О месте прокуратуры в системе разделения властей

Вопросы разделения властей в правовом государстве настолько гносеологически формализованы сегодня, что мало пригодны для познания именно в современной амплитуде колебаний представлений. Формализм заменяет предназначение данного института, и если сводить его целевое предназначение единственно к гарантированности стабилизированного механизма взаимодействия власти с целью достижения определенных социальных и формально- юридических гарантий, то это путь схоластики.

Необходимо, на наш взгляд, вернуться в некоторый отрезок прошлого, когда власть была синкретичным монолитом личного и общественного в идеальной форме перехода от внечувственного (идеального, воли сверена) к чувственно — воспринимаемому (правовая действительность).

Соответственно метод, который может позволить сделать такой прыжок, а так же адаптировать его условия к практическому вопросу — месте прокуратуры в системе государственных органов России, должен быть лишен формально — юридического обоснования, которое, как правило, склонно оправдывать существующее в угоду любой инновации только лишь потому, что сама инновация есть девиация в отношении содержания нормы права, ее возможному предписанию гносеологического предела.

Мы говорим об универсальном методе познания, о том, методе, субъективность которого является выражением объективности познания действительного в преломлении опосредования мыслью того или иного объекта действительности.

Таким методом могла бы быть философия права, но она им не стала. Появилась первичная попытка познания, которая, однако, не трансформировалась в содержание. Поэтому мы предлагаем обратиться к формализованному мышлению далекой Греции, а именно к Аристотелю, его учению о сущности бытия, его причинности. Нас интересует учение о делении бытия на бытие в возможности и бытие в действительности.

Бытие в возможности — это экзистенция мысли, самостоятельная сфера бытия, пределы которой очерчены способностью познания, восприятия действительности, отражения ее в знании о ней. Представляет собой категорию материи (Аристотель, Метафизика, книга IХ). Бытие в действительности — бытие опосредованное чувственным восприятием, все то, что находит самое себя в актуально сущем посредством чувственной перцепции, при осознании предмета перцепции. Категория формы.

Бытие в возможности переходит в бытие в действительности, Аристотель располагает четыре причины бытия в зависимости от степени сформированности материи, динамики ее переходов и прочее.Данное учение (в той части, в которой оно модернизировано людологией) представляет для нас первейший интерес.

Самостоятельность экзистенции мысли позволяет выделять отдельные виды бытия в отношении универсума круга явлений. Так, например, при анализе права, можно легко убедиться в том, что право является самореализованным относительно самое себя бытием в возможности, формальная причина которого (форма выражения) необходимо доступна неперсонифицированному кругу лиц, в котором сняты противоречия (при структурировании самой парадигмы права — алеантные процессы снятия противоречий по кругу личных противоречий субъектов законотворчества).

Понимая право, как специфическое бытие в возможности, адресованное определенной действительности, нацеленное на формообразование данной действительности, можно пролонгировать данное понимание на структуру, поддерживающую норму права в данной качественности отношения к актуально сущему — государство.И здесь анализ применительно к нашему предмету выглядит совершенно просто. Что есть право?

Право как универсум регулирования фактическое содержания в специфическом формально — юридическом отношении, это прежде всего универсум, который есть идеальная сторона чувственно -содержательного. Соответственно государство в конечности своего воплощения, в конечности реализации права (то, что Кант называл правовым государство) есть бытие в действительности права.

Государство как замкнутая парадигма бытия (гармонизированное сочетание 4-х причин бытия) выступает как конгломерат форм перехода возможного в действительное.Здесь перед нами ставится задача специфического плана — прокуратура как государственный орган, ее место в системе разделения властей. Неожиданность постановки данного вопроса- только дань первичности впечатления. На самом деле данный вопрос имманентен. Любая система перехода идеального (бытия в возможности) в реальное имеет форму усечения противоречий, которые возникают при данной реализации.

Реализация есть процесс развертывающийся в рамках конкретного времени и места, процесс формообразования значений, и неизбежно процесс стабилизированный прямо -пропорционально количеству повторений реализации (начиная, от случайных форм персонификации мысли и заканчивая традициями, обычным правом- воплощением всего детализированного и вторичного в настоящем по отношении к далекому первичному). Сама структура выстраивается по схеме от целевой причины (частичное бытие в возможности, мысль, предназначение) к материальной причине (конкретная результативность, воплощение целевой причины).

Сама целевая причина, будучи формой мысли, содержит в себе необходимое количество противоречий, которые могут быть как множественными по качеству, так и по экзистенции своей реализации. При переходе возможного в действительное, в круг реализации по времени и месту неизбежно попадает то, что не было изначально предусмотрено в рамках содержания целевой причины, а, следовательно, не заложено в ожидании восприятия материальной причины. Если это хаотичный процесс реализации (первичная форма любого процесса), то соответственно все, что попадет в поле перцепции субъекта реализации, принимается им как необходимая атрибутивность материальной причины бытия, а следовательно расширяется сама целевая причина.

В данном случае отсутствует форма усечения противоречий, и как бы абсурдно не было содержание в последующем целевой и материальной причины, именно данные атрибуты будут отражать ее качественную характеристику. В случае же когда целевая причина стабилизированна относительно ожидания результата своей реализации, а именно такой целевой причиной является право, ибо оно заранее предельно конкретно детализирует формы значений той или иной области действительности в сочетании с тем или иным кругом правовых притязаний субъектов, возникает необходимость создания формы усечения противоречий в процессе реализации целевой причины.

Эта необходимость вдвойне актуальна, когда речь идет о деперсонифицированных формах процесса реализации, то есть тех процессах, которые не зависят в своей качественности результата от личностных свойств субъекта персонификации (право создано абсолютно для всех, все равны в способности его использования, дифференцированность свойств для правопритязания носит неизбежный характер в рамках нормального развития внутри самой правовой системы).Итак, праву необходима форма усечений возможных противоречий. Сами противоречия делятся на противоречия действительного и возможного. Действительные с точки зрения юриспруденции выступают как формы ставшего в явлении, как законченная форма.

По мере того, насколько невозможен обратимый процесс стабилизации материи, общественная опасность данных явлений возрастает или убывает. Так как каждое противоречие является формой разрушения стабилизации перехода материи в форму, применительно к содержанию нормы права. Например, уголовное право отражает наиболее законченные формы противоречий бытия в действительности, обратимый процесс которых уже невозможен, можно только трансформировать их вредоносные последствия в той или иной степени воздействуя на субъект совершения данного деяния (преступника).

Для противоречий бытия в возможности характерно то, что субъект девиации структурирует форму выражения девиационного бытия в возможности, восприятие которого (при наличии титульности у самого субъекта структурирования и у формы выражения бытия в возможности) порождает повторную девиацию у субъекта восприятия (незаконный приказ, распоряжение, символическое действие и т.д.). Субъект девиации непосредственно не воздействует на реальность, преобразуя ее (как это, например, бывает в случае с преступлением), он наносит ущерб непосредственно бытию в возможности, праву, нарушая правовой запрет, предписание в области бытия в возможности. Это в опосредованном виде порождает деформированную реальность.

Данные противоречия могут быть детерминированы условиями местности (геополитическая концепция), законами перцепций в опосредовании потребностей, формами циркулирования информации, ее преобразования в процессе корреспондирования и т.д. Вот именно для таких противоречий была создана прокуратура во Франции. Именно как «люди короля», носители его суверенитета, его воли, его бытия в возможности, октроированном в праве народу, выступали прокуроры.

Возвращаясь к российской специфике, отметим, что эту идею выразил Ленин в письме о двойном подчинении. Понятие законности, которое должно быть универсально — единым, есть, прежде всего, понимание единого истолкования, реализации, и контроля перехода идеального (содержания закона) в реальное — воздействие данного закона на формы общественной жизни. Прокурор как субъект непосредственно снимающий возможные противоречия реализации закона в действительность в условиях конкретного времени и места, конкретного субъекта, содержания. Иными словами, прокурор, прокуратура, это и есть та система усечения противоречий в материальной причине, которая необходима для парадигм права.

Понимание данного положения приводит нас к необходимости анализа прокурора как участника реализации бытия в возможности (закона) связанного рамками времени и предписаниями титульности возможного вмешательства (прокурорское реагирование на нарушения законности). Так же следует отметить, что универсальность прокурорского надзора- это не произвольность законодателя, а восхитительная проницательность создателя прокуратуры. Сама специфика права универсальна, соответственно, универсальна и форма усечения противоречий возникающих из источника, обладающего универсальными критериями.

Прокурорский надзор это форма снятия противоречий по бытию в возможности бытия государства (право как бытие в возможности государства, а государство как бытие в действительности права). Соответственно специфику прокурорского надзора необходимо раскрывать не через метафизическое описание признаков, которые с точки зрения первично- познающего субъекта кажутся весьма произвольно построенными (по принципу все той же воли субъекта законотворчества), а посредством структурного анализа возможности парадигм вмешательства с целью снятия противоречий воплощения девиационного бытия в возможности, субъектов реализации права.

Впрочем, рассмотрение в рамках нашей работы столь обширного вопроса неуместно ни по объему содержания, ни по целям обозначенным в названии.Итак, вернемся к нашей задаче познания. Власть как имманентность организации общества, в условиях разделения властей не теряет признаков синкретичного соединения функциональной зависимости. И если раньше в лице одного человека соединялись и функция законодателя, и исполнителя, и судьи, то это не означает, что сами данные функции были слиты воедино по своему содержательному значению. Нет, они имели один источник, но от этого не переставали быть раздельными операциями. Действительно, законотворчество есть ничто иное как структурирование бытия в возможности.

Данный процесс получает титульность содержания и формы закона через последовательность процедур, качественность которых расположена в плену традиции и истории ( а сегодня международных соглашений, но суть от этого не меняется), право остается бытием в возможности, самореализованным относительно формальности своего восприятия и предназначения. Исполнительная власть, система исполнительной власти как органов и как функции правоприменения, является формой обеспечения зеркальности перехода «возможности» (права) в действительность.

Функционально ничего не изменяется от того какие субъекты будут помещены в сферу реализации, изменяется не формальность (объективного свойства), а качественность данного перехода. И наконец судебная власть, является формой снятия противоречий действительности. Противоречия действительности выступают как форма реализации противоречий возможности (права). При этом они могу быть порождены Формой отрицания права (правонарушения) и здесь само государство преследует правонарушителя, ибо он отрицает в своем бытии в возможности (при наличии правового бытия в действительности) содержание права, заменяя его собственной волей. Формы: административная, уголовная ответственность (аналогично по содержанию возможности, но не непосредственно к государству, дисциплинарная ответственность, за отказ от бытия в возможности управляющего органа для субъектов, чье бытие в возможности связано необходимостью исполнения).

Но чаще всего это форма девиационного понимания одной и той же возможности, или коллизионность самой возможности, при том, что одно и то же бытие в возможности (в силу субъективности законодательства) порождает возможность образования в одном месте и в одно и то же время разных форм действительного, при одном источнике. И тогда судебная власть снимает данное противоречие, в форме правосудия (исковое производство). Именно на этом построен принцип автономии воль в гражданском праве.

Таким образом, власть как функция целостной организации общества не претерпевает изменения в зависимости от замены элементов организации системы реализации власти.Так каково же место прокураты в данной системе элементов организации самой власти? В соответствии с предназначением прокуратуры (снимать противоречия бытия в возможности) следует отметить, что наиболее удачно было бы отнесение прокуратуры к законодательной власти.

При этом конечно необходимо обеспечить два момента: упразднить ложное представление, о том, отсутствие у прокурора административных полномочий означает его принципиально независимую позицию в рамках уголовного процесса (следствие необходимо изъять из компетенции прокуратуры); пересмотреть целевое предназначение прокуратуры по кругу вопросов независимости, самостоятельности.Понимание прокуратуры как части законодательного аппарата весьма естественно, если вернуться опять же к функции законодателя — формированию прототипа (бытия в возможности) реальности. Сегодня законодатель не наделен никаким полномочиями, кроме «титульности подписи».

Это вносит как дисбаланс ответственности, так и дисбаланс правоприменения. Правоприменитель, персонифицируясь нормой права не в силах однозначно при этом исполнять предписание закона, неизбежно возникновение противоречий описанных выше, это совершенно нормально и естественно. Именно поэтому необходим институт, позволяющий объединять процессы законотворчества и соблюдения закона в одной системе. При отнесении прокуратуры к законодательной власти, и подчинении ее законодательному органу это не только станет реальным, но и эффективным.Прокуратура не дублирует исполнительную власть, но при этом обеспечивает зеркальную реализацию закона в точном соответствии с его содержанием, первичным содержанием.

А кто же знает первичное содержание закона лучше, чем его создатель? При этом те консультации, которые сегодня невозможны ( в силу независимости прокуроров) станут повседневной практикой, что несомненно улучшит как возможность самого законодателя в прогнозировании развития тех или иных соотношений на основе закона, так и прокуратуры ( в части повышения ее ответственности, и заземленности на практический тезаурус задач).Перспективы данного предложения трудно оценить и просчитать без обстоятельной конструктивной дискуссии.

Надеемся, что положения, выносимые на обсуждения в данном докладе послужат предметом подобной дискуссии.

Мы уверены, что, в сущности, отнесение сегодня прокуратуры к аморфным формам организации элементов власти, неточно уже по своему определению, в то время как исторический опыт говорит о возможности принципиально нового подхода в понимании данного вопроса.

«О месте прокуратуры в системе разделения властей»// Российская государственность: уровни власти: материалы конф. – Ижевск: Изд-во УГУ, 2001.