Признание доказательств недопустимыми в уголовном процессе, на примере одного дела. "Эффект домино". Окончание.

Продолжение публикаций:

— Праворуб: Адвокатская «рыбалка» или как ловить следователя «на живца»

— Праворуб: Признание доказательств недопустимыми в уголовном процессе, на ...

Уголовное дело после возвращения прокурору.

Следователь, по поручению прокурора, дополнительно допросил бывших понятых, участвующих при осмотре места происшествия.

Напомню, в ходе первого судебного заседания, эти понятые сообщили о фактах фальсификации протоколов их допросов.

В новых протоколах допросов содержался тот же текст, что и в подделанных. Также, отражалась новая версия, заключавшаяся в том, что, якобы, их (понятых) следователь действительно ранее допрашивал, и они расписывались в протоколах допросов, но просто об этом забыли.

Мы, конечно, догадывались, как эти показания следствие получило!

Второе рассмотрение дела по существу в суде.

На стадии ознакомления с материалами уголовного дела, моя коллега предложила заявить ходатайство о рассмотрении дела судом не единолично, а коллегиальным составом.

Мотивацией такого решения, послужил тезис о том, что в условиях раздутой «деликатной» ситуации, судья не решится вынести оправдательный приговор. Если же дело будут рассматривать трое судей, им будет проще вынести положительное для нас решение.

На тот момент, это показалось разумным обоснованием, с которым мы согласились.

Это была наша самая большая ошибка по делу!

Вместо одного государственного обвинителя, мы получили двух. Вторым, а, по сути, главным, стала одна из судей коллегиального состава.

К слову, эта судья, имеющая двадцатипятилетний стаж отправления правосудия, ни разу не выносила оправдательный приговор.

Сами понимаете, что наши шансы добиться положительного результата по делу опустились до нуля.

Кроме того, я ни капли не утрирую, говоря о том, что судья стала «главным обвинителем» по делу. На протяжении всего процесса она выполняла работу обвинения.

По делу постоянно осуществлялись внепроцессуальные контакты государственного обвинителя с судьями.

Догадайтесь сами, о чем они разговаривали.

Отвод судье не решил бы проблему, т.к. в дело вошел бы сам председатель суда. Да и мы сомневались в удовлетворении такого ходатайства.

Я посчитал, что в такой ситуации правильнее было вести себя агрессивно, нередко, конфликтуя с составом суда.

Необходимо сказать большое спасибо моей коллеги, которая спокойно отнеслась к этой ситуации, и, имея хорошо поставленный голос, часто сглаживала конфликтные ситуации.

Вот в такой обстановке и началось второе рассмотрение дела по существу.

Допросы свидетелей обвинения – оперативных сотрудников.

Получилось так, что первым был допрошен оперативный сотрудник (очень уж он спешил), показания которого имели второстепенное значение для защиты.

Он заученным текстом повторил показания данные им на предварительном следствии. На все дополнительные вопросы защиты, отвечал, что не помнит. На попытку уточнить обстоятельства дела, «главный обвинитель» останавливала защиту, говоря, что свидетель, на вопрос ответил – он не помнит.

Нам стало очевидным, что и остальные оперативные сотрудники уже подготовлены обвинением, и будут поступать аналогичными способами.

Ситуация выглядела патовой для защиты.

И действительно, допрос второго свидетеля начался в аналогичном ключе.

Ситуация требовала срочного реагирования.

В тот момент, я решил воспользоваться стандартными методами обвинения, в ситуации, когда свидетель изменяет свои показания в суде.

Свидетель, на очередной вопрос защиты, ответил, что не помнит обстоятельств дела, кроме тех, которые записаны в протоколе его допроса.

Я уточнил у него: лучше ли он помнил обстоятельства, когда давал показания в суде первый раз, при первом рассмотрении дела? Получив от него утвердительный ответ, заявил ходатайство об оглашении этих показаний для устранения существенных противоречий.

Суду ничего не оставалось, как удовлетворить ходатайство.

Огласив его показания, мы начали задавать уточняющие вопросы.

Сотрудник ЛОВД, не будучи готовым к этому повороту, начинал объяснять свои противоречия, стал путаться, придумывать новые версии.

В дальнейшем, все свидетели обвинения были допрошены по такому же сценарию.

Таким образом, «главный обвинитель» не смогла нам помешать, и в протокол судебного заседания вошли противоречивые показания свидетелей обвинения.

Осмотр места происшествия и допрос бывших понятых.

Понятые, участвующие в осмотре места происшествия, в целом, в суде подтвердили свои показания данные при первом рассмотрении дела.

Причиной этого, скорее всего, было отсутствие понимания того, что нужно от них обвинению (простым «работягам» сложно понять грандиозные замыслы следствия).

Единственный момент, который они дополнительно оговаривали (знаем почему), то что, следователь их действительно допрашивал по первому протоколу допроса, а они просто забыли обстоятельства этого.

В дальнейшем, прокурор заявил ходатайства об оглашении их показаний (в связи с существенными противоречиями), данных на предварительном следствии.

После вопроса обвинителя о верности записанных показаний на предварительном следствии, понятые ответили тоже утвердительно.

Затем, уже защита заявляла ходатайство об оглашении показаний, записанных в протоколе судебного заседания первого рассмотрения дела.

Понятые их также подтверждали, и опять все повторялось по кругу.

В итоге, они до такой степени запутались, что стали, в частности, утверждать, что на первых листах первоначального допроса имеется их подпись, а на последующих не их.

В таком виде, все и было отраженно в протоколе судебного заседания.

Материалы оперативно-розыскной деятельности.

Государственный обвинитель, скорее всего, с подачи «главного обвинителя», заявил ходатайство о приобщении к материалам дела оригиналов документов ОРД.

Напомню, что в материалах уголовного дела, имелись светокопии постановлений о рассекречивании материалов ОРД и направлении их следователю, заверенных одним из оперативных сотрудников.

В указанных светокопиях документов, имелось решение начальники ЛОВД, направить их для приобщения к материалам уголовного дела (указан конкретный номер дела), которое еще не было возбужденно, на указанную в них дату. Данный факт свидетельствовал о том, что эти документы были оформлены «задним» числом, поэтому, по нашему мнению, все материалы ОРД должны признаваться недопустимыми доказательствами.

Оригиналы этих документов, предоставленные обвинителем, уже содержали «правильную» дату.

Оперативный сотрудник, заверивший указанные светокопии, будучи допрошенным в суде, объяснил эти нарушения технической ошибкой.

Как вообще такая «ошибка» могла иметь место, он не смог пояснить.

Диск с видеозаписью ОРМ.

Для разрешения вопроса о возможности записи на CD- диск, диаметром 12 см, суд предложил обвинителю представить видеокамеру в натуре («Фомам, не верующим»).

Такая видеокамера была представлена в суд.

В ходе осмотра видеокамеры, суд «воочию» убедился, что CD-диск, диаметром 12 см, в кассетоприемник не входит.

На следующем судебном заседании, обвинитель заявила ходатайство о повторном допросе оперативных сотрудников, которые имели отношение к оформлению документов по видеозаписи, ввиду открывшихся новых обстоятельств.

Несмотря на наши возражения, суд удовлетворил ходатайство государственного обвинителя (эти свидетели, как минимум, уже три раза были допрошены).

Оперативные сотрудники, давая дополнительные показания, стали утверждать, что забыли (ага, у троих сразу память отшибла), что в деле находится копия видеозаписи, а оригинал CD-диска, уже диаметром 8 см, якобы, все это время находился в оперативном деле предварительной проверке (далее – ДПОП) другого факта хищения дизельного топлива, пресеченного за час до задержания наших подзащитных.

По моему мнению, оперативные сотрудники, давая такие показания, фактически признались в факте фальсификации доказательств, т.к. в документах ОРД, которые они составили, фигурировал CD-диск, диаметром 12 см, с имеющимися заводскими надписями.

После этого обвинитель заявила ходатайство о приобщении к материалам дела CD-диска, диаметром 8 см, якобы, как оригинала видеозаписи ОРМ.

К слову, диск находился в бумажном конверте, опечатанный бумажной биркой, на которой имелись подписи понятых-свидетелей, участвующих при вручении видеокамеры и изъятии диска.

Также, прокурор продемонстрировала участникам процесса следы от дырокола, имеющиеся на конверте, как подтверждающие факт нахождения в материалах ДПОП.

Кстати, упомянутые понятые, уже ранее были допрошены в суде, и оказались работниками вневедомственной охраны.

Обвинитель просила суд вызвать их в следующее судебное заседания для повторного допроса по этим новым обстоятельствам.

Защита попросила суд обозреть бумажный конверт: на нем имелся типографский текст, из которого следовало, что датой выпуска конверта был 2008 год.

Следовательно, диск с видеозаписью не мог быть упакован в этот конверт после провидения оперативно-розыскного мероприятия в 2007 году, т.к. еще не был выпущен на тот момент.

На этот факт, один из судей коллегии, обращаясь к государственному обвинителю, сказал, что подделывать доказательства тоже нужно уметь.

От этих слов судьи, прокурор покраснела. После этого, все ее ходатайства о вызове свидетелей для повторного подтверждения наличия оригинала записи, само собой снялись.

Суд приобщил этот конверт к материалам дела, но, похоже, не осмелился даже сам его открывать.

Видеозапись с первого же диска была просмотрена судом, несмотря на возражение защиты.

После ее просмотра, защита попыталась породить новые сомнения у суда.

Так, обращено внимание суда на факт проседания кузова автомашины моего подзащитного, из чего следовало, что машина приехала к месту задержания уже груженной; на записи не видно, что шланг воткнут в горловину бака тепловоза; не отражен момент розлива дизельного топлива в бочки.

Кроме того, суд установил общее время записи – примерно 30 мин. Запись была прекращена вследствие разрядки аккумулятора видеокамеры. Со слов оперативных сотрудников, наши подзащитные были задержаны через 10 мин после завершения видеозаписи.

В дальнейшем, защита предоставила расчет специалиста — сотрудника военного НИИ, из которого следовало, что за 10 мин невозможно самотеком слить 4 тонны дизельного топлива.

Осмотр вещественных доказательств судом – бочек с дизельным топливом.

Как следовало из протокола осмотра места происшествия, признанного судом недопустимым, бочки с дизельным топливом не опечатывались каждая в отдельности, а был опечатан весь кузов автомашины.

Это следовало и из последующего протокола осмотра предметов — автомашины, и приобщенной к нему фототаблицы.

К слову, в этом осмотре участвовали другие понятые, нежели при осмотре места происшествия.

В ходе судебного заседания, суд изъявил желание организовать выездное судебное заседание, с целью осмотра вещественных доказательств – бочек с дизельным топливом.

Мы не возражали, но просили провести его с участием специалиста — работника автозаправки. Это делалось для того, чтобы проверить наличие воды в дизельном топливе. На тот момент, у нас была информация, что бочки хранятся под открытым небом, и их герметичность нарушена.

Суд удовлетворил наше ходатайство.

В ходе выездного судебного заседания было установлено, что действительно бочки с дизтопливом хранятся под открытым небом, и из четырех тонн дизтоплива, в наличие имеется только три, преимущественно во всех содержится вода.

Кроме того, горловины бочек скреплены бирками, имеющими подписи понятых, участвующих в осмотре места происшествия, а не осмотре предметов (вспомнились показания понятых, участвующих в ОМП, о проставлении подписей на чистых полосках бумаги).

В связи с этим, мой подзащитный пояснил, что эти бочки не принадлежат ему, т.к. отличаются от тех, которые у него изъяты (несколько бочек вообще имели боковые горловины).

После прекращения уголовного преследования в отношении моего подзащитного, вопросы фактического наличия и потери потребительских свойств изъятого дизельного топлива, являлись предметом рассмотрения в гражданском суде. Суд взыскал с казны РФ материальный ущерб в полном размере.

Повторное рассмотрение судом вопроса о недопустимости доказательств, и их исключения.

Несмотря на все изложенное, суд четко обозначил свою позицию по делу, что оправдательного приговора нам не видать.

Чувствуя поддержку в лице «главного обвинителя», прокурор начал ссылаться на протокол осмотра места происшествия, исключенного при первом рассмотрении дела, как на допустимое доказательство. Ее мотивация заключалась в том, что в новом составе суда вопрос о его недопустимости не рассматривался, поэтому она считает его допустимым.

В ответ на этот довод, пришлось ускоренно готовить новое ходатайство об исключении доказательств, в том числе и ранее исключенных.

Суд отказал в удовлетворении нашего ходатайства, но подтвердил, что ранее исключенные протоколы продолжают оставаться таковыми, тем самым отказал и обвинителю в признании их допустимыми.

Определение размера ущерба.

Краеугольным камнем в деле оставался вопрос об определении размера ущерба.

Позиция следователя по делу, заключавшаяся в том, что не нужно документально подтверждать наличие недостачи на РЖД, т.к. она установлена фактическим изъятием дизельного топлива, никого не устраивало.

Так, замеры дизельного топлива в баках тепловоза проводились два раза: следователем, в момент осмотра места происшествия, и комиссией РЖД — по приезду в ДЕПО (после задержания, на тепловозе продолжали работать в течение дня).

Предварительное следствие приобщило к материалам дела расчет расхода дизельного топлива, непонятно кем составленный и не подписанный, где указывалась недостача 4 тонн дизтоплива.

В ходатайство о назначение бухгалтерской экспертизы, как я указывал в предыдущих публикациях, следствие неоднократно отказывало.

В судебном заседании суд предложил обвинению предоставить специалиста для расчета расхода дизельного топлива.

В качестве специалиста был приглашен начальник отделения одного из подразделений РЖД, находящегося в г. Рузаевка, где производилось предварительное следствие по делу.

Для защиты было ясно, что этот специалист напишет для сотрудников ЛОВД все, что угодно.

Естественно, мы возражали, но суд наши доводы не принял во внимание.

Через некоторое время письменное заключение специалиста было готово и заранее передано сторонам.

Как мы и предполагали, по этому расчету выходила недостача дизельного топлива, примерно в количестве четырех тонн, что и вменялось следствием.

Сам специалист был приглашен в суд, для разрешения вопросов сторон.

До начала судебного заседания, пришлось проверять эти расчеты самостоятельно, что вызывало определенную сложность для меня, учитывая, что даже с обычной математикой было покончено еще в школе. Расчеты основывались на формулах, включая неизвестные для меня значения функций. Пришлось обращаться к «интернету» и просить помощи знакомых «технорей» по телефону.

Мне улыбнулась удача. В самом начале расчета, по моим вычислениям, обнаружились арифметические ошибки, что позволило вздохнуть с облегчением, и не заниматься дальнейшей «расшифровкой» математических уравнений.

Признаюсь, что до конца я не был уверен в правильности своих расчетов, но делать что-то другое уже было поздно.

В ходе допроса специалиста, я указал последнему на арифметические ошибки и предложил вместе посчитать. Специалист, после произведенных им вычислений, признал мою правоту. В оправдание, стал пояснять, что фактически расчеты делали его подчиненные работники, а он только подписал документ.

Пришлось на него «наехать»: зачем он вводит стороны и суд в заблуждение, дал заведомо неправильный расчет, будучи предупрежденным об ответственности и т.д.

В результате, на настойчивые предложения «главного обвинителя» повторно пересчитать расчет, специалист наотрез отказался, заявив, что не может взять на себя такую ответственность.

Такой результат нас удовлетворял.

В итоге мы заявили ходатайство о проведении экспертизы в государственном учреждении – НИЛСЭ.

Суд согласился.

Экспертиза проводилась более трех месяцев.

Эксперты неоднократно обращались в суд с запросом о предоставлении дополнительных технических и бухгалтерских документов.

Однако суд их не смог предоставить, поскольку у РЖД эти документы просто не сохранились (прошло более 2 лет с момента возбуждения уголовного дела).

В итоге, пришлось РЖД выделять экспертам отдельный тепловоз (другой) и считать расход дизельного топлива по факту.

Согласно заключению экспертов, у машинистов недостачи дизельного топлива обнаружено не было, была небольшая даже экономия.

В тот же день, суд вернул дело прокурору, в порядке ст. 237 УПК РФ, по формальному основанию (честно даже не помню какому).

Защита стала возмущаться таким решением, грозясь обжаловать это постановление в вышестоящий суд.

Один из судей состава коллегии, на это сказал, что независимо от наших действий, дело в суд больше не поступит.

Посовещавшись с нашими подзащитными, решили рискнуть и не обжаловать постановление о возвращении дела прокурору.

Через некоторое время, уже новый следователь пригласили нас в ЛОВД, где уведомил, что уголовное преследование в отношении наших подзащитных прекращено, в связи с непричастностью.

В заключении, хочу сказать, что обязанность хранить адвокатскую тайну, не позволяет мне раскрывать все обстоятельства дела, но самым ярым поборникам правды, могу намекнуть, что мой подзащитный просто стал заложником стечения обстоятельств – оказался не в то время, и не в том месте.

Я буду рад, если мои публикации по освещению приемов защиты, примененные в этом деле, помогут в практической работе.