Найти юриста / адвоката / эксперта
ВВЕДЕНИЕ
Уголовное право просто не может себе позволить быть заложником каких – либо положений, лишенных правового обоснования, выраженных идеологически или политически в форме пожеланий и целевых программных установок в ракурсе двух — трех десятилетий.
Право – это бытие справедливости, это средоточие разумности и, соответственно, последняя черта допустимости значений для человека как существа, включенного в систему социальных отношений того, что мы называем социальными отношениями.
Уголовное право должно, прежде всего, обеспечивать форму бытия справедливости в ее отношении к конкретному человеку, который предоставлен сам себе в системе, где индивидуальная свобода – первичное основание для бытия в качестве успешного члена общества. В этом отношении Уголовное Право –так же мера индивидуальной свободы в ее негативном понимании (разрешено все, что не запрещено).
Рассматривая вопросы подобного рода, мы неизбежно приходим к пониманию вопроса о когнитивной функции Уголовного Права, его роли в формообразовании представлений государства и индивидуума о том, что есть преступление.
Здесь мы пока не будем говорить о том опыте, который наработала юриспруденция в определении понятия преступления, попытаемся схватить саму форму сущности нашего вопроса по отношении к тому, что в конечном счете называет преступление — уголовному праву. Юристы сегодня уже совершенно спокойно и с достоинством признают свою неизбежную дистанцированность по отношению к философии, понимая последнюю,- как нечто, что уже не может быть необходимо полезным в рамках отрасли права. Это мнение все чаще подразумевают практики, все больше оно находит озвучивание в лице представителей науки.
Проблем в правовой теории больше, чем мы можем себе представить, больше, чем мы можем просто назвать. Переход от централизма к индивидуальной самостоятельности мысли наиболее пагубно сказался на состоянии научных школ права во всех регионах России, по существу переход от «коммунистического» понимания, традиционно марксистского, к новой школе (а, следовательно, через нее к новому правосознанию, правопониманию и пр.) не состоялся. Западное заимствование, по – прежнему, невозможно в силу практической неприменимости на Российской почве «технологий мышления» (плюс коренное отличие правовых систем).1
В мире мысли мы не сдвинулись ни на шаг. Это образует достаточно большой диссонанс с миром действия, — молодая Россия достаточно быстро набирает обороты в сфере предпринимательства, нового государственного строительства, политических технологий, социальной инфраструктуры… получается та ситуация, при которой теория учится у практики, при этом сама до конца не представляя себе как тот или иной казус вообще может иметь место в действительности.2
Это чувствует самый простой адвокат и самый высокопоставленный чиновник. Данное отсутствие четкого предела действия в теории, на практике трансформируется в простой произвол, который находит свое выражение как в ставшей уже обыденной коррупции, так и в форме невиданного государственного строительства. Мы пытаемся решить проблемы условия как проблемы цели. Условия проживания, условия самореализации личности, признание ее приоритетной ценностью в государстве — есть следствие движения государства к определенной цели, вынесенной за пределы личностного, ориентированной на приоритеты, имеющие общественный характер в высшем их обобщении, но никак не в случае, когда мы идем к цели, которую сами не знаем, а о достижении этой цели судим по тому как живется среднему человеку в стране (пускай даже эта информация дана в статистических сводках правительства). То же самое наблюдается в рамках уголовного права как науки.
НАУКА КАК ФОРМА ПОЗНАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
1. О науке как форме отражения реальности. Феномену науки как явления социальной жизни посвящены тысячи исследований, которые в той или иной мере освещают вопросы методологии, места и роли науки и прочее.
В основном вопрос о науке ставится применительно крезультату деятельности, к научному знанию.
Причем, соответственно, вопросы о методологии научного знания трансформируются в вопросы творческого познания, которое систематизировано и упорядочено относительно науки, целесообразности науки и прочее.
Может показаться, что для юриста не совсем важно и интересно знать, что есть наука, что под этим понимают методологи науки и прочее, но в свете вступления Российской Федерации в мировое сообщество, с признанием нашей страной международного законодательства как части внутренней системы государственного права, при соответствующей ратификации, мы не можем позволить себе избегать данного вопроса, т.к. в англосаксонских странах некоторые из результатов научной деятельности непосредственно приобретают форму права (положения Устава ООН в части Международногосуда).
Применительно к уголовному праву это так же имеет важное значение, поскольку уже сейчас вырабатывается концепция «уголовной сферы»3, а РФ все чаще звучат голоса тех, кто говорит о возможной интеграции правовых систем англосаксонского права и нашей системы права.4
Поэтому понимание роли науки в формировании понятия преступления является приоритетной областью исследования и без нее, конечно, не обойтись при анализе понятия преступления. Наука, как и все сущее, необходимо анализировать в комплексе взаимодействия элементов бытия.
Если обратиться к несколько забытой традиции универсального анализа (к «Метафизике» Аристотеля, например), то нам необходимо определиться в отношении следующих элементов явления. Данными составляющими являются: целевая, формальная, движущая, материальная причины бытия. Под целевой причиной понимается то, ради чего существует явление.
Цель определяется через значение, которое обнаруживает себя в мысли о предмете (явлении). Совокупность смыслов проявляется в предназначении, которое есть элемент в понятии сущности. При анализе данных вопросов Аристотелем, при существующей в то время «общественно – экономической формации», анализ мог строиться только в отношении стабилизированных форм бытия, которые были однозначно унифицированы относительно понимания времени. 5
Сегодня понимание целевой причины явления может быть выражено не только сквозь небезызвестное соотношение субстанционального и общего, но так же через категорию бытия в возможности.
Первично сам термин так же был введен Аристотелем, но применительно к нашей работе он требует опять же некоторого прояснения(в части методологии Аристотеля и ее современного применения к понятию уголовного права мы скажем позже).
Бытие в возможности – есть бытие мысли, при этом два этих термина употребляются в абсолютном тождестве. Не бытие в мысли, или мысль для бытия, а сама мысль как самостоятельное бытие, бытие в возможности. Соответственно, например, книга – это есть бытие в возможности, которое реализовано в действительность таким образом, что все три причины подчинены изначально одной целевой (содержанию бытия в возможности, мыслям выраженным в книге).
Сам термин «бытие в возможности (БВ)» вводится для упрощения объяснения относительно целевой причины любого явления, так как любое известное нам явление необходимо понимается нами через свое предназначение, через свою цель. Многообразие явлений не так велико как кажется и, как мы увидим в дальнейшем, практически все процессы могут быть выражены рядом стандартных формул, при следовании данной терминологии. Бытие в возможности науки это прежде всего:
1. амореализованные относительно самое себя формы бытия в возможности т.н. «архив науки». Вся масса знаний, облеченная в форму доступную для восприятия 3-х лиц.
На данный момент в РФ это в большинстве своем текстуальные материальные носители. Данная форма выделяется не в силу своего содержания, а в силу того, что она действительно по форме представляет собой доступность достаточно ограниченному кругу лиц и не носит характера известности неперсонифицированному круг лиц.
Особенно в отношении науки уголовного права. Данное бытие в возможности носит стабилизированный характер и представляет собой вневременное соединение, т.е. не подвержено влиянию времени относительно самое себя (только в отношении понимания его со стороны 3-х лиц);
2. Сознание представителей движущей причины науки (ученых). Оно может быть как систематически корреспондируемо относительно персонифицированного круга лиц (в рамках свободного академического курса применительно к ВУЗу вообще), так и носить общественный характер посредством озвучивания в средствах массовой информации. На сегодняшний день формой данного бытия в возможности являются академические курсы лекций, конференции, круглые столы и пр.
3.Сознание 3-х лиц, не включенных в орбиту движущей причины науки. Если первые две формы были представлены как внутреннее содержание науки (которая может быть очерчена по кругу участников тематике и пр.), то данные формы являются в некотором роде внешними.
3.1. приобщающиеся к науке (студенты, аспиранты и пр.);
3.2. практики (в нашем случае правоприменители), те, кто составляют когорту, которая «верифицирует» научные положения на «практике» (слова употреблены в кавычках для того, чтобы их можно было позже заменить на действенно людологический аппарат терминологии).
3.3. неперсонифицированный круг лиц. Данный субъект восприятия не осознает, что то, с чем он сталкивается имеет отношение к научным разработкам, в прошлом принадлежавшим, допустим, индивидуальному ученому, воспринимает все как естественное, данное почти от Бога.
Например, сегодня таково отношении к электричеству и прочим естественным продуктам науки ХIХ века. Здесь представления о науке трансформируется в представления о специальном статусе («ученый»), само наличие которого у субъекта высказывания гарантирует верность и точность значения фактическим обстоятельствам жизни (т.е. снимает противоречия мысли по поводу того или иного предмета).
В этой связи у Аристотеля, равно как и у Платона в диалогах, используется выражение «сведущий».
Суммируя вышесказанное:
— целевая причина Науки обнаруживает самое себя в точном и однозначном представлении о каком – либо комплексе явлений действительности.
— формой бытия целевой причины являются: самореализованное относительно самое себя БВ (текст)
— статичный носитель; сознание активных субъектов научной деятельности; сознание 3-х лиц (при более точной людологической формулировке, которую мы дадим позже необходимо говорить бытие в возможности субъектов…)
— динамичный (в некоторых случаях по Канту — активный) носитель БВ.
Соответственно, идеальной (и необходимой ситуацией) является положение вещей, при котором положения, выработанные в сердцевине общественного знания, находят свое отражение (без какого – либо искажения) в умах неперсонифицированного круга лиц.
К сожалению, ситуация с пониманием преступления у нас в стране далека от такого положения.
Следует так же отметить, что бытие в возможности не исчерпывается кругом известности его носителя. Это самостоятельная категория бытия, которая относится к человеку как содержание и форма, более того, мы не можем закрепить за человеком даже способность контроля или повседневного анализа за БВ, соответственно наука здесь в своей целевой причине выступает как динамическое явление огромной разрушающей способности.
2.Формальная причина.
Формальная причина здесь относится к переходу бытия в возможности в бытие в действительности. Все четыре причины образуют между собой парадигму, устойчивое сочетание элементов которой, фактически относится к любому явлению по структуре, само же сходство и различие явлений (проблема единичного и общего так же включается сюда), образуется вследствие качественной и количественной неоднородности элементов формы, но сама остается неизменной. Более подробно мы скажем об этом позже в части методологии вопроса.
Сейчас же отметим, что под формальной причиной понимается самодостаточность способа проявления целевой причины.
Иными словами, даже при полном непонимании при восприятии целевой причины, вы все равно сталкиваетесь с формальной причиной.
Например, лекция на иностранном языке по неизвестной Вам тематике может быть абсолютно скрыта по своему значению, (вы не заимствуете никакого бытия в возможности), но вам доступна форма, в которой выражено бытие в возможности. Интерпретация формальной причины производится исключительно средствами индивидуального бытия в возможности воспринимающего субъекта.
Таким образом, восприятие целевой причины возможно только при наличии подобия бытия в возможности субъекта корреспондирования бытия в возможности, бытию в возможности субъекта восприятия (подробнее о формах восприятия смотрите раздел методологии по людологии).
Наука Уголовного права специфична тем, что ее формальная причина в пределе выражения целевой причины нацелена на формирования тождества бытия в возможности практических работников.
В пределе же воспроизводства и формообразования целевой причины вообще уголовно-правовая наука замкнута на самой себе и нацелена только на то, чтобы корреспондировать содержание самое себя публичной власти, государству. Положение, при котором научные взгляды приобретают форму содержания закона считается наивысшим достижением для нас сегодня.
Причем подразумевается, что неперсонифицированный круг лиц является источником тех представлений, которые озвучивает наука и, таким образом, мораль и нравственность как естественная форма выражения бытия в возможности неперсонифицированного круга лиц не может не быть основой уголовно- правовой политики государства, а тем более пределом верификации научных теорий. 6
Эта красивая концепция разбивается о практику латентной и организованной преступности, произвола бюрократии в форме коррупции и простого наплевательского отношения к должностным обязанностям. Но в целом мы продолжаем думать, что ровным счетом ничего не происходит, что мы можем справиться с данными «рядовыми» проблемами уже известными методами. Мы не хотим признаться, что тот круг проблем, перед которым нас поставил сегодняшний день выходит за пределы нашей способности справляться с данными вопросами. Мы принимаем развитие организованной преступности за проявление социальных тенденций, которые носят известный нам характер, прячемся за масками «законодателя», нестабильной экономической ситуации, российским менталитетом и пр.
Нам необходимо понимать, что невозможность практики решать проблемы проистекает не из-за того, что практика не хочет учиться у теории, или теория недостаточно финансируется государством и пр., а из-за того, что наша научная мысль сегодня не способна предложить практически реализуемые проекты, имеющие стратегическое значение в развитии той же борьбы с организованной преступностью, не говоря уже о выявлении масштабов ее латентности, или прогнозировании развития понимания преступления на ближайшие двести – триста лет.
Формальная причина науки способна акцентировать внимание только на самой себе (следить за методикой учебного, научного процессов, подводить итоги и хвалить себя), наука шаг за шагом перестала быть воспринимаемой теми, от кого зависит практическое воплощение идей, образов в реальности.
Формальная причина науки уголовного права представлена не трудами и формой бытия в возможности, которое способно оперативно реагировать на запросы дня, а персоналиями, озвучивающими осколки общенаучного в форме объективации тех или иных обезличенных временем положений. С этой точки зрения нам необходимо сегодня всестороннее целостное исследование, начинающееся с самых основ, с фундаментальных вопросов, первым из которых является понятие преступления.
Понятие не в представлении опять же целевой причины науки, или формальной причины в рамках здесь и сейчас (по объему влияния они не сопоставимы), а анализ в рамках здесь и сейчас, который бы разрешил вопросы теории таким образом, чтобы они уже могли быть применимы к практике, без нового скачкообразного революционного изменения последней.
Цель науки в отношении ее формальной причины – это, прежде всего, включение в свою орбиту всех звеньев бытия целевой причины. У каждого, кто имеет хоть какое –то косвенное отношение к бытию преступления должно быть сознание того, что ожидаемыми от него действиями по оценке деяния он приращивает тот наработанный материал тысяч субъектов познания, что его разум (как и материальная свобода) застрахован от ущерба ошибки.
Люди держатся за те выводы, к которым якобы пришли сами, поэтому и методология научного знания должна быть такова, чтобы простой обыватель понимал значение мотивов действия тех же должностных лиц, был посвящен в то, благодаря чему именно данное деяние называется преступлением.
Ему должна быть доступна формальная причина формообразования понятия преступления, как в идеальном отношении (формальная причина науки), так и в практическом (в данный момент это, к сожалению, положения УПК РСФСР).
Без этого мы будем сталкиваться с тем, что свое непонимание происходящего человек приписывает тому, что «все они взяточники, сволочи» и прочее; но для того, чтобы простой человек мог разбираться в том, о чем мы говорим, сама методология познания уголовного права должна быть лишена того самодостаточного потаенного смысла, которым она сейчас обладает, с точки зрения 3-х лиц «не причастных к юриспруденции».
3.Движущая причина.
В любой парадигме движущая причина состоит, прежде всего, из субъекта реализации бытия в возможности в действительность. Само по себе бытие в возможности недоступно по восприятию, оно вообще не существует с точки зрения допустим 2-х лиц. Мы можем лишь догадываться (в определенной степени гарантированности) о наличии бытия мысли у кого бы то ни было, соответственно, судить и констатировать ее наличие благодаря анализу действия субъекта, которому мы приписываем способность обладанием бытием в возможности. То, благодаря чему мы можем судить о наличии мысли есть формальная причина, она есть оформление в действии (в широком смысле, пока мы не прибегаем к людологической терминологии) мысли.
Но сам субъект обладает бытием в возможности таким образом, что оно доступно его восприятию постоянно, и степень того насколько оно реализуемо им в действительности может быть одинаково как показателем того, что принято называть волей, так и того, что принято называть в уголовно – правовой науке – умыслом при совершении деяния, называемого преступлением.
Такова краткая характеристика применительно к индивидуальному, при общественных процессах все выглядит несколько иначе. Так, в науке, количественное находит свое выражение применительно к субъектам познания, в то время как качественное может быть неизменным и единичным.
Такова, например, характеристика правовой школы, где множество субъектов познания (количество) при том, что каждый человек есть некоторая субстанциональность в ее высшем проявлении, есть составляющее качество, которое – содержание учения данной школы.
Соответственно, движущей причиной (тем, что реализует бытие в возможности в действительность, т.е. делает формальную причину выражением целевой) является деятельность (динамическое бытие) «количества»(ученых).
Ситуация, отражаемая в данной конструкции есть следствие необходимости человеческого в снятии противоречий мысли, человек не может обнаруживать себя в поле противоречия целевых причин при одном факте действительности.
Состояние покоя для человека достигается только в том случае, если налицо однополярное соотношение: одна целевая причина(представление о…) – одна материальная (факт действительности).
Только в данном случае происходит символизация (равновесие идеального и материального), а, следовательно, открывается путь к появлению навыка, когда те или иные процессы, сохраняя самое себя по своим элементам вытесняются из сознания и приобретают форму автоматического бытия, не требующего постоянного присутствия сознания и контроля.
В конечном счете любой процесс стремится в своем саморазвитии к тому, чтобы превратиться для данного человека в навык и необходимое условие бытия цивилизации (например, разведение огня первобытным человеком -это таинство, состоящее в покровительстве бога огня, зажигание газовой плиты сегодня – навык для любого и, соответственно, необходимость «цивилизованности»).
Научная среда не исключение из данного правила, поэтому в науке очень широко развито стремление к однозначной детализации предмета исследования. Полярность научных точек зрения, соответственно, приветствуется только как вскрытие противоречивости самого предмета познания, но никак не автономия представлений по субъекту познания. Принцип количественности субъектов познания трансформируется в тоталитарность определенного качества (содержания бытия в возможности предмета).
Применительно к Уголовному праву это нашло свое идеальное отражение в руководящей роли уголовного закона в понимании преступления.
Юриспруденция в самом начале своего становления начинала «работать» с правом толкования права.7 Право возникает, прежде всего, как стабилизированный образ бытия той или иной чувственно- конкретной ситуации, образ который гарантируется особыми субъектами реализации, в случае отступления, от которого, возможно ответное чувственно- конкретное действие (ответственность). Уголовный Кодекс по своей природе является исчерпывающим перечнем образов тех деяний, которые могут быть расценены как преступления, поняты как таковые.
Помимо общеизвестных демократических моментов это свидетельствует о том, что Уголовный кодекс (Особенная часть) является так же познавательным пределом вообще. Соответственно, он и является тем «качеством», которое противостоит количеству (субъектам познания).
Знание Уголовного кодекса превращается в своего рода органон по опознаванию того, что есть преступление. Субъект познания соотносит то, что он знает о преступлении с тем, что есть предположительно преступление и при совпадении бытия в возможности с действительностью происходит квалификация.
Для субъекта правоприменительной деятельности – это вообще форма работы. Закон, таким образом, выполняет не просто функцию, исконно свойственную праву, но так же является когнитивной возможностью предела вообще, а это означает, что оперативное реагирование современного общества на рост преступности и на появление ее новых форм, невозможно.
Уголовный кодекс как законодательный акт всегда носит ретроспективный характер, направлен на борьбу с деяниями ставшими известными как преступления к моменту его принятия (по крайней мере, как утверждает сегодняшняя наука, те деяния, общественная опасность которых была оценена соответствующим образом, соответственно и обратной силы Уголовный закон не имеет), он может называть преступлением только то, что есть преступление, исходя из его содержания.
Если принимать за преступление самое основное его понимание – девиацию в той или иной мере, обладающую теми или иными признаками, то соответственно, следует заметить, что при динамизме современных отношений, уголовному законодательству просто неизвестны те девиации, которые в дальнейшем действительно приобретут явно общественно- опасный характер, а сегодня скрыты как повседневно – обычные.
Ученые, являясь движущей силой Науки, поддерживают и обосновывают доктринальное понимание преступления, нисколько не подвергая сомнению целостную картину понимания преступления,8 но ежесекундно сомневаясь в частностях квалификации, определения, понимания, что в принципе так же является необходимым, но только при систематическом подвергании сомнению общих представлений, касающихся формообразования самого понятия. Ибо именно это формообразование и есть то, «благодаря чему многообразное в явлении упорядочивается определенным образом»9 относительно субъекта восприятия. Это и есть зависимость объекта познания от активности субъекта познания, это и есть формообразования представления.
При этом, конечно, понятно, что желание избежать мучительных гносеологических противоречий познания рождает потребность в чем – то стабильном, таком как закон, но при этом необходимо помнить об ответственности, которую берет на себя каждый кто способен утверждать то, что непосредственно будет касаться судеб людей.
Именно так рождается демократия как высшая форма ответственности перед самим собой по вопросам, которые, в принципе, не могут контролироваться никем кроме тебя самого.
Именно поэтому целью настоящей работы является формирование общих начал такого метода познания, который позволил бы определяться в отношении понятия преступления без оглядки на практику считывания смысла буквы закона.
Речь идет не об отвержении норм закона, но о том, чтобы способности разума были выше условностей, облеченных частью суверенитета государства. Не быть заложником собственных представлений – вот задача новой методологии для каждого. И, конечно же, мы не можем требовать от правоприменителя и простого обывателя принятия наших положений на веру, именно поэтому новая методология должна быть доступна всем, чтобы могла быть та самая идеальная ситуация, при которой даже самый простой человек мог быть нашим сторонником в определении преступления, а не нашим верующим, соблюдающим нашу точку зрения только потому, что за ней стоит сила государственного аппарата «убеждения».
Ученые первые должны осознать это и пронести знание через все сферы участников познания, ибо именно они движущая причина науки, при том, что результат их же бытия в возможности, выраженный в форме самореализации относительно самое себя – есть часть ее целевой причины.
Материальная причина.
Это та самая действительность, чувственная конкретика вещи, которая воспринимается нами и посредством ассоциации идентифицируется относительно того или иного понятия, бытия в возможности.У науки материальной причиной выступает само значение, поскольку здесь парадигма замкнута на самой себе, идет воспроизводство бытия возможности из самой возможности. Чувственное восприятие сосредоточено не только на формальной причине, но так же на чувствовании фактов, которые составляют предмет исследования.
Для науки уголовного права материальная причина задана самой окружающей действительностью в форме преступления; того, что понимаемо как преступление, и, с этой точки зрения, не целевая причина воплощается в действительности (материальная, как правило, соответствует целевой, так как представляет продукт реализации последней), а действительность в своей части переходит в представление о ней в форме целевой причины, которая выражена в определенной форме (систематизированная, т.е. формальная причина), она и есть конечный продукт общей парадигмы Науки. Эта парадигма воспринимается соответствующим субъектом и воплощается в практики стабилизации форм действительности.
Ergo:
1. Наука как целостная парадигма формирует представление о преступлении, но не реализует его в действительность, поскольку структура самой парадигмы предполагает только формообразование бытия в возможности определенного вида (научное знание).
2. Бытие в возможности преступления, формообразуемое наукой Уголовного права не должно быть зацикленным на представлениях позитивного права о преступлении (Уголовный кодекс), иначе получается замкнутый круг, который ведет только к тому, что наука улучшает положения позитивного права, укрепляя его в своей правоте, нисколько при этом не подвергая правильность выводов в отношении универсума, что неминуемо рано или поздно сказывается на ситуации в общем.
Сказываться это может достаточно многообразно: начиная от вселенского коррумпирования строя и, заканчивая революционными преобразованиями, когда сама действительность, освободившись от влияния представлений позитивного характера обретает свое бытие в возможности (примером может послужить революция 1917 года в России).
О НЕОБХОДИМОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ УНИВЕРСАЛЬНОГО МЕТОДА В ПОЗНАНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Вопрос определения, названия, истолкования, понимания, формирования представления, — это вопрос первостепеннейшей важности для человеческого.
Человек живет в кругу осмысленных вещей, в кругу своей осведомленности, в кругу разума и власти(желательной власти) над формами известной ему и его собратьям действительности.10
Понимание – следствие отношения к предмету познания, сформированному, благодаря определению данного предмета. Понятие выступает в действительности как знание ожидаемого от чувственного явления, с которым сталкивается индивидуум. Ясность и простота определений, их соответствие действительному положению вещей, — это те задачи, которые ставит себе подлинно диалектическое познание.
Диалектика так же говорит о свойстве действительности, которое есть прежде всего присущая каждой вещи индивидуально чувственная конкретика, множественность качественности которой и подобие другим формам действительности (обладающих такой же степенью конкретики) позволяет говорить о сущности явления, обнаруживающей свое отражение в понятии данного явления.
Таким образом, категория понятия выступает как обобщенное вербальное отражение чувственных свойств, присущих какому –либо явлению. Данные свойства обнаруживаются субъектами познания в процессе непосредственного взаимодействия с явлением действительности, отражаются в формах мышления, стабилизируются логикой и конституируются как признаки; совокупность, которых позволяет говорить либо о наличии, либо об отсутствии в рамках обнаружения суждения того, или иного явления(с учетом того, что любое суждение относительно любого объекта так или иначе выносится в определенных временных рамках, которые однако могут дифференцироваться относительно субъектов восприятия, начиная от вечности (например, Новый Завет) и заканчивая рамками «здесь и сейчас», нацеленными на единовременное структурирование реальности( например, постановление о привлечении в качестве обвиняемого).
Таково в общих чертах представление классической школы осведомленности о познании. Именно данная школа обслуживает сегодня интересы научной среды всего мира, именно ее положения взяты на вооружение в любых формально –логических представлениях.
Если быть внимательным, то мы увидим, что и современное понимание преступления в рамках системы уголовного права России полностью опирается на диалектические законы развития, а главное — соответствует им, и оправдываемо ими. Наша работа посвящена тому, что мы анализируем понятие преступления. Но при этом мы не будем анализировать содержание понятия преступления. Обычно же именно этим занимаются те, кто обращается к этому вопросу.
Понимая, под преступлением конкретику чувственного (деяние)11 начинают производить характеристику данного чувственного в соответствии с понятием, данным, например, в Уголовном кодексе, при этом, используя собственную силу критического суждения, которая, как учит все та же диалектика, есть имманентно присущее каждому, кто способен мыслить, ибо сами законы мышления диалектики взяты из объективной реальности. 12
Получается ситуация, при которой общий метод познания корреспондируется индивидуальному субъекту познания, воспринимается им как естественность форм мышления и реализуется в суждении относительно того или иного предмета действительности. При том, что и неперсонифицированное большинство других субъектов познания обладают данным методом и воспринимают его так же как естественность, возможно согласие относительно характеристики того или иного предмета, даже не на основе выводов вследствие непосредственного взаимодействия с ним, но на основе однотипности доказательств в построении суждения о признаках предмета.
Данная ситуация порождает возможность образования общего понятия, признаваемого всеми и являющегося соответствующим ориентиром для координации действий и форм представления об этих действиях. Соответственно и функция понятия применительно к практике бытия (минус когнитивная самодостаточность) является унифицированностью чувственного отношения субъекта познания к предмету (содержанию понятия) и к другим субъектам, взаимодействующим с субъектом суждения, и предметом суждения. Данная ситуация идеально подходит для замкнутых социальных систем, где циркулирование представлений о предмете реальности, не покидает известных границ, очерченных, допустим, территорий известности.
До недавнего времени именно такая ситуация имела место быть применительно к человечеству в целом (для России она закончилась только с распадом СССР). Если приблизить взгляд к архаике времен, то мы увидим, что только такая ситуация и имела место быть на Родине диалектики – Греции. Уклад жизни древне -греческого полиса предполагал не только подобие относительно форм восприятия действительности, но и относительно действительного (правового, политического и пр. ) статусов.13
В обществе, которое не может быть изолировано не только от самое себя (индивидуальная свобода личности), но и от другого общества, причем необязательно другого по государственности или территориальному месту расположения- здесь можно говорить вообще о преемственности культур, смена которых происходит сегодня чрезвычайно быстро, — общество не узнает себя, а традиция уже не может сдерживать преобразования, которые во многом носят хаотичный характер; диалектика физически не успевает за практикой действительности. Примеров тому может быть масса, но в отношении нашей работы можно привести только один, который по своей масштабности и непонятности прекрасно иллюстрирует выше сказанное – организованная преступность, феномен ХХI века.
Наши методы определения здесь бессильны, более того, авторы многих научных работ говорят о т.н. «традиционной форме преступности» и «организованной форме»14, на самом деле не преступность является традиционной, или новой, а наши представления о ней производны от традиции, или от ощущения необходимости новых подходов в понимании и определении преступления. Данное положение следствие того, что уголовно- правовая наука никогда не обладала самостоятельной методологической базой познания.
Гегель неоднократно указывал на необходимость формирования метода, лишенного какого –либо отношения к позитивному праву, метода вынесенного за рамки правовых реалий, с тем, чтобы при определении какого – либо явления можно было избежать порочного круга в доказательстве, при котором сами посылки суждения, детерминируют средства доказывания, подменяя их. К сожалению, именно это наблюдается сегодня при анализе понятия преступления.
Вопрос определения преступления является наиболее актуальным не только для науки уголовного права, органично включенной в становление новой (пока неясной) общественно –экономической формации, но и для любого гражданина, человека, ибо в конечном счете уголовное право оперирует судьбами людей, очерчивая круг деяний, совершение которых может изменить и разрушить их.
1. Уголовное право как предмет исследования.
Уголовное право как предмет анализа – уникально. Это единственная отрасль права, которая непосредственно и целиком состоит из форм и правил оценки акта человеческого поведения как преступления. Именно здесь канонизируется то, что получает название преступления.
С этой точки зрения Уголовное право представляет действительный гносеологический интерес для того, кто исследует природу социальных девиаций. Более того, – только Уголовное право может быть сферой знания и познания преступления, вне правовой нормы Уголовного Кодекса – нет представления о преступлении, нет преступления (Nullum crimen, sine lege).
В системе отраслей права, в организации законодательства, Уголовное право всегда занимает особое положение, которое обусловлено его природой и предназначением. Уголовный закон должен охранять и защищать, таковы его важнейшие функции. Причем защищать не частный интерес, но интерес общества, реализующийся в субъективных правах, отсюда публичный характер Уголовного права. Отличительной чертой так же является то, что оно самодостаточно и всегда статично относительно самое себя.
Только Уголовный закон может быть источником Уголовного права, он есть то, что целое по отношению к любому новому, которое есть часть (ср. п. 1 ст. 1 УК РФ 1996г.) с этой точки зрения, с точки зрения формы существования Уголовного права (как единственного закона, кодекса), — Уголовное правоявляется универсальной самодостаточной системой. В пользу универсальности уголовного права свидетельствует еще ряд фактов, на них мы остановимся позднее.
Сейчас же хотелось бы обратить внимание читателя на сущность предмета нашего исследования. Уголовное право — это не просто система норм права, это нечто большее – это единственное в своем роде стабилизированное и детерминированное представление. Содержание этого представления исключительно тем, что оно носит черты имманентной присущности человеческого, — преступление сопутствует человеческому с момента рождения сознания человеческого. Если быть исторически внимательным, то обнаруживается, что Уголовное право сегодня выполняет функцию, которая ранее была свойственна только Богу.15
Именно оно сегодня определяет и предопределяет то, за что следует наказывать того, кто может быть подобен богу –Человека. Видеть в УК совокупность норм, пригодных для уголовного преследования, для приведения в действие механизма государственной компетенции по определению того, что есть преступление, и что им не является, — это узкий подход, свойственный юридическому способу определения сущности явления.16
В современных условиях гуманизации социального общежития человеческого, этого явно недостаточно. Недостаточно потому, что при анализе почти всегда образовывается «круг в доказательстве» относительно обоснования целесообразности того или иного положения. Применительно к юриспруденции это выражается в известном тезисе Г. В. Ф. Гегеля о том, что анализ права не должен сводиться к анализу нормы права, право не должно анализироваться изнутри. Иначе вопросы познания, границ познания, будут сводиться к тождеству тезиса и доказательства, а доказательства тезису.
Так, например, юридической мысли сегодня нередко свойственно в доказательство невозможности критического суждения по тому или иному вопросу, приводить следующую аргументацию: «но таков закон! Это воля законодателя!». По сути, на этом анализ прерывается, лишь немногие корифеи права способны на критику позитивного права. Сюда же относятся аргументы такого рода как: «это юридический спор..», «мы юристы..», «с точки зрения юриспруденции…».
Юристы достаточно часто забывают, что цель нашей профессии – служить интересам именно не — юристов, которым совершенно все равно какая доктринальная позиция обосновывает применение уголовно- правовой санкции. Именно факт подобной «забывчивости» может служить причиной тому, что сегодня уголовное право является инструментом в руках политических сил в государстве. У нас нет четкого критерия оценки преступного в поведении человека. Качественный признак общественной опасности преступления на практике оказывается «каучуковым».
И то, что сегодня Уголовный закон обращен quasi к общечеловеческим, мировым, международным позициям, по сути, та же самая идеологическая политизированность, что имела место ранее в советских уголовных кодексах. Ее форма только несколько меняется. Необходимо четко представлять себе до каких пределов может доходить содержание того, что формообразовывается в УК как преступление.
Тем более, что Уголовное право не запрещает то, что признает преступлением. Уголовное право говорит об ответственности за действия, оставляя за лицом право выбора поведения (ведь влияние на сознание это сфера морали и нравственности, но не права).17 Проблема, которая стала причиной написания данной статьи, состоит в том, что нет четких критериев определения круга деяний, которые могут быть включены в состав преступлений, стать ими.
История демонстрирует весьма забавные примеры т.н. криминализации и декриминализации деяний по соображениям идеологического характера, при этом полярность изменения оснований уголовной ответственности и вменения составляла такую амплитуду колебаний, что невольно посторонний взгляд не правоприменителя задумывается о целесообразности бытия в рамках государственности того или иного порядка, позволяющей себе такую непостоянность.
Мы могли бы сослаться на динамику сегодняшнего дня, предполагая, что право сегодня не должно быть некоторого рода монолитом «на века», раз и навсегда определяющим границы достоверности и справедливости, но не сделаем этого. Не сделаем, по причине, которую сформулировал Шарль Монтескье, именно он заметил, что главнейшим законом государства для человека является уголовный закон, т.к. именно он определяет отношение государства к простому человеку, меру возможного предела этого отношения. А для простого человека –это самый чувственный закон, т.к. индивидуальность наказания –это не октроированная привилегия, а ужасная необходимость одиночества одного человека против огромного механизма, Левиафана, государства.
Никакой принцип невиновности, пускай даже в виде продекларированной в конституции презумпции, не компенсирует страха и одиночества обвиняемого в совершении преступления. Таким образом, наша проблема далеко не юридическая и конечно не юридико-техническая. Она порождение действительной целесообразности целостного взгляда на этот мир, где уголовное право занимает одно из самых существенных мест.
2.О необходимых критериях метода.
Наличие знания относительно Универсума – это задача философии. Задача познания относительно Универсума, который полагаем как предмет, по отношению к Методу (который и есть то, о задаче чего мы говорим) – это цель Науки. Если она носит характер Помощницы, то наука уголовного права находится сегодня в идеальном состоянии. Она именно помогает понимать то, что существует как Закон (Уголовный кодекс). Но здесь же она попадает в тупик.
С одной стороны, перед нами некоторая данность действительности, которая есть конечное a posteriori по отношению к любому языку технологического навыка мышления современной юриспруденции, — Уголовный закон.
А с другой стороны пред нами знание того, что Уголовный кодекс вещь действительно условная, что его положения носят характер субъективного мнения нескольких десятков виднейших ученых страны, которые разработали проект, представили его в Законодательный орган, внесли поправки и вот… перед нами тот Акт, который будет вершить судьбы людей, определяя подспудно формы и методы работы тысяч следователей, прокуроров, криминалистов.18
Не стоит думать, что мы ставим вопрос о целесообразности криминализации того или иного круга деяний, или, наоборот, о расширении форм, правовое оформление которых в нормах Уголовного права будет дополнительным шагом в укреплении инструментария борьбы с преступностью. Нет. Речь идет о формировании, попытки формирования, адекватной методологии, на основе которой уголовное правоприменение перестало бы быть само по себе общественно опасным. Поговорка, знакомая адвокатам всего мира достаточно четко передает то, что мы попытались выразить выше: «Лучше десять виновных на свободе, чем один невиновный в тюрьме».
Само по себе Уголовное право – это огромная мощь, это, основание для бытия т. н. «силовых ведомств» — аппаратов, которые способны сломить и переварить любого… Поэтому это не просто научная проблема, которая никогда не покинет сферу доктринальных баталий ученых- юристов, это проблема, которая находится в поле общечеловеческого, но совершенно недопустимо сотрудничество пограничных наук, каждая из которых привносит в тематику проблемы универсального метода Уголовного права еще больше своих нерешенных вопросов, тем самым не просто усложняя ее, нет, доводя до абсурда. Непосредственно для уголовного права необходим метод, который бы отвечал следующим условиям:
1. Позволил бы анализировать уголовное право в отрыве от юридической техники и целесообразности (то о чем говорил Гегель и то, что он сформулировал как Философию права);
2. По объему предмета исследования он должен быть шире. Если Уголовное право конституирует то, что признано преступлением – это материальная причина явления. Что – вот квинтэссенция. Это качество, которое есть форма оценки. Наш метод должен быть сбалансированным относительно целостности таким образом, что каждая его отдельная часть была настолько же необходима, как и все целое, а целое как одна часть. Иными словами он должен представлять систему, которая была бы уже самодостаточной только потому, что самодостаточны ее элементы.
3. Метод должен так же быть некоторого рода организующим началом. Не основанием противопоставления сферы знаний уголовного права, но тем, благодаря чему именно уголовное право было определенным звеном целостной системы (п.№2).
3.Некоторые универсальные черты уголовного права.
Когда мы говорим о зависимости Предмета от Метода познания, то это вполне сносно, ибо не противоречит даже формальной логике (хотя, порой мы даже не задумываемся насколько абсолютно детерминировано наше знание приемами познания).
Но сейчас пред нами стоит задача действительно сложнейшего характера. У нас есть предмет- уголовное право, но нет метода. Более того, у нас есть универсальный предмет (уголовное право универсально), а универсальный метод отсутствует.
Эта работа посвящена тому, что мы акцентируем внимание лишь на его необходимости. Как такое может быть? Не противоречит ли это здравому научному? Действительно, с точки зрения доктрины, в особенности доктрины исследовательского характера, это невозможно. Но если быть более внимательными, то мы увидим, что это совершенно не так. Универсальность как некоторая субстанциональность полярного толка присутствует везде и всегда. Это суждение a priori находит самое себя в действительности в противостоянии Человека и всего того, что не сеть этот человек – Мира.
С одной стороны каждый индивидуум понимает самое себя как некоторого рода принадлежность части к целому. Влияние и качественная зависимость могут быть весьма различными, начиная от клуба по интересам и заканчивая космополитизмом гражданина мира. Но не это главное. Важно то, что в каждом случае «я» видит в себе часть целого и является целым по отношению к этой части, обнаруживая самое себя в форме причастности к универсуму.
Это и есть осознание себя частью вселенной, причастность к ней, рождает то состояние, которое сподвигнуло Иммануила Канта к «Критике чистого разума» но более того, это сопричастность именно внечувственного характера, это сопричастность к идее, к образу вселенной, который может быть доступен индивидуальному сознанию (ибо сфера чувственного доступного восприятия индивидуума ограничена, ограничена абсолютно во «времени и пространстве»). Формы данной сопричастности – конгломераты известного идеального, которое необходимо представлено соответствующим действительным в форме чувственного восприятия. Простейший элементарно- функциональный пример этому- язык. Но если мы вдумаемся в это до последней черты известного, то легко заметить, что система Уголовного права –это тот же самый конгломерат, но ограниченный по форме качества и связанный оценкой Универсума в его части – преступления.
Действительно перед нами наличное соответствие идеального (Уголовный кодекс) реальному (деяние, которое в процессе квалификации признаваемо преступлением). Но факт в том, что любому Универсуму- Идеи противостоит Универсум-Индивидуум, то самое «Я», являющимся целым по отношению к части Универсума –Идеи, — который оно воплощает в себе на основе принципов встречности и подобия. Каждый человек хоть единожды, но приходит к мысли о том, что он являет собой то неуловимое сочетание форм, ту совершенность абсолютного хаоса внутренних ощущений, которая неповторима ни в ком другом. Понимание уникальности своего «Я» есть основа для бытия всего того, остального, которое соотносится к нему как представление, сумма идеального, возможно должного по воле все того же «Я»,- это основа для Универсума- Индивидуума. Развитие данной идеи нетрудно найти в философии все того же А. Шопенгауэра, или любого представителя теорий субъективного экзистенциализма.
Важно то, что сознание человека в данном случае (в случае с уголовным правом) служит универсальным методом познания. Уголовный кодекс является самодостаточным универсальным образованием равновесия Идеального и Реального, приобщает к себе сознание индивидуума.
Можно сказать, что УК, будучи «частным случаем Абсолюта», исследуется субъектом познания, который растрачивает свою способность к самодостаточной универсальности (если хотите, философии) на приобщение на основе этой способности.
Таким образом, достигается гармония принципов встречности и подобия, формируется представление об истинности и правильности знания того, что есть преступление.
3.1. Соответственно теперь не представляет труда убедиться в том, почему при Универсальности предмета исследования (Уголовное право), у нас до сих пор не было универсального Метода. Только потому, что этот метод имел носителя в лице субъекта, приобщаемого к Предмету. Отсюда порочность рассуждений относительно «данности законодателя», отсюда желание изучать непосредственно следствие, а не причину. Но не стоит забывать, что при таком подходе, нам никогда не суждено решить проблем коррупции, организованной преступности и пр. дело в том, что при таком подходе (который к тому же до некоторых пор de uire страдал кастовостью) заимствуется не только чувство проблематики Предмета, но и все его недостатки становятся приемлемыми формами, более того, они не замечаются как таковые, а наоборот постулируются и признаются в качестве некоторого рода основополагающих принципов…
3.2. В чем же универсальность нашего предмета? Прежде всего, как уже было сказано Уголовный кодекс любой страны – это Частный Универсум, т.е. Известность относительно круга явления по его качеству. Если уместно яркое точное сравнение, то это будет единственно верное – философия. Даже более того, если философия всегда персонифицирована относительно своего создателя, выковавшего для нее ее системность то, что Уголовный кодекс это:
Уголовное право – это совершенная философия, которая абсолютно не нуждается в признании, потому что за ней стоит не только рациональность и целесообразность понимания, но государство, власть, сила непосредственно –чувственного.
Перейдем непосредственно к характеристике универсальных элементов:
1. универсальность – это прежде всего не то, что есть протяженность содержания равная его бесконечности, нет это самодостаточность относительно:
а) самое себя;
б) всего того, что не есть № а. Противоречие во вне, при гармонии изнутри. Таким образом, это есть исчерпывающее совпадение формы и содержания, которое есть качество в пределах известного количества.
Nullum crimen, sine lege (нет преступления без точного указания о том в законе), — это формообразование того, что есть преступление.
Уголовный кодекс является системой представлений, которые являются представлениями о преступлении. Статья УК – это прежде всего бытие в возможности, которое обнаруживает себя в действительности только лишь как соответствие действительного закону, — Уголовному кодексу.
С этой точки зрения Уголовное право занимает интереснейшее положение, — оно формообразовывает не только представления относительно факта, но так же определяет качество субъективного в факте – человека (как преступника). Личное19 в человеке становится основанием для внеличной формы существования, формы бытия осужденного. Происходит структурирование Универсума (человека) на основе другого Универсума(Уголовного кодекса).
Соответствующим образом не следует недооценивать роль Уголовного права в формировании мирровозрения правоприменителей и тех, кто испытывает на себе правоприменение. Позиция, занимаемая сегодня общей теорией права и уголовно –правовой доктриной в частности, исходят из того, что право не регулирует отношения в сфере критической оценки на основе морали и нравственности20.
Но это изначальное противоречие. Уголовное право действительно не регулирует, оно запрещает, но запрещая что –то оно формообразовывает это что-то (преступление) как негативное, оцениваемое через категорию «табу, запрета» (архетипированность К. Юнга).
Именно по этой причине Уголовное право необходимо популяризировать как идеологию государства в отношении представлений относительно «добра и зла». Как ни наивно это звучит, но это действенно. Позиция, при которой Норма морали (нравственности) как нечто общее абстрактное находит свою формализацию в правовой норме, — это объяснение следствия, а не причины.
Сегодняшний день это момент начала раскачивания маятника, где, с одной стороны, — сознание правоприменителя, сбалансированное между нормами Уголовного кодекса и человеческим обыденным представлением относительно добра и зла (которые подчас в силу эгоцентричности сублимировано в гордое всезнание), а с другой стороны – представления самого широкого круга «не -юристов», которое соотносится с нормами Уголовного права как противоположность, а подчас и действительно противоречие (преступление).
Необходимо понимать уголовное право как следствие по отношению к причине- преступлению. Если расценивать последнее как объект уничтожения, то это правовой тупик. Невозможно бороться с преступностью, ибо преступность – это не факт общественной жизни, а представление о сумме фактов, которые называемы Уголовным кодексом преступлениями (представления Правоприменителя).
С этой точки зрения, бытие тех отношений, которые представлены объектом преступления есть причина, а Уголовный кодекс – следствие. Формообразование общественных отношений, составляющих объект преступного посягательства лежит вне сферы Уголовного права, но то, что порождает объект уничтожает его, а в рамках конкретного места и времени –непосредственный интерес Уголовного права, ибо это преступление.
Понимание того, что есть преступление очерчено рамками УК, статья 14 УК РФ 1996г есть то универсальное, что говорит нам об опаснейшей тенденции универсализма частного представления (УК) в отношении общего, объективированного явления –преступления(действительность всегда объективнее представления о ней).
На самом деле уже никто не представляет себе в комплексе, сумме представлений, что же является преступлением. Проблема познания, которая имеет не философско-терминологическое основание, а животрепещущее практическое, трансформируется в технократическое понимание применение закона, который есть сам себе противоречие.
Обратимся к самому популяризированному методу анализа –логике. Ср.: «Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания»(ч. 1 ст. 14 УК РФ 1996г). Это мера государственно-обязательного представления о преступлении, такова воля государства, такова воля народа. Перед нами 4-е признака того, что есть преступление и эти признаки определяющи (виновность, общественная опасность, противоправность, наказуемость).
Первые два носят субъективный, два последних объективный. Но «преступление» есть именно сумма 4-х.
И вот: «не является преступлением действие (бездействие) хотя формально и содержащие признаки какого- либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности»(ч.2 ст. 14 УК РФ 1996г).
Вот в одной этой маленькой формулировке проявляется весь ужас современного положения Уголовного права. Ведь вдумаемся с логической точки зрения.
1).Первая конструкция говорит нам:
Если F обладает признаками A+ B+ C+ D то F =P.
Где :
Соответственно, F не равно P, если F не присущ хотя бы один признак( A,B,C,D).
2. Далее законодатель говорит: P не равно P при A+ C+ D но без B. Заметьте не явление действительности не является преступлением, а именно какое –либо «деяние предусмотренное настоящим Кодексом»(P). Если в первом случае речь шла об определении неизвестности – F, то во второй конструкции говорится о качественной стороне исчерпывающего количества при противоречии «не является преступлением». Это говорит о том, что сознание уже не может вырваться за пределы очерченные Уголовным кодексом, несмотря на то, что делается самоуверенная попытка действенного определения понятия преступления.Фактически это означает, что то, что будет содержать общественную опасность, но не иметь других 3-х признаков, преступлением не является, хотя то, что не будет содержать общественной опасности, но содержит все 3-и остальных признака так же преступлением не является. В чем смысл?
Это формальное логическое противоречие в определении качественности явления, которое совершенно интуитивно неверно решается посредством количественного в его детерминированности ( Nullum crimen sine lege).
Но самое удивительное то, что данное противоречие никогда не будет обнаруживать себя в действительности, на сегодняшнем уровне развития, при той методологии познания, которую применяет Уголовное право, никогда не будет понято содержание какого –либо деяния как общественно- опасного, при том, что данное деяние не содержит признаков, названных в п. 1 ст. 14 УК РФ (виновность, противоправность, наказуемость). И дело здесь не в характеристике признака общественной опасности (хотя и он в достаточной степени дискуссионен при существующей методологической базе).
Дело в том, о чем мы говорили в самом начале –в детерминированности представления о преступлении рамками Уголовного права. Сознание правоприменителя ориентировано на восприятие адекватного. Причем это адекватное организовано относительно самое себя на основе принципов встречности и подобия. Но позволю взять на себя смелость и не раскрывать до конца проблемы непосредственного восприятия.
Это предмет самостоятельного отдельного исследования. На данном этапе сформулируем первый признак универсальности Уголовного права. Уголовное право есть универсум представлений о деяниях, которые признаются и являются преступлениями.
В связи с этим, хотелось бы остановить внимание читателя на некоторых особенностях:
1.Уголовно-правовая наука обречена анализировать только представления исходно данные как статьи Уголовного кодекса. Это означает, что юридическая мысль бессильна перед политическими процессами в государстве. Она является заложницей политических установок, неся в себе ту или иную идеологическую направленность, детерминируют развитие и глубину познания Науки. В лучшем случае Наука может указать на неправильность, соотнесенную с предшествующим опытом. Как правило, неспособность к критическому анализу сводится к прятанью за маской «Воли законодателя».
Данное положение не просто недопустимо, оно катастрофично. В ракурсе феноменологии науки ХХ века мы можем полагать, что Наука как общественная форма воспроизводства знаний замещает функциональные ниши, ранее принадлежавшие таким формам организации материи как церковь, философия, религия. Для уголовно-правовой доктрины это тем более острая проблема т.к. именно положения данной отрасли знания находят свое косвенное отражение в единственном источнике уголовного права – Уголовном законе (УК), который составляет как уже было отмечено Универсум Представления о Преступлении.
2.Все обнаруживает себя как сочетание представления и соответствия действительного представлению о действительности. Существуют некоторое количество форм, благодаря которым мы имеем возможность выносить суждение относительно той или иной неопределенности, предшествовавшей нашему суждению о ней. Понимание преступления, не исключение.
Давайте определимся с тем, что юриспруденция если она претендует на Науку с ее правом решать вопросы противоречий не только идеального, но и реального (ведь обязательность юридического образования и стажа для замещения должности судей никто не отменял), должна покинуть сферу технического понимания, что есть содержание закона.
Представление о преступлении имеет следующих носителей:
Интерес вызывает «неперсонифицированный круг лиц». Данная область субъектов представлена множеством групп, которые детерминированы по своему качественному и количественному составу, но всех их объединяет однородное по качеству отношение к представлению преступления. Это отношение носит название – внечувственное восприятие. Это сфера циркулирования информации, если угодно.21
Фактически именно эта группа отношений представления образует понятие нравственности и морали.
Юристы утверждают, что группы субъектов, представленные под номером 2, 3,4 не интересны Уголовному праву как носители представления о преступлении. В лучшем случае Криминология вкупе с Криминалистикой утруждают себя анализом данных групп. Так же судебная психиатрия и юр. психология изучают сознание лица, совершившего преступление. Но все эти формы познания носят опять же правовой и оценочный характер (исходя из очерченности и канонизированности преступления в УК). Данная позиция во многом ущербна.
Ущербна потому, что преступление не является индивидуальной случайной девиацией социально – полезных общественных отношений, охраняемых уголовным правом. Преступление, то, что называемо преступлением, есть заданная константа человеческого социума, которая детерминирована по своей форме и содержанию и во многом, благодаря этому, возможно канонизирование преступления в запрещающей норме УК.22
Учитывать представления всех групп, изучать эти представления, не ограничиваясь формами буквы закона – вот, как нам кажется, первейшая задача уголовного права. При такой форме познания действительно можно будет говорить об универсальном подходе в познании категории преступления. В свою очередь это позволит прогнозировать движение форм уголовно- правовых запретов в дальнейшем не с т.з. самой идеологической соответственности, а с т.з. аргументированной сознательной целесообразности и научной верифицированности.
2. Следующей универсальной чертой Уголовного права в определении преступления является единое основание уголовной ответственности.
Здесь проявляется поистине интереснейшее философское основание тождества единичного общему.
Обратимся для примера к тексту самого совершенного Уголовного кодекса – к УК РФ 1996г. ст. 8 «Основание уголовной ответственности»: «Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом».
Особенная часть УК представляет собой исчерпывающий перечень составов преступления, за которые может быть возложена уголовная ответственность на индивидуума. Каждый состав есть общая форма, которая есть трафарет для субстанционального, единичного деяния. При всей хаотичности форм действительности23 выделяются формы, которые есть квинтэссенция общественного порицания, негативной оценки. Общество в лице государства не интересует индивидуальная значимость поведенческого акта,24 все субстанциональное в данном деянии уничтожается посредством уголовной ответственности, которая унифицирует личностное начало человека в соответствии с внеличностным содержанием правовых актов (УИК, ПВР и пр.). сама удостоверяющая процедура Уголовного процесса нацелена на то, чтобы из индивидуальности человеческого перевести человеческое в сферу обязательного единого абсолютно общего образа (осужденный).25
С этой точки зрения Особенная часть УК – это система объективированного мировоззрения неперсонифицированного круга лиц, выраженная в форме закона. Притом, что само это мирровозрение носит универсальный характер (исчерпывающий) и призвано обеспечить приемлемую форму оценки истинно индивидуального (для индивидуума преступление трагедия) с точки зрения общего. Перевод личного в общее это функция именно философии.26
3.Универсальный характер структурирования образа реальности проявляется в Уголовном праве так же в том, что оно предполагает субъекта преступления, субъекта самое себя.
Чертой индивидуума, формообразующей имманентной характеристикой человека является его неповторимость относительно как самое себя (дифференцированность во времени), так и относительно форм взаимодействия с окружающей средой (предметы материального мира), а так же подобными самому себе.
Уголовное право опять же унифицирует все индивидуальное в человеке относительно самое себя, формируя субъект уголовной ответственности. В УК РФ 1996г. в соответствии с ст. 19 «Общие основания уголовной ответственности», это: «вменяемое физическое лицо, достигшее возраста, установленного настоящим Кодексом».
Это абсолютная норма, которая преобразует всю хаотичность вариантов в канон, наличие которого обязательно для бытия Уголовной ответственности, правовой действительности Уголовного права.
Что есть необходимость? Возможность действительности, при сформулированной модели идеи данной действительности? Это вопрос самостоятельного исследования методологии.
Несомненно одно. Сегодня достигнут такой уровень развития юридической техники, при котором можно констатировать ее самодостаточность относительно самое себя и абсолютную ограниченность относительно общечеловеческих гуманистических положений, известных любому человеку и обнаруживающих себя в форме представлений о справедливости, добре, зле и пр.
Уголовное право имея дело с «живой материей», с человеческой душой, просто обязано задумываться не только о форме самоорганизации и самосовершенствования идентификации внешней формы разумности (действия, бездействия), но и сущности самое себя, которая находит выражение в простых 4-х вопросах:
Такое явление как преступление требует всестороннего анализа, анализа способного не только к оправданию прошлого и убеждению в необходимости настоящего, но к анализу который может:
1. снимать противоречия на основе своих выводов до их реализации в действительность;
2. формировать правосознание на основе « приобщения к праву», а не на основе согласия права с естественностью убеждений самого широкого круга лиц;
3. прогнозировать дальнейшее развитие уголовно –правовой политики не на основе соответствия Уголовного права идеологии государства, а на основе понимания целесообразности форм правового воздействия на общественные формы бытия.
Это минимальный спектр задач, которые должны быть решены на основе новой методологии. Мы считаем, что именно на основе данного метода возможно интегрирование и снятие противоречий Уголовного права.
ОБЩИЕ НАЧАЛА МЕТОДОЛОГИИ
1.Предварительные замечания объем общих положений людологического метода, изложенного ниже, не претендует на исчерпывающую полноту и всеобщность в отношении описания методологической базы людологии, более того, о людологии сегодня мы можем говорить лишь как о неопределенной возможности структурирования определенного поля познания, обладающего своим рядом специфических особенностей и характерных черт.
Тем не менее, уже сейчас вопрос о методе данной формы познания требует достаточно однозначного ответа в силу своей исторической парадоксальности – мы предлагаем рассматривать любой процесс как игру (отсюда собственно и этимология ludo — играю, logos — знание). Более того, одним из основополагающих принципов экзистенционального порядка является Ludoergosum– играю, следовательно существую. Что есть игра, каковы пределы игрового и почему именно игра понимается как формообразующая константа бытия?.. …Прежде всего, вопрос о сущности (как единственно данного основания анализа) можно рассматривать в следующих аспектах:
1)представление. Здесь дифференциация может быть обусловлена: -кругом субъектов представления (например, «научные точки зрения»); -формой, закрепляющей данное представление (личный опыт, общее мнение, общественное мнение и пр.);
-прочими факторами, которые по своей природе достаточно не стабильны.
2)индивидуального мнения, уверенность в котором по своей силе может быть тождественна воле в том смысле как ее понимал Артур Шопенгауэр.
Представление об игре не предмет нашего анализа, а его конечная цель (здесь предмет трансформируется в содержание, если принять во внимание, что методом такой метаморфозы является прохождение индивидуально-определенной мысли через круг неперсонифицированного восприятия. Мы не будем описывать здесь полярность точек зрения в различных науках относительно сущности и значения игры (при всем понимании некорректности данного подхода, он продиктован тем, что «порочность» данных представлений обусловлена:
2. Понятие игры.
Дать определение чего-либо означает прежде всего стабилизировать восприятие дефиницируемого «предмета» таким образом, чтобы Разум мог с той или иной степенью автоматизма реализовывать для себя универсум тех значений, которые охватывает само определение. В сфере «чистого познания» это невозможно, даже в такой замкнутой системе как архаичная Греция, уклад жизни которой был построен на универсальности языковых форм обозначений, это привело к появлению такого феномена как «Ведро Сократа», который в свою очередь произвел на свет всю Западную Философию с ее претензией на правильность поисков Истины?.
Восток в этом отношении был более мудр. Так стабилизируется не само представление о предмете, а способы (методы), благодаря которым возможно получить данное представление. Таким образом, задается исчерпывающе-описательная система, которая порождает образ (представление, содержащее долженствование в отношении субъекта познания, структурирующего данное представление), а не понятие, которое по своей природе является основанием для бытия всякого отрицающего духа27.
В сущности, любая религия основана на этом простом принципе. Философия после Гегеля сделала достаточно большой прогрессивный шаг в этом направлении, поставив восприятие значения понятия в непосредственную зависимость от метода философского учения в целом, в противовес метафизическому истолкованию фактов реальной действительности. Тот, кто не следует этой традиции рискует оказаться в положении Й. Хейзинга, написавшего блистательную научно-описательную книгу об игровом элементе человеческого – «Homo ludens». Последуем заданной гениальной традиции и определим игру как то, «благодаря чему многообразное в явлении упорядочивается определенным образом»28, как форму.
Здесь сразу же мысль делает бешенный скачок в область Сомнения относительно возможной верности понятий многообразия, явление, порядок, образ … Далее ряд покажется бесконечным и придется перейти в сферу предела познаваемого, а потом и ценности познания и познаваемого, что неизбежно приведет к спекулятивным умозаключениям как результату всякой невозможности самодостаточного умозаключения. После всех закоулков лабиринта мысли мы придем к формированию все того же представления (полностью оторванного от эмпирического основания, а это залог опять же отрицания предыдущего,- чувственное восприятие целостного, увы, не постоянно). Разрубить этот «Гордиев узел» позволительно не иначе как определив, что есть бытие как основание для всякого суждения о явлении.
Пропуская ряд существенных посылок (только лишь потому, что они достаточно блестяще освещены в трудах наших предшественников,29 отметим, что за сферой человеческого неизбежно, в целях недопущения порочного «круга человеческого», признание дифференцированности бытия на «бытие в возможности» (БВВ) и «бытие в действительности» (БВД). Авторитетность данного положения подкрепляется в достаточной степени значительной фигурой Истории – Аристотелем.
Именно он впервые ввел их в научный (?) философский) оборот30. В самом общем виде: БВВ – это область вещей опосредованных мыслью, бытие самой мысли; БВД – это область вещей, бытие которых возможно проверить, благодаря чувственному восприятию, это бытие мира как предмета познания, где методом является чувственное восприятие. Для профессионального знания существует масса особенностей и характерных черт, но для нашего вопроса главными выступают следующие. БВВ всегда необходимо обнаруживает себя в БВД, переходит в него. Процесс перехода и конечный результат называются «энтелехией».
Таким образом, данный мир может быть представлен как сумма переходов (и конечных результатов) БВВ в БВД. Представления о мире дифференцируется в зависимости от того, что анализируется, воспринимается: (БВВ или БВД или переход); каковы пределы этого анализа; временная дифференциация и пр. Это достаточно объемные вопросы, чтобы на них здесь останавливаться, поэтому отметим лишь, что БВВ есть материя (представленная суммой противоречий, каждое из которых до реализации приходится признавать необходимо истинным в рамках процесса будущей реализации), в то время как БВД несет в себе признаки формы, является ею, процесс осуществления «возможности» в действительность есть процесс создания формы, где хаотичность и нестабильность мыслимого приобретает канонизированность однозначного восприятия чувственного, стабилизируется и упорядочивается определенным образом.
Весь мир представлен сочетанием представления с подтверждающим его чувственно воспринимаемым. В той или иной мере любая философская система сводится к описанию сочетания элементов по качеству и количеству этих двух сфер бытия (с учетом личностного вклада каждого из создателей на основе личного восприятия одного или группы элементов данной целостной парадигмы бытия31) Мы говорим о том, что игра есть то, что переводит материю в форму, то, благодаря чему осуществляется переход БВВ в БВД.
Именно поэтому в схеме целостной парадигмы бытия игра является движущей причиной. Более того, степень соответствия формы материи во вторичной реализации (при первичной это всегда случайный характер) находится в прямой зависимости от качества (исходя из первичной реализации) игровых действий, направленных на структурирование формы. Отсюда и универсальное определение игры. Игра – есть формообразующая константа бытия.
3.О формах восприятия игры.
Игра может восприниматься в следующих формах (и от этого зависит ее значение, а следовательно и представление о ней):
I.Непосредственно субъектом (обобщенное понятие не исключает коллективность) реализации. Здесь возможны следующие формы зависимости от:
1.Самосознания.
1.1Субъект реализации знает о себе как о субъекте реализации;
1.2Субъект не знает о себе как о субъекте реализации.
2)Количества повторений.
2.1. Первичная игра (реализация):
2.1.1.Абсолютно первичная (творческая), когда структурируется то, что не имело аналогов ранее.
2.1.2.Первичная игра относительно данного субъекта. Здесь присутствует высокая степень алеантности, состояние, которое в каждом случае определяется индивидуально.
2.2. Мета-формы:
2.2.1Индивидуальное количество повторений (соответствует п. 2.1.1.). 2.2.2.Множественность повторений относительно соответствующих субъектов той или иной игры (соответствует п. 2.1.2.).
2.3 Автоматизированное повторение:
2.3.1Неосознанное автоматизированное повторение (лишенность БВВ) – навык. Характерная черта – цикличность и периодичность.
2.3.2Автоматическая форма перехода. Характеризуется однократностью и отсутствием постоянного воспроизведения в действительности.
3)Знания и не знания об игре.
3.1Субъект знает о том, что играет:
3.1.1 Знает во что играет.
3.1.2 Не знает об игре (знает, но недостаточно).
3.2.Субъект ни при каких обстоятельствах не обнаруживает себя в игровом поле:
3.2.1 Полная персонификация самого себя с «маской».
3.2.2 Индивидуальный критерий в отношении «игра – серьезное».
В зависимости от формы игры участник игры строит свое представление о самом себе и той деятельности, в которой он персонифицирует себя, происходит смена масок32
Так, например, форма 2.1.1. в сочетании с 3.1. – дебют актера на сцене, а 3.2. и 2.1.2. – это тот спектр чувств, который возникает у каждого человека при первом сексуальном опыте, трудовом дне, учебе и пр. первичных формах любой деятельности.
В последнем случае налицо:
1) БВВ субъекта реализации может формироваться как самостоятельно, так и полностью корреспондироваться общественным бытием в возможности (например, нормы права), притом, что человеческому свойственно воспринимать общественное БВВ как сугубо-личное, естественное;
2) существует временная дифференциация восприятие процессов по отношению к самому процессу реализации;
3) игровая атрибутика (предметная сторона энтелехии) необходимо дифференцирована по отношению к каждой индивидуально-определенной игре;
4) субъект игр может быть представлен: одним человеком (существует как комплекс масок); коллективом (многообразные конгломераты), здесь ситуация осложняется в силу того, что происходит процесс усечения противоречий как в самой возможности до процесса реализации(например, административное управление), так и устранение противоречий возможности реализованных в действительность (здесь форма снятия противоречий имеет тоже форму игры, например, судебный процесс, ордалии и прочие ритуалы), неперсонифицированным кругом лиц, здесь уже существует абсолютно независимые БВВ данного круга лиц, представленное либо в форме символов (понятие человек, например), либо образа (например, понятие гражданин), модели (государство, юридическое лицо, общественное объединение и пр.).
Соответственно, в последнем случае внимание субъекта познания смещается в сферу индивидуально-определенного современного содержания той или иной игры и субъект даже не подозревает о том, что его действия предсказуемы и заданы ему, носят абсолютно условный, абсурдно-определенный характер, – у него создается ощущение естественности и необходимости именно данной формы бытия именно в данном качестве. Игра структурирует и формирует бытие человека, персонифицируя его относительно того или иного БВВ, обнаруживая его в той или иной детерминированной действительности.
II.Субъектами не участвующими в игре.
Здесь возможны следующие позиции:
2.БВВ носителя по своей структуре не предполагает восприятие именно данной индивидуально-определенной игры. Действует механизм «Предмет – Метод». (Например, специфика и особенности языковой среды).В целом же в данном случае следует отметить, что больше половины значений, реализуемых наблюдаемой игрой, остаются недоступными субъекту созерцания (механизм «Предмет – Метод»).
Именно данная связка породила заблуждение, выразившееся в противопоставлении «игра – серьезное». Так, то, что серьезное для стороннего наблюдателя является в высшей степени игровым для самого субъекта реализации (может обратная ситуация). Соответственно и порочность воспринимаемого.33
2) Субъект наделен соответствующим БВВ. Здесь разница лишь в статике и динамике процессов + временная дифференциация (наделен в прошлом, настоящем, будущем). Следует учесть, что схема опять же усложняется, благодаря тому, что:
3) существует также множество других частных факторов.
В целом вышеизложенная схема является теоретической конструкцией, в действительности, самодостаточные группы элементов представляют собой достаточно затруднительные хитросплетения состава, при этом перечень, приведенный выше, далеко не исчерпывающий. Это лишь обобщения, формы, реальное многообразие, содержание которых абсолютно неисчесляемо.
В свое время Э. Берн попытался вычленить общие типы34 …Мы же пока в этой работе ограничимся определением мира как дифференцированного комплекса игр, а человека – как комплекса масок, которые он меняет с течением времени. Заметим так же (хотя здесь этот вопрос явно не уместен), что представления, как результат той или иной деятельности об игре, только потому и были «порочны», что их создатели ограничивались суждениями полностью детерминируемыми той или иной формой сочетания вышеприведенных форм игр, что, соответственно, не позволяло им в достаточной степени ясно и отчетливо определить место и роль игры в круге человеческого…
4.Общие начала методологии
Прежде всего, следует отказаться от символического употребления абсолютно обобщенных понятий в ходе рассуждения по любому конкретно частному вопросу. Общее понятие – есть воплощение необходимости, обосновываемой в том или ином рассуждении, которое совершенно неосознанно происходит с течением времени и может действительно привести к полнейшему перевороту в понимании того или иного частно -эмпирического предмета.35
Каждый процесс в этом мире имеет свое БВВ, представленное в той или иной форме; имеющее определенный (или неопределенный) круг носителей; представлен совокупностью тех или иных «обслуживающих» игр; конкретными результатами. Поэтому при анализе любого явления следует исходить из (здесь дается максимально обобщенная схема, на практике анализа она намного сложнее):
1.БВВ. Масса форм существования, начиная от того как представлено (символ, образ, модель), заканчивая субъектом (носителем).
Анализа перехода (игры).
1. Аналогичное множество.
2.Бытия в действительности как результата данного перехода.
3.Следующих факторов:
3.1 первична ли реализация;
3.2 способы формируемого представления;
3.3 характер самого перехода;
3.4 устранение хрестоматийного глянца.
В общем анализ предполагает:
1.выявление единичной целостной парадигмы, ячейки процесса (БВВ – БВД);
2.цикличности данного повторения;
3.соотношение с другими формами (например, одна «возможность» в действительности представлена массой противоречий, каждое из которых по своему оформляет и детерминирует ту или иную область);
4.временное дифференцирование анализа относительно самой парадигмы, относительно ее взаимодействия с другими формами, относительно лично-индивидуального и общественного течения времени и прочих факторов.
Перечень, неисчерпаем, дальнейшее перечисление, требует более детальной разработки, что в рамках данной работы невозможно. Но это минимальные людологические основы. Следует также учитывать, как уже отмечалось выше, динамику становления людологии как формы познания на данный момент…
В целом необходимо провести коренное отличие людологии от так называемых «теорий игр». Людология не исследует в качестве своего предмета игру (это совершенно пустое занятие), ее предметом является универсальность – мир в целом.
Людология это форма познания, методом которой является анализ предмета с точки зрения игры, как игры, где каждое явление обнаруживается в формах, описанных выше. Мы не утверждаем, что все игра, суета сует, мы лишь пытаемся построить «абсолютно» универсальные принципы и «закономерности» структурирования и формирования данного мира.
Одним из частных построений подобного рода является, например, представление о преступлении, изложенное ниже. Следует так же отметить, что людология не позволяет себе утверждать общее применительно ко всему чувственно испытываемому универсуму, — только к его отражению в форме цикличности парадигм бытия.
ЛЮДОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Напомним, что людология исходит из того, что все сущее имеет две формы бытия: в возможности и в действительности. Бытие в возможности — это область существования вещей, которые опосредованы мыслью, другими словами, это бытие мысли.
Бытие в действительности — это реально, чувственно и вербально воспринимаемый мир. «Возможность» всегда реализуется в действительность — нет ничего такого в области мысли, чего мы бы не находили в реальности. Не поймите это буквально, мы не имеем в виду идентичность “идеи” и предмета, речь идет лишь о том, что наша мысль всегда находит подтверждение своему существованию в чувствах, благодаря которым мы воспринимаем вещи. Возможность, таким образом, с необходимостью реализуется в действительность. Процесс перехода и конечный результат его (бытие в действительности) Стагирит (Аристотель) назвал энтелехией.
С точки зрения людологии энтелехия есть игра, то есть процесс реализации потенциального бытия в реальность является игрой. На примере экзистенции человека это можно охарактеризовать следующим образом. Бытие в возможности — это область бытия мысли, то есть существование человека характеризуется следующим образом: cogito ergo sum (мыслю, следовательно существую), а бытие в действительности человека характеризуется как — ludo ergo sum (играю, следовательно существую).
В области мысли человек существует на уровне “третьего человека” Платона, “как идея”, в жизни же он персонифицируется и это происходит вследствие того, что человек существует как комплекс масок, которые он меняет в течение жизни. Игра формирует и структурирует бытие человека. Что такое игра? На языке метафизики можно было бы выразиться так: игра — это то, одухотворяет и приводит в жизнь мертвую материю, придавая ей законченную форму. Научное определение выглядит следующим образом: игра есть формообразующая константа бытия, всего биологически живого.
Это нетрудно проверить эмпирически. Так, мир животных есть мир моноигр, характеризующихся отсутствием выбора, времени, способности управлять, осознавать, творить игру. И напротив, мир человеческий — это мир дифференцированного комплекса игр, имманентно присущими чертами которого является свобода выбора, временные рамки, способность творить свою собственную индивидуальную игру, управляемость игр, осознанность игр.
Человек отличается от животного тем, что он: во-первых, не просто существует, а знает об этом, и, во-вторых, он может изменять форму своего существования, играя, то есть реализуя те или иные образы, мысли. Как бы парадоксально это ни казалось, но именно такой характер человеческого бытия и породил понятие преступления… На ранних стадиях своего развития общество было подобно животному миру — все игры были очень близки к типу животных.
Так, все члены родовой общины играли в одну моноигру, имя которой сегодня — обычай; синкритичность прав и обязанностей свидетельствует, прежде всего, об отсутствии антагонизма между общественным и индивидуальным. Но по мере развития общества, по мере того как изменялась область мысли, изменялось внешнее бытие человека. Различия мышления (то есть различное бытие в возможности каждой отдельно взятой личности) необходимо приводили к дифференциации игр (то есть к различному материальному положению), а в итоге — к классовому неравенству. На определенном этапе возникла необходимость синтеза противоречий, но уже не на основе единомыслия (однотипного бытия в возможности), а на основе единобытия — так появляется право и государство как сила, его обеспечивающая; в этом плане право — это бытие в возможности государства, а государство — это бытие в действительности права. Именно на этом этапе формируется впервые понятие преступления как нарушения правил игры, а значит и самой игры. Слово “игра” здесь употребляется не в “обыденном” его значении, а в форме существования, ибо любая форма бытия, форма жизни, есть игра.
Преступление, как и все сущее, существует в двух формах… Но его существование является дважды дуалистическим уже потому, что оно есть порождение конфликта двух форм игр — общества и индивида. Общество — это всегда традиция, это всегда желание сохранить; личность (как самостоятельность в высшем ее проявлении) — это всегда желание играть в свою собственную игру, жить своей жизнью, по своему оформить этот мир. И когда это желание из возможности реализуясь в действительность приобретает форму игры, уничтожающей общественные ценности, общество называет это преступлением. Общество создает аппарат борьбы, изучает эти игры, конституируя их в Уголовных кодексах.…
Преступление в возможности существует в двух сферах: субъективной и объективной. Субъективная сфера — это планы, мысли, намерения, мотивы человека совершить то или иное действие. Назовем это субъективное бытие в возможности. Объективно в возможности преступление существует как норма права, предусматривающая преступность того или иного действия, таковы, например, все статьи Особенность части УК РФ 1996 года (точно также, к слову, существует и наказание). Ведь норма права — это лишь возможность того или иного поведения, реализовываться она будет в правоотношении определенными масками, статус которых заранее определен (в уголовно-правовых отношениях это — судья, прокурор, следователь и так далее). Но во всех случаях процесс реализации будет игрой.
Так, человек, реализуя свой замысел грабежа, становится игроком игры “Грабеж”, где играет роль “Грабитель”, тем самым он перестает играть в обычную игру, общественную игру “Добропорядочный гражданин”; а, следовательно, перестает существовать как таковой (меняет маску, новая игра — новые правила, новая форма существования. То, что раньше имело силу в игре “Добропорядочный гражданин” (личная неприкосновенность, свобода передвижения, неприкосновенность жилища и так далее), в рамках игры “Грабеж” не существует. Государство со своей стороны тоже играет, и только если оно играет, мы может говорить о его существовании.
Так, в игре “Грабеж” оно противопоставляет своих игроков — работников правоохранительных органов, которые своими действиями реализуют бытие в возможности государства, то есть правовые нормы. Если этот процесс не есть игра, то следует говорить о коррупции, ненадлежащем исполнении обязанностей, ибо игра всегда честна, самодостаточна, самоценна, порядочна, добровольна… Если в возможности вещь может иметь противоположные атрибуты, и каждый будет казаться истинным, то в энтелехии противоречия исключают друг друга, снимаются. Поэтому интерпретации может подлежать только игра, но не ее возможности.
Преступление как игра, то есть преступление как энтелехия, как осуществившаяся в определенной форме идея тоже существует в двух сферах: субъективной и объективной. Субъективная заключается в оконченности деяния, человек выполнил все, что задумал, реализовал свой умысел. Все это субъективная энтелехия преступления, она всегда предшествует объективной ( имеются в виду автономные процессы, не рассматриваются случаи так называемых эксцессов). Объективная сфера формируется государством в лице компетентных органов, они оформляют данную жизненную ситуацию как преступную (документально констатируют, квалифицируют). И опять же, если их действия не носят характер игры, не являются игрой, следует говорить о том, что те или иные ценности, составляющие общий объект преступного посягательства, не защищены государством, так как государство в этом случае не противопоставляет свою игру, а подыгрывает.
Элементом объективизма является оценка человека, его структурирование как преступника — это и делает вся система правоохранительных органов, венцом которой является суд, окончательно определяющий форму бытия человека. Тем самым суд снимает противоречие между личностью и обществом в лице государства, устанавливает социальное равновесие, имя которому — справедливость.
Социальное равновесие, кроме судебного решения, имеет и другие формы бытия, формы игры, такие как: “Суд Линча”, самоуправство, месть и тому подобное. Но все эти формы попадают в разряд преступлений, так как являются играми, противоречащими общественным ценностям, но не уничтожающими их. Общественные ценности находят свое отражение в нормах права, которые, с точки зрения людологии, являются бытием в возможности той или иной игры. Существует только одна игра, над которой общество не властно — это война, эта игра уничтожает не просто ценности, а все остальные игры. Именно поэтому убийство на войне не есть преступление точно также как и ряд других форм поведения, которые в мирной ситуации являются преступными.
Таким образом, представление о преступлении зависит и всецело определяется теми играми, в которые играют люди. Формально преступление — это просто нарушение правил игры, содержание которой всецело определяется менталитетом социума. История знает немало примеров культа таких ценностей, которые сейчас нам кажутся преступлениями, и наоборот, сейчас уже не преступно то, что было преступлением раньше. На основе вышеизложенного следует сделать попытку и дать следующее определение преступления. Преступление — это игра, которая уничтожает, в рамках сферы реализации, бытие конституированных обществом ценностей, являющихся продуктом комплекса игр, принятых в этом обществе…
1. Сущность игры. Анализ преступления, людологический анализ преступления, невозможен без общего анализа игры. Анализировать Игру фактически означает анализировать саму форму жизни, то есть выявлять четкий критерий определения сущего бытия. Отметим, что философская мысль на протяжении всей истории ставила своей задачей найти именно тот самый канон существующего, из которого следовало бы с необходимостью творить новое, неподвластное силам не-человеческим.
Трагедия данных “поисков” состоит в том, что сознание человека не смогло выйти за рамки самосознания, поэтому интерпретация реальности носила именно “слишком человеческий” характер. Иными словами, образовывался “Круг в доказательстве”, где посылкой было заданное бытие человека, а аргументами — частичные фрагменты сознательной констатации этого бытия. Таким образом возможность выявления четкого критерия оценки существующего и несуществующего носила произвольный характер, ограничивающийся только рамками той или иной философской системой……
Людология в этом отношении находится на более выгодных позициях, так как отправная точка хода рассуждений задана нам самой реальностью — это игра. Человек вовсе не выделяется из мира животных, выделяются лишь те игры, которые формируют его как человека.
Существенная разница между человеком и животным заключается лишь в том, что для животного не существует бытия в возможности, то есть все его существование и сущностные атрибуты, представляют собой вневременное синкретичное взаимодействие субъектов с внешней средой, где вместо сознания присутствует одномоментная вневременная (с точки зрения систематического исчисления времени) констатация действия, и автоматизированное закрепление его в форме навыка, в дальнейшем, образующего проявление инстинктивности.
Другими словами животные только потому и животные, что они играют (читай существуют) не осознавая этого. Здесь следует оговориться и отметить, что 99,9 % человеческой деятельности тоже не осознается нами как игра… но мы, по крайней мере, знаем о своем существовании и можем изменять форму своего существования. Здесь следует знать, что то, что не осознается нами — нами не управляется, что естественно создает ощущение присутствия неких “сил свыше”. В свое время Чарльз Дарвин сравнил многие формы человеческой деятельности с миром животных, более того — установил их полнейшее тождество.
В сущности то, что человек не осознает своих действий как игру, означает то, что он будет находиться вечно в состоянии апории на ступени “Homo Sapiens'a”, на которую его так неосторожно возвел Линней; и в состоянии абсурдности и полной хаотичности на ступени Homo Ludens'a (Человека играющего), являющегося его априорной сущностью. Людология ставит своей задачей именно осознавание человеком своих действий, без оков самосознания, продуцирующих, по сути, невыполнимые императивы (например положения философии И. Канта).
Важнейшим принципом людологии является следующий постулат: реально существует (существовало и будет существовать) только то, что имеет форму игры. Напомним еще раз, человек может в отличие от животного изменять форму своего существования (тем самым изменяя и форму мира), вследствии смены “масок”, которая происходит только при осознании (то есть формировании бытия в возможности) действительности, и реализацию “идей” сознания. Одним из видов такого изменения реальности является преступление. И если человек выигрывает он изменяет мир, если проигрывает, то общество в лице государства изменяет его форму существования: присваивает ему “маску” преступника и создает определенную энтелехию (тюремная жизнь).
2. Ореол общественных игр, сопутствующих игре “Преступление”.
Как уже отмечалось выше, бытие в возможности преступления существует в двух формах — сознание человека и статьи Особенной части уголовного кодекса. В первом случае возможно наличие двух ситуаций: человек либо реализует свой замысел, либо не реализует. Реализация ведет к вступлению в игру государства, что влечет за собой появление новых форм игр: “Преступник”, “Суд”, “Тюрьма”. Их мы рассмотрим позже, сейчас только отметим, что форма реализации носит дуалистический характер.
То есть бытие в возможности реализуется либо по замысленному образу, либо не реализуется вовсе в задуманной форме игры; тогда “возможность” реализуется в других формах игр, но при этом энтелехия их не осознается (происходит так называемый процесс “замещения” с последующей сублимацией, / теория психоанализа Зигмунда Фрейда/). Как мы помним человек существует только как комплекс “масок”. В момент совершения преступления человек дистанцируется по отношению к общественным “маскам”, приобретая взамен одну из нескольких нелегальных преступных “масок” — грабитель, убийца, вор и т.д. “Маска” — это сущностное взаимодействие определенных форм деятельности, в целом составляющее образ бытия (modus vivendi).
Сущностная характеристика “маски” выражается в том, что она есть детерминированный набор признаков, реализация которых влечет за собой структурирование психического состояния как самого субъекта (человека), так и внешней среды, посредством взаимодействия с ней. Данное взаимодействие и есть объективная сторона преступления, то есть форма игры. Началом игры “Преступление” является момент осуществления бытия в возможности, а конец этой игры — вступление в игру государства.
Причем, государство находится здесь в невыгодном положении, особенно если речь идет о так называемом правовом государстве. По двум причинам: 1) оно не может начать играть, если возможность игры не предусмотрена им самим, то есть отсутствует в положениях Особенной части УК; 2) если оно знает о том, что игра уже завершена, но ему не известен игрок, то государство должно предварительно оформить реальность через комплекс игр прежде чем покарать преступника.
Данные игры:
Между тем презумпция невиновности есть не что иное как альтернативная имманентно присущая форма бытия в возможности человека, наряду с государственным обвинительным бытием, которая тоже требует своей реализации.
3.“Суд”.
По сути дела это энтелехия (реализация) бытия в возможности личности оформленная в предыдущей игре “Преступник”. Заметим, что и здесь по общему правилу (см. введение) реализация является игрой. Так судебное заседание разыгрывается в “особом” месте, как бы выключенном из жизни, поражающим своей помпезностью, — здание суда; в определенное время — часы судебных заседаний; особыми “масками” — так, не Петров, Сидоров, а “подсудимый” и “потерпевший”, “судья”, “гособвинитель”, “защитник” и т.д. Следует отметить, что в нашей практике совершенно не уделяется внимание игровой атрибутике судебного процесса, что, несомненно, приводит к бессилию судебной власти как в отношении конкретного круга лиц, так и в отношении государственного устройства. Противоположная ситуация имеет место быть в западных странах.
Так, например, судебная система Англии основана на вековых игровых традициях: парики, мантии, “шерстяной мешок” председательствующего, торжественность и великолепное убранство обстановки судебного заседания, причудливая архитектура здания суда. Данная игра разыгрывается по строго определенным правилам (Уголовно- процессуальный закон), отступление от которых немыслимо ибо разрушает форму бытия, самоценность бытия — именно поэтому требования процессуального закона это не простая формальность, а инстинктивно “унаследованная” современным законодателем уверенность в том, что если соблюдать форму игры результат будет детерминирован, что является одним из принципов людологии: степень сформированности материи находится в прямой зависимости от качества игровых действий, направленных на формирование данной материи.
В качестве примера можно привести суды 30-х годов ХХ века в России, где игровые элементы вообще отсутствовали. Как мы знаем, сегодняшний день оценивает их как антиправовые. Как мы помним, энтелехия включает в себя сам процесс реализации (саму игру), так и конечный результат этой реализации — определенную форму бытия. В судебном процессе (каким бы скверным с точки зрения игровых действий он не был) это положение находит свое подтверждение: конечным результатом судебного разбирательства является именно формирование истинного бытия личности, либо как преступника (здесь реализованное бытие в возможности созданное государством), либо как невиновного (это энтелехия универсальной “возможности” — презумпции невиновности). Реализуют бытие в возможности, которая по своей природе дуалистична (то есть “или… или”), с одной стороны представитель государства — прокурор, с другой стороны представитель общества — защитник.
Если человека признают невиновным, то на этом его взаимодействие с государством заканчивается, он выбывает из игры, ему возвращают его прежнюю маску — “Добропорядочный гражданин”, и он снова вливается в комплекс игр, из которых был в свое время изъят государством (предварительное заключение СИЗО). Если же приговор суда обвинительный, то есть реализовано бытие в возможности государства, оно выиграло процесс, то следующей государственной игрой для человека будет игра под названием “Тюрьма”.
Бытием в действительности здесь является режим исправительных учреждений, который реализует предписание вышеуказанных нормативных актов. Человеку здесь присваивается маска “Осужденный”, создается определенная сфера реализации его государственно- оформленного бытия в возможности (тюрьма). Глубочайшей нашей ошибкой является то, что в нормативных актах регулирующих существование осужденных совершенно не уделяется внимание игровой атрибутике, что сполна компенсируется так называемой “двойной жизнью” осужденных, которые имеют место быть в ИУ (субкультура, основана на архаичных формах бытия: тотем, культ грубой силы, специфический язык и т.д.). Сущность наказания состоит, прежде всего в том, что человека лишают его бытия в возможности, его личных мотивов поведения, заменяя его государственным бытием. Более того, полностью отсутствует сфера реализации лично-индивидуального характера.
Только тюремный режим, уклад жизни заключенного, есть его энтелехия, в которой он не принимает никакого личного участия. Из существа способного изменять реальность, формировать материю, существа подобного, в этом отношении Богу, его превращают в пассивную атрибутику игры, где игроком является только государство, а человек есть простой реквизит.
Поэтому “исправление” как задача Уголовно-исполнительного права может расцениваться только в качестве “дружеской” шутки со стороны государства. Исправление возможно только через изменение потенциального бытия осужденного и обеспечения его стопроцентной реализации во внешней реальности.
3. Людологический анализ игры “Преступление”.
Как было отмечено выше, преступление — это игра, которая уничтожает, в рамках сферы реализации, бытие конституированных обществом ценностей, являющихся продуктом комплекса игр, принятых в этом обществе. Попытаемся теперь более подробно проанализировать данное понятие.
В данном определении сознательно не указаны признаки преступления, которые сегодня признаются наукой (противозаконность, общественная опасность, виновность, наказуемость). Основанием к этому послужило то, что преступление как игра, то есть как определенная форма бытия, существует не только в рамках уголовных правоотношений, в рамках государственного понимания тех или иных действий как преступления.
Данная форма присуща любому организованному коллективу, обладающему вторичной властью, независимо от организационных форм её выражения: государство ли это, органы ли управления юридического лица, или же командир в армии. Каждое общество обладает общей волей, выраженной в определенной форме — будь то устные постулаты, или конституция государства. Эта общая воля не абсолютна, то есть она не является монобытием всех и каждого, такая ситуация при наличии вторичной власти невозможна, в силу того, что его постулаты, по своей сущности, не могут быть восприняты всеми членами общества, которому они адресованы (будь то известный круг лиц или же неперсонифицированный).
То есть существует определенный процент людей, возможное бытие которых, не совпадает с должным потенциальным бытием. Оно не совпадает как по форме, так и по качеству, что автоматически приводит к дифференциации поведенческих форм, то есть, форм жизни, форм игры. Именно поэтому ранее в уголовном праве существовала возможность наказания за одни лишь мысли, которые не соответствовали общепринятой догме. И как только общество осознает, что бытие в возможности этой прослойки не совпадает с его бытием, оно объявляет войну, клеймя данные “идеи” как преступные.
Общество вынуждено это делать в силу того, что их бытие в возможности реализуясь в действительности уничтожает наличное бытие общества в рамках своей реализации. И здесь мы подходим к еще одному принципу людологии: в “возможности” вещи могут иметь абсолютно противоположные атрибуты и будет невозможно определить какой из них истинен, так как любой будет казаться абсолютно реальным, но в энтелехии противоречия “снимаются”, однозначно детализируя бытие в действительности.
То есть в действительности бытие двух игр, “возможности”, одной из которых представляет собой полную противоположность другой, — невозможно. Рассмотрим это на примере поведения конкретного человека, в качестве примера можно взять ситуацию из романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”. Так, Родион Раскольников начал свою преступную деятельность с того, что по своему оформил свое бытие в возможности как человека принадлежащего к определенной касте тех, кто является “людьми высшими”, которые на все “право имеют”, в том числе и на убийство.
Таким образом, его бытие в возможности должно было реализоваться в действительности через определенную форму действий — убийство и прочее. Но бытие в возможности, как мы помним дуалистично, то есть его желанию проверить себя, как человека высшего противостояло сомнение и не-желание убийства. Весь этот антагонизм выражен в следующей фразе: “Вошь я дрожащая или право имею?”. Убийство старухи — это то самое окончательное испытание, та самая энтелехия, которая произошла вследствие того, что была только сама “идея” убийства.
Вспомним Достоевского: “меня ведь идея замучила, Соня”. Здесь мы сталкиваемся с еще одним принципом людологии:бытие в возможности всегда реализуется в действительность, либо в форме воплощения, либо в форме неудачной попытки. На следующем примере сопоставления соотношения юридического лица (например политической партии) и государства мы попытаемся показать, что по форме игры, преступление может иметь место в рамках политической партии, разница заключается только в содержании и средствах реагирования политической партии на данную форму поведения.
Прежде всего следует принять за отправную точку наших рассуждений тождество таких “масок” как: член партии и гражданин государства. Это вполне допустимо, если ограничиваться сравнением по форме, а не по содержанию и объему этих двух понятий. Так, и здесь и там происходит персонификация человека в определенную форму бытия, которому имманентно присущ определенный комплекс возможных и должных (благодаря организационной системе) действий, образующих сферу реализации данной формы бытия.
Таким образом, политическую партию, по форме, вполне можно назвать маленьким государством.
1. Первым признаком преступления является уголовная противоправность (противозаконность) это формальный признак преступления, квинтэссенция которого обязана своим происхождением именно мифологическому типу мышления (игровому типу мышления эллинских культур), выражающегося следующий дефиницией: “существует только то, что названо”.
Данный принцип трансформируется применительно к уголовному праву в следующее положение, великолепно сформированное Фейербахом: “Nulla poena sine lege” (нет наказания без указания о том в уголовном законе). Вспомним, что понятие уголовный закон не такое уж старое, оно возникло сравнительно недавно, чуть больше века назад, до этого же государство оценивало те или иные действия как преступные точно также, как это сейчас делает юридическое лицо, — исходя из реальной оценки вредоносности общественным интересам, которое причиняет деяние. Кстати, некоторые элементы такой оценки сохраняются до сих пор — положение ч. 2 ст. 14 УК РФ.
Таким образом, в сущности, различие в этом моменте реагирования состоит лишь во временном разрыве, но по сущностному бытию представляется тождественным. У политической партии только потому не существует конституированного бытия в возможности тех или иных форм поведения как преступных, что определение объема нежелательных игр возможно на основе элементарного анализа, представляющего собой, практический навык.
Точно также обстояло дело в эпоху архаичных правовых систем (сравните “Княжеский суд”, “Суд феодала”, деятельность претора в Риме и т.д. с сегодняшней деятельностью органов управления юридического лица). 2. Вторым признаком преступления является общественная опасность. Сущность этого признака состоит в том, что данное деяние способно причинить вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям (объектам). Как уже отмечалось преступление уничтожает общественные ценности, структурированные в нормах права, уничтожает в рамках сферы реализации.
Действительно, о какой защите личности со стороны государства может идти речь, когда эту личность убивают на улице? Здесь есть только одна игра, где человек жертва и не более. По структуре любая игра имеющая противоположное бытие в возможности, чем общепринятая игра — опасна, так как ее единичное проявление может послужить примером для масс и тогда организация общества перестанет существовать в форме той игры, которая есть противоположность преступной игры.
Для политической партии объект, защищенный её властью — это те игры, бытие в возможности которых зафиксировано в нормативных документах, служащих основой её деятельности. Для государства это тоже весь спектр игр, бытие в возможности которых закреплено в законодательстве.
1. Виновность.
Этот признак означает прежде всего то, что объективной стороне преступления (игре как таковой) всегда предшествует бытие в возможности, то есть личность формирует ту или иную определенную ситуацию в своем сознании, а уже потом реализует её на практике. Это общая ситуация для любой формы поведения, вне зависимости от рамок той или иной игры: государство ли это или любая другая структура.
2.Наказуемость.
Это сравнительно недавно появившийся формальный признак преступления, который в архаичных культурах не выделялся из понимания оценки форм тех или иных игр. Такое положение существует сейчас у политической партии — определение формы игры не только включает в себя негативную оценку, но и несет в себе наказание. Форму наказания государства (изъятие из определенного комплекса игр) вполне можно сравнить с исключением из рядов партии.
Таким образом, формально игры ничем не отличаются, проступок в рамках политической партии и преступление в рамках государства по сущности тождественны. Тот же самый анализ может быть произведен применительно к составу преступления, по его элементам. Форма бытия людей — игра “Юридическое лицо”
Форма бытия людей — игра “Государство”
1. Объект. Комплекс игр, составляющих наличное бытие юридического лица. Бытие в возможности этих игр сформировано в учредительных документах юридического лица: учредительный договор, устав, положение. Конкретный “деликт” оформляется в “возможности” такими документами как, например, приказ.
1. Объект. Комплекс игр составляющих наличное бытие государства. Бытие в возможности этих игр сформировано в законодательстве. Так, например, устав юридического лица вполне можно сравнить с конституцией государства. Конкретные нежелательные формы поведения (преступления) оформляются в “возможности” посредством структурирования их в определенном законодательно акте — уголовном кодексе, который является бытием возможности этих форм поведения.
2. Объективная сторона. Практически все то же самое. История знает примеры когда степень наказания зависела от таких факторов действительности как: время суток (день или ночь), место совершения преступления и т.д.
3. Субъективная сторона. Субъективная сторона представляет собой бытие в возможности той или иной ситуации. Для того, чтобы существовало основание для ответственности, непременным условием выступает следующее положение – бытие в возможности должно быть лично-индивидуального характера, то есть сформировано самостоятельно.
3. Субъективная сторона. То же самое. Так если бытие в возможности личности не было им самостоятельно сформировано, то есть имело место психическое принуждение, то уголовная ответственность не наступает — ст. 40 УК РФ 1996 г.
4. Субъект. Субъект — это участник той или иной игры, то есть физическое лицо. Но, в отношении юридических лиц тоже может применяться ответственность как к членам ассоциации союзов.
То есть действовала презумпция, что любое действие обязательно мотивировано в сознании, вне зависимости от того сознание кого именно имеется ввиду — самого ли субъекта ответственности, или же самого Бога, руководящего всеми процессами на земле.
Представляется необходимым дать краткий анализ состава преступления с людологической точки зрения.
Причем:
1. БВ – целевая причина, Формы(только к актуально сущему – преступлению как игре, а не как представлению вне рамок «здесь и сейчас»): субъективная сторона(ИБВ) и Особенная часть УК (ОБВВ).
2.Энтелехия .
2.1.движущая причина. Сам субъект. Опасность ОП в том, что она включает в среду бытия преступления других субъектов не как орудие преступления (например, использование малолетнего для кражи с взломом, известные формы соучастия), а как субъектов обеспечивающих самодостаточное бытие движущей причины.
2.2. переход (формальная причина, в данном случае) – игра с различной степенью алеантности. 3.матеариальная причина.
Для субъекта преступления – реализация задуманного (только для умышленных преступлений), для остальных случаев актуальное сущее в форме отдельной реальности, составляющей определенную девиацию ожидаемому и «хорошо знакомому» как должному. Бытие в возможности это субъективная сторона преступления, в зависимости от сформированности потенциального бытия будет соответственно и оценена форма игры, которую представляет объективная сторона. Таким образом, все элементы объективной стороны заранее предопределяются в сознании преступника, то есть в его бытии в возможности, классифицируются, оформляются.
Степень соответствия возможного и действительного определяет профессионализм преступника. Как правило, профессионал полностью реализует бытие в возможности в действительность, любитель же не может предусмотреть все стороны действительности, вследствие чего допускает ошибки и терпит фиаско. Объективная сторона — это энтелехия субъективной стороны (потенциального бытия), то есть, сама реализация, которая есть игра и конечный продукт — наличное бытие, оцениваемое государством как вредоносное последствие преступления.
Причинная связь является квинтэссенцией энтелехии ибо констатирует неразрывное единство причины и следствия, где причина есть действие, а следствие — форма реальности, то есть форма игры. Объект преступления — это общественные ценности, конституируемые в нормах права. Объект преступления дуалистичен: с одной стороны его бытие сформировано обществом посредством государства, через нормы права выражающие интересы большинства, с другой стороны объект оформлен самим преступником, как собственный взгляд на расстановку сил в той или иной ситуации.
Бытие в возможности личности и государства взаимоисключают друг друга. Если личность реализовывает свою “возможность” она уничтожает бытие в возможности норм права применительно к данному конкретному случаю. Отметим, что общество называет преступлением только те игры, которые уничтожают все объекты, кроме общего. Уничтожить общий объект значит совершить революцию, быть вне юрисдикции государства, быть по ту сторону добра и зла. Субъект — как отмечено выше — это участник игры, то есть тот кто формирует эту игру, определяя чему быть и чему не быть.
4. Основные виды игры “Преступление”.
Классификацию игр можно проводить по разным критериям, как то степень сформированности бытия в возможности, количество участников, степень реализованности бытия возможности и т.д. В данной классификации мы ограничиваемся критерием количества участников и формой организации игры, то есть в той степени перехода “возможности” в действительность, которая является продуктом формы игры, ибо сущность организации именно в том, что организация это продукт реализации “возможности” в действительность, носящий динамичный и постоянный характер.
1. “Индивидуальная игра”.
Сущностью этой игры является то, что только один человек противопоставляет себя обществу. Здесь возможны два вида участников. Во-первых, те, чье бытие в возможности сформировано не ими самими, а той средой в которой они живут, и которую они не смогли превзойти в своем сознании, например, среда “блатных”. Их бытие в возможности носит определенные клишированные идеи, которые являются продуктом форм игр принятых в их среде. Примером могут послужить представления “блатных” о воровской чести, совести, достоинстве. Наряду с первыми игроками существует другая категория — это те, кто по-новому осмысливает положение вещей в обществе. Их сознание тоже в определенной степени формируется средой, но не детерминирует его. Данные личности, реализуя свои “идеи” по сути создают новую форму реальности. В качестве примера можно привести Джордано Бруно, Сократа, Ленина и прочих.
Характерной чертой данной игры является то, что её участники всячески избегают контактов с государством в лице правоохранительных органов того или иного времени, так как государство находится в состоянии войны по отношению к ним.
2. “Коллективная игра”.
Коллективная игра характеризуется тем, что в ней участвуют два и более лица, связанные общей целью, общими интересами, но не имеющими монобытия в возможности.
Здесь может быть три варианта игры:
1) случайно возникшая группа (соответствует внезапно возникшему умыслу);
2) группы которые создаются, организовываются, это так называемые “преступные сообщества”, “банды” и т.д.;
3) группа, сложившаяся вследствие однотипного бытия в возможности.
Примером могут послужить: крестьянские восстания, где группа сложилась вследствии единобытия в действительности, то есть занятия одной и той же деятельностью; или же саботаж, где участники соединены друг с другом опять же единой формой действительного бытия — военной службой. Характерной особенностью опять же является скрытость от государства. 3. “Организованная преступность”.
Критерием выделения этой игры в отдельный вид является во-первых её масштабность, во-вторых её состав участников, в-третьих её взаимодействие с государством, в-четвертых наличие двойной формы организации. По масштабам данная игра превосходит все остальные. Более того в ней ярко выражен территориальный характер — зоны преступной сферы деятельности, поделенные между преступными группировками По составу участников данная форма игры резко отличается от предыдущих своей замкнутостью. У каждого участника существует своя роль, которая формируется не им самим, а боссами преступной организации.
Взаимоотношения с государством характеризуются тем, что данная преступная группа не только фактически противостоит государству (то есть уничтожает его в энтелехии), но и сращивается с государством, посредством оформления его бытия в возможности, то есть фактически заменяет его. Примером могут послужить купленные депутаты, или же чиновники, от которых зависит бытие той или иной ситуации. Двойная форма организации выражается в том, что данная преступная группа использует существующие легально способы и методы.
В качестве примера можно привести легализацию (отмывание) криминальных денег в законно существующих коммерческих структурах, адвокатуре и прочее.
Думается, что данный вид игры “Преступление” является наиболее опасным в силу того, что он подменяет собой государство, создавая новую общественную форму организации социальной материи. Фактически, за организованной преступностью (за тем, что мы знаем под этим именем) остается будущее, если мы не примем своевременных мер по видоизменению этого объективного процесса становления нового в таком явлении как современный социум…
СНОСКИ
1. Для того, чтобы убедиться в этом достаточно, например, ознакомиться с очень интересной книгой профессоров Дж. Флетчера, А.В. Наумов «Основные концепции современного уголовного права», Москва 1998г. комментарии российского автора явно, если не издевательские, то, по крайней мере, высоко патриотичны по сравнению с видением одних и тех же проблем г-н Флетчером. Хотя оба автора из всех сил пытались показать, что уголовные системы стран имеют много общего.
2. В свое время профессор Ю. Ляпунов в статье «Категория «преступление»( ж. Социалистическая законность 1987г. №7.) отметил любопытный факт соотношения скорости формирования новой практики и влияния на нее уголовно правового запрета, обозначив непосредственную связь с последним. Основное положение – там, где наука уголовного права некомпетентна в лице правоприменителя, она не должна угрожать наказанием за то или иное деяние. Путь предложенный им – создание новой статьи в Уголовном кодексе. «Отсутствие в законе четкой правовой регламентации (…) сдерживает творческую инициативу, поиск новых научно- технических решений»(стр. 24)
3. См. об этом подробнее И.А. Клепицкий «Преступление, административное правонарушение и наказание в России в свете Европейской конвенции о правах человека»// Государство и право, 2000г.№3., стр. 68.
«уголовная сфера охватывает»: уголовно – правовые, уголовно – процессуальные и часть административных правоотношений
4. см. об этом, например, указанное совместное исследование Дж. Флетчер, А.В. Наумов «Основные концепции современного уголовного права». Изд. Юристъ 1998г. Данная мысль проходит лейтмотивом через всю работу.
5. Более подробно данные вопросы успешно освящены в труде Освальда Шпенглера «Закат Европы». В частности понимание преемственности культур Древней Греции и Нового времени по схеме прямолинейности вообще как таковое невозможно, как соответственно невозможно прямое полагание тех значений, которые были отражением той действительности. Единственный критерий подобия и преемственности, который у нас остается — это сам человек, индивидуум в его общественных связях, кстати, с этой точки зрения само Уголовное право в его динамике может быть, как мы увидим позже, своего рода хронометром развития мысли человека о человеке.
6. Ср.: «Понятие преступления в советском уголовном праве основано на идеях социалистической морали. Каждое преступление является деянием, которое отрицательно оценивается социалистической моралью».// А.А. Герцензон «Понятие преступления в советском уголовном праве», М., Госюриздат, 1955г. стр. 49
7. Сравните с высказыванием известного французского мыслителя XVIII века Кондорсэ о римском сенате, присвоившем себе право толкования закона: «Сенат, эксплуатировавший уважение народа к старым учреждениям, скоро понял, что привилегия толковать законы почти равносильна праву создавать новые, и он пополнился юристами». Цит. по книге З.М. Черниловский « Всеобщая история государства и права». М. 1995г.стр.83. Он же комментирует: «Кондорсэ справедливо замечает, что юриспруденция является единственной новой наукой, которой мы обязаны римлянам, и возникновение этой науки связано с право толкования закона», там же.
8. В научной литературе данный аспект в основном понимаем как соотношение понятия состава преступления и самого понятия преступления, хотя один ученый выразил более проницательную позицию. Так профессор Пионтковский предлагал понимать понятие преступления как политическую оценку преступления, а состав преступления как правовую// см. А. А. Пионтковский «Укрепление и основные вопросы учения о составе преступления» Советское государство и право, 1954 г. №6.
9.Цитата по И. Канту (его понимание формы явления): «То в явлении, что соответствует ощущениям, я называю его материей, а то, благодаря чему многообразное в явлении может быть упорядочено определенным образом, я называю формой явления»// И. Кант «Критика чистого разума», Симферополь, изд. Реноме 1998г стр.50
10. См. об этом, например, работу В.П. Кохановского «Философия и методология науки» Ростов-на-Дону 1999г. Автор очень точно замечает одну особенность мира человека(которую мы более обширно осветим в дальнейшем), он пишет «по существу все продукты человеческого труда есть не что иное как «овеществленная сила знания», опредмеченные мысли(выделено мною – Р.П.)», стр. 159.
11. Однако здесь мы должны оговориться, что речь идет применительно только к Российской школе уголовного права. Гуманистический подход как раз определяет действие как форму проявления понимания значения, присущего универсума представлений человеческого. Т.е. там, где есть связка «возможность (БВ) — действительность» существует уже действие. Ему противостоит теория действия как выражения воли лица, связанного с телодвижением. Так М. Мур в работе «Действие и преступление» дает определение действия как «волевое движение тела». Однако следует признать более близкими к нашей тематике разработки теории действия Ганса Вельцеля (основоположника теории гуманистического подхода в немецкой школе уголовного права)
12. В этом отношении уместно привести широко известную фразу Георга Вильгельма Фридриха Гегеля «Логика способствует правильному мышлению не более, чем физиология правильному пищеварению».
13. см. об этом более подробно работу Ж-П Вернана «Происхождение древнегреческой мысли», изд. Прогресс 1988г., как квинтэссенция глава 4.14
См. подробнее об этом статью В.Г. Гриб, В.Д. Ларичев, А.И. Федонов «Организованная преступность – различные подходы к ее пониманию»// Государство и право, 2000г. №1.15
15. Речь, конечно, не идет о теологических смещениях аспектов регулирования. Просто то, что раньше являлось содержанием Библии, Корана, сегодня есть содержание Уголовного кодекса.
16. В принципе сущностные недостатки общего подхода в том, что при нем в явлении очерчивается круг известного качественного и оно начинает варьироваться в процессе познания относительно количества познающих субъектов… результат конечно же в итоге получается один и тот же по качеству, но абсолютно различный по количеству. «КПД» познания в данном случае практически равен нулю, если вообще не вредоносен. При универсальных методах субъекту познания корреспондируется исчерпывающее количество приемов познания, которые в зависимости от их использования определяют качественность предмета, трансформированное в представление познающего. Соответственно, мы имеем один предмет при количестве представлений, соответствующих дифференцированной качественности. Таким образом, есть свобода выбора систем мирровозрения, поле для маневра...
17. Норма права призвана: убеждать (функция власти) или принуждать (функция государства), но она не может вне моего согласия как личности управлять мною- только тем во мне, что согласуется с ее содержанием и природой (пусть даже без ведома моей воли и сознания). С этой точки зрения уголовно-правовой запрет не существует как норма права, ибо Уголовное право ничего не запрещает мне как личности, оно лишь ставит меня в известность, что деяние предусмотренное в составе преступления Особенной частью УК влечет неотвратимое наказание. Относительно идеологического характера правоотношения вопрос так же не так прост. См. об этом ст. «К вопросу об оценке преступления в Уголовном праве»// Рубикон, РГУ,2000г.№7.
18.Подробнее смотрите об этом «Криминалистика». Уч. пособие под. ред. Яблокова Н.П. М. изд. Юристъ, 1994г. стр. 21
19. Именно личное, ибо необходимым условием Уголовной ответственности является участие воли и сознания лица, совершившего преступление (ст. 21 УК РФ, например, есть суррогат понимания, который в некоторой степени отражает аспект личного в человеческом).
20. Несмотря на это только один ученый смог синтезировать чувство разрыва между желанием и действительным. А. А. Герцензон говорил о 5-м признаке преступления (аморальности). «Понятие преступления». М. 1955г. стр. 40.
21. Хотя, конечно, людологически верно было бы сказать, что это субъекты, форма причастности которых выражена формулой «возможность 1 – возможность 2», где №1 сознание субъекта, №2 – представление преступления, корреспондированное субъекту.
22.Подробнее об этом см. «К вопросу об оценке преступления в уголовном праве»// ж. Рубикон, РГУ, 2000г. № 7.
23. Так, только транссакционный анализ позволяет говорить о 96 млн. форм поведения.
24. Именно так, например, расценивал преступление Гегель, как объективацию свободы духа.
25. Рекомендую так же работу М. Фуко «Надзирать и наказывать».
26. См. об этом подробнее «О некоторых формах познания»//ж.Рубикон, РГУ, 1999г. №4.? см. подробнее об этом П. С. Таранов «120 философов. Жизнь, судьба, учение». Симферополь 1997 г., стр. 216.
27.см. подробнее об этом на примере предмета работы Менахем Яглом «Что есть человек, что ты помнишь о нем» // «Современный человек. Теория и философия образа». М., 1997 г.
28. И. Кант «Критика чистого разума». Симферополь 1996 г., стр. 50 –51
29. см об этом Чернов Р. П. «О некоторых формах познания» // Рубикон № 5, Ростов-на-Дону, 1999 г.
30. Аристотель. Метафизика (книга IХ). Ростов-на-Дону, 1999 г.
31. см. на эту тему блестяще написанную работу Ф. Ницше. Избранное. «О философах», Ростов-на-Дону, 1998 г.
32.см. подробнее об этом в части практики социальных девиаций Чернов Р. П. «Пропедевтика людологической теории преступности» // Рубикон № 4, г. Ростов-на-Дону, 1999г.
33. Иллюстративный анализ см. например в работе А.И. Михальская «Русский Сократ», М., 1996 г., стр. 77 – 80.
34. См. подробнее Э. Берн «Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры», Санкт-Петербург, 1996 г.
35. подробнее проблематику данного характера можно почерпнуть из любого произведения Ф. Ницше третьего периода, например, «По ту сторону добра и зла».
Добавлено: 14:48 25.05.2012
Видео программы «О сущности игры» на Youtube
Уголовное право просто не может себе позволить быть заложником каких – либо положений, лишенных правового обоснования, выраженных идеологически или политически в форме пожеланий и целевых программных установок в ракурсе двух — трех десятилетий.
Право – это бытие справедливости, это средоточие разумности и, соответственно, последняя черта допустимости значений для человека как существа, включенного в систему социальных отношений того, что мы называем социальными отношениями.
Уголовное право должно, прежде всего, обеспечивать форму бытия справедливости в ее отношении к конкретному человеку, который предоставлен сам себе в системе, где индивидуальная свобода – первичное основание для бытия в качестве успешного члена общества. В этом отношении Уголовное Право –так же мера индивидуальной свободы в ее негативном понимании (разрешено все, что не запрещено).
Рассматривая вопросы подобного рода, мы неизбежно приходим к пониманию вопроса о когнитивной функции Уголовного Права, его роли в формообразовании представлений государства и индивидуума о том, что есть преступление.
Здесь мы пока не будем говорить о том опыте, который наработала юриспруденция в определении понятия преступления, попытаемся схватить саму форму сущности нашего вопроса по отношении к тому, что в конечном счете называет преступление — уголовному праву. Юристы сегодня уже совершенно спокойно и с достоинством признают свою неизбежную дистанцированность по отношению к философии, понимая последнюю,- как нечто, что уже не может быть необходимо полезным в рамках отрасли права. Это мнение все чаще подразумевают практики, все больше оно находит озвучивание в лице представителей науки.
Проблем в правовой теории больше, чем мы можем себе представить, больше, чем мы можем просто назвать. Переход от централизма к индивидуальной самостоятельности мысли наиболее пагубно сказался на состоянии научных школ права во всех регионах России, по существу переход от «коммунистического» понимания, традиционно марксистского, к новой школе (а, следовательно, через нее к новому правосознанию, правопониманию и пр.) не состоялся. Западное заимствование, по – прежнему, невозможно в силу практической неприменимости на Российской почве «технологий мышления» (плюс коренное отличие правовых систем).1
В мире мысли мы не сдвинулись ни на шаг. Это образует достаточно большой диссонанс с миром действия, — молодая Россия достаточно быстро набирает обороты в сфере предпринимательства, нового государственного строительства, политических технологий, социальной инфраструктуры… получается та ситуация, при которой теория учится у практики, при этом сама до конца не представляя себе как тот или иной казус вообще может иметь место в действительности.2
Это чувствует самый простой адвокат и самый высокопоставленный чиновник. Данное отсутствие четкого предела действия в теории, на практике трансформируется в простой произвол, который находит свое выражение как в ставшей уже обыденной коррупции, так и в форме невиданного государственного строительства. Мы пытаемся решить проблемы условия как проблемы цели. Условия проживания, условия самореализации личности, признание ее приоритетной ценностью в государстве — есть следствие движения государства к определенной цели, вынесенной за пределы личностного, ориентированной на приоритеты, имеющие общественный характер в высшем их обобщении, но никак не в случае, когда мы идем к цели, которую сами не знаем, а о достижении этой цели судим по тому как живется среднему человеку в стране (пускай даже эта информация дана в статистических сводках правительства). То же самое наблюдается в рамках уголовного права как науки.
НАУКА КАК ФОРМА ПОЗНАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ1. О науке как форме отражения реальности. Феномену науки как явления социальной жизни посвящены тысячи исследований, которые в той или иной мере освещают вопросы методологии, места и роли науки и прочее.
В основном вопрос о науке ставится применительно крезультату деятельности, к научному знанию.
Причем, соответственно, вопросы о методологии научного знания трансформируются в вопросы творческого познания, которое систематизировано и упорядочено относительно науки, целесообразности науки и прочее.
Может показаться, что для юриста не совсем важно и интересно знать, что есть наука, что под этим понимают методологи науки и прочее, но в свете вступления Российской Федерации в мировое сообщество, с признанием нашей страной международного законодательства как части внутренней системы государственного права, при соответствующей ратификации, мы не можем позволить себе избегать данного вопроса, т.к. в англосаксонских странах некоторые из результатов научной деятельности непосредственно приобретают форму права (положения Устава ООН в части Международногосуда).
Применительно к уголовному праву это так же имеет важное значение, поскольку уже сейчас вырабатывается концепция «уголовной сферы»3, а РФ все чаще звучат голоса тех, кто говорит о возможной интеграции правовых систем англосаксонского права и нашей системы права.4
Поэтому понимание роли науки в формировании понятия преступления является приоритетной областью исследования и без нее, конечно, не обойтись при анализе понятия преступления. Наука, как и все сущее, необходимо анализировать в комплексе взаимодействия элементов бытия.
Если обратиться к несколько забытой традиции универсального анализа (к «Метафизике» Аристотеля, например), то нам необходимо определиться в отношении следующих элементов явления. Данными составляющими являются: целевая, формальная, движущая, материальная причины бытия. Под целевой причиной понимается то, ради чего существует явление.
Цель определяется через значение, которое обнаруживает себя в мысли о предмете (явлении). Совокупность смыслов проявляется в предназначении, которое есть элемент в понятии сущности. При анализе данных вопросов Аристотелем, при существующей в то время «общественно – экономической формации», анализ мог строиться только в отношении стабилизированных форм бытия, которые были однозначно унифицированы относительно понимания времени. 5
Сегодня понимание целевой причины явления может быть выражено не только сквозь небезызвестное соотношение субстанционального и общего, но так же через категорию бытия в возможности.
Первично сам термин так же был введен Аристотелем, но применительно к нашей работе он требует опять же некоторого прояснения(в части методологии Аристотеля и ее современного применения к понятию уголовного права мы скажем позже).
Бытие в возможности – есть бытие мысли, при этом два этих термина употребляются в абсолютном тождестве. Не бытие в мысли, или мысль для бытия, а сама мысль как самостоятельное бытие, бытие в возможности. Соответственно, например, книга – это есть бытие в возможности, которое реализовано в действительность таким образом, что все три причины подчинены изначально одной целевой (содержанию бытия в возможности, мыслям выраженным в книге).
Сам термин «бытие в возможности (БВ)» вводится для упрощения объяснения относительно целевой причины любого явления, так как любое известное нам явление необходимо понимается нами через свое предназначение, через свою цель. Многообразие явлений не так велико как кажется и, как мы увидим в дальнейшем, практически все процессы могут быть выражены рядом стандартных формул, при следовании данной терминологии. Бытие в возможности науки это прежде всего:
1. амореализованные относительно самое себя формы бытия в возможности т.н. «архив науки». Вся масса знаний, облеченная в форму доступную для восприятия 3-х лиц.
На данный момент в РФ это в большинстве своем текстуальные материальные носители. Данная форма выделяется не в силу своего содержания, а в силу того, что она действительно по форме представляет собой доступность достаточно ограниченному кругу лиц и не носит характера известности неперсонифицированному круг лиц.
Особенно в отношении науки уголовного права. Данное бытие в возможности носит стабилизированный характер и представляет собой вневременное соединение, т.е. не подвержено влиянию времени относительно самое себя (только в отношении понимания его со стороны 3-х лиц);
2. Сознание представителей движущей причины науки (ученых). Оно может быть как систематически корреспондируемо относительно персонифицированного круга лиц (в рамках свободного академического курса применительно к ВУЗу вообще), так и носить общественный характер посредством озвучивания в средствах массовой информации. На сегодняшний день формой данного бытия в возможности являются академические курсы лекций, конференции, круглые столы и пр.
3.Сознание 3-х лиц, не включенных в орбиту движущей причины науки. Если первые две формы были представлены как внутреннее содержание науки (которая может быть очерчена по кругу участников тематике и пр.), то данные формы являются в некотором роде внешними.
3.1. приобщающиеся к науке (студенты, аспиранты и пр.);
3.2. практики (в нашем случае правоприменители), те, кто составляют когорту, которая «верифицирует» научные положения на «практике» (слова употреблены в кавычках для того, чтобы их можно было позже заменить на действенно людологический аппарат терминологии).
3.3. неперсонифицированный круг лиц. Данный субъект восприятия не осознает, что то, с чем он сталкивается имеет отношение к научным разработкам, в прошлом принадлежавшим, допустим, индивидуальному ученому, воспринимает все как естественное, данное почти от Бога.
Например, сегодня таково отношении к электричеству и прочим естественным продуктам науки ХIХ века. Здесь представления о науке трансформируется в представления о специальном статусе («ученый»), само наличие которого у субъекта высказывания гарантирует верность и точность значения фактическим обстоятельствам жизни (т.е. снимает противоречия мысли по поводу того или иного предмета).
В этой связи у Аристотеля, равно как и у Платона в диалогах, используется выражение «сведущий».
Суммируя вышесказанное:
— целевая причина Науки обнаруживает самое себя в точном и однозначном представлении о каком – либо комплексе явлений действительности.
— формой бытия целевой причины являются: самореализованное относительно самое себя БВ (текст)
— статичный носитель; сознание активных субъектов научной деятельности; сознание 3-х лиц (при более точной людологической формулировке, которую мы дадим позже необходимо говорить бытие в возможности субъектов…)
— динамичный (в некоторых случаях по Канту — активный) носитель БВ.
Соответственно, идеальной (и необходимой ситуацией) является положение вещей, при котором положения, выработанные в сердцевине общественного знания, находят свое отражение (без какого – либо искажения) в умах неперсонифицированного круга лиц.
К сожалению, ситуация с пониманием преступления у нас в стране далека от такого положения.
Следует так же отметить, что бытие в возможности не исчерпывается кругом известности его носителя. Это самостоятельная категория бытия, которая относится к человеку как содержание и форма, более того, мы не можем закрепить за человеком даже способность контроля или повседневного анализа за БВ, соответственно наука здесь в своей целевой причине выступает как динамическое явление огромной разрушающей способности.
2.Формальная причина.
Формальная причина здесь относится к переходу бытия в возможности в бытие в действительности. Все четыре причины образуют между собой парадигму, устойчивое сочетание элементов которой, фактически относится к любому явлению по структуре, само же сходство и различие явлений (проблема единичного и общего так же включается сюда), образуется вследствие качественной и количественной неоднородности элементов формы, но сама остается неизменной. Более подробно мы скажем об этом позже в части методологии вопроса.
Сейчас же отметим, что под формальной причиной понимается самодостаточность способа проявления целевой причины.
Иными словами, даже при полном непонимании при восприятии целевой причины, вы все равно сталкиваетесь с формальной причиной.
Например, лекция на иностранном языке по неизвестной Вам тематике может быть абсолютно скрыта по своему значению, (вы не заимствуете никакого бытия в возможности), но вам доступна форма, в которой выражено бытие в возможности. Интерпретация формальной причины производится исключительно средствами индивидуального бытия в возможности воспринимающего субъекта.
Таким образом, восприятие целевой причины возможно только при наличии подобия бытия в возможности субъекта корреспондирования бытия в возможности, бытию в возможности субъекта восприятия (подробнее о формах восприятия смотрите раздел методологии по людологии).
Наука Уголовного права специфична тем, что ее формальная причина в пределе выражения целевой причины нацелена на формирования тождества бытия в возможности практических работников.
В пределе же воспроизводства и формообразования целевой причины вообще уголовно-правовая наука замкнута на самой себе и нацелена только на то, чтобы корреспондировать содержание самое себя публичной власти, государству. Положение, при котором научные взгляды приобретают форму содержания закона считается наивысшим достижением для нас сегодня.
Причем подразумевается, что неперсонифицированный круг лиц является источником тех представлений, которые озвучивает наука и, таким образом, мораль и нравственность как естественная форма выражения бытия в возможности неперсонифицированного круга лиц не может не быть основой уголовно- правовой политики государства, а тем более пределом верификации научных теорий. 6
Эта красивая концепция разбивается о практику латентной и организованной преступности, произвола бюрократии в форме коррупции и простого наплевательского отношения к должностным обязанностям. Но в целом мы продолжаем думать, что ровным счетом ничего не происходит, что мы можем справиться с данными «рядовыми» проблемами уже известными методами. Мы не хотим признаться, что тот круг проблем, перед которым нас поставил сегодняшний день выходит за пределы нашей способности справляться с данными вопросами. Мы принимаем развитие организованной преступности за проявление социальных тенденций, которые носят известный нам характер, прячемся за масками «законодателя», нестабильной экономической ситуации, российским менталитетом и пр.
Нам необходимо понимать, что невозможность практики решать проблемы проистекает не из-за того, что практика не хочет учиться у теории, или теория недостаточно финансируется государством и пр., а из-за того, что наша научная мысль сегодня не способна предложить практически реализуемые проекты, имеющие стратегическое значение в развитии той же борьбы с организованной преступностью, не говоря уже о выявлении масштабов ее латентности, или прогнозировании развития понимания преступления на ближайшие двести – триста лет.
Формальная причина науки способна акцентировать внимание только на самой себе (следить за методикой учебного, научного процессов, подводить итоги и хвалить себя), наука шаг за шагом перестала быть воспринимаемой теми, от кого зависит практическое воплощение идей, образов в реальности.
Формальная причина науки уголовного права представлена не трудами и формой бытия в возможности, которое способно оперативно реагировать на запросы дня, а персоналиями, озвучивающими осколки общенаучного в форме объективации тех или иных обезличенных временем положений. С этой точки зрения нам необходимо сегодня всестороннее целостное исследование, начинающееся с самых основ, с фундаментальных вопросов, первым из которых является понятие преступления.
Понятие не в представлении опять же целевой причины науки, или формальной причины в рамках здесь и сейчас (по объему влияния они не сопоставимы), а анализ в рамках здесь и сейчас, который бы разрешил вопросы теории таким образом, чтобы они уже могли быть применимы к практике, без нового скачкообразного революционного изменения последней.
Цель науки в отношении ее формальной причины – это, прежде всего, включение в свою орбиту всех звеньев бытия целевой причины. У каждого, кто имеет хоть какое –то косвенное отношение к бытию преступления должно быть сознание того, что ожидаемыми от него действиями по оценке деяния он приращивает тот наработанный материал тысяч субъектов познания, что его разум (как и материальная свобода) застрахован от ущерба ошибки.
Люди держатся за те выводы, к которым якобы пришли сами, поэтому и методология научного знания должна быть такова, чтобы простой обыватель понимал значение мотивов действия тех же должностных лиц, был посвящен в то, благодаря чему именно данное деяние называется преступлением.
Ему должна быть доступна формальная причина формообразования понятия преступления, как в идеальном отношении (формальная причина науки), так и в практическом (в данный момент это, к сожалению, положения УПК РСФСР).
Без этого мы будем сталкиваться с тем, что свое непонимание происходящего человек приписывает тому, что «все они взяточники, сволочи» и прочее; но для того, чтобы простой человек мог разбираться в том, о чем мы говорим, сама методология познания уголовного права должна быть лишена того самодостаточного потаенного смысла, которым она сейчас обладает, с точки зрения 3-х лиц «не причастных к юриспруденции».
3.Движущая причина.
В любой парадигме движущая причина состоит, прежде всего, из субъекта реализации бытия в возможности в действительность. Само по себе бытие в возможности недоступно по восприятию, оно вообще не существует с точки зрения допустим 2-х лиц. Мы можем лишь догадываться (в определенной степени гарантированности) о наличии бытия мысли у кого бы то ни было, соответственно, судить и констатировать ее наличие благодаря анализу действия субъекта, которому мы приписываем способность обладанием бытием в возможности. То, благодаря чему мы можем судить о наличии мысли есть формальная причина, она есть оформление в действии (в широком смысле, пока мы не прибегаем к людологической терминологии) мысли.
Но сам субъект обладает бытием в возможности таким образом, что оно доступно его восприятию постоянно, и степень того насколько оно реализуемо им в действительности может быть одинаково как показателем того, что принято называть волей, так и того, что принято называть в уголовно – правовой науке – умыслом при совершении деяния, называемого преступлением.
Такова краткая характеристика применительно к индивидуальному, при общественных процессах все выглядит несколько иначе. Так, в науке, количественное находит свое выражение применительно к субъектам познания, в то время как качественное может быть неизменным и единичным.
Такова, например, характеристика правовой школы, где множество субъектов познания (количество) при том, что каждый человек есть некоторая субстанциональность в ее высшем проявлении, есть составляющее качество, которое – содержание учения данной школы.
Соответственно, движущей причиной (тем, что реализует бытие в возможности в действительность, т.е. делает формальную причину выражением целевой) является деятельность (динамическое бытие) «количества»(ученых).
Ситуация, отражаемая в данной конструкции есть следствие необходимости человеческого в снятии противоречий мысли, человек не может обнаруживать себя в поле противоречия целевых причин при одном факте действительности.
Состояние покоя для человека достигается только в том случае, если налицо однополярное соотношение: одна целевая причина(представление о…) – одна материальная (факт действительности).
Только в данном случае происходит символизация (равновесие идеального и материального), а, следовательно, открывается путь к появлению навыка, когда те или иные процессы, сохраняя самое себя по своим элементам вытесняются из сознания и приобретают форму автоматического бытия, не требующего постоянного присутствия сознания и контроля.
В конечном счете любой процесс стремится в своем саморазвитии к тому, чтобы превратиться для данного человека в навык и необходимое условие бытия цивилизации (например, разведение огня первобытным человеком -это таинство, состоящее в покровительстве бога огня, зажигание газовой плиты сегодня – навык для любого и, соответственно, необходимость «цивилизованности»).
Научная среда не исключение из данного правила, поэтому в науке очень широко развито стремление к однозначной детализации предмета исследования. Полярность научных точек зрения, соответственно, приветствуется только как вскрытие противоречивости самого предмета познания, но никак не автономия представлений по субъекту познания. Принцип количественности субъектов познания трансформируется в тоталитарность определенного качества (содержания бытия в возможности предмета).
Применительно к Уголовному праву это нашло свое идеальное отражение в руководящей роли уголовного закона в понимании преступления.
Юриспруденция в самом начале своего становления начинала «работать» с правом толкования права.7 Право возникает, прежде всего, как стабилизированный образ бытия той или иной чувственно- конкретной ситуации, образ который гарантируется особыми субъектами реализации, в случае отступления, от которого, возможно ответное чувственно- конкретное действие (ответственность). Уголовный Кодекс по своей природе является исчерпывающим перечнем образов тех деяний, которые могут быть расценены как преступления, поняты как таковые.
Помимо общеизвестных демократических моментов это свидетельствует о том, что Уголовный кодекс (Особенная часть) является так же познавательным пределом вообще. Соответственно, он и является тем «качеством», которое противостоит количеству (субъектам познания).
Знание Уголовного кодекса превращается в своего рода органон по опознаванию того, что есть преступление. Субъект познания соотносит то, что он знает о преступлении с тем, что есть предположительно преступление и при совпадении бытия в возможности с действительностью происходит квалификация.
Для субъекта правоприменительной деятельности – это вообще форма работы. Закон, таким образом, выполняет не просто функцию, исконно свойственную праву, но так же является когнитивной возможностью предела вообще, а это означает, что оперативное реагирование современного общества на рост преступности и на появление ее новых форм, невозможно.
Уголовный кодекс как законодательный акт всегда носит ретроспективный характер, направлен на борьбу с деяниями ставшими известными как преступления к моменту его принятия (по крайней мере, как утверждает сегодняшняя наука, те деяния, общественная опасность которых была оценена соответствующим образом, соответственно и обратной силы Уголовный закон не имеет), он может называть преступлением только то, что есть преступление, исходя из его содержания.
Если принимать за преступление самое основное его понимание – девиацию в той или иной мере, обладающую теми или иными признаками, то соответственно, следует заметить, что при динамизме современных отношений, уголовному законодательству просто неизвестны те девиации, которые в дальнейшем действительно приобретут явно общественно- опасный характер, а сегодня скрыты как повседневно – обычные.
Ученые, являясь движущей силой Науки, поддерживают и обосновывают доктринальное понимание преступления, нисколько не подвергая сомнению целостную картину понимания преступления,8 но ежесекундно сомневаясь в частностях квалификации, определения, понимания, что в принципе так же является необходимым, но только при систематическом подвергании сомнению общих представлений, касающихся формообразования самого понятия. Ибо именно это формообразование и есть то, «благодаря чему многообразное в явлении упорядочивается определенным образом»9 относительно субъекта восприятия. Это и есть зависимость объекта познания от активности субъекта познания, это и есть формообразования представления.
При этом, конечно, понятно, что желание избежать мучительных гносеологических противоречий познания рождает потребность в чем – то стабильном, таком как закон, но при этом необходимо помнить об ответственности, которую берет на себя каждый кто способен утверждать то, что непосредственно будет касаться судеб людей.
Именно так рождается демократия как высшая форма ответственности перед самим собой по вопросам, которые, в принципе, не могут контролироваться никем кроме тебя самого.
Именно поэтому целью настоящей работы является формирование общих начал такого метода познания, который позволил бы определяться в отношении понятия преступления без оглядки на практику считывания смысла буквы закона.
Речь идет не об отвержении норм закона, но о том, чтобы способности разума были выше условностей, облеченных частью суверенитета государства. Не быть заложником собственных представлений – вот задача новой методологии для каждого. И, конечно же, мы не можем требовать от правоприменителя и простого обывателя принятия наших положений на веру, именно поэтому новая методология должна быть доступна всем, чтобы могла быть та самая идеальная ситуация, при которой даже самый простой человек мог быть нашим сторонником в определении преступления, а не нашим верующим, соблюдающим нашу точку зрения только потому, что за ней стоит сила государственного аппарата «убеждения».
Ученые первые должны осознать это и пронести знание через все сферы участников познания, ибо именно они движущая причина науки, при том, что результат их же бытия в возможности, выраженный в форме самореализации относительно самое себя – есть часть ее целевой причины.
Материальная причина.
Это та самая действительность, чувственная конкретика вещи, которая воспринимается нами и посредством ассоциации идентифицируется относительно того или иного понятия, бытия в возможности.У науки материальной причиной выступает само значение, поскольку здесь парадигма замкнута на самой себе, идет воспроизводство бытия возможности из самой возможности. Чувственное восприятие сосредоточено не только на формальной причине, но так же на чувствовании фактов, которые составляют предмет исследования.
Для науки уголовного права материальная причина задана самой окружающей действительностью в форме преступления; того, что понимаемо как преступление, и, с этой точки зрения, не целевая причина воплощается в действительности (материальная, как правило, соответствует целевой, так как представляет продукт реализации последней), а действительность в своей части переходит в представление о ней в форме целевой причины, которая выражена в определенной форме (систематизированная, т.е. формальная причина), она и есть конечный продукт общей парадигмы Науки. Эта парадигма воспринимается соответствующим субъектом и воплощается в практики стабилизации форм действительности.
Ergo:
1. Наука как целостная парадигма формирует представление о преступлении, но не реализует его в действительность, поскольку структура самой парадигмы предполагает только формообразование бытия в возможности определенного вида (научное знание).
2. Бытие в возможности преступления, формообразуемое наукой Уголовного права не должно быть зацикленным на представлениях позитивного права о преступлении (Уголовный кодекс), иначе получается замкнутый круг, который ведет только к тому, что наука улучшает положения позитивного права, укрепляя его в своей правоте, нисколько при этом не подвергая правильность выводов в отношении универсума, что неминуемо рано или поздно сказывается на ситуации в общем.
Сказываться это может достаточно многообразно: начиная от вселенского коррумпирования строя и, заканчивая революционными преобразованиями, когда сама действительность, освободившись от влияния представлений позитивного характера обретает свое бытие в возможности (примером может послужить революция 1917 года в России).
О НЕОБХОДИМОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ УНИВЕРСАЛЬНОГО МЕТОДА В ПОЗНАНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Вопрос определения, названия, истолкования, понимания, формирования представления, — это вопрос первостепеннейшей важности для человеческого.
Человек живет в кругу осмысленных вещей, в кругу своей осведомленности, в кругу разума и власти(желательной власти) над формами известной ему и его собратьям действительности.10
Понимание – следствие отношения к предмету познания, сформированному, благодаря определению данного предмета. Понятие выступает в действительности как знание ожидаемого от чувственного явления, с которым сталкивается индивидуум. Ясность и простота определений, их соответствие действительному положению вещей, — это те задачи, которые ставит себе подлинно диалектическое познание.
Диалектика так же говорит о свойстве действительности, которое есть прежде всего присущая каждой вещи индивидуально чувственная конкретика, множественность качественности которой и подобие другим формам действительности (обладающих такой же степенью конкретики) позволяет говорить о сущности явления, обнаруживающей свое отражение в понятии данного явления.
Таким образом, категория понятия выступает как обобщенное вербальное отражение чувственных свойств, присущих какому –либо явлению. Данные свойства обнаруживаются субъектами познания в процессе непосредственного взаимодействия с явлением действительности, отражаются в формах мышления, стабилизируются логикой и конституируются как признаки; совокупность, которых позволяет говорить либо о наличии, либо об отсутствии в рамках обнаружения суждения того, или иного явления(с учетом того, что любое суждение относительно любого объекта так или иначе выносится в определенных временных рамках, которые однако могут дифференцироваться относительно субъектов восприятия, начиная от вечности (например, Новый Завет) и заканчивая рамками «здесь и сейчас», нацеленными на единовременное структурирование реальности( например, постановление о привлечении в качестве обвиняемого).
Таково в общих чертах представление классической школы осведомленности о познании. Именно данная школа обслуживает сегодня интересы научной среды всего мира, именно ее положения взяты на вооружение в любых формально –логических представлениях.
Если быть внимательным, то мы увидим, что и современное понимание преступления в рамках системы уголовного права России полностью опирается на диалектические законы развития, а главное — соответствует им, и оправдываемо ими. Наша работа посвящена тому, что мы анализируем понятие преступления. Но при этом мы не будем анализировать содержание понятия преступления. Обычно же именно этим занимаются те, кто обращается к этому вопросу.
Понимая, под преступлением конкретику чувственного (деяние)11 начинают производить характеристику данного чувственного в соответствии с понятием, данным, например, в Уголовном кодексе, при этом, используя собственную силу критического суждения, которая, как учит все та же диалектика, есть имманентно присущее каждому, кто способен мыслить, ибо сами законы мышления диалектики взяты из объективной реальности. 12
Получается ситуация, при которой общий метод познания корреспондируется индивидуальному субъекту познания, воспринимается им как естественность форм мышления и реализуется в суждении относительно того или иного предмета действительности. При том, что и неперсонифицированное большинство других субъектов познания обладают данным методом и воспринимают его так же как естественность, возможно согласие относительно характеристики того или иного предмета, даже не на основе выводов вследствие непосредственного взаимодействия с ним, но на основе однотипности доказательств в построении суждения о признаках предмета.
Данная ситуация порождает возможность образования общего понятия, признаваемого всеми и являющегося соответствующим ориентиром для координации действий и форм представления об этих действиях. Соответственно и функция понятия применительно к практике бытия (минус когнитивная самодостаточность) является унифицированностью чувственного отношения субъекта познания к предмету (содержанию понятия) и к другим субъектам, взаимодействующим с субъектом суждения, и предметом суждения. Данная ситуация идеально подходит для замкнутых социальных систем, где циркулирование представлений о предмете реальности, не покидает известных границ, очерченных, допустим, территорий известности.
До недавнего времени именно такая ситуация имела место быть применительно к человечеству в целом (для России она закончилась только с распадом СССР). Если приблизить взгляд к архаике времен, то мы увидим, что только такая ситуация и имела место быть на Родине диалектики – Греции. Уклад жизни древне -греческого полиса предполагал не только подобие относительно форм восприятия действительности, но и относительно действительного (правового, политического и пр. ) статусов.13
В обществе, которое не может быть изолировано не только от самое себя (индивидуальная свобода личности), но и от другого общества, причем необязательно другого по государственности или территориальному месту расположения- здесь можно говорить вообще о преемственности культур, смена которых происходит сегодня чрезвычайно быстро, — общество не узнает себя, а традиция уже не может сдерживать преобразования, которые во многом носят хаотичный характер; диалектика физически не успевает за практикой действительности. Примеров тому может быть масса, но в отношении нашей работы можно привести только один, который по своей масштабности и непонятности прекрасно иллюстрирует выше сказанное – организованная преступность, феномен ХХI века.
Наши методы определения здесь бессильны, более того, авторы многих научных работ говорят о т.н. «традиционной форме преступности» и «организованной форме»14, на самом деле не преступность является традиционной, или новой, а наши представления о ней производны от традиции, или от ощущения необходимости новых подходов в понимании и определении преступления. Данное положение следствие того, что уголовно- правовая наука никогда не обладала самостоятельной методологической базой познания.
Гегель неоднократно указывал на необходимость формирования метода, лишенного какого –либо отношения к позитивному праву, метода вынесенного за рамки правовых реалий, с тем, чтобы при определении какого – либо явления можно было избежать порочного круга в доказательстве, при котором сами посылки суждения, детерминируют средства доказывания, подменяя их. К сожалению, именно это наблюдается сегодня при анализе понятия преступления.
Вопрос определения преступления является наиболее актуальным не только для науки уголовного права, органично включенной в становление новой (пока неясной) общественно –экономической формации, но и для любого гражданина, человека, ибо в конечном счете уголовное право оперирует судьбами людей, очерчивая круг деяний, совершение которых может изменить и разрушить их.
1. Уголовное право как предмет исследования.
Уголовное право как предмет анализа – уникально. Это единственная отрасль права, которая непосредственно и целиком состоит из форм и правил оценки акта человеческого поведения как преступления. Именно здесь канонизируется то, что получает название преступления.
С этой точки зрения Уголовное право представляет действительный гносеологический интерес для того, кто исследует природу социальных девиаций. Более того, – только Уголовное право может быть сферой знания и познания преступления, вне правовой нормы Уголовного Кодекса – нет представления о преступлении, нет преступления (Nullum crimen, sine lege).
В системе отраслей права, в организации законодательства, Уголовное право всегда занимает особое положение, которое обусловлено его природой и предназначением. Уголовный закон должен охранять и защищать, таковы его важнейшие функции. Причем защищать не частный интерес, но интерес общества, реализующийся в субъективных правах, отсюда публичный характер Уголовного права. Отличительной чертой так же является то, что оно самодостаточно и всегда статично относительно самое себя.
Только Уголовный закон может быть источником Уголовного права, он есть то, что целое по отношению к любому новому, которое есть часть (ср. п. 1 ст. 1 УК РФ 1996г.) с этой точки зрения, с точки зрения формы существования Уголовного права (как единственного закона, кодекса), — Уголовное правоявляется универсальной самодостаточной системой. В пользу универсальности уголовного права свидетельствует еще ряд фактов, на них мы остановимся позднее.
Сейчас же хотелось бы обратить внимание читателя на сущность предмета нашего исследования. Уголовное право — это не просто система норм права, это нечто большее – это единственное в своем роде стабилизированное и детерминированное представление. Содержание этого представления исключительно тем, что оно носит черты имманентной присущности человеческого, — преступление сопутствует человеческому с момента рождения сознания человеческого. Если быть исторически внимательным, то обнаруживается, что Уголовное право сегодня выполняет функцию, которая ранее была свойственна только Богу.15
Именно оно сегодня определяет и предопределяет то, за что следует наказывать того, кто может быть подобен богу –Человека. Видеть в УК совокупность норм, пригодных для уголовного преследования, для приведения в действие механизма государственной компетенции по определению того, что есть преступление, и что им не является, — это узкий подход, свойственный юридическому способу определения сущности явления.16
В современных условиях гуманизации социального общежития человеческого, этого явно недостаточно. Недостаточно потому, что при анализе почти всегда образовывается «круг в доказательстве» относительно обоснования целесообразности того или иного положения. Применительно к юриспруденции это выражается в известном тезисе Г. В. Ф. Гегеля о том, что анализ права не должен сводиться к анализу нормы права, право не должно анализироваться изнутри. Иначе вопросы познания, границ познания, будут сводиться к тождеству тезиса и доказательства, а доказательства тезису.
Так, например, юридической мысли сегодня нередко свойственно в доказательство невозможности критического суждения по тому или иному вопросу, приводить следующую аргументацию: «но таков закон! Это воля законодателя!». По сути, на этом анализ прерывается, лишь немногие корифеи права способны на критику позитивного права. Сюда же относятся аргументы такого рода как: «это юридический спор..», «мы юристы..», «с точки зрения юриспруденции…».
Юристы достаточно часто забывают, что цель нашей профессии – служить интересам именно не — юристов, которым совершенно все равно какая доктринальная позиция обосновывает применение уголовно- правовой санкции. Именно факт подобной «забывчивости» может служить причиной тому, что сегодня уголовное право является инструментом в руках политических сил в государстве. У нас нет четкого критерия оценки преступного в поведении человека. Качественный признак общественной опасности преступления на практике оказывается «каучуковым».
И то, что сегодня Уголовный закон обращен quasi к общечеловеческим, мировым, международным позициям, по сути, та же самая идеологическая политизированность, что имела место ранее в советских уголовных кодексах. Ее форма только несколько меняется. Необходимо четко представлять себе до каких пределов может доходить содержание того, что формообразовывается в УК как преступление.
Тем более, что Уголовное право не запрещает то, что признает преступлением. Уголовное право говорит об ответственности за действия, оставляя за лицом право выбора поведения (ведь влияние на сознание это сфера морали и нравственности, но не права).17 Проблема, которая стала причиной написания данной статьи, состоит в том, что нет четких критериев определения круга деяний, которые могут быть включены в состав преступлений, стать ими.
История демонстрирует весьма забавные примеры т.н. криминализации и декриминализации деяний по соображениям идеологического характера, при этом полярность изменения оснований уголовной ответственности и вменения составляла такую амплитуду колебаний, что невольно посторонний взгляд не правоприменителя задумывается о целесообразности бытия в рамках государственности того или иного порядка, позволяющей себе такую непостоянность.
Мы могли бы сослаться на динамику сегодняшнего дня, предполагая, что право сегодня не должно быть некоторого рода монолитом «на века», раз и навсегда определяющим границы достоверности и справедливости, но не сделаем этого. Не сделаем, по причине, которую сформулировал Шарль Монтескье, именно он заметил, что главнейшим законом государства для человека является уголовный закон, т.к. именно он определяет отношение государства к простому человеку, меру возможного предела этого отношения. А для простого человека –это самый чувственный закон, т.к. индивидуальность наказания –это не октроированная привилегия, а ужасная необходимость одиночества одного человека против огромного механизма, Левиафана, государства.
Никакой принцип невиновности, пускай даже в виде продекларированной в конституции презумпции, не компенсирует страха и одиночества обвиняемого в совершении преступления. Таким образом, наша проблема далеко не юридическая и конечно не юридико-техническая. Она порождение действительной целесообразности целостного взгляда на этот мир, где уголовное право занимает одно из самых существенных мест.
2.О необходимых критериях метода.
Наличие знания относительно Универсума – это задача философии. Задача познания относительно Универсума, который полагаем как предмет, по отношению к Методу (который и есть то, о задаче чего мы говорим) – это цель Науки. Если она носит характер Помощницы, то наука уголовного права находится сегодня в идеальном состоянии. Она именно помогает понимать то, что существует как Закон (Уголовный кодекс). Но здесь же она попадает в тупик.
С одной стороны, перед нами некоторая данность действительности, которая есть конечное a posteriori по отношению к любому языку технологического навыка мышления современной юриспруденции, — Уголовный закон.
А с другой стороны пред нами знание того, что Уголовный кодекс вещь действительно условная, что его положения носят характер субъективного мнения нескольких десятков виднейших ученых страны, которые разработали проект, представили его в Законодательный орган, внесли поправки и вот… перед нами тот Акт, который будет вершить судьбы людей, определяя подспудно формы и методы работы тысяч следователей, прокуроров, криминалистов.18
Не стоит думать, что мы ставим вопрос о целесообразности криминализации того или иного круга деяний, или, наоборот, о расширении форм, правовое оформление которых в нормах Уголовного права будет дополнительным шагом в укреплении инструментария борьбы с преступностью. Нет. Речь идет о формировании, попытки формирования, адекватной методологии, на основе которой уголовное правоприменение перестало бы быть само по себе общественно опасным. Поговорка, знакомая адвокатам всего мира достаточно четко передает то, что мы попытались выразить выше: «Лучше десять виновных на свободе, чем один невиновный в тюрьме».
Само по себе Уголовное право – это огромная мощь, это, основание для бытия т. н. «силовых ведомств» — аппаратов, которые способны сломить и переварить любого… Поэтому это не просто научная проблема, которая никогда не покинет сферу доктринальных баталий ученых- юристов, это проблема, которая находится в поле общечеловеческого, но совершенно недопустимо сотрудничество пограничных наук, каждая из которых привносит в тематику проблемы универсального метода Уголовного права еще больше своих нерешенных вопросов, тем самым не просто усложняя ее, нет, доводя до абсурда. Непосредственно для уголовного права необходим метод, который бы отвечал следующим условиям:
1. Позволил бы анализировать уголовное право в отрыве от юридической техники и целесообразности (то о чем говорил Гегель и то, что он сформулировал как Философию права);
2. По объему предмета исследования он должен быть шире. Если Уголовное право конституирует то, что признано преступлением – это материальная причина явления. Что – вот квинтэссенция. Это качество, которое есть форма оценки. Наш метод должен быть сбалансированным относительно целостности таким образом, что каждая его отдельная часть была настолько же необходима, как и все целое, а целое как одна часть. Иными словами он должен представлять систему, которая была бы уже самодостаточной только потому, что самодостаточны ее элементы.
3. Метод должен так же быть некоторого рода организующим началом. Не основанием противопоставления сферы знаний уголовного права, но тем, благодаря чему именно уголовное право было определенным звеном целостной системы (п.№2).
3.Некоторые универсальные черты уголовного права.
Когда мы говорим о зависимости Предмета от Метода познания, то это вполне сносно, ибо не противоречит даже формальной логике (хотя, порой мы даже не задумываемся насколько абсолютно детерминировано наше знание приемами познания).
Но сейчас пред нами стоит задача действительно сложнейшего характера. У нас есть предмет- уголовное право, но нет метода. Более того, у нас есть универсальный предмет (уголовное право универсально), а универсальный метод отсутствует.
Эта работа посвящена тому, что мы акцентируем внимание лишь на его необходимости. Как такое может быть? Не противоречит ли это здравому научному? Действительно, с точки зрения доктрины, в особенности доктрины исследовательского характера, это невозможно. Но если быть более внимательными, то мы увидим, что это совершенно не так. Универсальность как некоторая субстанциональность полярного толка присутствует везде и всегда. Это суждение a priori находит самое себя в действительности в противостоянии Человека и всего того, что не сеть этот человек – Мира.
С одной стороны каждый индивидуум понимает самое себя как некоторого рода принадлежность части к целому. Влияние и качественная зависимость могут быть весьма различными, начиная от клуба по интересам и заканчивая космополитизмом гражданина мира. Но не это главное. Важно то, что в каждом случае «я» видит в себе часть целого и является целым по отношению к этой части, обнаруживая самое себя в форме причастности к универсуму.
Это и есть осознание себя частью вселенной, причастность к ней, рождает то состояние, которое сподвигнуло Иммануила Канта к «Критике чистого разума» но более того, это сопричастность именно внечувственного характера, это сопричастность к идее, к образу вселенной, который может быть доступен индивидуальному сознанию (ибо сфера чувственного доступного восприятия индивидуума ограничена, ограничена абсолютно во «времени и пространстве»). Формы данной сопричастности – конгломераты известного идеального, которое необходимо представлено соответствующим действительным в форме чувственного восприятия. Простейший элементарно- функциональный пример этому- язык. Но если мы вдумаемся в это до последней черты известного, то легко заметить, что система Уголовного права –это тот же самый конгломерат, но ограниченный по форме качества и связанный оценкой Универсума в его части – преступления.
Действительно перед нами наличное соответствие идеального (Уголовный кодекс) реальному (деяние, которое в процессе квалификации признаваемо преступлением). Но факт в том, что любому Универсуму- Идеи противостоит Универсум-Индивидуум, то самое «Я», являющимся целым по отношению к части Универсума –Идеи, — который оно воплощает в себе на основе принципов встречности и подобия. Каждый человек хоть единожды, но приходит к мысли о том, что он являет собой то неуловимое сочетание форм, ту совершенность абсолютного хаоса внутренних ощущений, которая неповторима ни в ком другом. Понимание уникальности своего «Я» есть основа для бытия всего того, остального, которое соотносится к нему как представление, сумма идеального, возможно должного по воле все того же «Я»,- это основа для Универсума- Индивидуума. Развитие данной идеи нетрудно найти в философии все того же А. Шопенгауэра, или любого представителя теорий субъективного экзистенциализма.
Важно то, что сознание человека в данном случае (в случае с уголовным правом) служит универсальным методом познания. Уголовный кодекс является самодостаточным универсальным образованием равновесия Идеального и Реального, приобщает к себе сознание индивидуума.
Можно сказать, что УК, будучи «частным случаем Абсолюта», исследуется субъектом познания, который растрачивает свою способность к самодостаточной универсальности (если хотите, философии) на приобщение на основе этой способности.
Таким образом, достигается гармония принципов встречности и подобия, формируется представление об истинности и правильности знания того, что есть преступление.
3.1. Соответственно теперь не представляет труда убедиться в том, почему при Универсальности предмета исследования (Уголовное право), у нас до сих пор не было универсального Метода. Только потому, что этот метод имел носителя в лице субъекта, приобщаемого к Предмету. Отсюда порочность рассуждений относительно «данности законодателя», отсюда желание изучать непосредственно следствие, а не причину. Но не стоит забывать, что при таком подходе, нам никогда не суждено решить проблем коррупции, организованной преступности и пр. дело в том, что при таком подходе (который к тому же до некоторых пор de uire страдал кастовостью) заимствуется не только чувство проблематики Предмета, но и все его недостатки становятся приемлемыми формами, более того, они не замечаются как таковые, а наоборот постулируются и признаются в качестве некоторого рода основополагающих принципов…
3.2. В чем же универсальность нашего предмета? Прежде всего, как уже было сказано Уголовный кодекс любой страны – это Частный Универсум, т.е. Известность относительно круга явления по его качеству. Если уместно яркое точное сравнение, то это будет единственно верное – философия. Даже более того, если философия всегда персонифицирована относительно своего создателя, выковавшего для нее ее системность то, что Уголовный кодекс это:
- Система представлений.
- Содержание, адресованное неперсонифицированному кругу лиц (структурирующий признак права вообще).
- Точное и наиболее верное активное отражение сферы действительного, которое представлено как идеальное представление кругу признаваемых таковыми девиаций.
Уголовное право – это совершенная философия, которая абсолютно не нуждается в признании, потому что за ней стоит не только рациональность и целесообразность понимания, но государство, власть, сила непосредственно –чувственного.
Перейдем непосредственно к характеристике универсальных элементов:
1. универсальность – это прежде всего не то, что есть протяженность содержания равная его бесконечности, нет это самодостаточность относительно:
а) самое себя;
б) всего того, что не есть № а. Противоречие во вне, при гармонии изнутри. Таким образом, это есть исчерпывающее совпадение формы и содержания, которое есть качество в пределах известного количества.
Nullum crimen, sine lege (нет преступления без точного указания о том в законе), — это формообразование того, что есть преступление.
Уголовный кодекс является системой представлений, которые являются представлениями о преступлении. Статья УК – это прежде всего бытие в возможности, которое обнаруживает себя в действительности только лишь как соответствие действительного закону, — Уголовному кодексу.
С этой точки зрения Уголовное право занимает интереснейшее положение, — оно формообразовывает не только представления относительно факта, но так же определяет качество субъективного в факте – человека (как преступника). Личное19 в человеке становится основанием для внеличной формы существования, формы бытия осужденного. Происходит структурирование Универсума (человека) на основе другого Универсума(Уголовного кодекса).
Соответствующим образом не следует недооценивать роль Уголовного права в формировании мирровозрения правоприменителей и тех, кто испытывает на себе правоприменение. Позиция, занимаемая сегодня общей теорией права и уголовно –правовой доктриной в частности, исходят из того, что право не регулирует отношения в сфере критической оценки на основе морали и нравственности20.
Но это изначальное противоречие. Уголовное право действительно не регулирует, оно запрещает, но запрещая что –то оно формообразовывает это что-то (преступление) как негативное, оцениваемое через категорию «табу, запрета» (архетипированность К. Юнга).
Именно по этой причине Уголовное право необходимо популяризировать как идеологию государства в отношении представлений относительно «добра и зла». Как ни наивно это звучит, но это действенно. Позиция, при которой Норма морали (нравственности) как нечто общее абстрактное находит свою формализацию в правовой норме, — это объяснение следствия, а не причины.
Сегодняшний день это момент начала раскачивания маятника, где, с одной стороны, — сознание правоприменителя, сбалансированное между нормами Уголовного кодекса и человеческим обыденным представлением относительно добра и зла (которые подчас в силу эгоцентричности сублимировано в гордое всезнание), а с другой стороны – представления самого широкого круга «не -юристов», которое соотносится с нормами Уголовного права как противоположность, а подчас и действительно противоречие (преступление).
Необходимо понимать уголовное право как следствие по отношению к причине- преступлению. Если расценивать последнее как объект уничтожения, то это правовой тупик. Невозможно бороться с преступностью, ибо преступность – это не факт общественной жизни, а представление о сумме фактов, которые называемы Уголовным кодексом преступлениями (представления Правоприменителя).
С этой точки зрения, бытие тех отношений, которые представлены объектом преступления есть причина, а Уголовный кодекс – следствие. Формообразование общественных отношений, составляющих объект преступного посягательства лежит вне сферы Уголовного права, но то, что порождает объект уничтожает его, а в рамках конкретного места и времени –непосредственный интерес Уголовного права, ибо это преступление.
Понимание того, что есть преступление очерчено рамками УК, статья 14 УК РФ 1996г есть то универсальное, что говорит нам об опаснейшей тенденции универсализма частного представления (УК) в отношении общего, объективированного явления –преступления(действительность всегда объективнее представления о ней).
На самом деле уже никто не представляет себе в комплексе, сумме представлений, что же является преступлением. Проблема познания, которая имеет не философско-терминологическое основание, а животрепещущее практическое, трансформируется в технократическое понимание применение закона, который есть сам себе противоречие.
Обратимся к самому популяризированному методу анализа –логике. Ср.: «Преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания»(ч. 1 ст. 14 УК РФ 1996г). Это мера государственно-обязательного представления о преступлении, такова воля государства, такова воля народа. Перед нами 4-е признака того, что есть преступление и эти признаки определяющи (виновность, общественная опасность, противоправность, наказуемость).
Первые два носят субъективный, два последних объективный. Но «преступление» есть именно сумма 4-х.
И вот: «не является преступлением действие (бездействие) хотя формально и содержащие признаки какого- либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности»(ч.2 ст. 14 УК РФ 1996г).
Вот в одной этой маленькой формулировке проявляется весь ужас современного положения Уголовного права. Ведь вдумаемся с логической точки зрения.
1).Первая конструкция говорит нам:
Если F обладает признаками A+ B+ C+ D то F =P.
Где :
- явление действительности, которое подлежит оценке.
- виновность;
- общественная опасность;
- противоправность;
- наказуемость.
Соответственно, F не равно P, если F не присущ хотя бы один признак( A,B,C,D).
2. Далее законодатель говорит: P не равно P при A+ C+ D но без B. Заметьте не явление действительности не является преступлением, а именно какое –либо «деяние предусмотренное настоящим Кодексом»(P). Если в первом случае речь шла об определении неизвестности – F, то во второй конструкции говорится о качественной стороне исчерпывающего количества при противоречии «не является преступлением». Это говорит о том, что сознание уже не может вырваться за пределы очерченные Уголовным кодексом, несмотря на то, что делается самоуверенная попытка действенного определения понятия преступления.Фактически это означает, что то, что будет содержать общественную опасность, но не иметь других 3-х признаков, преступлением не является, хотя то, что не будет содержать общественной опасности, но содержит все 3-и остальных признака так же преступлением не является. В чем смысл?
Это формальное логическое противоречие в определении качественности явления, которое совершенно интуитивно неверно решается посредством количественного в его детерминированности ( Nullum crimen sine lege).
Но самое удивительное то, что данное противоречие никогда не будет обнаруживать себя в действительности, на сегодняшнем уровне развития, при той методологии познания, которую применяет Уголовное право, никогда не будет понято содержание какого –либо деяния как общественно- опасного, при том, что данное деяние не содержит признаков, названных в п. 1 ст. 14 УК РФ (виновность, противоправность, наказуемость). И дело здесь не в характеристике признака общественной опасности (хотя и он в достаточной степени дискуссионен при существующей методологической базе).
Дело в том, о чем мы говорили в самом начале –в детерминированности представления о преступлении рамками Уголовного права. Сознание правоприменителя ориентировано на восприятие адекватного. Причем это адекватное организовано относительно самое себя на основе принципов встречности и подобия. Но позволю взять на себя смелость и не раскрывать до конца проблемы непосредственного восприятия.
Это предмет самостоятельного отдельного исследования. На данном этапе сформулируем первый признак универсальности Уголовного права. Уголовное право есть универсум представлений о деяниях, которые признаются и являются преступлениями.
В связи с этим, хотелось бы остановить внимание читателя на некоторых особенностях:
1.Уголовно-правовая наука обречена анализировать только представления исходно данные как статьи Уголовного кодекса. Это означает, что юридическая мысль бессильна перед политическими процессами в государстве. Она является заложницей политических установок, неся в себе ту или иную идеологическую направленность, детерминируют развитие и глубину познания Науки. В лучшем случае Наука может указать на неправильность, соотнесенную с предшествующим опытом. Как правило, неспособность к критическому анализу сводится к прятанью за маской «Воли законодателя».
Данное положение не просто недопустимо, оно катастрофично. В ракурсе феноменологии науки ХХ века мы можем полагать, что Наука как общественная форма воспроизводства знаний замещает функциональные ниши, ранее принадлежавшие таким формам организации материи как церковь, философия, религия. Для уголовно-правовой доктрины это тем более острая проблема т.к. именно положения данной отрасли знания находят свое косвенное отражение в единственном источнике уголовного права – Уголовном законе (УК), который составляет как уже было отмечено Универсум Представления о Преступлении.
2.Все обнаруживает себя как сочетание представления и соответствия действительного представлению о действительности. Существуют некоторое количество форм, благодаря которым мы имеем возможность выносить суждение относительно той или иной неопределенности, предшествовавшей нашему суждению о ней. Понимание преступления, не исключение.
Давайте определимся с тем, что юриспруденция если она претендует на Науку с ее правом решать вопросы противоречий не только идеального, но и реального (ведь обязательность юридического образования и стажа для замещения должности судей никто не отменял), должна покинуть сферу технического понимания, что есть содержание закона.
Представление о преступлении имеет следующих носителей:
- Уголовный закон в форме Особенной части УК.
- Сознание, Разум преступника.
- Сознание, разум жертвы.
- Сознание, Разум непосредственного наблюдателя.
- Работники правоохранительных органов, судов.
- Неперсонифицированный круг лиц.
Интерес вызывает «неперсонифицированный круг лиц». Данная область субъектов представлена множеством групп, которые детерминированы по своему качественному и количественному составу, но всех их объединяет однородное по качеству отношение к представлению преступления. Это отношение носит название – внечувственное восприятие. Это сфера циркулирования информации, если угодно.21
Фактически именно эта группа отношений представления образует понятие нравственности и морали.
Юристы утверждают, что группы субъектов, представленные под номером 2, 3,4 не интересны Уголовному праву как носители представления о преступлении. В лучшем случае Криминология вкупе с Криминалистикой утруждают себя анализом данных групп. Так же судебная психиатрия и юр. психология изучают сознание лица, совершившего преступление. Но все эти формы познания носят опять же правовой и оценочный характер (исходя из очерченности и канонизированности преступления в УК). Данная позиция во многом ущербна.
Ущербна потому, что преступление не является индивидуальной случайной девиацией социально – полезных общественных отношений, охраняемых уголовным правом. Преступление, то, что называемо преступлением, есть заданная константа человеческого социума, которая детерминирована по своей форме и содержанию и во многом, благодаря этому, возможно канонизирование преступления в запрещающей норме УК.22
Учитывать представления всех групп, изучать эти представления, не ограничиваясь формами буквы закона – вот, как нам кажется, первейшая задача уголовного права. При такой форме познания действительно можно будет говорить об универсальном подходе в познании категории преступления. В свою очередь это позволит прогнозировать движение форм уголовно- правовых запретов в дальнейшем не с т.з. самой идеологической соответственности, а с т.з. аргументированной сознательной целесообразности и научной верифицированности.
2. Следующей универсальной чертой Уголовного права в определении преступления является единое основание уголовной ответственности.
Здесь проявляется поистине интереснейшее философское основание тождества единичного общему.
Обратимся для примера к тексту самого совершенного Уголовного кодекса – к УК РФ 1996г. ст. 8 «Основание уголовной ответственности»: «Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом».
Особенная часть УК представляет собой исчерпывающий перечень составов преступления, за которые может быть возложена уголовная ответственность на индивидуума. Каждый состав есть общая форма, которая есть трафарет для субстанционального, единичного деяния. При всей хаотичности форм действительности23 выделяются формы, которые есть квинтэссенция общественного порицания, негативной оценки. Общество в лице государства не интересует индивидуальная значимость поведенческого акта,24 все субстанциональное в данном деянии уничтожается посредством уголовной ответственности, которая унифицирует личностное начало человека в соответствии с внеличностным содержанием правовых актов (УИК, ПВР и пр.). сама удостоверяющая процедура Уголовного процесса нацелена на то, чтобы из индивидуальности человеческого перевести человеческое в сферу обязательного единого абсолютно общего образа (осужденный).25
С этой точки зрения Особенная часть УК – это система объективированного мировоззрения неперсонифицированного круга лиц, выраженная в форме закона. Притом, что само это мирровозрение носит универсальный характер (исчерпывающий) и призвано обеспечить приемлемую форму оценки истинно индивидуального (для индивидуума преступление трагедия) с точки зрения общего. Перевод личного в общее это функция именно философии.26
3.Универсальный характер структурирования образа реальности проявляется в Уголовном праве так же в том, что оно предполагает субъекта преступления, субъекта самое себя.
Чертой индивидуума, формообразующей имманентной характеристикой человека является его неповторимость относительно как самое себя (дифференцированность во времени), так и относительно форм взаимодействия с окружающей средой (предметы материального мира), а так же подобными самому себе.
Уголовное право опять же унифицирует все индивидуальное в человеке относительно самое себя, формируя субъект уголовной ответственности. В УК РФ 1996г. в соответствии с ст. 19 «Общие основания уголовной ответственности», это: «вменяемое физическое лицо, достигшее возраста, установленного настоящим Кодексом».
Это абсолютная норма, которая преобразует всю хаотичность вариантов в канон, наличие которого обязательно для бытия Уголовной ответственности, правовой действительности Уголовного права.
Что есть необходимость? Возможность действительности, при сформулированной модели идеи данной действительности? Это вопрос самостоятельного исследования методологии.
Несомненно одно. Сегодня достигнут такой уровень развития юридической техники, при котором можно констатировать ее самодостаточность относительно самое себя и абсолютную ограниченность относительно общечеловеческих гуманистических положений, известных любому человеку и обнаруживающих себя в форме представлений о справедливости, добре, зле и пр.
Уголовное право имея дело с «живой материей», с человеческой душой, просто обязано задумываться не только о форме самоорганизации и самосовершенствования идентификации внешней формы разумности (действия, бездействия), но и сущности самое себя, которая находит выражение в простых 4-х вопросах:
- Ради чего.
- Благодаря чему.
- Каким образом. ПРЕСТУПЛЕНИЕ?
- Что именно.
Такое явление как преступление требует всестороннего анализа, анализа способного не только к оправданию прошлого и убеждению в необходимости настоящего, но к анализу который может:
1. снимать противоречия на основе своих выводов до их реализации в действительность;
2. формировать правосознание на основе « приобщения к праву», а не на основе согласия права с естественностью убеждений самого широкого круга лиц;
3. прогнозировать дальнейшее развитие уголовно –правовой политики не на основе соответствия Уголовного права идеологии государства, а на основе понимания целесообразности форм правового воздействия на общественные формы бытия.
Это минимальный спектр задач, которые должны быть решены на основе новой методологии. Мы считаем, что именно на основе данного метода возможно интегрирование и снятие противоречий Уголовного права.
ОБЩИЕ НАЧАЛА МЕТОДОЛОГИИ
1.Предварительные замечания объем общих положений людологического метода, изложенного ниже, не претендует на исчерпывающую полноту и всеобщность в отношении описания методологической базы людологии, более того, о людологии сегодня мы можем говорить лишь как о неопределенной возможности структурирования определенного поля познания, обладающего своим рядом специфических особенностей и характерных черт.
Тем не менее, уже сейчас вопрос о методе данной формы познания требует достаточно однозначного ответа в силу своей исторической парадоксальности – мы предлагаем рассматривать любой процесс как игру (отсюда собственно и этимология ludo — играю, logos — знание). Более того, одним из основополагающих принципов экзистенционального порядка является Ludoergosum– играю, следовательно существую. Что есть игра, каковы пределы игрового и почему именно игра понимается как формообразующая константа бытия?.. …Прежде всего, вопрос о сущности (как единственно данного основания анализа) можно рассматривать в следующих аспектах:
1)представление. Здесь дифференциация может быть обусловлена: -кругом субъектов представления (например, «научные точки зрения»); -формой, закрепляющей данное представление (личный опыт, общее мнение, общественное мнение и пр.);
-прочими факторами, которые по своей природе достаточно не стабильны.
2)индивидуального мнения, уверенность в котором по своей силе может быть тождественна воле в том смысле как ее понимал Артур Шопенгауэр.
Представление об игре не предмет нашего анализа, а его конечная цель (здесь предмет трансформируется в содержание, если принять во внимание, что методом такой метаморфозы является прохождение индивидуально-определенной мысли через круг неперсонифицированного восприятия. Мы не будем описывать здесь полярность точек зрения в различных науках относительно сущности и значения игры (при всем понимании некорректности данного подхода, он продиктован тем, что «порочность» данных представлений обусловлена:
- хаотичностью субъективного восприятия, исходя из принципа детерминированности предмета методом познания;
- хаотичностью и отсутствием целостности в предмете познания (так совершенно не выделяется, что именно анализируется: бытие в возможности и его носитель, переход «возможности» в действительность, сам предмет реализации, их временная дифференцированность относительно самое себя и субъекта познания и прочие факторы, которые имеют основополагающее значение)
- отсутствием целостности в отношении понимания игры относительно той или иной монолитной системы восприятия, что в свою очередь порождает достаточно обширную терминологическую путаницу, которая, как это ни странно, воспринимается как причина, а не следствие заблуждений в том или ином вопросе;
- знанием хрестоматийного глянца любого вывода и исследования прошедшего «научное рождение».
2. Понятие игры.
Дать определение чего-либо означает прежде всего стабилизировать восприятие дефиницируемого «предмета» таким образом, чтобы Разум мог с той или иной степенью автоматизма реализовывать для себя универсум тех значений, которые охватывает само определение. В сфере «чистого познания» это невозможно, даже в такой замкнутой системе как архаичная Греция, уклад жизни которой был построен на универсальности языковых форм обозначений, это привело к появлению такого феномена как «Ведро Сократа», который в свою очередь произвел на свет всю Западную Философию с ее претензией на правильность поисков Истины?.
Восток в этом отношении был более мудр. Так стабилизируется не само представление о предмете, а способы (методы), благодаря которым возможно получить данное представление. Таким образом, задается исчерпывающе-описательная система, которая порождает образ (представление, содержащее долженствование в отношении субъекта познания, структурирующего данное представление), а не понятие, которое по своей природе является основанием для бытия всякого отрицающего духа27.
В сущности, любая религия основана на этом простом принципе. Философия после Гегеля сделала достаточно большой прогрессивный шаг в этом направлении, поставив восприятие значения понятия в непосредственную зависимость от метода философского учения в целом, в противовес метафизическому истолкованию фактов реальной действительности. Тот, кто не следует этой традиции рискует оказаться в положении Й. Хейзинга, написавшего блистательную научно-описательную книгу об игровом элементе человеческого – «Homo ludens». Последуем заданной гениальной традиции и определим игру как то, «благодаря чему многообразное в явлении упорядочивается определенным образом»28, как форму.
Здесь сразу же мысль делает бешенный скачок в область Сомнения относительно возможной верности понятий многообразия, явление, порядок, образ … Далее ряд покажется бесконечным и придется перейти в сферу предела познаваемого, а потом и ценности познания и познаваемого, что неизбежно приведет к спекулятивным умозаключениям как результату всякой невозможности самодостаточного умозаключения. После всех закоулков лабиринта мысли мы придем к формированию все того же представления (полностью оторванного от эмпирического основания, а это залог опять же отрицания предыдущего,- чувственное восприятие целостного, увы, не постоянно). Разрубить этот «Гордиев узел» позволительно не иначе как определив, что есть бытие как основание для всякого суждения о явлении.
Пропуская ряд существенных посылок (только лишь потому, что они достаточно блестяще освещены в трудах наших предшественников,29 отметим, что за сферой человеческого неизбежно, в целях недопущения порочного «круга человеческого», признание дифференцированности бытия на «бытие в возможности» (БВВ) и «бытие в действительности» (БВД). Авторитетность данного положения подкрепляется в достаточной степени значительной фигурой Истории – Аристотелем.
Именно он впервые ввел их в научный (?) философский) оборот30. В самом общем виде: БВВ – это область вещей опосредованных мыслью, бытие самой мысли; БВД – это область вещей, бытие которых возможно проверить, благодаря чувственному восприятию, это бытие мира как предмета познания, где методом является чувственное восприятие. Для профессионального знания существует масса особенностей и характерных черт, но для нашего вопроса главными выступают следующие. БВВ всегда необходимо обнаруживает себя в БВД, переходит в него. Процесс перехода и конечный результат называются «энтелехией».
Таким образом, данный мир может быть представлен как сумма переходов (и конечных результатов) БВВ в БВД. Представления о мире дифференцируется в зависимости от того, что анализируется, воспринимается: (БВВ или БВД или переход); каковы пределы этого анализа; временная дифференциация и пр. Это достаточно объемные вопросы, чтобы на них здесь останавливаться, поэтому отметим лишь, что БВВ есть материя (представленная суммой противоречий, каждое из которых до реализации приходится признавать необходимо истинным в рамках процесса будущей реализации), в то время как БВД несет в себе признаки формы, является ею, процесс осуществления «возможности» в действительность есть процесс создания формы, где хаотичность и нестабильность мыслимого приобретает канонизированность однозначного восприятия чувственного, стабилизируется и упорядочивается определенным образом.
Весь мир представлен сочетанием представления с подтверждающим его чувственно воспринимаемым. В той или иной мере любая философская система сводится к описанию сочетания элементов по качеству и количеству этих двух сфер бытия (с учетом личностного вклада каждого из создателей на основе личного восприятия одного или группы элементов данной целостной парадигмы бытия31) Мы говорим о том, что игра есть то, что переводит материю в форму, то, благодаря чему осуществляется переход БВВ в БВД.
Именно поэтому в схеме целостной парадигмы бытия игра является движущей причиной. Более того, степень соответствия формы материи во вторичной реализации (при первичной это всегда случайный характер) находится в прямой зависимости от качества (исходя из первичной реализации) игровых действий, направленных на структурирование формы. Отсюда и универсальное определение игры. Игра – есть формообразующая константа бытия.
3.О формах восприятия игры.
Игра может восприниматься в следующих формах (и от этого зависит ее значение, а следовательно и представление о ней):
I.Непосредственно субъектом (обобщенное понятие не исключает коллективность) реализации. Здесь возможны следующие формы зависимости от:
1.Самосознания.
1.1Субъект реализации знает о себе как о субъекте реализации;
1.2Субъект не знает о себе как о субъекте реализации.
2)Количества повторений.
2.1. Первичная игра (реализация):
2.1.1.Абсолютно первичная (творческая), когда структурируется то, что не имело аналогов ранее.
2.1.2.Первичная игра относительно данного субъекта. Здесь присутствует высокая степень алеантности, состояние, которое в каждом случае определяется индивидуально.
2.2. Мета-формы:
2.2.1Индивидуальное количество повторений (соответствует п. 2.1.1.). 2.2.2.Множественность повторений относительно соответствующих субъектов той или иной игры (соответствует п. 2.1.2.).
2.3 Автоматизированное повторение:
2.3.1Неосознанное автоматизированное повторение (лишенность БВВ) – навык. Характерная черта – цикличность и периодичность.
2.3.2Автоматическая форма перехода. Характеризуется однократностью и отсутствием постоянного воспроизведения в действительности.
3)Знания и не знания об игре.
3.1Субъект знает о том, что играет:
3.1.1 Знает во что играет.
3.1.2 Не знает об игре (знает, но недостаточно).
3.2.Субъект ни при каких обстоятельствах не обнаруживает себя в игровом поле:
3.2.1 Полная персонификация самого себя с «маской».
3.2.2 Индивидуальный критерий в отношении «игра – серьезное».
В зависимости от формы игры участник игры строит свое представление о самом себе и той деятельности, в которой он персонифицирует себя, происходит смена масок32
Так, например, форма 2.1.1. в сочетании с 3.1. – дебют актера на сцене, а 3.2. и 2.1.2. – это тот спектр чувств, который возникает у каждого человека при первом сексуальном опыте, трудовом дне, учебе и пр. первичных формах любой деятельности.
В последнем случае налицо:
- персонификация относительно парадигмы бытия;
- высокая степень алеантности, которая в дальнейшем убывает в прямой зависимости от количества повторений.
1) БВВ субъекта реализации может формироваться как самостоятельно, так и полностью корреспондироваться общественным бытием в возможности (например, нормы права), притом, что человеческому свойственно воспринимать общественное БВВ как сугубо-личное, естественное;
2) существует временная дифференциация восприятие процессов по отношению к самому процессу реализации;
3) игровая атрибутика (предметная сторона энтелехии) необходимо дифференцирована по отношению к каждой индивидуально-определенной игре;
4) субъект игр может быть представлен: одним человеком (существует как комплекс масок); коллективом (многообразные конгломераты), здесь ситуация осложняется в силу того, что происходит процесс усечения противоречий как в самой возможности до процесса реализации(например, административное управление), так и устранение противоречий возможности реализованных в действительность (здесь форма снятия противоречий имеет тоже форму игры, например, судебный процесс, ордалии и прочие ритуалы), неперсонифицированным кругом лиц, здесь уже существует абсолютно независимые БВВ данного круга лиц, представленное либо в форме символов (понятие человек, например), либо образа (например, понятие гражданин), модели (государство, юридическое лицо, общественное объединение и пр.).
Соответственно, в последнем случае внимание субъекта познания смещается в сферу индивидуально-определенного современного содержания той или иной игры и субъект даже не подозревает о том, что его действия предсказуемы и заданы ему, носят абсолютно условный, абсурдно-определенный характер, – у него создается ощущение естественности и необходимости именно данной формы бытия именно в данном качестве. Игра структурирует и формирует бытие человека, персонифицируя его относительно того или иного БВВ, обнаруживая его в той или иной детерминированной действительности.
II.Субъектами не участвующими в игре.
Здесь возможны следующие позиции:
- Субъект не наделен тем БВВ, которое реализует наблюдаемая им игра.
2.БВВ носителя по своей структуре не предполагает восприятие именно данной индивидуально-определенной игры. Действует механизм «Предмет – Метод». (Например, специфика и особенности языковой среды).В целом же в данном случае следует отметить, что больше половины значений, реализуемых наблюдаемой игрой, остаются недоступными субъекту созерцания (механизм «Предмет – Метод»).
Именно данная связка породила заблуждение, выразившееся в противопоставлении «игра – серьезное». Так, то, что серьезное для стороннего наблюдателя является в высшей степени игровым для самого субъекта реализации (может обратная ситуация). Соответственно и порочность воспринимаемого.33
2) Субъект наделен соответствующим БВВ. Здесь разница лишь в статике и динамике процессов + временная дифференциация (наделен в прошлом, настоящем, будущем). Следует учесть, что схема опять же усложняется, благодаря тому, что:
1) субъект может быть единичным (БВВ лично сформированное или клишированное и пр.), коллективным, общим, неперсонифицированным;2) предметом наблюдения может быть как целостная универсальная парадигма ( БВВ – осуществление (игра) – БВД), так и отдельные ее элементы, а соответственно создается погрешность в рассуждении. Так, например, право, правоотношение, государство расцениваются как самостоятельные элементы, в то время как это целостная парадигма бытия;
3) существует также множество других частных факторов.
В целом вышеизложенная схема является теоретической конструкцией, в действительности, самодостаточные группы элементов представляют собой достаточно затруднительные хитросплетения состава, при этом перечень, приведенный выше, далеко не исчерпывающий. Это лишь обобщения, формы, реальное многообразие, содержание которых абсолютно неисчесляемо.
В свое время Э. Берн попытался вычленить общие типы34 …Мы же пока в этой работе ограничимся определением мира как дифференцированного комплекса игр, а человека – как комплекса масок, которые он меняет с течением времени. Заметим так же (хотя здесь этот вопрос явно не уместен), что представления, как результат той или иной деятельности об игре, только потому и были «порочны», что их создатели ограничивались суждениями полностью детерминируемыми той или иной формой сочетания вышеприведенных форм игр, что, соответственно, не позволяло им в достаточной степени ясно и отчетливо определить место и роль игры в круге человеческого…
4.Общие начала методологии
Прежде всего, следует отказаться от символического употребления абсолютно обобщенных понятий в ходе рассуждения по любому конкретно частному вопросу. Общее понятие – есть воплощение необходимости, обосновываемой в том или ином рассуждении, которое совершенно неосознанно происходит с течением времени и может действительно привести к полнейшему перевороту в понимании того или иного частно -эмпирического предмета.35
Каждый процесс в этом мире имеет свое БВВ, представленное в той или иной форме; имеющее определенный (или неопределенный) круг носителей; представлен совокупностью тех или иных «обслуживающих» игр; конкретными результатами. Поэтому при анализе любого явления следует исходить из (здесь дается максимально обобщенная схема, на практике анализа она намного сложнее):
1.БВВ. Масса форм существования, начиная от того как представлено (символ, образ, модель), заканчивая субъектом (носителем).
Анализа перехода (игры).
1. Аналогичное множество.
2.Бытия в действительности как результата данного перехода.
3.Следующих факторов:
3.1 первична ли реализация;
3.2 способы формируемого представления;
3.3 характер самого перехода;
3.4 устранение хрестоматийного глянца.
В общем анализ предполагает:
1.выявление единичной целостной парадигмы, ячейки процесса (БВВ – БВД);
2.цикличности данного повторения;
3.соотношение с другими формами (например, одна «возможность» в действительности представлена массой противоречий, каждое из которых по своему оформляет и детерминирует ту или иную область);
4.временное дифференцирование анализа относительно самой парадигмы, относительно ее взаимодействия с другими формами, относительно лично-индивидуального и общественного течения времени и прочих факторов.
Перечень, неисчерпаем, дальнейшее перечисление, требует более детальной разработки, что в рамках данной работы невозможно. Но это минимальные людологические основы. Следует также учитывать, как уже отмечалось выше, динамику становления людологии как формы познания на данный момент…
В целом необходимо провести коренное отличие людологии от так называемых «теорий игр». Людология не исследует в качестве своего предмета игру (это совершенно пустое занятие), ее предметом является универсальность – мир в целом.
Людология это форма познания, методом которой является анализ предмета с точки зрения игры, как игры, где каждое явление обнаруживается в формах, описанных выше. Мы не утверждаем, что все игра, суета сует, мы лишь пытаемся построить «абсолютно» универсальные принципы и «закономерности» структурирования и формирования данного мира.
Одним из частных построений подобного рода является, например, представление о преступлении, изложенное ниже. Следует так же отметить, что людология не позволяет себе утверждать общее применительно ко всему чувственно испытываемому универсуму, — только к его отражению в форме цикличности парадигм бытия.
ЛЮДОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Напомним, что людология исходит из того, что все сущее имеет две формы бытия: в возможности и в действительности. Бытие в возможности — это область существования вещей, которые опосредованы мыслью, другими словами, это бытие мысли.
Бытие в действительности — это реально, чувственно и вербально воспринимаемый мир. «Возможность» всегда реализуется в действительность — нет ничего такого в области мысли, чего мы бы не находили в реальности. Не поймите это буквально, мы не имеем в виду идентичность “идеи” и предмета, речь идет лишь о том, что наша мысль всегда находит подтверждение своему существованию в чувствах, благодаря которым мы воспринимаем вещи. Возможность, таким образом, с необходимостью реализуется в действительность. Процесс перехода и конечный результат его (бытие в действительности) Стагирит (Аристотель) назвал энтелехией.
С точки зрения людологии энтелехия есть игра, то есть процесс реализации потенциального бытия в реальность является игрой. На примере экзистенции человека это можно охарактеризовать следующим образом. Бытие в возможности — это область бытия мысли, то есть существование человека характеризуется следующим образом: cogito ergo sum (мыслю, следовательно существую), а бытие в действительности человека характеризуется как — ludo ergo sum (играю, следовательно существую).
В области мысли человек существует на уровне “третьего человека” Платона, “как идея”, в жизни же он персонифицируется и это происходит вследствие того, что человек существует как комплекс масок, которые он меняет в течение жизни. Игра формирует и структурирует бытие человека. Что такое игра? На языке метафизики можно было бы выразиться так: игра — это то, одухотворяет и приводит в жизнь мертвую материю, придавая ей законченную форму. Научное определение выглядит следующим образом: игра есть формообразующая константа бытия, всего биологически живого.
Это нетрудно проверить эмпирически. Так, мир животных есть мир моноигр, характеризующихся отсутствием выбора, времени, способности управлять, осознавать, творить игру. И напротив, мир человеческий — это мир дифференцированного комплекса игр, имманентно присущими чертами которого является свобода выбора, временные рамки, способность творить свою собственную индивидуальную игру, управляемость игр, осознанность игр.
Человек отличается от животного тем, что он: во-первых, не просто существует, а знает об этом, и, во-вторых, он может изменять форму своего существования, играя, то есть реализуя те или иные образы, мысли. Как бы парадоксально это ни казалось, но именно такой характер человеческого бытия и породил понятие преступления… На ранних стадиях своего развития общество было подобно животному миру — все игры были очень близки к типу животных.
Так, все члены родовой общины играли в одну моноигру, имя которой сегодня — обычай; синкритичность прав и обязанностей свидетельствует, прежде всего, об отсутствии антагонизма между общественным и индивидуальным. Но по мере развития общества, по мере того как изменялась область мысли, изменялось внешнее бытие человека. Различия мышления (то есть различное бытие в возможности каждой отдельно взятой личности) необходимо приводили к дифференциации игр (то есть к различному материальному положению), а в итоге — к классовому неравенству. На определенном этапе возникла необходимость синтеза противоречий, но уже не на основе единомыслия (однотипного бытия в возможности), а на основе единобытия — так появляется право и государство как сила, его обеспечивающая; в этом плане право — это бытие в возможности государства, а государство — это бытие в действительности права. Именно на этом этапе формируется впервые понятие преступления как нарушения правил игры, а значит и самой игры. Слово “игра” здесь употребляется не в “обыденном” его значении, а в форме существования, ибо любая форма бытия, форма жизни, есть игра.
Преступление, как и все сущее, существует в двух формах… Но его существование является дважды дуалистическим уже потому, что оно есть порождение конфликта двух форм игр — общества и индивида. Общество — это всегда традиция, это всегда желание сохранить; личность (как самостоятельность в высшем ее проявлении) — это всегда желание играть в свою собственную игру, жить своей жизнью, по своему оформить этот мир. И когда это желание из возможности реализуясь в действительность приобретает форму игры, уничтожающей общественные ценности, общество называет это преступлением. Общество создает аппарат борьбы, изучает эти игры, конституируя их в Уголовных кодексах.…
Преступление в возможности существует в двух сферах: субъективной и объективной. Субъективная сфера — это планы, мысли, намерения, мотивы человека совершить то или иное действие. Назовем это субъективное бытие в возможности. Объективно в возможности преступление существует как норма права, предусматривающая преступность того или иного действия, таковы, например, все статьи Особенность части УК РФ 1996 года (точно также, к слову, существует и наказание). Ведь норма права — это лишь возможность того или иного поведения, реализовываться она будет в правоотношении определенными масками, статус которых заранее определен (в уголовно-правовых отношениях это — судья, прокурор, следователь и так далее). Но во всех случаях процесс реализации будет игрой.
Так, человек, реализуя свой замысел грабежа, становится игроком игры “Грабеж”, где играет роль “Грабитель”, тем самым он перестает играть в обычную игру, общественную игру “Добропорядочный гражданин”; а, следовательно, перестает существовать как таковой (меняет маску, новая игра — новые правила, новая форма существования. То, что раньше имело силу в игре “Добропорядочный гражданин” (личная неприкосновенность, свобода передвижения, неприкосновенность жилища и так далее), в рамках игры “Грабеж” не существует. Государство со своей стороны тоже играет, и только если оно играет, мы может говорить о его существовании.
Так, в игре “Грабеж” оно противопоставляет своих игроков — работников правоохранительных органов, которые своими действиями реализуют бытие в возможности государства, то есть правовые нормы. Если этот процесс не есть игра, то следует говорить о коррупции, ненадлежащем исполнении обязанностей, ибо игра всегда честна, самодостаточна, самоценна, порядочна, добровольна… Если в возможности вещь может иметь противоположные атрибуты, и каждый будет казаться истинным, то в энтелехии противоречия исключают друг друга, снимаются. Поэтому интерпретации может подлежать только игра, но не ее возможности.
Преступление как игра, то есть преступление как энтелехия, как осуществившаяся в определенной форме идея тоже существует в двух сферах: субъективной и объективной. Субъективная заключается в оконченности деяния, человек выполнил все, что задумал, реализовал свой умысел. Все это субъективная энтелехия преступления, она всегда предшествует объективной ( имеются в виду автономные процессы, не рассматриваются случаи так называемых эксцессов). Объективная сфера формируется государством в лице компетентных органов, они оформляют данную жизненную ситуацию как преступную (документально констатируют, квалифицируют). И опять же, если их действия не носят характер игры, не являются игрой, следует говорить о том, что те или иные ценности, составляющие общий объект преступного посягательства, не защищены государством, так как государство в этом случае не противопоставляет свою игру, а подыгрывает.
Элементом объективизма является оценка человека, его структурирование как преступника — это и делает вся система правоохранительных органов, венцом которой является суд, окончательно определяющий форму бытия человека. Тем самым суд снимает противоречие между личностью и обществом в лице государства, устанавливает социальное равновесие, имя которому — справедливость.
Социальное равновесие, кроме судебного решения, имеет и другие формы бытия, формы игры, такие как: “Суд Линча”, самоуправство, месть и тому подобное. Но все эти формы попадают в разряд преступлений, так как являются играми, противоречащими общественным ценностям, но не уничтожающими их. Общественные ценности находят свое отражение в нормах права, которые, с точки зрения людологии, являются бытием в возможности той или иной игры. Существует только одна игра, над которой общество не властно — это война, эта игра уничтожает не просто ценности, а все остальные игры. Именно поэтому убийство на войне не есть преступление точно также как и ряд других форм поведения, которые в мирной ситуации являются преступными.
Таким образом, представление о преступлении зависит и всецело определяется теми играми, в которые играют люди. Формально преступление — это просто нарушение правил игры, содержание которой всецело определяется менталитетом социума. История знает немало примеров культа таких ценностей, которые сейчас нам кажутся преступлениями, и наоборот, сейчас уже не преступно то, что было преступлением раньше. На основе вышеизложенного следует сделать попытку и дать следующее определение преступления. Преступление — это игра, которая уничтожает, в рамках сферы реализации, бытие конституированных обществом ценностей, являющихся продуктом комплекса игр, принятых в этом обществе…
1. Сущность игры. Анализ преступления, людологический анализ преступления, невозможен без общего анализа игры. Анализировать Игру фактически означает анализировать саму форму жизни, то есть выявлять четкий критерий определения сущего бытия. Отметим, что философская мысль на протяжении всей истории ставила своей задачей найти именно тот самый канон существующего, из которого следовало бы с необходимостью творить новое, неподвластное силам не-человеческим.
Трагедия данных “поисков” состоит в том, что сознание человека не смогло выйти за рамки самосознания, поэтому интерпретация реальности носила именно “слишком человеческий” характер. Иными словами, образовывался “Круг в доказательстве”, где посылкой было заданное бытие человека, а аргументами — частичные фрагменты сознательной констатации этого бытия. Таким образом возможность выявления четкого критерия оценки существующего и несуществующего носила произвольный характер, ограничивающийся только рамками той или иной философской системой……
Людология в этом отношении находится на более выгодных позициях, так как отправная точка хода рассуждений задана нам самой реальностью — это игра. Человек вовсе не выделяется из мира животных, выделяются лишь те игры, которые формируют его как человека.
Существенная разница между человеком и животным заключается лишь в том, что для животного не существует бытия в возможности, то есть все его существование и сущностные атрибуты, представляют собой вневременное синкретичное взаимодействие субъектов с внешней средой, где вместо сознания присутствует одномоментная вневременная (с точки зрения систематического исчисления времени) констатация действия, и автоматизированное закрепление его в форме навыка, в дальнейшем, образующего проявление инстинктивности.
Другими словами животные только потому и животные, что они играют (читай существуют) не осознавая этого. Здесь следует оговориться и отметить, что 99,9 % человеческой деятельности тоже не осознается нами как игра… но мы, по крайней мере, знаем о своем существовании и можем изменять форму своего существования. Здесь следует знать, что то, что не осознается нами — нами не управляется, что естественно создает ощущение присутствия неких “сил свыше”. В свое время Чарльз Дарвин сравнил многие формы человеческой деятельности с миром животных, более того — установил их полнейшее тождество.
В сущности то, что человек не осознает своих действий как игру, означает то, что он будет находиться вечно в состоянии апории на ступени “Homo Sapiens'a”, на которую его так неосторожно возвел Линней; и в состоянии абсурдности и полной хаотичности на ступени Homo Ludens'a (Человека играющего), являющегося его априорной сущностью. Людология ставит своей задачей именно осознавание человеком своих действий, без оков самосознания, продуцирующих, по сути, невыполнимые императивы (например положения философии И. Канта).
Важнейшим принципом людологии является следующий постулат: реально существует (существовало и будет существовать) только то, что имеет форму игры. Напомним еще раз, человек может в отличие от животного изменять форму своего существования (тем самым изменяя и форму мира), вследствии смены “масок”, которая происходит только при осознании (то есть формировании бытия в возможности) действительности, и реализацию “идей” сознания. Одним из видов такого изменения реальности является преступление. И если человек выигрывает он изменяет мир, если проигрывает, то общество в лице государства изменяет его форму существования: присваивает ему “маску” преступника и создает определенную энтелехию (тюремная жизнь).
2. Ореол общественных игр, сопутствующих игре “Преступление”.
Как уже отмечалось выше, бытие в возможности преступления существует в двух формах — сознание человека и статьи Особенной части уголовного кодекса. В первом случае возможно наличие двух ситуаций: человек либо реализует свой замысел, либо не реализует. Реализация ведет к вступлению в игру государства, что влечет за собой появление новых форм игр: “Преступник”, “Суд”, “Тюрьма”. Их мы рассмотрим позже, сейчас только отметим, что форма реализации носит дуалистический характер.
То есть бытие в возможности реализуется либо по замысленному образу, либо не реализуется вовсе в задуманной форме игры; тогда “возможность” реализуется в других формах игр, но при этом энтелехия их не осознается (происходит так называемый процесс “замещения” с последующей сублимацией, / теория психоанализа Зигмунда Фрейда/). Как мы помним человек существует только как комплекс “масок”. В момент совершения преступления человек дистанцируется по отношению к общественным “маскам”, приобретая взамен одну из нескольких нелегальных преступных “масок” — грабитель, убийца, вор и т.д. “Маска” — это сущностное взаимодействие определенных форм деятельности, в целом составляющее образ бытия (modus vivendi).
Сущностная характеристика “маски” выражается в том, что она есть детерминированный набор признаков, реализация которых влечет за собой структурирование психического состояния как самого субъекта (человека), так и внешней среды, посредством взаимодействия с ней. Данное взаимодействие и есть объективная сторона преступления, то есть форма игры. Началом игры “Преступление” является момент осуществления бытия в возможности, а конец этой игры — вступление в игру государства.
Причем, государство находится здесь в невыгодном положении, особенно если речь идет о так называемом правовом государстве. По двум причинам: 1) оно не может начать играть, если возможность игры не предусмотрена им самим, то есть отсутствует в положениях Особенной части УК; 2) если оно знает о том, что игра уже завершена, но ему не известен игрок, то государство должно предварительно оформить реальность через комплекс игр прежде чем покарать преступника.
Данные игры:
- “Розыск”. Если существует возможность квалифицировать данную ситуацию как преступную, то государство начинает разыскивать преступника. Если преступник не пойман, государство оформляет его бытие в возможности посредством сбора информации о нем. “Возможность” действий государства на этом этапе составляет, например, закон “Об оперативно-розыскной деятельности”; а энтелехию — конкретные мероприятия по установлению местонахождения подозреваемого лица. Игра государства здесь является моноигрой, так как оно существует здесь само по себе. В момент когда существует достаточно оснований для задержания лица начинается следующая игра.
- “Преступник”. В этой игре, государству противостоит личность. Задача государства оформить бытие в возможности личности как преступника. Это достигается работой всей машины госаппарата (следственные органы). Начало этой игры — момент возбуждения уголовного дела, конец передача материалов дела в суд.
Между тем презумпция невиновности есть не что иное как альтернативная имманентно присущая форма бытия в возможности человека, наряду с государственным обвинительным бытием, которая тоже требует своей реализации.
3.“Суд”.
По сути дела это энтелехия (реализация) бытия в возможности личности оформленная в предыдущей игре “Преступник”. Заметим, что и здесь по общему правилу (см. введение) реализация является игрой. Так судебное заседание разыгрывается в “особом” месте, как бы выключенном из жизни, поражающим своей помпезностью, — здание суда; в определенное время — часы судебных заседаний; особыми “масками” — так, не Петров, Сидоров, а “подсудимый” и “потерпевший”, “судья”, “гособвинитель”, “защитник” и т.д. Следует отметить, что в нашей практике совершенно не уделяется внимание игровой атрибутике судебного процесса, что, несомненно, приводит к бессилию судебной власти как в отношении конкретного круга лиц, так и в отношении государственного устройства. Противоположная ситуация имеет место быть в западных странах.
Так, например, судебная система Англии основана на вековых игровых традициях: парики, мантии, “шерстяной мешок” председательствующего, торжественность и великолепное убранство обстановки судебного заседания, причудливая архитектура здания суда. Данная игра разыгрывается по строго определенным правилам (Уголовно- процессуальный закон), отступление от которых немыслимо ибо разрушает форму бытия, самоценность бытия — именно поэтому требования процессуального закона это не простая формальность, а инстинктивно “унаследованная” современным законодателем уверенность в том, что если соблюдать форму игры результат будет детерминирован, что является одним из принципов людологии: степень сформированности материи находится в прямой зависимости от качества игровых действий, направленных на формирование данной материи.
В качестве примера можно привести суды 30-х годов ХХ века в России, где игровые элементы вообще отсутствовали. Как мы знаем, сегодняшний день оценивает их как антиправовые. Как мы помним, энтелехия включает в себя сам процесс реализации (саму игру), так и конечный результат этой реализации — определенную форму бытия. В судебном процессе (каким бы скверным с точки зрения игровых действий он не был) это положение находит свое подтверждение: конечным результатом судебного разбирательства является именно формирование истинного бытия личности, либо как преступника (здесь реализованное бытие в возможности созданное государством), либо как невиновного (это энтелехия универсальной “возможности” — презумпции невиновности). Реализуют бытие в возможности, которая по своей природе дуалистична (то есть “или… или”), с одной стороны представитель государства — прокурор, с другой стороны представитель общества — защитник.
Если человека признают невиновным, то на этом его взаимодействие с государством заканчивается, он выбывает из игры, ему возвращают его прежнюю маску — “Добропорядочный гражданин”, и он снова вливается в комплекс игр, из которых был в свое время изъят государством (предварительное заключение СИЗО). Если же приговор суда обвинительный, то есть реализовано бытие в возможности государства, оно выиграло процесс, то следующей государственной игрой для человека будет игра под названием “Тюрьма”.
- “Тюрьма”. “Входным билетом” в данную игру является обвинительный приговор суда. Благодаря ему личность оформляется как преступник.
Бытием в действительности здесь является режим исправительных учреждений, который реализует предписание вышеуказанных нормативных актов. Человеку здесь присваивается маска “Осужденный”, создается определенная сфера реализации его государственно- оформленного бытия в возможности (тюрьма). Глубочайшей нашей ошибкой является то, что в нормативных актах регулирующих существование осужденных совершенно не уделяется внимание игровой атрибутике, что сполна компенсируется так называемой “двойной жизнью” осужденных, которые имеют место быть в ИУ (субкультура, основана на архаичных формах бытия: тотем, культ грубой силы, специфический язык и т.д.). Сущность наказания состоит, прежде всего в том, что человека лишают его бытия в возможности, его личных мотивов поведения, заменяя его государственным бытием. Более того, полностью отсутствует сфера реализации лично-индивидуального характера.
Только тюремный режим, уклад жизни заключенного, есть его энтелехия, в которой он не принимает никакого личного участия. Из существа способного изменять реальность, формировать материю, существа подобного, в этом отношении Богу, его превращают в пассивную атрибутику игры, где игроком является только государство, а человек есть простой реквизит.
Поэтому “исправление” как задача Уголовно-исполнительного права может расцениваться только в качестве “дружеской” шутки со стороны государства. Исправление возможно только через изменение потенциального бытия осужденного и обеспечения его стопроцентной реализации во внешней реальности.
3. Людологический анализ игры “Преступление”.Как было отмечено выше, преступление — это игра, которая уничтожает, в рамках сферы реализации, бытие конституированных обществом ценностей, являющихся продуктом комплекса игр, принятых в этом обществе. Попытаемся теперь более подробно проанализировать данное понятие.
В данном определении сознательно не указаны признаки преступления, которые сегодня признаются наукой (противозаконность, общественная опасность, виновность, наказуемость). Основанием к этому послужило то, что преступление как игра, то есть как определенная форма бытия, существует не только в рамках уголовных правоотношений, в рамках государственного понимания тех или иных действий как преступления.
Данная форма присуща любому организованному коллективу, обладающему вторичной властью, независимо от организационных форм её выражения: государство ли это, органы ли управления юридического лица, или же командир в армии. Каждое общество обладает общей волей, выраженной в определенной форме — будь то устные постулаты, или конституция государства. Эта общая воля не абсолютна, то есть она не является монобытием всех и каждого, такая ситуация при наличии вторичной власти невозможна, в силу того, что его постулаты, по своей сущности, не могут быть восприняты всеми членами общества, которому они адресованы (будь то известный круг лиц или же неперсонифицированный).
То есть существует определенный процент людей, возможное бытие которых, не совпадает с должным потенциальным бытием. Оно не совпадает как по форме, так и по качеству, что автоматически приводит к дифференциации поведенческих форм, то есть, форм жизни, форм игры. Именно поэтому ранее в уголовном праве существовала возможность наказания за одни лишь мысли, которые не соответствовали общепринятой догме. И как только общество осознает, что бытие в возможности этой прослойки не совпадает с его бытием, оно объявляет войну, клеймя данные “идеи” как преступные.
Общество вынуждено это делать в силу того, что их бытие в возможности реализуясь в действительности уничтожает наличное бытие общества в рамках своей реализации. И здесь мы подходим к еще одному принципу людологии: в “возможности” вещи могут иметь абсолютно противоположные атрибуты и будет невозможно определить какой из них истинен, так как любой будет казаться абсолютно реальным, но в энтелехии противоречия “снимаются”, однозначно детализируя бытие в действительности.
То есть в действительности бытие двух игр, “возможности”, одной из которых представляет собой полную противоположность другой, — невозможно. Рассмотрим это на примере поведения конкретного человека, в качестве примера можно взять ситуацию из романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”. Так, Родион Раскольников начал свою преступную деятельность с того, что по своему оформил свое бытие в возможности как человека принадлежащего к определенной касте тех, кто является “людьми высшими”, которые на все “право имеют”, в том числе и на убийство.
Таким образом, его бытие в возможности должно было реализоваться в действительности через определенную форму действий — убийство и прочее. Но бытие в возможности, как мы помним дуалистично, то есть его желанию проверить себя, как человека высшего противостояло сомнение и не-желание убийства. Весь этот антагонизм выражен в следующей фразе: “Вошь я дрожащая или право имею?”. Убийство старухи — это то самое окончательное испытание, та самая энтелехия, которая произошла вследствие того, что была только сама “идея” убийства.
Вспомним Достоевского: “меня ведь идея замучила, Соня”. Здесь мы сталкиваемся с еще одним принципом людологии:бытие в возможности всегда реализуется в действительность, либо в форме воплощения, либо в форме неудачной попытки. На следующем примере сопоставления соотношения юридического лица (например политической партии) и государства мы попытаемся показать, что по форме игры, преступление может иметь место в рамках политической партии, разница заключается только в содержании и средствах реагирования политической партии на данную форму поведения.
Прежде всего следует принять за отправную точку наших рассуждений тождество таких “масок” как: член партии и гражданин государства. Это вполне допустимо, если ограничиваться сравнением по форме, а не по содержанию и объему этих двух понятий. Так, и здесь и там происходит персонификация человека в определенную форму бытия, которому имманентно присущ определенный комплекс возможных и должных (благодаря организационной системе) действий, образующих сферу реализации данной формы бытия.
Таким образом, политическую партию, по форме, вполне можно назвать маленьким государством.
1. Первым признаком преступления является уголовная противоправность (противозаконность) это формальный признак преступления, квинтэссенция которого обязана своим происхождением именно мифологическому типу мышления (игровому типу мышления эллинских культур), выражающегося следующий дефиницией: “существует только то, что названо”.
Данный принцип трансформируется применительно к уголовному праву в следующее положение, великолепно сформированное Фейербахом: “Nulla poena sine lege” (нет наказания без указания о том в уголовном законе). Вспомним, что понятие уголовный закон не такое уж старое, оно возникло сравнительно недавно, чуть больше века назад, до этого же государство оценивало те или иные действия как преступные точно также, как это сейчас делает юридическое лицо, — исходя из реальной оценки вредоносности общественным интересам, которое причиняет деяние. Кстати, некоторые элементы такой оценки сохраняются до сих пор — положение ч. 2 ст. 14 УК РФ.
Таким образом, в сущности, различие в этом моменте реагирования состоит лишь во временном разрыве, но по сущностному бытию представляется тождественным. У политической партии только потому не существует конституированного бытия в возможности тех или иных форм поведения как преступных, что определение объема нежелательных игр возможно на основе элементарного анализа, представляющего собой, практический навык.
Точно также обстояло дело в эпоху архаичных правовых систем (сравните “Княжеский суд”, “Суд феодала”, деятельность претора в Риме и т.д. с сегодняшней деятельностью органов управления юридического лица). 2. Вторым признаком преступления является общественная опасность. Сущность этого признака состоит в том, что данное деяние способно причинить вред охраняемым уголовным законом общественным отношениям (объектам). Как уже отмечалось преступление уничтожает общественные ценности, структурированные в нормах права, уничтожает в рамках сферы реализации.
Действительно, о какой защите личности со стороны государства может идти речь, когда эту личность убивают на улице? Здесь есть только одна игра, где человек жертва и не более. По структуре любая игра имеющая противоположное бытие в возможности, чем общепринятая игра — опасна, так как ее единичное проявление может послужить примером для масс и тогда организация общества перестанет существовать в форме той игры, которая есть противоположность преступной игры.
Для политической партии объект, защищенный её властью — это те игры, бытие в возможности которых зафиксировано в нормативных документах, служащих основой её деятельности. Для государства это тоже весь спектр игр, бытие в возможности которых закреплено в законодательстве.
1. Виновность.
Этот признак означает прежде всего то, что объективной стороне преступления (игре как таковой) всегда предшествует бытие в возможности, то есть личность формирует ту или иную определенную ситуацию в своем сознании, а уже потом реализует её на практике. Это общая ситуация для любой формы поведения, вне зависимости от рамок той или иной игры: государство ли это или любая другая структура.
2.Наказуемость.
Это сравнительно недавно появившийся формальный признак преступления, который в архаичных культурах не выделялся из понимания оценки форм тех или иных игр. Такое положение существует сейчас у политической партии — определение формы игры не только включает в себя негативную оценку, но и несет в себе наказание. Форму наказания государства (изъятие из определенного комплекса игр) вполне можно сравнить с исключением из рядов партии.
Таким образом, формально игры ничем не отличаются, проступок в рамках политической партии и преступление в рамках государства по сущности тождественны. Тот же самый анализ может быть произведен применительно к составу преступления, по его элементам. Форма бытия людей — игра “Юридическое лицо”
Форма бытия людей — игра “Государство”
1. Объект. Комплекс игр, составляющих наличное бытие юридического лица. Бытие в возможности этих игр сформировано в учредительных документах юридического лица: учредительный договор, устав, положение. Конкретный “деликт” оформляется в “возможности” такими документами как, например, приказ.
1. Объект. Комплекс игр составляющих наличное бытие государства. Бытие в возможности этих игр сформировано в законодательстве. Так, например, устав юридического лица вполне можно сравнить с конституцией государства. Конкретные нежелательные формы поведения (преступления) оформляются в “возможности” посредством структурирования их в определенном законодательно акте — уголовном кодексе, который является бытием возможности этих форм поведения.
- Объективная сторона. Форма поведения в наличном бытие, которая своим существованием уничтожает наличное бытие юридического лица, в рамках сферы своей реализации.
2. Объективная сторона. Практически все то же самое. История знает примеры когда степень наказания зависела от таких факторов действительности как: время суток (день или ночь), место совершения преступления и т.д.
3. Субъективная сторона. Субъективная сторона представляет собой бытие в возможности той или иной ситуации. Для того, чтобы существовало основание для ответственности, непременным условием выступает следующее положение – бытие в возможности должно быть лично-индивидуального характера, то есть сформировано самостоятельно.
3. Субъективная сторона. То же самое. Так если бытие в возможности личности не было им самостоятельно сформировано, то есть имело место психическое принуждение, то уголовная ответственность не наступает — ст. 40 УК РФ 1996 г.
4. Субъект. Субъект — это участник той или иной игры, то есть физическое лицо. Но, в отношении юридических лиц тоже может применяться ответственность как к членам ассоциации союзов.
- Субъект. По российскому уголовному праву субъектом преступления может быть только физическое лицо. Но в германском и французском законодательстве предусмотрена ответственность по уголовному праву также и юридических лиц.
То есть действовала презумпция, что любое действие обязательно мотивировано в сознании, вне зависимости от того сознание кого именно имеется ввиду — самого ли субъекта ответственности, или же самого Бога, руководящего всеми процессами на земле.
Представляется необходимым дать краткий анализ состава преступления с людологической точки зрения.
Причем:
1. БВ – целевая причина, Формы(только к актуально сущему – преступлению как игре, а не как представлению вне рамок «здесь и сейчас»): субъективная сторона(ИБВ) и Особенная часть УК (ОБВВ).
2.Энтелехия .
2.1.движущая причина. Сам субъект. Опасность ОП в том, что она включает в среду бытия преступления других субъектов не как орудие преступления (например, использование малолетнего для кражи с взломом, известные формы соучастия), а как субъектов обеспечивающих самодостаточное бытие движущей причины.
2.2. переход (формальная причина, в данном случае) – игра с различной степенью алеантности. 3.матеариальная причина.
Для субъекта преступления – реализация задуманного (только для умышленных преступлений), для остальных случаев актуальное сущее в форме отдельной реальности, составляющей определенную девиацию ожидаемому и «хорошо знакомому» как должному. Бытие в возможности это субъективная сторона преступления, в зависимости от сформированности потенциального бытия будет соответственно и оценена форма игры, которую представляет объективная сторона. Таким образом, все элементы объективной стороны заранее предопределяются в сознании преступника, то есть в его бытии в возможности, классифицируются, оформляются.
Степень соответствия возможного и действительного определяет профессионализм преступника. Как правило, профессионал полностью реализует бытие в возможности в действительность, любитель же не может предусмотреть все стороны действительности, вследствие чего допускает ошибки и терпит фиаско. Объективная сторона — это энтелехия субъективной стороны (потенциального бытия), то есть, сама реализация, которая есть игра и конечный продукт — наличное бытие, оцениваемое государством как вредоносное последствие преступления.
Причинная связь является квинтэссенцией энтелехии ибо констатирует неразрывное единство причины и следствия, где причина есть действие, а следствие — форма реальности, то есть форма игры. Объект преступления — это общественные ценности, конституируемые в нормах права. Объект преступления дуалистичен: с одной стороны его бытие сформировано обществом посредством государства, через нормы права выражающие интересы большинства, с другой стороны объект оформлен самим преступником, как собственный взгляд на расстановку сил в той или иной ситуации.
Бытие в возможности личности и государства взаимоисключают друг друга. Если личность реализовывает свою “возможность” она уничтожает бытие в возможности норм права применительно к данному конкретному случаю. Отметим, что общество называет преступлением только те игры, которые уничтожают все объекты, кроме общего. Уничтожить общий объект значит совершить революцию, быть вне юрисдикции государства, быть по ту сторону добра и зла. Субъект — как отмечено выше — это участник игры, то есть тот кто формирует эту игру, определяя чему быть и чему не быть.
4. Основные виды игры “Преступление”.
Классификацию игр можно проводить по разным критериям, как то степень сформированности бытия в возможности, количество участников, степень реализованности бытия возможности и т.д. В данной классификации мы ограничиваемся критерием количества участников и формой организации игры, то есть в той степени перехода “возможности” в действительность, которая является продуктом формы игры, ибо сущность организации именно в том, что организация это продукт реализации “возможности” в действительность, носящий динамичный и постоянный характер.
1. “Индивидуальная игра”.
Сущностью этой игры является то, что только один человек противопоставляет себя обществу. Здесь возможны два вида участников. Во-первых, те, чье бытие в возможности сформировано не ими самими, а той средой в которой они живут, и которую они не смогли превзойти в своем сознании, например, среда “блатных”. Их бытие в возможности носит определенные клишированные идеи, которые являются продуктом форм игр принятых в их среде. Примером могут послужить представления “блатных” о воровской чести, совести, достоинстве. Наряду с первыми игроками существует другая категория — это те, кто по-новому осмысливает положение вещей в обществе. Их сознание тоже в определенной степени формируется средой, но не детерминирует его. Данные личности, реализуя свои “идеи” по сути создают новую форму реальности. В качестве примера можно привести Джордано Бруно, Сократа, Ленина и прочих.
Характерной чертой данной игры является то, что её участники всячески избегают контактов с государством в лице правоохранительных органов того или иного времени, так как государство находится в состоянии войны по отношению к ним.
2. “Коллективная игра”.
Коллективная игра характеризуется тем, что в ней участвуют два и более лица, связанные общей целью, общими интересами, но не имеющими монобытия в возможности.
Здесь может быть три варианта игры:
1) случайно возникшая группа (соответствует внезапно возникшему умыслу);
2) группы которые создаются, организовываются, это так называемые “преступные сообщества”, “банды” и т.д.;
3) группа, сложившаяся вследствие однотипного бытия в возможности.
Примером могут послужить: крестьянские восстания, где группа сложилась вследствии единобытия в действительности, то есть занятия одной и той же деятельностью; или же саботаж, где участники соединены друг с другом опять же единой формой действительного бытия — военной службой. Характерной особенностью опять же является скрытость от государства. 3. “Организованная преступность”.
Критерием выделения этой игры в отдельный вид является во-первых её масштабность, во-вторых её состав участников, в-третьих её взаимодействие с государством, в-четвертых наличие двойной формы организации. По масштабам данная игра превосходит все остальные. Более того в ней ярко выражен территориальный характер — зоны преступной сферы деятельности, поделенные между преступными группировками По составу участников данная форма игры резко отличается от предыдущих своей замкнутостью. У каждого участника существует своя роль, которая формируется не им самим, а боссами преступной организации.
Взаимоотношения с государством характеризуются тем, что данная преступная группа не только фактически противостоит государству (то есть уничтожает его в энтелехии), но и сращивается с государством, посредством оформления его бытия в возможности, то есть фактически заменяет его. Примером могут послужить купленные депутаты, или же чиновники, от которых зависит бытие той или иной ситуации. Двойная форма организации выражается в том, что данная преступная группа использует существующие легально способы и методы.
В качестве примера можно привести легализацию (отмывание) криминальных денег в законно существующих коммерческих структурах, адвокатуре и прочее.
Думается, что данный вид игры “Преступление” является наиболее опасным в силу того, что он подменяет собой государство, создавая новую общественную форму организации социальной материи. Фактически, за организованной преступностью (за тем, что мы знаем под этим именем) остается будущее, если мы не примем своевременных мер по видоизменению этого объективного процесса становления нового в таком явлении как современный социум…
СНОСКИ
1. Для того, чтобы убедиться в этом достаточно, например, ознакомиться с очень интересной книгой профессоров Дж. Флетчера, А.В. Наумов «Основные концепции современного уголовного права», Москва 1998г. комментарии российского автора явно, если не издевательские, то, по крайней мере, высоко патриотичны по сравнению с видением одних и тех же проблем г-н Флетчером. Хотя оба автора из всех сил пытались показать, что уголовные системы стран имеют много общего.
2. В свое время профессор Ю. Ляпунов в статье «Категория «преступление»( ж. Социалистическая законность 1987г. №7.) отметил любопытный факт соотношения скорости формирования новой практики и влияния на нее уголовно правового запрета, обозначив непосредственную связь с последним. Основное положение – там, где наука уголовного права некомпетентна в лице правоприменителя, она не должна угрожать наказанием за то или иное деяние. Путь предложенный им – создание новой статьи в Уголовном кодексе. «Отсутствие в законе четкой правовой регламентации (…) сдерживает творческую инициативу, поиск новых научно- технических решений»(стр. 24)
3. См. об этом подробнее И.А. Клепицкий «Преступление, административное правонарушение и наказание в России в свете Европейской конвенции о правах человека»// Государство и право, 2000г.№3., стр. 68.
«уголовная сфера охватывает»: уголовно – правовые, уголовно – процессуальные и часть административных правоотношений
4. см. об этом, например, указанное совместное исследование Дж. Флетчер, А.В. Наумов «Основные концепции современного уголовного права». Изд. Юристъ 1998г. Данная мысль проходит лейтмотивом через всю работу.
5. Более подробно данные вопросы успешно освящены в труде Освальда Шпенглера «Закат Европы». В частности понимание преемственности культур Древней Греции и Нового времени по схеме прямолинейности вообще как таковое невозможно, как соответственно невозможно прямое полагание тех значений, которые были отражением той действительности. Единственный критерий подобия и преемственности, который у нас остается — это сам человек, индивидуум в его общественных связях, кстати, с этой точки зрения само Уголовное право в его динамике может быть, как мы увидим позже, своего рода хронометром развития мысли человека о человеке.
6. Ср.: «Понятие преступления в советском уголовном праве основано на идеях социалистической морали. Каждое преступление является деянием, которое отрицательно оценивается социалистической моралью».// А.А. Герцензон «Понятие преступления в советском уголовном праве», М., Госюриздат, 1955г. стр. 49
7. Сравните с высказыванием известного французского мыслителя XVIII века Кондорсэ о римском сенате, присвоившем себе право толкования закона: «Сенат, эксплуатировавший уважение народа к старым учреждениям, скоро понял, что привилегия толковать законы почти равносильна праву создавать новые, и он пополнился юристами». Цит. по книге З.М. Черниловский « Всеобщая история государства и права». М. 1995г.стр.83. Он же комментирует: «Кондорсэ справедливо замечает, что юриспруденция является единственной новой наукой, которой мы обязаны римлянам, и возникновение этой науки связано с право толкования закона», там же.
8. В научной литературе данный аспект в основном понимаем как соотношение понятия состава преступления и самого понятия преступления, хотя один ученый выразил более проницательную позицию. Так профессор Пионтковский предлагал понимать понятие преступления как политическую оценку преступления, а состав преступления как правовую// см. А. А. Пионтковский «Укрепление и основные вопросы учения о составе преступления» Советское государство и право, 1954 г. №6.
9.Цитата по И. Канту (его понимание формы явления): «То в явлении, что соответствует ощущениям, я называю его материей, а то, благодаря чему многообразное в явлении может быть упорядочено определенным образом, я называю формой явления»// И. Кант «Критика чистого разума», Симферополь, изд. Реноме 1998г стр.50
10. См. об этом, например, работу В.П. Кохановского «Философия и методология науки» Ростов-на-Дону 1999г. Автор очень точно замечает одну особенность мира человека(которую мы более обширно осветим в дальнейшем), он пишет «по существу все продукты человеческого труда есть не что иное как «овеществленная сила знания», опредмеченные мысли(выделено мною – Р.П.)», стр. 159.
11. Однако здесь мы должны оговориться, что речь идет применительно только к Российской школе уголовного права. Гуманистический подход как раз определяет действие как форму проявления понимания значения, присущего универсума представлений человеческого. Т.е. там, где есть связка «возможность (БВ) — действительность» существует уже действие. Ему противостоит теория действия как выражения воли лица, связанного с телодвижением. Так М. Мур в работе «Действие и преступление» дает определение действия как «волевое движение тела». Однако следует признать более близкими к нашей тематике разработки теории действия Ганса Вельцеля (основоположника теории гуманистического подхода в немецкой школе уголовного права)
12. В этом отношении уместно привести широко известную фразу Георга Вильгельма Фридриха Гегеля «Логика способствует правильному мышлению не более, чем физиология правильному пищеварению».
13. см. об этом более подробно работу Ж-П Вернана «Происхождение древнегреческой мысли», изд. Прогресс 1988г., как квинтэссенция глава 4.14
См. подробнее об этом статью В.Г. Гриб, В.Д. Ларичев, А.И. Федонов «Организованная преступность – различные подходы к ее пониманию»// Государство и право, 2000г. №1.15
15. Речь, конечно, не идет о теологических смещениях аспектов регулирования. Просто то, что раньше являлось содержанием Библии, Корана, сегодня есть содержание Уголовного кодекса.
16. В принципе сущностные недостатки общего подхода в том, что при нем в явлении очерчивается круг известного качественного и оно начинает варьироваться в процессе познания относительно количества познающих субъектов… результат конечно же в итоге получается один и тот же по качеству, но абсолютно различный по количеству. «КПД» познания в данном случае практически равен нулю, если вообще не вредоносен. При универсальных методах субъекту познания корреспондируется исчерпывающее количество приемов познания, которые в зависимости от их использования определяют качественность предмета, трансформированное в представление познающего. Соответственно, мы имеем один предмет при количестве представлений, соответствующих дифференцированной качественности. Таким образом, есть свобода выбора систем мирровозрения, поле для маневра...
17. Норма права призвана: убеждать (функция власти) или принуждать (функция государства), но она не может вне моего согласия как личности управлять мною- только тем во мне, что согласуется с ее содержанием и природой (пусть даже без ведома моей воли и сознания). С этой точки зрения уголовно-правовой запрет не существует как норма права, ибо Уголовное право ничего не запрещает мне как личности, оно лишь ставит меня в известность, что деяние предусмотренное в составе преступления Особенной частью УК влечет неотвратимое наказание. Относительно идеологического характера правоотношения вопрос так же не так прост. См. об этом ст. «К вопросу об оценке преступления в Уголовном праве»// Рубикон, РГУ,2000г.№7.
18.Подробнее смотрите об этом «Криминалистика». Уч. пособие под. ред. Яблокова Н.П. М. изд. Юристъ, 1994г. стр. 21
19. Именно личное, ибо необходимым условием Уголовной ответственности является участие воли и сознания лица, совершившего преступление (ст. 21 УК РФ, например, есть суррогат понимания, который в некоторой степени отражает аспект личного в человеческом).
20. Несмотря на это только один ученый смог синтезировать чувство разрыва между желанием и действительным. А. А. Герцензон говорил о 5-м признаке преступления (аморальности). «Понятие преступления». М. 1955г. стр. 40.
21. Хотя, конечно, людологически верно было бы сказать, что это субъекты, форма причастности которых выражена формулой «возможность 1 – возможность 2», где №1 сознание субъекта, №2 – представление преступления, корреспондированное субъекту.
22.Подробнее об этом см. «К вопросу об оценке преступления в уголовном праве»// ж. Рубикон, РГУ, 2000г. № 7.
23. Так, только транссакционный анализ позволяет говорить о 96 млн. форм поведения.
24. Именно так, например, расценивал преступление Гегель, как объективацию свободы духа.
25. Рекомендую так же работу М. Фуко «Надзирать и наказывать».
26. См. об этом подробнее «О некоторых формах познания»//ж.Рубикон, РГУ, 1999г. №4.? см. подробнее об этом П. С. Таранов «120 философов. Жизнь, судьба, учение». Симферополь 1997 г., стр. 216.
27.см. подробнее об этом на примере предмета работы Менахем Яглом «Что есть человек, что ты помнишь о нем» // «Современный человек. Теория и философия образа». М., 1997 г.
28. И. Кант «Критика чистого разума». Симферополь 1996 г., стр. 50 –51
29. см об этом Чернов Р. П. «О некоторых формах познания» // Рубикон № 5, Ростов-на-Дону, 1999 г.
30. Аристотель. Метафизика (книга IХ). Ростов-на-Дону, 1999 г.
31. см. на эту тему блестяще написанную работу Ф. Ницше. Избранное. «О философах», Ростов-на-Дону, 1998 г.
32.см. подробнее об этом в части практики социальных девиаций Чернов Р. П. «Пропедевтика людологической теории преступности» // Рубикон № 4, г. Ростов-на-Дону, 1999г.
33. Иллюстративный анализ см. например в работе А.И. Михальская «Русский Сократ», М., 1996 г., стр. 77 – 80.
34. См. подробнее Э. Берн «Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры», Санкт-Петербург, 1996 г.
35. подробнее проблематику данного характера можно почерпнуть из любого произведения Ф. Ницше третьего периода, например, «По ту сторону добра и зла».
Добавлено: 14:48 25.05.2012
Видео программы «О сущности игры» на Youtube
Полностью согласен с автором, что общество как совокупность всевозможных социальных групп видоизменяется как в техническом, так и в социальном аспектах, т.е. истории присуще движение вперед, хотя это движение, безусловно, есть круговое эволюционно-поступательное движение. Поэтому, уголовное право должно изучаться и изменяться с изменением общественной формации. Догматические позиции смерти подобны.
Соглашусь с коллегами, совокупность социальных групп и образует общество, которое постоянно изменяется во всех аспектах и в техническом, социальном и т.д. Считаю, что и уголовное право не стоит на месте, а видоизменяется вместе с изменениями происходящими в обществе.