Вопросный лист в суде присяжных (3)

Недопустимость постановки вопросов выходящих за пределы предъявленного обвинения.

Недопустимость постановки вопросов по деяниям не инкриминируемым подсудимому, полагаю самоочевидна. Однако встречаются случаи, когда указанное нарушение возникает в вопросном листе не умышленно, в результате невнимательности председательствующего.

Например, такая ситуация может возникнуть в результате искусственного дробления деяния подсудимого на несколько отдельных вопросов, что в свою очередь, может влечь за собой признание подсудимого виновным по не инкриминируемым ему составам. На недопустимость такой практики указывается в Бюллетене Верховного Суда РФ. 2003. N 5. С. 21. Так, по делу в отношении Кущенко И., обвинявшегося в умышленном убийстве Кущенко Н. путем нанесения ему ударов руками и ногами, председательствующий при формулировании основного второго вопроса о доказанности совершения этого деяния Кущенко И. разбил его на подвопросы о том, доказано ли, что Кущенко И.:

— нанес Кущенко Н. удары руками по лицу и телу;
— нанес Кущенко Н. удары руками по лицу и телу, от чего последний упал на пол;
— нанес Кущенко Н. удары ногами в грудную клетку и голову, причинившие указанную в вопросе N 1 сочетанную травму головы и груди, от чего потерпевший скончался на месте?

То есть, разграничивая в подвопросах действия Кущенко И. конкретно по нанесению ударов руками, затем ногами и формулируя подвопрос, причинена ли смерть в результате травмы именно от ударов ногами, председательствующий не учел того, что в соответствии с предъявленным обвинением указанные действия Кущенко И. являлись, по мнению следствия, едиными, были направлены на лишение жизни Кущенко Н. и все они в совокупности причинили травму, повлекшую смерть потерпевшего.

В частности, как видно из предъявленного обвинения, Кущенко И. удары руками наносил, чтобы лишить жизни потерпевшего. В обвинении не разграничивалось, руками или ногами причинена травма, повлекшая смерть потерпевшего. 

Таким образом, с учетом предъявленного обвинения председательствующему следовало поставить перед присяжными заседателями единый второй вопрос, а не разбивать его на три подвопроса, ответы на которые могли влечь за собой самостоятельную юридическую оценку, что выходило за пределы судебного разбирательства, поскольку действия Кущенко И. органами предварительного следствия квалифицированы одной статьей. 

Аналогичные ошибки допущены председательствующим и при постановке основного второго вопроса в отношении Кущенко С., обвинявшегося в совершении убийства потерпевшего в группе с Кущенко И. Присяжные заседатели в отношении Кущенко И. утвердительно ответили на первый и второй подвопросы и отрицательно — на третий подвопрос; на все подвопросы, касающиеся Кущенко С., они дали отрицательные ответы.

Председательствующий сделал вывод, что в действиях Кущенко И. по нанесению ударов руками Кущенко Н. содержатся признаки преступления, предусмотренного статьей 116 УК РФ (побои), хотя в вердикте не отмечено, какой вред был причинен потерпевшему от ударов руками и перед присяжными заседателями вопрос об этом не ставился.

Далее председательствующий указал, что в связи с отсутствием в материалах дела жалобы потерпевшего оснований для квалификации действий Кущенко И. по статье 116 УК РФ не имеется, и постановил оправдательный приговор за недоказанностью участия в совершении преступления, предусмотренного пунктом «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ. По тем же основаниям был постановлен оправдательный приговор в отношении Кущенко С.
Еще один вариант нарушений при составлении вопросного листа заключается во включении в него обстоятельств, не охваченных предъявленным обвинением. Так, Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 16.09.2003, дело N 6-кпо03-28сп было установлено, что: «…судья, при формулировании вопросов, изменил время предполагаемого совершения преступления с «около 20 часов», а другое — «после 22 часов» Такое изменение обвинения о времени совершения преступления ухудшило положение подсудимых, поскольку нарушило их право на защиту.

В частности, подсудимый К. вину в совершении убийства не признал, заявил о наличии у него алиби, пояснил, что около 20 час., т.е. в указанное в обвинительном заключении время совершения убийства он в деревне Романцево не находился, а приехал туда лишь в 22.15 — 22.20. Возражение адвоката в защиту К. о том, что изменение обвинения относительно времени совершения преступления ухудшает положение подсудимого, председательствующим в нарушение требований статьи 252 УПК РФ было отклонено.»
В итоге обвинительный приговор по делу был отменен, дело направлено на новое рассмотрение.

Еще один пример озвученного тезиса — Кассационное определение от 18 марта 2013 г. N 35-О13-9спСогласно ч. 6 ст. 339 УПК РФ формулировки вопросов не должны допускать при каком-либо ответе на них признание подсудимого виновным в совершении деяния, по которому государственный обвинитель не предъявлял ему обвинение либо не поддерживает обвинение к моменту постановки вопросов. Однако при формулировании вопросного листа председательствующим нарушены требования закона. 

Так, суд сформулировал первый вопрос следующим образом: «Доказано ли, что глава Крысов В.Н., зная о решении суда от 30 июня 2010 года о признании договора купли-продажи земельного участка площадью 8 га в районе под строительство базы отдыха между ООО „“ и Г. недействительным и последующей возможностью обратиться в суд об изъятии этого участка...». 

Данное утверждение суда в вопросном листе и подтвержденное вынесенным приговором противоречит предъявленному Крысову В.Н. и Осипову В.В. обвинению, а также материалам дела. Решением Арбитражного суда Тверской области от 30.06.2010 года был признан недействительным договор купли-продажи земельного участка, заключенный 06.11.2008 г. между комитетом по управлению имуществом и земельным отношениям администрации района и ООО .

Арбитражный суд Тверской области своим решением не признавал недействительным договор купли-продажи земельного участка, заключенный 10.12.2009 г. между ООО "" и Г. зарегистрированный в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним 15.03.2010 года, такой документ в материалах дела отсутствует и в присутствии присяжных заседателей не исследовался. 

Согласно предъявленного Осипову В.В. обвинения он обвинялся в изготовлении проекта фиктивного обращения главы района Крысова В.Н. в адрес прокуратуры, и проекта постановления N от 14.10.2010 г. главы района Крысова В.Н. Однако перед присяжными заседателями был поставлен вопрос о виновности Осипова В.В. и в изготовлении фиктивного ответа прокурора (который ему в вину не вменялся), на который они ответили утвердительно. 

Таким образом, при формулировании вопросного листа, вынесении вердикта коллегии присяжных заседателей и постановлении приговора суд вышел за пределы предъявленного подсудимым обвинения.Пример неполноты вопросного листа в сравнении с предъявленным обвинением и позицией обвинителя приведен в Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 02.04.2003, дело N 6кп003-2сп. В вопросном листе по указанному делу, не были отражены цели существования преступного сообщества и обстоятельства, которые свидетельствовали бы о существовании сплоченной и организованной группы, в которую входили лица, обвиняемые по данному делу.«В частности, об участии Ц. в преступном сообществе спрашивается: «Выполнял ли он в ней свою роль и функции?». Что подразумевается под этой формулировкой — неясно, поскольку вопрос не содержит указаний на конкретные деяния, в которых обвинялся Ц.

Такие формулировки в вопросном листе о доказанности участия в преступном сообществе допущены в отношении всех лиц, обвинявшихся в этом преступлении. Вопросы доказанности обвинения в конкретных преступлениях лиц, обвинявшихся по данному уголовному делу, не отражают содержание обвинения в том, что эти преступления совершались организованной группой, на чем настаивал в суде прокурор.

Формулировка «предварительно сорганизовались» не отражает существа обвинения, которое поддерживалось государственным обвинителем, и может быть использована в различных вариантах.

Это нарушение допущено при формулировании вопросов в отношении всех обвинявшихся по данному делу лиц, что позволяет сделать вывод о том, что вопросы сформулированы не в связи с поддерживавшимся обвинением и не раскрывают суть обвинения. При формулировании вопросов о доказанности обвинения Ф. и Ц. в вымогательстве денег у потерпевшего С.Г. произвольно изменено время совершения преступления с мая 1998 г. на август 1997 г.

Все допущенные нарушения повлияли на содержание решения коллегии присяжных заседателей в части оправдания по обвинению, по которому дело рассматривалось в суде».
Иногда трактовка законодательства ВС РФ приобретает поистине иезуитские черты. Так, отказ в постановке вопроса о совершении подсудимым менее тяжкого преступления ВС РФ объясняет заботой о соблюдении прав подсудимого, которому такое обвинение не предъявлялось.

Однако здесь видится и отчасти недоработка защиты, так не понятно зачем надо было выяснять этот вопрос, если не удалось опровергнуть обвинение в убийстве? Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 15.07.2010, дело N 78-О10-76сп. Отказывая защите в удовлетворении жалобы, Судебная коллегия указала:«Доводы жалоб о том, что председательствующим якобы необоснованно не был поставлен вопрос о совершении Г. заранее не обещанного укрывательства преступления, нельзя признать правильными. Включение такого вопроса нарушило бы положения уголовно-процессуального закона о том, что формулировки вопросов не должны допускать при каком-либо ответе на них признание подсудимого виновным в совершении деяния, по которому государственный обвинитель не предъявлял ему обвинения, либо не поддерживает обвинение к моменту постановки вопроса (ч. 6 ст. 339 УПК РФ)».
Еще один характерный пример, Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 06.07.2010, N 25-О10-11сп. Как следует из Определения, ВС РФ не счел обоснованным довод стороны защиты о том, что в вопросный лист судья был обязан включить вопросы, учитывающие позицию стороны защиты — совершение осужденным преступления, предусмотренного ст. 264 УК РФ, поскольку в соответствии с частью 6 ст. 339 УПК РФ формулировки вопросов не должны допускать при каком-либо ответе на них признание подсудимого виновным в совершении деяния, по которому государственный обвинитель не предъявлял ему обвинение, либо не поддерживает обвинение к моменту постановки вопросов.

Вообще этот момент достаточно интересен с точки зрения стратегии и тактики защиты. Как видно из ссылок, здесь стратегия защиты была направлена на доказывание что в действиях подсудимого присутствовал состав не ст. 105 УК РФ, а ст. 264 УК РФ. В данном случае понятен психологический расчет адвоката. Деяние инкриминируемое подсудимому защитой не отрицалось и вопрос шел исключительно об умысле подсудимого — хотел ли он причинения смерти сотруднику ГИБДД, либо смерть сотрудника ГИБДД стала исключительно результатом нарушения подсудимым ПДД.

Естественно, что присяжные заседатели, признавая факт деяния склонялись к мысли о необходимости наказания подсудимого, что делало малореальным вынесение оправдательного приговора. В этом случае защита пыталась предложить им альтернативу — «оправдайте подсудимого за убийство, но осудите за нарушение ПДД повлекшее гибель человека». Однако на пути реализации такой стратегии стоит трактовка норм права судебными органами.

Предполагаю, что с учетом конкретных фактов, объективная сторона и ст. 105 и гипотетической ст. 264 УК РФ в данном случае совпадали и вопрос касался только умысла. «Обыграть» умысел защита и пыталась, предлагая судье включить в вопросный лист вопрос учитывающий позицию стороны защиты — совершение осужденным преступления, предусмотренного ст. 264 УК РФ.

Если ходатайство выглядело именно так, то очевидно, что такой «прямолинейный» подход был обречен на провал. Необходимо было проявить изобретательность и творческий подход, чтобы уложить задуманную стратегию в прокрустово ложе норм права и позиции суда. Возможно, следовало задать вопросы — доказано ли, что подсудимый видел сотрудника ГИБДД на траектории движения автомашины и т.п.

Недопустимость постановки правовых вопросов. 

Вопрос о постановке перед присяжными заседателями правовых вопросов достаточно однозначно решен и в законодательстве, и в судебной практике. Так, Пленум Верховного Суда РФ в пункте 29 Постановления от 22 ноября 2005 г. N 23 указал:«В соответствии с частью 5 ст. 339 УПК РФ не могут ставиться отдельно либо в составе других вопросы, требующие от присяжных заседателей юридической квалификации статуса подсудимого (о его судимости), а также другие вопросы, требующие собственно юридической оценки при вынесении присяжными заседателями своего вердикта.»В качестве иллюстрации этой позиции ВС РФ можно сослаться на Определение судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 13.04.2005, дело N 81-о05-26сп выявлено нарушение ч. 5 ст. 339 УПК РФ выразившееся в том, что председательствующий поставил на разрешение присяжных вопрос о доказанности значительного ущерба по эпизоду кражи, тайности совершенного хищения и причинении тяжкого вреда здоровью.

В данном случае с позицией ВС РФ трудно спорить. Стороне защиты следовало выразить эти вопросы через фактические которые судом будут трактоваться как значительный ущерб или тяжкий вред здоровью. В Обзоре по делам, рассмотренным судами с участием присяжных заседателей в 2003 году ВС РФ приводится следующий пример данного нарушения. По уголовному делу по обвинению Б., Е., Р. в убийстве В.

Перед присяжными был поставлен вопрос об умысле подсудимых на убийство. О том, что присяжные разрешали юридический вопрос, свидетельствует их вердикт и ссылка на него в приговоре суда: «Вердиктом коллегии присяжных заседателей признано недоказанным наличие у подсудимых умысла на лишение жизни потерпевшего».

Кроме того, содержание вопросов N 17 и 20 было таково, что присяжные должны были дать юридическую оценку действиям подсудимых.

Так, вопрос N 17 присяжным заседателям был изложен в следующей редакции: «Если на вопрос N 13 дан утвердительный ответ, доказано ли, что Е., намереваясь с двумя мужчинами в корыстных целях завладеть имуществом В., вместе с ними похитил указанные вещи и принес домой к одному из мужчин, где они распорядились имуществом по своему усмотрению?»

Аналогичный вопрос поставлен и в отношении Р. под N 20. Присяжные ответили, что действия Е. и Р. доказаны, за исключением совершения их «в корыстных целях».
Можно предположить, что для устранения указанного нарушения следовало бы ставить вопросы о доказанности конкретных фактов, указывающих именно на корыстный умысел. То есть достаточно было исключить упоминание, либо заменить «корыстные цели» на (например) «с целью личного обогащения», либо вообще исключить упоминание «корыстных целей» благо, упоминание о намерении завладеть чужим имуществом содержащемся в вопросе, у ВС РФ нареканий не вызвало.

Однако, несмотря на кажущуюся однозначность в отношении правовых вопросов, место для маневра у суда всё-таки имеется. Так, особо креативные судьи весьма вольно трактуют понятие «правового вопроса». Можно сослаться на известное шпионское дело в отношении И. Сутягина. (к сожалению, в силу секретности дела, процессуальных документов по нему в открытом доступе найти не удалось):«Кстати, когда участники процесса обсуждали вопросы для присяжных, адвокаты настаивали, чтобы «судьи из народа» ответили и на такой: «Являются ли сведения, которые передал Сутягин, государственной тайной?» Однако этот вопрос судья Марина Комарова отклонила. «Судья сказала, что гостайна – правовой термин. Мы предложили гостайну заменить секретами, но и в этом случае нам было отказано», – сообщила «РК» адвокат Анна Ставицкая.

Вопрос в итоге был сформулирован так: «Передавал ли, собирал и хранил сведения о России для представителей военной разведки США?» Поскольку сам факт передачи информации Игорь Сутягин не отрицал, то присяжные, естественно, и ответили утвердительно.»Что можно было бы предпринять в данном случае? Естественно, мои рассуждения чисто теоретические и вполне допускаю, что в силу каких-то не озвученных причин они не могли быть применены в данном конкретном случае. Поэтому рассуждаю я только в пределах процитированной ситуации.

Итак, согласно закона РФ «О государственной тайне», государственная тайна — защищаемые государством сведения в области его военной, внешнеполитической, экономической, разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности, распространение которых может нанести ущерб безопасности Российской Федерации. В определении обращают на себя внимание прежде всего два момента — государственная тайна это защищаемые государством сведения и распространение которых может нанести ущерб РФ.

Соответственно, вопрос защиты мог звучать: «Находились ли распространенные подсудимым сведения под защитой государства?», «Находились ли сведения распространенные подсудимым в свободном доступе неограниченного круга лиц?», «Получены ли распространенные подсудимым сведения из открытых источников?» и т.п. То есть уйти в вопросах от малейшей правовой составляющей и сосредоточится именно на фактах.

Так же следует порекомендовать приводить в качестве предложений несколько вопросов в разной редакции с той идеей, что «что-нибудь да сработает». Далеко не все юридические термины используемые в вопросах, признаются ВС РФ юридическими терминами. Во всяком случае именно этот вывод следует из Кассационного определения ВС РФ от 18 января 2010 г. по делу N 5-о09-272сп. В частности там указано:«Нет также данных о том, что вопросы противоречили требованиям ч. 5 ст. 339 УПК РФ содержали формулировки, требующие собственно юридической оценки при вынесении присяжными заседателями своего вердикта.

Указание в вопросе слов о получении осужденным Довгием денег за конкретные действия, в частности за освобождение от уголовной ответственности, вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием состава преступления, определено предъявленными в обвинении фактическими обстоятельствами, и такое указание нельзя признать формулировками, требующими юридической оценки.»Чем, если не юридическим термином требующим юридической оценки от присяжных заседателей являются понятия «освобождение от уголовной ответственности» или «отсутствие состава преступления» в Определении не разъясняется.

Решая вопрос о том, какие термины считать юридическими (и следовательно допустимыми в вопросах присяжным заседателям) ВС РФ порой «жонглирует» духом и буквой закона, основывая свои решения то на первом, то на втором.

Так Кассационным определением 7 сентября 2006 г. N 4-02/05 ВС РФ признал допустимым употребление термина «под контролем правоохранительных органов» на том основании, что он является достаточно распространенным и не относится к исключительно юридическим терминам, не понятным для присяжных.

Позиция ВС РФ о том, что выяснение направленности умысла подсудимого не является прерогативой присяжных заседателей, иногда идет на пользу и стороне защиты (хотя я и остаюсь при своем мнении об ошибочности такой трактовки законодательства).

Так Апелляционным определением ВС РФ от 20 января 2014 г. N 74-АПУ13-31сп было отказано в удовлетворении доводов апелляционного представления прокурора, который считал, что:«…при постановке частных вопросов под N 9, 12 председательствующему судье необходимо было указать, на что конкретно были направлены действия Нестерова при нанесении последним ударов потерпевшим Б. и С. (на лишение жизни либо на причинение тяжкого вреда здоровью); в нарушение требований ст. 339 УПК РФ судья сформулировал вопросы перед присяжными заседателями не в соответствии с версией защиты и без учета результатов судебного следствия…»В ответ на эту трогательную заботу прокурора о версии защиты, ВС РФ указал:«Согласно ст. 339 УПК РФ перед присяжными заседателями не могут ставиться вопросы, требующие от них собственно юридической оценки при вынесении ими своего вердикта. Исходя из требований этого закона, председательствующий при формулировании вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями, и не употреблял словосочетание направленность умысла, являющееся юридическим термином.»Из процитированного можно сделать вывод, что теоретически «обходной маневр» должен был заключаться в формулировании вопросов таким образом, что бы избежать юридического термина «направленность умысла», который вызвал у ВС РФ праведный гнев.

Трактовка термина «факт» в решениях судов.

В продолжении темы недопустимости постановки правовых вопросов перед присяжными, следует разобраться с такой правовой материей как «фактическая» и «юридическая» сторона дела. Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 12.03.2008, дело N 20-о08-7сп. В качестве основания отмены приговора ВС РФ указал следующее:«Формулировка дополнительного вопроса, поставленного по инициативе стороны защиты содержала в том числе следующую фарзу: доказано ли, что описанные в первом вопросе действия совершил М.А., «восприняв шедших в его направлении и входящих в комнату М.Р. и М.Э. как нападающих на него лиц и, обороняясь от них, избрал при этом неадекватные нападению формы и методы обороны».Содержание данного вопроса свидетельствует, что в нем не были сформулированы иные, чем описаны во втором основном вопросе, а также в обвинительном заключении и поддержаны государственным обвинителем фактические обстоятельства производства осужденным выстрелов в М.Р. и М.Э. Сам подсудимый М.А. в судебном заседании пояснил о таких же, как и указано в обвинительном заключении, обстоятельствах производства выстрелов в потерпевших, а именно в тот момент, когда М.Р. и М.Э. зашли в комнату.

Однако собственным действиям подсудимый дал иную оценку, отрицал умысел на убийство потерпевших, объясняя свои действия страхом перед ними. Между тем оценку этих утверждений подсудимого должен был сделать председательствующий на основании установленных присяжными заседателями фактических обстоятельств.

Однако председательствующий, сформулировав таким образом вопрос, предложил присяжным заседателям дать юридическую оценку действиям потерпевших как нападению на подсудимого и оценку действиям подсудимого как совершенным в ходе обороны от нападения потерпевших при превышении при этом пределов необходимой обороны.

Такая формулировка вопроса привела к тому, что вывод о причинении подсудимым смерти потерпевшему М.Р. при превышении пределов необходимой обороны был сделан не председательствующим, исходя из установленных присяжными заседателями фактических обстоятельств, а самими присяжными заседателями» Таким образом, намереваясь поставить частные вопросы, следует постараться, что бы они не затрагивали процессуальной стороны вопроса а касались только фактов устанавливаемых присяжными. Здесь можно задаться философским вопросом — а является ли намерение подсудимого или его оценка происходящего — фактом?

В Новой философской энциклопедии дается такое определение Факт (лат. factum — свершившееся) — термин, в широком смысле может выступать как синоним истины; событие или результат; реальное, а не вымышленное; конкретное и единичное в противоположность общему и абстрактному. (Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.)

В этом случае очевидно, что намерение подсудимого (если оно действительно имело место) является фактом, поскольку оно реально, конкретно и единично. Дело за малым — принудить судей руководствоваться «Философской энциклопедией», а не результатами собственных философских изысканий, столь же нелепыми, сколь и тайными от остальных участников процесса.

Еще интереснее выглядит позиция ВС РФ приведенная в Кассационном определении от 15 декабря 2004 г. N 51004-82сп. В нем, Верховный суд постулировал, что субъективная оценка лицом тех или иных событий изложенных в обвинении не является предметом судебного разбирательства. Такое решение стоит того, что бы привести его в дословной цитате:«Председательствующий в нарушение ст. 339 УПК РФ отказал в постановке вопроса предложенного адвокатом: «Доказано ли, что при производстве выстрелов в столб, Чмелев не видел стоящего за столбом М.» Доводы жалобы о нарушении председательствующим ст. 339 ч. 3УПК РФ являются несостоятельными.

Председательствующий правильно отказал в постановке вопроса предложенного адвокатом: «Доказано ли, что при производстве выстрелов в столб, Чмелев не видел стоящего за столбом М.»

Предложенный адвокатом вопрос требовал от присяжных отвечать не на вопрос факта, а на вопрос, требующий ответа, который указывает на волевой момент подсудимого («видел» — «не видел потерпевшего»).

Присяжные заседатели судьи факта, в связи с этим, вопросный лист для них формируется на основе фактических обстоятельств установленных на предварительном следствии и в суде. Субъективное восприятие Чмелевым обстановки места происшествия таковым не является.»Почему это решение так привлекло мое внимание. Дело даже не в том, что «субъективное восприятие» и «волевой момент» суд в данном случае вывел (непонятно почему) за границы термина «факт» заявив что ни то, ни другое не может быть фактом. И не в том, что сделано это было исключительно в угоду стороне обвинения, опротестовывавшей указанное решение.

Интересны правовые последствия такой позиции ВС РФ, которые возникнут при последовательном применении возникшего прецедента к вопросным листам по другим составам преступлений.

Например, попробуйте себе представить вопрос по вымогательству, из которого исключено указание на реальное восприятие угрозы потерпевшим. Представили? А ведь в уголовном кодексе немало составов, требующих учитывать при доказывании именно «субъективное восприятие» тех или иных событий. В общем, такое странное решение — это палка о двух концах, которая может доставить изрядные неприятности не только защите, но и обвинение (с примкнувшим к нему судьей).

Вопрос только в том, насколько ВС РФ готов продолжать применять такой подход к решениям судов первой инстанции. А возвращаясь к сути дела, можно добавить только одно замечание. Ситуация по описанному делу вполне допускала без ущерба для позиции защиты изменить формулировку вопроса и исключить из нее «субъективное восприятие». Достаточно было сформулировать вопрос, например, в такой редакции: «Доказано ли, что при производстве выстрелов в столб, стоящий за столбом М находился вне поля зрения стреляющего Чмелева?»

Ну и на последок, еще один пример позиции ВС РФ, не допускающей соединение в одном вопросе вопроса о факте и вопроса о мотивах — Кассационное определение ВС РФ от 12 июля 2005 года №.49-о05-30сп. При этом ВС РФ указал на допустимость вопроса о мотивах совершения преступления в виде частных вопросов. В общем, в судебной практике по этой теме «Полный разброд и шатание».

Недопустимость выхода за пределы постановленного вердикта. 

От невнимательности ли, либо же от излишнего служебного рвения, судьи иногда допускают и такую специфическую ошибку, как «додумывание» выводов вердикта, выход за пределы обстоятельств им установленных. То есть судья, помимо обстоятельств которые коллегия присяжных заседателей признала доказанными, признает так же доказанными и те факты, которые в вопросном листе не фигурировали.

Подобная ситуация сложилась при рассмотрении материала N 18-кпо02-94сп от 10.12.2002. Так Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ, указано, что:«Со ссылкой на вердикт коллегии присяжных заседателей в приговоре говорится, что «22 мая 2001 года около 22 часов, находясь в лифте дома 145/1 по ул. Красной в г. Краснодаре вместе с С. заранее договорились с ней о насильном завладении чужим имуществом. Действуя согласованно из корыстных побуждений, напал на вошедшего в лифт К., причиняя насилие, опасное для жизни и здоровья, он вместе с С. нанесли руками и ногами многочисленные удары в различные части тела и по голове. В результате обоюдных действий Б. и С. причинен легкий вред здоровью. Завладев принадлежащей К. борсеткой, скрылись с места происшествия».

Между тем, вердиктом коллегии присяжных заседателей признана доказанной вина Б. лишь в том, что 22 мая 2001 года в лифте дома по ул. Красной, 145/1, было совершено нападение на потерпевшего К.

Другие же приведенные в приговоре обстоятельства присяжными заседателями не были признаны доказанными, в связи с чем не могли быть указаны в приговоре.(…)

Однако из вердикта присяжных заседателей усматривается, что Б. признан виновным в совершении умышленных действий, направленных на лишение жизни Б.В., но сами изложенные в приговоре действия не названы и доказанными не признаны.

Таким образом, описание в приговоре преступного деяния и в этом эпизоде не соответствует тому, в чем Б. признан виновным коллегией присяжных заседателей. То есть часть обстоятельств необходимых для квалификации действий подсудимых председательствующий из обвинения в вопросный лист не включил, однако это не помешало потом включить их в приговор по делу. Приговор был ВС РФ отменен, дело направлено на новое рассмотрение.»
Так, можно сослаться на известное в свое время дело авиодебошира Кабалова. Апелляционным определением от 15 апреля 2014 г. N 4-АПУ14-21сп ВС РФ установил, что:
«в приговоре не указаны конкретные действия Кабалова С.Н., направленные на захват самолета с целью угона и не приведены фактические причины, лишившие подсудимого возможности осуществить свой умысел. Не приведены они и в постановлении в качестве обвиняемого. 

В соответствии п. 30 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 23 от 22.11.2005 г. в случае обвинения подсудимого в совершении неоконченного преступления (покушения) председательствующий судья должен в понятной формулировке поставить перед присяжными заседателями вопросы, предусмотренные ст. 339 УПК РФ, в том числе о доказанности причин, в силу которых деяние не было доведено до конца. При этом данный вопрос должен содержать описание фактической причины, лишившей подсудимого возможности осуществить свои намерения, а не просто ссылку на таковую.

Однако суд лишен был возможности поставить вопрос перед коллегией присяжных заседателей о доказанности причин, в силу которых деяние не было доведено до конца и который бы содержал описание фактической причины, лишившей подсудимого возможности осуществить свои намерения, поскольку эти обстоятельства не были раскрыты в постановлении в качестве обвиняемого и в обвинительном заключении.

При таких обстоятельствах действия Кабалова С.Н., указанные в вердикте коллегии присяжных заседателей в этой части, вопреки выводам суда первой инстанции не содержат состава преступления, предусмотренного ст. ст. 30 ч. 3 — 211 ч. 2 п. «в» УК РФ, предусматривающую ответственность за покушение захват воздушного судна в целях угона, с угрозой применения опасного для жизни и здоровья насилия».Типичные ошибки в ответах присяжных заседателей.

Известны случаи, когда ошибки влекущие отмену приговора, возникают в вердикте присяжных и просто не выявляются председательствующим при проверке вердикта на непротиворечивость перед его оглашением. Так Кассационным определением ВС РФ от 18 марта 2013 г. N 35-О13-9сп в приговоре была выявлена ошибка в формулировании ответов на вопросы вопросного листа: «В соответствии с ч.7 ст. 343 УПК РФ ответы на поставленные перед присяжными заседателями вопросы должны представлять собой утверждение или отрицание с обязательным пояснительным словом или словосочетанием, раскрывающим или уточняющим смысл ответа («Да, виновен», «Нет, не виновен» и т.п.).

Вместе с тем, при ответе на 6-й вопрос: "Виновен ли Осипов В.В. в совершении действий, описанных в первом и пятом вопросах?", присяжные ответили на постановленный вопрос — «Да, доказано», т.е. не дали ответ на данный вопрос. Отвечая на 4-й вопрос: «Заслуживает ли Крысов В.Н. снисхождения?» присяжные единогласно ответили "Нет заслуживает".»Еще одним примером служит Определение ВС РФ от 14 июля 2004 года по делу N 16-о04-36сп. Согласно ответов присяжных заседателей в вопросном листе подсудимый был признан невиновным, но при этом заслуживающим снисхождения, что в свою очередь повлекло отмену приговора.

В ряде случаев имеет место ситуация, когда присяжные интуитивно понимают недостатки вопросного листа, однако не будучи юристами (вот это один из немногих случаев, когда отсутствие юридического образования и практики действительно вредит суду присяжных) не могут грамотно «преодолеть» эти недостатки, пытаются «дописывать» вопросный лист, корректировать и конкретизировать вопросы и пр. в конечном счете, только еще больше запутывая ситуацию и плодя основания для отмены приговора.

Вообще же подмечено, что на непонятный вопрос о виновности подсудимого присяжные всегда предпочитают ответить отрицательно. Этим объясняются странные, нелогичные, необъяснимые обществу вердикты.

Вопросный лист в суде присяжных (1)
Вопросный лист в суде присяжных (2)
Вопросный лист в суде присяжных (3)
Вопросный лист в суде присяжных (4)
Вопросный лист в суде присяжных (5)