Часть четвертая
Общие условия подготовки допроса.
В принципе разделение всех свидетелей на свидетелей обвинения и свидетелей защиты- это редкостная глупость. Да, в англо-саксонской системе права такое разделение имеет под собой практическую основу. Так, например, там в ходе перекрестного допроса (т.е. допроса свидетеля иной стороны) разрешено задавать наводящие вопросы. В нашей правовой системе ярлык свидетеля обвинения или свидетеля защиты по сути ничего не значит. Куда значимее, кто именно вызвал свидетеля и в какой степени его показания подтверждают или опровергают версию обвинения или версию защиты. Раз так, то говоря о подготовке к допросу, имеет смысл разделить подготовку к допросу на ситуации, когда у защиты есть возможность непосредственного предварительного контакта с допрашиваемым (в большинстве случаев это подзащитный, либо свидетель защиты), и когда такой возможности нет (в основном в случаях с потерпевшим или свидетелями обвинения). О втором случае мы поговорим ниже, а пока разберемся с подготовкой свидетелей защиты и подсудимого.
Подготовку к допросу свидетеля или подсудимого, естественно, следует начинать с изучения уже имеющихся материалов дела, подготовленных с его участием, а также информации о том, какими сведениями (из не фигурирующих в материалах дела, но имеющих к нему отношение) свидетель дополнительно располагает. Указанная информация должна быть соотнесена с выбранной стратегией защиты и ее целями. Однако надо иметь в виду, что не только стратегия влияет на показания свидетеля, но и потенциальные показания свидетеля обуславливают изменения, которые необходимо внести в стратегию. То есть в идеале показания свидетеля (как и любое другое доказательство) должны максимально соответствовать стратегии защиты и минимально противоречить ей.
Вот только не надо думать, будто я склоняю вас к давлению на свидетелей, либо к принуждению их к даче ложных показаний. Даже в рамках действующего законодательства работы со свидетелем непочатый край. Слишком много нюансов, которые свидетель должен учитывать, приходя в суд.
Показания свидетеля обычно затрагивают несколько различных аспектов. То есть свидетель может располагать сведениями непосредственно о событии преступления, о роли в нем подсудимого, об образе жизни подсудимого, о причинах оговора подсудимого со стороны других свидетелей и т.д. Соответственно, каждый из этих блоков нуждается, как минимум, в оценке со стороны защитника, и при наличии такой необходимости- в отработке перед дачей показаний. При этом надо понимать, что часть сведений, которые может сообщить свидетель, может быть полезна для защиты, а часть вредна (но полезна для обвинения).
С учетом всех этих особенностей необходимо продумать вопрос, как без изменения содержания (т.е. без дачи заведомо ложных показаний) изменить восприятие информации присяжными в нужную для защиты сторону. В основном это достигается путем изменения контекста или приемов подачи материала. Поэтому при подготовке к даче показаний необходимо определиться с тем, какую именно информацию следует донести до присяжных заседателей в ходе допроса. Если требуемая информация не относится к информации, доведение которой до присяжных суд ограничивает (или будет пытаться ограничивать), этого будет достаточно.
В то же время, в ряде случаев в свидетельских показаниях до сведения присяжных доносится информация, доведение которой (по мнению суда) незаконно. В этом случае, помимо непосредственно содержания информации, следует так же отработать и форму ее подачи, с тем, чтобы суметь довести необходимые сведения вопреки воле судьи и при активном противодействии со стороны прокурора. Для этого, прежде всего, необходимо проработать как вопрос непосредственно стилистики подачи информации, так и ее времени обнародования. Обычно при отработке такой информации ее стараются формулировать максимально короткими фразами, не требующими значительных усилий для понимания смысла, поскольку ее приходится доводить, буквально перекрикивая судью и прокурора. Так же в большинстве случаев сначала у свидетеля выясняются заведомо допустимая информация, и только потом, ближе к концу допроса он озвучивает спорные моменты. Это необходимо, чтобы в случае пресечения и прекращения допроса по инициативе председательствующего свидетель максимально полно донес до присяжных требуемые интересующие защиту сведения.
Например, подсудимому задается вопрос:
— Являетесь ли Вы националистом?
А вот теперь сравните два возможных ответа:
— Да, являюсь.
И
— Если интересует, люблю ли я свою страну и свой народ- то да, являюсь, если интересует, ненавижу ли я другие народы- то нет, не являюсь.
Вот два варианта ответа, никоим образом друг другу не противоречащие, но вызывающие совершенно разное отношение к подсудимому со стороны слушателей (присяжных).
Или, например:
— Известно ли Вам о причастности Васи Пупкина к преступлению?
Варианты:
— Да, известно.
— Да, известно от следователя, который меня ранее допрашивал.
Думаю, разница в восприятии этих (в общем- то, по сути одинаковых ответа) столь очевидна, что пояснять что-то дополнительно нет никакого смысла.
Важную роль в подготовке свидетеля к даче показаний в суде присяжных играет и психологический настрой. Причем, чем более важная информация будет доводиться до сведения присяжных, тем важнее его роль, поскольку придется буквально прорываться через околозаконные и совершенно незаконные препятствия со стороны суда. Соответственно, свидетель должен быть заранее предупрежден о возможных конфликтах в ходе допроса с председательствующим и путях их решения. Задача адвоката просчитать возможные направления допроса и вероятные уловки обвинения, придумать способы их преодоления и отработать их со свидетелями защиты или подсудимым. Свидетель должен быть осведомлен о типичных приемах и методах председательствующего и прокурора саботирования дачи показаний.
При допросе у следователя, как правило, не особо важно насколько достоверно звучат показания. Важно, как будут выглядеть слова не произнесенные, а записанные в протокол. Именно написанное должно выглядеть достоверным. Соответственно, при ответе на вопросы можно не следить ни за мимикой, ни за невербальными жестами, так же можно достаточно долго думать над ответом и корректировать сказанное. Совершенно иное – в суде присяжных. Там достоверным должно выглядеть именно слово произнесенное, а не записанное впоследствии в протокол судебного заседания.
В идеале допрашиваемый при отработке показаний должен понимать и тактические приемы, и общую стратегическую цель допроса, с тем, чтобы в неотработанных ситуациях не растеряться, а уметь сымпровизировать при этом так, чтобы в конечном итоге действовать в общем направлении защитительной стратегии.
Помимо внепроцессуальных, психологических требований к подготовке допроса свидетеля играют свою роль и требования процессуальные. Так, возвращаясь к вопросу о «запретных словах», необходимо убедить, научить, заставить свидетеля не пользоваться некоторыми словами и выражениями, совершенно не допустимыми при даче ответов в суде. К таковым относятся: «Я думаю, что…», «Мне кажется…», «По- моему …», «Вроде бы…», «Наверное…» и пр. Еще раз напомню, что свидетель допрашивается только по известным ему обстоятельствам. Соответственно все, что может быть истолковано судом как предположения, умозаключения, выводы и оценки, на суде присяжных тщательно отсеиваются и запрещаются. Так что если не хотите, чтобы свидетеля через раз останавливали, добейтесь от него исключения указанных и им подобных выражений из лексикона, хотя бы на время допроса.
Ранее уже перечислялись и подробно раскрывались обстоятельства, не подлежащие доведению до присяжных заседателей. В частности, сведения о личности подсудимого или потерпевшего, сведения о преступлениях, не являющихся предметом исследования по настоящему делу, сведения процессуального характера и т.п. Соответственно, если доведение таких сведений не предусмотрено стратегией защиты, следует тщательно разъяснить свидетелю о недопустимости упоминания указанных обстоятельств. Довести этот навык до автоматизма с тем, чтобы свидетель сам умел вовремя понять, какие именно сведения он не должен сообщать присяжным. Это важно в связи с тем, что довольно часто судьи используют подобные оговорки свидетелей для их удаления из зала суда в связи с «нарушением порядка в зале суда». Вот чтобы этого не случилось, надо научиться не давать суду такого повода.
Существуют ли какие-то специфические приемы и методы, используемые в допросах отдельных категорий участников процесса? Да полно! Взять хотя бы для примера допрос опознающего, то есть свидетеля ранее опознававшего подсудимого.
Если опознающий действительно видел и хорошо запомнил подсудимого, то опровергнуть его показания будет крайне сложно, если вообще возможно. В то же время следствие не брезгует пользоваться услугами «не совсем правильных» опознающих. Да, возможно этот человек был на месте преступления и даже видел там преступника, однако с учетом стресса и краткости времени не смог его запомнить, и только благодаря специфическим приемам работы следствия он неожиданно «вспоминает», что преступником был именно подсудимый. Не редки случаи, когда опознающий вообще является подставным. Естественно, что на дачу показаний в суде такие «опознающие» приходят, заучив чуть ли не наизусть содержание своего протокола допроса и протокола опознания. Таким образом, в задачу защиты при подготовке к допросу такого свидетеля входит детальное изучение протоколов следственных действий, составленных с его участием с целью выявления противоречий.
Что такое опознание и прежде всего, опознание человека? Это сопоставление запечатленных в памяти опознающего отдельных черт человека с чертами опознаваемого. Нередки случаи, когда опознающий заявляет, что опознал подсудимого по цвету волос, овалу лица и общему телосложению. Прекрасно. То есть из сказанного получается, что опознающий из всего многообразия черт человека запомнил только (если запомнил) цвет волос, телосложение и форму лица. Достаточно ли этих трех признаков для того, чтобы каждого, кто ими обладает, записывать в преступники?
Вот, например, опознающий заявляет, что опознал подсудимого по цвету волос и форме головы. Вроде бы убедительно, но! Давайте-ка вспомним, что опознающий не просто описывал форму головы и цвет волос в ходе опознания, а всего лишь выбирал наиболее близкое к своему мыслительному образу из трех предложенных кандидатур (опознаваемого и двух статистов). Таким образом получается, что фактически имеет место не опознание, а скорее тестирование- выбор «правильного» ответа из трех предложенных вариантов. Форма лица у подсудимого была точно такая как у преступника, либо наиболее похожая на форму лица преступника из числа трех опознаваемых? Вот эти мысли тоже весьма действенны при допросе и последующем анализе результатов опознания в прениях.
При проведении опознания опознающему предлагают выбрать одного из трех опознаваемых. Естественно, что опознающий выберет именно того, кто наиболее похож на преступника, на тот образ, который ему удалось запомнить. Либо еще хуже, выберет человека по той одной-двум приметам, которые смог запомнить.
В суде с профсудьей опознающий, дающий показания в пользу обвинения, имеет полное право расслабиться и давать показания не напрягаясь. Его показания будут судом приняты, и им поверят несмотря ни на что. Зато в суде присяжных опознающие – он лакомая мишень для адвокатов защиты. Дело в том, что следователи у нас по большей части не утруждают себя качественной работой на следственных действиях и на опознании в том числе. Они видят свою задачу исключительно в том, чтобы в протоколе опознания все подписи были на своих местах. Для профсудьи этого достаточно, а вот присяжным нужна еще и убедительность доказательства. И вот тут для защиты открывается широчайшее поле для маневра. Ведь как у нас следаки в основном пишут опознания? «Опознаю по чертам лица, телосложению и цвету волос». Нет, конечно, в институте они изучали криминалистику, и составляли словесные портреты… но на работе работать по методике? Может, еще и дела законными методами расследовать? В итоге защитник может долго и въедливо выспрашивать про эти самые «черты лица» или «телосложение». Да, конечно, защитник в данном случае ограничен только вопросами о факте, а не о процедуре опознания. В ином случае все было бы гораздо веселее.
Если бы следствие добросовестно выполнило свои обязанности, то опознание и выяснение, по каким именно чертам был опознан, лучше всего вести по методике составления словесного портрета (полагаю, криминалистику в институте мы все учили). Но если обвинение этого не сделало, то лучше всего это сделать защите. И вот начинается серия вопросов, направленных на выяснение разреза глаз, формы носа, и пр. и пр. Эффект такого допроса сравним с эффектом торнадо (для обвинения, естественно). Бивший себя в грудь «опознающий», заявлявший о том, что сразу же узнал подсудимого, на вопросы о внешности подсудимого неожиданно начинает давать ответы типа «не знаю», «не помню», «не видел». Представляете, как после этого начинают воспринимать опознание присяжные заседатели. Детализируйте общие фразы опознаваемого о том, что он-де узнал подсудимого по овалу лица. Для этого лучше всего использовать криминалистическую методику составления словесного портрета. Имейте ее под рукой и задавайте вопросы именно по ней с предложением конкретных вариантов ответа. Естественно, что сам подсудимый должен прикрыть лицо во избежание возможности опознающего подглядывать.
Одним из «милых» приемов следствия в случае неудачного опознания является «постдопрос», в ходе которого опознающий заявляет, что на самом деле он узнал того, кого надо, но не сказал об этом, потому что боялся преступника. Зная о таком приеме защитнику необходимо после опознания задать опознававшему вопросы, направленные на фиксацию того факта, что опознававший никого не боится, знает о том, что он имеет право ходатайствовать о проведении опознания при условиях, исключающих его наблюдение, знает о своем праве требовать государственную защиту. В дальнейшем эти вопросы либо сделают невозможным «постдопрос», либо будут весьма выгодно опровергать позицию обвинения в глазах присяжных заседателей.
Есть свои особенности и приемы допросов свидетелей обвинения, экспертов и специалистов, потерпевших… однако раскрывать я их здесь, уж извините, не стану по уже неоднократно озвученным причинам.
Допрос подсудимого.
Допрос свидетеля защиты отличается от допроса подсудимого прежде всего тем, что подсудимый менее скован в маневре. Он может выбирать- на какие вопросы он будет отвечать, а на какие- нет. Он не скован рамками вопросов, которые ставят ему стороны, и вполне может изложить свои доводы в рамках свободного рассказа, поделиться с присяжными не только известными ему фактами, но и их оценками и интерпретациями. У защиты есть значительная возможность отрепетировать допрос и подготовить к нему подсудимого. Первыми вопросы задает сторона защиты, таким образом, есть возможность «обыграть» наиболее неприятные вопросы обвинения, раскрыть те или иные подробности в выгодном для защиты свете. У подсудимого есть возможность избирательно отвечать на вопросы обвинения и суда. Наконец, подсудимый может самостоятельно выбирать время и объемы своего допроса. В остальном, каких-либо принципиальных различий между допросами подсудимого и свидетеля, а так же подготовки к ним, нет.
Естественно, что изложить все нюансы допроса подсудимого крайне проблематично. И прежде всего потому, что типовых уголовных дел и типовых преступлений не бывает. Впрочем, на одном важном моменте в подготовке допроса подсудимого я все же хотел бы остановиться. Планируя допрос подсудимого, помимо прочего следует так же определиться, когда именно и в каком объеме следует давать показания. Так, приходилось сталкиваться со следующими вариантами:
Дача показаний подсудимым в конце судебного следствия. Это наиболее распространенный вариант, имеющий ряд неоспоримых преимуществ. К нему, прежде всего, следует отнести тот факт, что именно в конце судебного следствия, когда сторона обвинения представила все свои доказательства, у стороны защиты возникает наиболее благоприятная возможность дачи показаний. Имеется возможность учесть все нюансы доказательственной базы, все недостатки и просчеты обвинения. Исходя из чего, можно окончательно скорректировать свои показания.
Еще одним преимуществом дачи показаний в конце судебного заседания является возможность дать в показаниях пусть и частичный, но все же анализ изученных доказательств, объяснение тем или иным фактам, установленным в ходе судебного следствия, озвучить перед присяжными целостную картину защитительной версии.
Наконец, следует учитывать и описанный ранее «эффект края», то есть, как говорил Капелян в фильме «Двенадцать мгновений весны», «Штирлиц знал, что в разговоре лучше всего запоминается последняя фраза».
Как таковых, серьезных недостатков у этого тактического приема нет, однако, в конкретном деле могут присутствовать свои нюансы, которые могут заставить защиту сделать выбор в пользу альтернативных вариантов момента дачи показаний.
Дача показаний в начале судебного следствия. Этот вариант неплохо подходит для простых дел, с минимальным количеством подсудимых и вмененных эпизодов. Так же одним из обязательных условий его применения является уверенность защиты в отсутствии сюрпризов со стороны обвинения, и отсутствие оснований считать, что преждевременно данные показания позволят стороне обвинения сработать на их опровержение.
Сильной стороной такого варианта действия является то, что, дав показания в начале судебного следствия, т.е. еще перед представлением доказательств стороной обвинения, у стороны защиты и подсудимого есть прекрасная возможность сформировать у присяжных необходимый контекст восприятия доказательств обвинения. Однако надо понимать, что такой вариант имеет смысл применять только в случаях, когда подсудимый реально умеет давать показания. В противном случае, если он косноязычен и не хватает звезд с неба в интеллектуальном плане, эффект может быть совершенно иной. Допрос подсудимого в начале судебного следствия позволяет стороне защиты задать тон всего дальнейшего судебного следствия. Перехватить инициативу у стороны обвинения. Представить свою версию событий раньше, чем это сделает обвинение.
Идти на такой шаг следует в случае, если доказательственная база обвинения защите известна, и каких-то сюрпризов в ней не предвидится. Поскольку в противном случае есть вероятность того что, рассказав присяжным свою версию событий, можно быть в дальнейшему уличенным во лжи в каком- либо факте, а этого присяжные не простят. Давать показания в начале судебного следствия имеет смысл в том случае, когда позиция защиты не сводится к простому отрицанию обвинения, а имеет выработанную контрверсию, которую можно целостно изложить присяжным в замен зачитанного прокурором обвинения.
Еще один положительный момент дачи показаний в начале следствия, о котором часто забывают. Дав показания в начале судебного заседания, подсудимый и сторона защиты получают возможность задавать подсудимому вопросы в течение последующего судебного следствия, сразу после исследования стороной обвинения того или иного доказательства. Соответственно, если у защиты есть на что обратить внимание в доказательствах обвинения, то это можно сделать с помощью показаний подсудимого.
Кстати, этот же прием может дать преимущество защите и в том случае, когда имеет место коллизионная защита. Во всяком случае, дав показания перед показаниями остальных подсудимых, при определенной доле профессионализма можно поставить их в позицию оправдывающихся, а это произведет на присяжных далеко не лучшее впечатление.
В рамках допроса подсудимого в начале судебного следствия неплохо реализуется тактика «похищения грома», описанная в иностранной литературе, посвященной суду присяжных. Суть ее сводится к тому, что сторона защиты предъявляет доказательство обвинения (или говорит о фактах, выгодных обвинению) до того, как о них заявит само обвинение. В результате этого у стороны защиты появляется возможность изменить контекст подачи этого материала, сместить акценты, выбрать более приемлемую форму подачи сведений, а это в свою очередь позволяет в известной мере смягчить, а то и вовсе нивелировать эффект такого доказательства.
Так же допрос в начале судебного заседания, как правило, дает большие шансы застать прокуратуру (и главное- суд) врасплох и донести до присяжных какую-то информацию (неважно законную или не законную), которую в ином случае суд попытался бы заблокировать.
Впрочем, есть у этой тактики допроса и свои отрицательные стороны, притом весьма существенные. Прежде всего, следует сказать о том, что допрос в начале судебного заседания фактически раскрывает перед обвинением все, или почти все козыри защиты, и в дальнейшем защите приходится играть «в открытую». Так же допрос подсудимого в начале не позволяет в полной мере охватить всю доказательственную базу обвинения и защиты по той причине, что она еще не исследована. Аналогично допросив подсудимого в начале, возможность задавать ему вопросы по ходу суда получает и обвинение.
Дача показаний после своего эпизода. Этот вариант дачи показаний имеет свой смысл по многоэпизодным делам с большим количеством подсудимых.
Значительный объем доказательств, исследуемых длительный временной промежуток, может не лучшим образом сказаться на запоминании присяжными заседателями именно тех доказательств и фактов, которые нужны стороне защиты по конкретному эпизоду. Соответственно, если подсудимому вменяется незначительное количество эпизодов, да если они еще и рассматриваются в начале судебного следствия, имеет смысл рассмотреть вопрос дачи показаний подсудимому сразу после рассмотрения обвинением доказательств по его конкретному эпизоду.
Положительным аспектом этого выбора является тот факт, что он позволяет дать свою трактовку тем или иным доказательствам, непосредственно после того, как они предъявлены обвинением. Если показания будут убедительны и смогут опровергнуть позицию обвинения, подтвердить позицию защиты, то, даже несмотря на то, что присяжные к концу судебного следствия забудут большую часть доказательств и показаний, у них останется воспоминание о том, что по данному конкретному эпизоду сторона защиты убедила их в своей правоте.
В дальнейшем, когда будет представлен еще десяток-другой эпизодов, эти доказательства обвинения присяжными забудутся и, таким образом, давая показания в конце судебного следствия, может возникнуть ситуация, когда присяжные просто не смогут связать излагаемые подсудимым факты, с конкретными утверждениями обвинения.
Так же следует понимать, что такой способ дачи показаний позволяет в некоторых случаях дистанцировать подсудимого от остальных подсудимых, что немаловажно для защиты по делам о совершении групповых преступлений.
Так, подобная тактика дачи показаний была применена мной по делу Рыно-Скачевского. Моей подзащитной С. Аввакумовой вменялось участие в одном единственном, самом первом по хронологии эпизоде. При этом подсудимая имела возможность сообщить в своих показаниях ряд деталей, важных для позиции защиты, а так же оспорить ряд утверждений и доказательств обвинения. Если бы свои показания она давала в конце судебного следствия, то, во- первых, ряд обстоятельств, о которых она говорила, мог бы уже стереться в памяти присяжных, во- вторых, она бы чисто психологически оказалась в общей массе подсудимых.
Выбрав тактику дачи показаний сразу после эпизода, мы, во- первых, смогли оперативно, по свежим следам изложить присяжным свою версию событий, опровергнув ряд утверждений обвинения, во- вторых, смогли не смешаться с общей массой остальных подсудимых, поскольку одним из столпов защиты в этом процессе было утверждение о том, что Аввакумова оказалась в этой компании случайно, а после того, как преступное деяние было совершено, она резко порвала свои связи с этой группой и в дальнейшем с ними не только никаких преступлений не совершала, но и не контактировала. Как показал вердикт присяжных, эта тактика выбранная защитой, была верной.
Отказ от дачи показаний. Сразу скажу- не лучший вариант для суда присяжных. Совсем не лучший. Для его использования должны быть очень веские причины. Как правило, это либо фатальная косноязычность и «недалекость» подсудимого, либо отсутствие каких-то серьезных аргументов, которые могли бы быть озвучены подсудимым.
В первом случае давать подсудимому показания себе дороже. Если он запутается (а суд и прокуратура приложат к тому максимум усилий), проявит неуверенность в ответах, выберет неправильную интонацию подачи материала или допустит неподходящие фразы (например, жаргон или излишне агрессивные высказывания)- это будет куда хуже, чем простой отказ от дачи показаний.
Во втором случае нет смысла еще раз пересказывать версию обвинения или неубедительно выпрашивать у присяжных снисхождения, лучше уж промолчать.
В остальных ситуациях отказ от дачи показаний- заведомо проигрышный вариант. Проигрышный именно с психологической точки зрения. И у защиты должны быть очень серьезные основания для того, что бы выбрать именно его. Можете не сомневаться, в случае отказа давать показания, суд не раз, как бы случайно, напомнит об этом присяжным и попробует довести до них идею, что подсудимый молчит будучи раздавлен грузом обвинительных доказательств. Да, это будет вроде как незаконно… но легче от этого не станет.
Соответственно, если решили отказываться от дачи показаний, то уж, во всяком случае, это имеет смысл облечь в какую-то более-менее приличную форму. В реализации такой тактики неплохим подспорьем являются показания, данные подсудимым на следствии. Конечно, если эти показания давались в соответствии с избранной стороной защиты стратегией.
Так, в одном из процессов, мной было принято решение отказаться от дачи показаний по причине тотальной бестолковости и косноязычности подзащитного. С учетом выбранной стратегии защиты было решено сделать это в рамках раскаяния подсудимого. Так, когда до него дошла очередь давать показания, им было заявлено, что он в содеянном раскаивается, признательные показания, данные на стадии следствия, подтверждает, и больше ему к ним добавить нечего. Все лучше, чем ничего.
Можно использовать и такой прием как «обида» на суд и прокурора. То есть подсудимый может в течение процесса публично реагировать на некорректные действия обвинения и суда (например, на попытки перебивать свидетелей защиты, комментирование ответов, отказ в удовлетворении каких- либо ходатайств и т.п.), после чего можно заявить, что показания он будет давать в ограниченном объеме, а на вопросы суда и обвинения будет отвечать только после устранения обвинением и судом ранее допущенных нарушений его прав. Во всяком случае, это хоть какая-то убедительная причина отказа от дачи показаний. При этом крайне не рекомендую отказываться отвечать на вопросы присяжных, если таковые будут иметь место. Во- первых, это будет крайне негативно воспринято ими самими, во- вторых, вопросы присяжных позволяют судить о том, как они оценивают происходящее в процессе, как восприняли то или иное доказательство, как они настроены к подсудимому, в общем вопросы присяжных -это кладезь ценной информации, если уметь его правильно оценивать.
Но вообще, конечно, показания подсудимого- это то, чего присяжные заседатели ждут с особым интересом, и то, что имеет на них максимальное влияние. Поэтому постарайтесь описанный вариант использовать в защите как можно реже, только в безвыходных ситуациях.
Частичный отказ от дачи показаний. То есть подсудимый дает показания только по какому-то ограниченному кругу обстоятельств, либо же дает показания только по вопросам защиты, отказываясь давать ответы на вопросы обвинения и (или) суда. Опять-таки, не лучший вариант, но в ряде случаев и его приходится использовать. Частным случаем может быть следующее. Так, достаточно часто судьи нарушают требования проведения допроса и вопреки установленной законом очередности сами задают вопросы подсудимому. Это практикуется и для того, чтобы сбить его с мысли и для того, чтобы нивелировать данные им показания.
Вот здесь-то и приходит на помощь прием временного отказа подсудимого от дачи ответов на вопросы прокурора или судьи. Сводится он к заявлению позиции: « В настоящее время я буду давать показания только по вопросам защиты. На вопросы обвинения и суда буду отвечать только после окончания допроса стороной защиты».
Еще один вариант допроса, который приходилось использовать достаточно часто. Изначально подсудимый заявляет, что отказывается от дачи показаний. Вслед за этим, сторона защиты с полным на то основанием заявляет ходатайство об оглашении его показаний. Ну а дальше подсудимый меняет свою позицию и дает актуальные показания. Этот прием весьма неплох в случаях, когда показания, данные на следствии, признательные, а в суде подсудимый отказывается от признания вины.
В заключение хотелось бы сказать еще несколько слов о специфике допроса подсудимого. Используйте личностные характеристики подсудимого. Допрос при присяжных- это театральное действо. Соответственно, изначально узнав, кого предстоит допрашивать, необходимо определиться со своим амплуа. Если он глуп и не может связать двух слов, то не пытайтесь представить его интеллектуалом, если он брутален- не надо выставлять его робкой бессловесной жертвой произвола. Это будет смотреться как минимум искусственно и неубедительно.
Помимо доведения фактов и сведений, подтверждающих версию защиты, показания подсудимого могут содержать и элементы оценки доказательств обвинения. Однако надо понимать, что оценка доказательств в ходе дачи показаний не бесспорна с точки зрения уголовно-процессуального закона, соответственно, давая оценку, необходимо вписывать ее в показания таким образом, чтобы это выглядело органично и сводило к минимуму шансы председательствующего вмешаться в ход допроса.
При планировании дачи показаний следует определиться с тем, какие из показаний вызовут негативную реакцию председательствующего, в какой части он попытается их прервать или оспорить.
Кстати, не редки случаи, когда суд так или иначе пытается ограничить право подсудимого давать показания в любой момент судебного следствия. Что ж, здесь на помощь защите может прийти судебная практика ВС РФ, и прежде всего имеется в ввиду Апелляционное определение ВС РФ от 25 апреля 2013 г. N 5-АПУ13-6сп, которым оправдательный приговор по делу оставлен в силе.
Вопреки доводам апелляционной жалобы представителей потерпевшего, суд обоснованно начал судебное следствие с допроса подсудимого, поскольку в соответствии с ч.3 ст. 274 УПК РФ с разрешения председательствующего подсудимый вправе давать показания в любой момент судебного следствия. Данное право не может быть ограничено запланированной последовательностью представления доказательств стороной обвинения. При этом всем участникам процесса, в том числе потерпевшему и его представителям, являющимся адвокатами, председательствующим разъяснялось их право задавать вопросы допрашиваемым лицам, поэтому то обстоятельство, что они не задавали вопросы свидетелям Б., А., П., К., А., Н., свидетельствует не о нарушении их прав, а том, что они предоставленным им правом не воспользовались.