерти…. Как естественны мы были, как хорошо умели мы говорить к нему, как могли мы в свое время чудно препарировать его, гордостьзрения бога, как мог он ужалить и убить, но он проказник и потому шутит с нами, оставляя нас где только придется и, занимая новое в своем, и не узнавая нас и насмехаясь над нами каждый раз, когда видит нас в области возможного в области действительного. Что может быть ужаснеехолода хозяина при встрече с нами – только боль огняидиотизма.
Нам приходится мириться со всем, нам приходится прогибаться в отношении всех, и мы должны понимать, что мы и есть основание превращения, основание стремления к той или иной форме организации, имя которой возможность превращения, а, следовательно, и возвращения.
Сохранение себя вещь весьма интересная, она всегда предстает объектом анализа только, когда хранить практически уже нечего кроме разве что своих воспоминаний.
Процесс этот вполне очевидный aposteriori. Механизм предостережения всегда работает на чувственном, путь познания состоит в том, чтобы обдуманность и уверенность каждого акта познания становилась единственной причинойпоступка мыслящего. В итоге мы не доверяемся внутреннему, чувственному, действуя от противного, разрушая то, что божественная случайность сделала для нас необходимостью бытия.
При этомподменяется знание на самопознание, в итогеприходишь к тому, что являешься кладбищем нереализованных возможностей и место тебе оказывается только в части воспоминаний самое себя о том, как тебе именно тогда было хорошо. Но опять же ложь, потому что, тогда хорошо не было.
Странно для меня так же и то, насколько незащищен наш субъект перед общественными парадигмами жизни — творчество формирует именно личную парадигму, обратную парадигме общества (теория хвоста), в то время как общественное восприятиедавит именно системой«прошлое – настоящее – будущее». Кстати не забудьте о том, что наш человек — это всегдаигрок, азартный игрок для него, либо игра, и игра в рамках его честолюбия того, что он знает и может понимать как успешность, либо ничего; и здесь главное неубить себя рутиной творческого.
Восприятие своего бытия как войны, как состояние войны – вот главное чтоможет быть положено в основудля рекомендации потворческому бытию, но при этом игра только для него одного и серьезность для всех остальных, если, конечно, мы говорим о типе «мессии», творческое которого направлено в отношении всех и для понимания всех. Он не может позволить себегрупповое восприятие, восприятие определенными отдельными формамилюдей, он для всех. Теперь о внешней персонификации. Конечно, прекрасен пример великого художникапо совместительству и дипломата.
Но не стоит забывать, что общественные формы легко персонифицируют азартную душу нашего человека. А плюс ко всему же он не склонен к самокопаниям и тем более признанию ошибок, он будет до конца упорствовать в том, что таклучше для его творческого, что он вынужден быть.… но в то же время все дальше будет уходить, все дальше и дальше, пока не окажется, что хвост отброшен, кругом уже не последователи, а primusinterparis в лучшем случае, и именно эту форму он и будет отстаивать до конца жизни. Обидно? Не то слово. Приобретая новую сущность вуходе от самое себя, наш человек сохраняет привычку защищать себя, уничтожая все что против него.
В итоге получается редкостный мерзавец, если вовремя не остановиться. Множество не состоявшихся гениев погибли от рук мерзавцев – преступников считавших их своими. Нашего человека привлекает в преступной жизни именно modus vivendi последних- они в этом родные души. Иногда получается, что дни сочтены уже не вечностью, а обиженным им человеком, воспринимающим нашего гения именно как последнего подонка, ибо именно в части отсутствия моральных устоев, в части бытового он и есть последняя мразь (в глазах простого действительного современника).
В этом отношении неплохо иногда почитать автопортреты классиков творческой шизофрении. Например, не перестану удивляться автопортрету «Степаньчиково и его обитатели» Ф.М. Достоевского. Если и есть точный портрет человека творческого – то это портрет обитателей села Степаньчиково.
Достоевский описывает каждое действительное, приписывая ему, роль демона, но в образе конкретного человека – героя произведения. Ну, кто и нас не узнает самое себя, каждую черту своего характера, в героях этого прекрасного произведения. Особенно собственная неуверенность повествователя, и возвращение в Степаньчиково. Остальное придет само по курсу, не про Достоевского же мы пишем, хотя он Достоин творческой жизни любого из нас.
В части «рутинного творчества», когда из написания текстов превращают работу, выполняемую в определенные часы и в определенное время. Это очень хорошо, но не для того, чтоприносят на рынок вечного, там не очень- то сильно любят все сделанное на конвейере.
Мне иногда везет на хорошие советы – это один из них.
Другой - не бойтесь, проработать 10 лет в черновиках по принципу – работай там, где вдохновение тебя застанет, зато потом вы сможете вот именно таким методичным способом, ежедневным способом отработать свои накопленные сокровища, всю ту самую золотую руду. Но это только, если вы тот, кто никогда не может довести начатое до конца. Это нормально в плане любого творческого произведения. Но лучше конечно быть последовательным в любом случае и заканчивать все в срок, не предвещающий безумия от груза невыполненных обязанностей.
Всегда помните, что ваше творчество — это ваш якорь в Бездне Вечного, но не превращайте свой путь в вечные маяки того пути, где вы побывали, творческое не вспомогающее. Это то, что расширяет саму бесконечность, то, что и есть вечность в рамках миллионов жизней. И шулерство здесь совершенно не при чем, только игра, правила которой знают едва ли два десятка ваших современников. Ну, плюс миллионы тех, кого уже нет, и сотня другая тех, с кем вы еще можете пообщаться. Когда — нибудь ваше уважение к людям перестанет иметь место.
Это может случиться, потому что вы никогда ненадеялись найти в них читателя, может быть от того, что вы слишком хорошо знаете людей, может быть от того, что вы не знаете их вовсе, но это случится для вас, если вы случитесь для вечности. Именно тогда вам придетсяузнать себя как то, что вы делаете, тогда вам придется отдать себя тому, что вы делаете, не требуя от внешнего компенсации за это в форме — славы наград и прочее.
Может быть, именно тогда слова «заблистать через триста лет – вот моя мечта» не покажутся вам уж столь непонятными и стол честолюбивыми. По сути дела людология – всего лишь и инструкция о том, как сохраниться в вечности. Прекрасно понимаю, что она не может научитьструктурировать реальность, она всего лишь может рассказать как это делают другие. Но вто жевремя необходимо понимать, что обладание данной возможностью, возможностью изменять социум через изменение воли и сознание людей – это то, что рождается в нас само по себе без вашего желания и уж тем более без участия вашей воли в широком общественном представлении о том, что есть воля. Вот это пожалуй вы и должны, прежде всего, сохранить как то, что и есть вы и только вы, ибо изменения подобного рода — это всегда действия от противного, а именно данные действия иесть познание самое себя через уничтожение всего того подобного в других, от чего ты уже сам имел счастье отказаться на пути к творческому.
Да еще о рынках. Рынки тщеславия прекрасная вещь. Если вы хороший продавец, то и один сборник стихов может обеспечить вам столетнюю славу. Но, чем больше понимаешь комичность последнего, тем большежелаешь спрятаться глубже. Это эффект зеркала и ему в принципе можно поддаться, есть одно лишь но: качество товара начинают считать постоянным, затем эксклюзивным, затем к нему привыкаешь как к самое себя, уже начинаешь воспринимать как самое себя и наконец просто кладешь в хранилище, что тоже в принципе не редкость для нашего брата.
Так вот, делать этого не стоит, это грозит вселенским провалом, а так же претензиями потребителей.
