Контролирующее должника лицо. Субсидиарная ответственность. Обзор правовых позиций СКЭС ВС РФ.

Контролирующее должника лицо. Субсидиарная ответственность. Обзор судебной практики по признанию лиц, контролирующими должника.

Как я уже писал в своей первой публикации из серии банкротной тематики для своего удобства, а также для тех, кто сталкивается с банкротными процедурами, я решил сделать обзор наиболее важных судебных актов по разным тематикам, таким как признание сделок недействительными, привлечение к субсидиарной ответственности и так далее. В рамках каждой отдельной темы, например, субсидиарной ответственности, невозможно все охватить в одном обзоре, что требует нескольких публикаций по каждой теме.

Чем важны определения СКЭС ВС РФ по банкротной тематике? Если суды общей юрисдикции часто проходят даже миом разъяснений пленумов ВС РФ, то тем более для них имеют мало значения и определения их СКГД ВС РФ. В то же время в судебных актах арбитражных судов мы постоянно видим ссылки на правовые позиции определений СКЭС ВС РФ. Таким образом, эти определения являются своего рода базисом банкротного права. Нигде банкротное право не может охватить весь спектр жизненных ситуаций, а поэтому важна творческая роль судебной практики по развитию того, что заложено в духе закона. Поэтому, зная этот базис, этот фундамент банкротного права, можно более уверенно и квалифицированно оказывать помощь доверителям. А если имеются еще и конспективные обзоры по каждой тематике, то очень легко отыскивать нужную информацию для построения позиции по делу. Я надеюсь, что публикации могут оказаться полезными в быстром поиске нужных правовых позиций судов и формировании представления о современном банкротном праве.

Субсидиарная ответственность – это практически того же плана явление, как и прокалывание корпоративной вуали, основанной на праве справедливости в США. В США еще в 19 веке понимали, что юридическое лицо является фикцией или правовым явлением, созданным для таких целей, как обособление капитала от лиц, наделяющих им юридическое лицо. Это вполне правомерная цель, направленная на стимулирование инвестиций, так как не каждый готов рисковать всем своим состоянием по долгам бизнеса. В то же время согласно известной максиме права справедливости «справедливость смотрит на намерение, а не на форму». Если ограниченную ответственность юридического лица используют для злоупотребления, т.е. структурируют отношения так, что бенефециары корпорации получают от неё все, фактически маскируя свою деятельность по извлечению прибыли под деятельность корпорации, вводя в заблуждение кредиторов, то при определенных условиях они не могут ссылаться на то, что они отдельны и обособленны от юридического лица. Их называют вторым я или alter ego корпорации. Соответственно, лишение их права ссылаться на ограниченную ответственность корпорации и взыскание с них её долгов и называют прокалыванием корпоративной вуали.

Субсидиарная ответственность в отечественном банкротном праве также является средством снятия корпоративной вуали. За корпоративной вуалью прячутся лица, которые контролируют юридическое лицо и используют все плюсы ограниченной ответственности, но делают это недобросовестно, например, зная о грядущей несостоятельности и изымая активы, на которые может быть обращено взыскание. Поэтому важно понимать, какие принципы определения таких лиц.

Про корпоративную вуаль смотрите мою публикациюКорпоративная вуаль, недокапитализация и исполнение судебных решений о взыскании штрафов и неустоек с застройщиков

Одним из ключевых понятий ФЗ «О банкротстве (несостоятельности)» является определение контролирующего должника лица. Оно имеет большое значение в спорах о привлечении к субсидиарной ответственности. Это понятие раскрывается в самой первой статье главы данного закона, регламентирующей субсидиарную ответственность.

До того, как приступить к рассмотрению вопросов субсидиарной ответственности руководителя должника и иных лиц в процедурах банкротства, необходимо понимать, что представляет контролирующее должника лицо. Здесь я не буду разбирать тривиальные и очевидные случаи, когда ясно, кто является контролирующим лицом (далее по тексту – КДЛ). Например, исполнительный орган должника. Нет, мне интересны менее тривиальные случаи, когда не так просто установить такое лицо.

Итак, ст. 61.10 ФЗ «О банкротстве (несостоятельности)» предусматривает следующее:

Если иное не предусмотрено настоящим Федеральным законом, в целях настоящего Федерального закона под контролирующим должника лицом понимается физическое или юридическое лицо, имеющее либо имевшее не более чем за три года, предшествующих возникновению признаков банкротства, а также после их возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе по совершению сделок и определению их условий.

!!! Важно наличие контроля определяется не более, чем за три года до возникновения признаков банкротства. Иначе говоря, для целей привлечения к субсидиарной ответственности признаки КДЛ имеют временные ограничения. 

Какой же это момент. Обратимся к разъяснениям пленума ВС РФ.

!!! В п.4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 N 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» даются следующие разъяснения (далее — ППВС № 53):

По смыслу взаимосвязанных положений абзаца второго статьи 2, пункта 2 статьи 3, пунктов 1 и 3 статьи 61.10 Закона о банкротстве для целей применения специальных положений законодательства о субсидиарной ответственности, по общему правилу, учитывается контроль, имевший место в период, предшествующий фактическому возникновению признаков банкротства, независимо от того, скрывалось действительное финансовое состояние должника или нет, то есть принимается во внимание трехлетний период, предшествующий моменту, в который должник стал неспособен в полном объеме удовлетворить требования кредиторов, в том числе об уплате обязательных платежей, из-за превышения совокупного размера обязательств над реальной стоимостью его активов (далее — объективное банкротство).

!!! Важно там же:

Указанные положения законодательства не исключают возможность привлечения контролирующего лица к иной ответственности за действия, совершенные за пределами названного трехлетнего периода, например, к ответственности, предусмотренной законодательством о юридических лицах (ст. 53.1 ГК РФ, статья 71 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — Закон об акционерных обществах), статья 44 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. N 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее — Закон об обществах с ограниченной ответственностью) и т.д.).

Далее переходим к определению КДЛ. Ст. 61.10 ФЗ «О банкротстве (несостоятельности)» предусматривает следующее:

Возможность определять действия должника может достигаться:

1) в силу нахождения с должником (руководителем или членами органов управления должника) в отношениях родства или свойства, должностного положения;

2) в силу наличия полномочий совершать сделки от имени должника, основанных на доверенности, нормативном правовом акте либо ином специальном полномочии;

3) в силу должностного положения (в частности, замещения должности главного бухгалтера, финансового директора должника либо лиц, указанных в подпункте 2 пункта 4 настоящей статьи, а также иной должности, предоставляющей возможность определять действия должника);

4) иным образом, в том числе путем принуждения руководителя или членов органов управления должника либо оказания определяющего влияния на руководителя или членов органов управления должника иным образом.

  Далее в законе вводится презумпция КДЛ если это лицо:

1) являлось руководителем должника или управляющей организации должника, членом исполнительного органа должника, ликвидатором должника, членом ликвидационной комиссии;

2) имело право самостоятельно либо совместно с заинтересованными лицами распоряжаться пятьюдесятью и более процентами голосующих акций акционерного общества, или более чем половиной долей уставного капитала общества с ограниченной (дополнительной) ответственностью, или более чем половиной голосов в общем собрании участников юридического лица либо имело право назначать (избирать) руководителя должника;

3) извлекало выгоду из незаконного или недобросовестного поведения лиц, указанных в пункте 1 статьи 53.1 Гражданского кодекса Российской Федерации.

Так как в законе невозможно охватить все случаи признаков КДЛ, то та же норма позволяет суду признать лицо контролирующим и по иным основаниям. 

Итак, первым шагом либо в привлечении лица к субсидиарной ответственности, либо к его защите от соответствующего требования является установление того, является ли оно КДЛ.

Так как нас не интересуют тривиальные случаи, когда статус КДЛ очевиден, например, у директора хозяйственного общества, то мы обратимся к случаям установления неочевидного КДЛ, а именно того, кто извлекал выгоду из незаконного или недобросовестного поведения лиц, указанных в пункте 1 статьи 53.1 Гражданского кодекса Российской Федерации. 

В ППВС № 53 находим следующие разъяснения:

…контролирующим может быть признано лицо, извлекшее существенную (относительно масштабов деятельности должника) выгоду в виде увеличения (сбережения) активов, которая не могла бы образоваться, если бы действия руководителя должника соответствовали закону, в том числе принципу добросовестности.

так, в частности, предполагается, что контролирующим должника является третье лицо, которое получило существенный актив должника (в том числе по цепочке последовательных сделок), выбывший из владения последнего по сделке, совершенной руководителем должника в ущерб интересам возглавляемой организации и ее кредиторов (например, на заведомо невыгодных для должника условиях или с заведомо неспособным исполнить обязательство лицом («фирмой-однодневкой» и т.п.) либо с использованием документооборота, не отражающего реальные хозяйственные операции, и т.д.). Опровергая названную презумпцию, привлекаемое к ответственности лицо вправе доказать свою добросовестность, подтвердив, в частности, возмездное приобретение актива должника на условиях, на которых в сравнимых обстоятельствах обычно совершаются аналогичные сделки.

Также предполагается, что является контролирующим выгодоприобретатель, извлекший существенные преимущества из такой системы организации предпринимательской деятельности, которая направлена на перераспределение (в том числе посредством недостоверного документооборота), совокупного дохода, получаемого от осуществления данной деятельности лицами, объединенными общим интересом (например, единым производственным и (или) сбытовым циклом), в пользу ряда этих лиц с одновременным аккумулированием на стороне должника основной долговой нагрузки. В этом случае для опровержения презумпции выгодоприобретатель должен доказать, что его операции, приносящие доход, отражены в соответствии с их действительным экономическим смыслом, а полученная им выгода обусловлена разумными экономическими причинами.

Приведенный перечень примеров не является исчерпывающим.

Приведу примеры из судебной практики.

Так, интересен пример установления фактического акционера и выгодоприобретателя ЗАО, которое было признано несостоятельным. Речь идет оПостановлении Арбитражного суда Московского округа от 04.06.2019 N Ф05-214/2018 по делу N А40-183417/2015. В данном деле, некий гражданин Кругликов был признан фактическим акционером и выгодоприобретателем на основании в том числе письменными показаниями генерального директора Павленка, который до приема в данную организацию фактически, ни финансовой или экономической деятельностью не занимался, специальных познаний не имел, в таможенном деле не разбирался. На работу в ЗАО его принимал владелец ЗАО Кругликов при участии учредителя Винникова.

Иначе говоря, Кругликов не фигурировал в реестре акционеров в качестве такового, но, тем не менее, давал участникам ЗАО распоряжения о приеме на работу. Кроме того, факт того, что Кругликов являлся выгодоприобретателем ЗАО подтверждался решением Арбитражного суда г. Москвы, которым установлено, что платежным поручением ЗАО перечислило сумму в размере 65 890 292 руб. на расчетный счет ООО, учредителем которого был Кругликов. ООО  не был возвращен заем в полном объеме, проценты по займу также не выплачивались. Конкурсный управляющий указывал, что выдача ООО  займа в размере 65 890 292,00 руб. была произведена на нерыночных условиях, без обеспечительного залога и не преследовало целью возврата денежных средств заимодавцу. Погашение денежных средств, как суммы основного долга, так и начисленных процентов, по заключенному между ЗАО и ООО договору займа никогда не производилось.

В данном случае суды пришли к выводу, что Кругликов является КДЛ.

Таким образом, даже если гражданин формально не является акционером или участником общества, а также его исполнительным органом, то он при наличии доказательств того, что он выгодоприобретатель от сделок, которые стали причиной банкротства, то его можно признать КДЛ.

Замечательные разъяснения по поводу определения КДЛ по данному признаку приведены в Письме ФНС России от 16.08.2017 N СА-4-18/16148@ «О применении налоговыми органами положений главы III.2 Федерального закона от 26.10.2002 N 127-ФЗ». Отмечу для тех читателей Праворуба, которые видят в праве США упрощенчество, что фактически в данном письме разъяснения практически полностью совпадают с обоснованием решений судов США о снятии корпоративной вуали. Это я о том, что право в современном мире развивается путем взаимодействия и принятия всего того, что помогает достижению его целей.

Например, в разделе 2.1.2 Письма говорится следующее:

Недобросовестным (в ряде случае незаконным) является использование преимуществ, которые предоставляет возможность ведения бизнеса через корпоративную форму, и построение бизнес-модели с разделением на рисковые (т.н. «центры убытков») и безрисковые (т.н. «центры прибылей») части, позволяющие в случае проблем с оплатой поставщикам, подрядчикам, работникам или бюджету в короткие сроки поменять рисковую часть (обанкротив предыдущую) и продолжить ведение деятельности, не утрачивая активы. Это свидетельствует о том, что контроль и над рисковой, и над безрисковой частями бизнеса осуществлялся из одного центра.

При этом получение выгоды при такой бизнес-модели может осуществляться разными путями (а также их комбинацией):

— недостаточной (тонкой) капитализацией, когда вклад в уставный капитал вносится не как вклад, а оформляется в виде гражданско-правовых договоров (займа, аренды основных средств и т.п.), соответственно, выплаты по таким договорам при определенных условиях можно считать получением дивидендов от деятельности;

— применением такого ценообразования внутри группы, которое позволяет контролировать размер выручки, получаемой рисковой частью, обеспечивая ее поступление фактически на грани себестоимости, а всю прибыль выводить на безрисковую часть;

— применением такого движения товарного (материального) потока внутри группы, которое позволяет контролировать размер добавленной стоимости на безрисковой составляющей, сводя ее и, как следствие, налоговую нагрузку практически к нулю, и выводить всю добавленную стоимость на рисковую составляющую.

Примерами — характеристиками рисковой части могут быть:

— ведение производственной деятельности, которая дает основную добавленную стоимость на арендованных основных средствах и (или) на давальческом сырье и материалах;

— ведение торговой деятельности через технические компании, на которые ложится вся налоговая нагрузка на маржинальный доход от закупки товара группой компаний и ее реализации за пределы группы компаний конечным покупателям.

Поэтому полученной выгодой, например, может считаться ситуация, когда фактическая экономия возникает на оплате поставщикам, подрядчикам, персоналу налогов, а выгоду при этом получает та компания (группа связанных компаний), которая выпускает товар на рынок, имея для этого соответствующие возможности (складские и/или торговые помещения, транспортные средства, персонал и т.п.), в том числе оформленные на разных членов группы.

В США критерий недокапитализации корпорации для ведения того вида и объема деятельности, который она ведет, является одним из главных, как для субординации требований участников корпораций, так и для прокалывания корпоративной вуали. Совершенно аналогичные разъяснения мы видим и у ФНС.

Иными словами, если ООО «Рога и копыта» с уставным капиталом в 10 000 рублей ведет строительство нескольких многоквартирных домов, а деньги, полученные от дольщиков, уходят, например, через определенную схему на конечного бенефициара, который реально контролирует и застройщика и подрядчика, и не это ООО впадает в банкротство, например, в связи с нарушением сроков строительства и требованиями о возврате денежных средств со стороны дольщиков, то недокапитализация и аккумуляция денежных средств у лиц, у которых нет никаких долгов, является свидетельством злоупотребления корпоративной формой. Такой уставный капитал явно не является достаточным для ведения подобной деятельности. Фактически пользу и прибыль от такой деятельности извлекают одни, а долги остаются на юридическом лице, которое заведомо неспособно их отдать.

Также представляют интерес те случаи, когда лицо признается КДЛ по иным основаниям, которые непосредственно в законе не указаны. Приведу примеры.

Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 28.05.2018 N Ф03-1932/2018 по делу N А73-3672/2016

Вместе с тем судами из материалов дела установлено, что Кривошеев О.А., Пак В.В. и Калашников Олег Дмитриевич (конечный бенефициар) знакомы друг с другом длительное время (ранее проходили обучение в авиационном училище) и являются группой лиц, которые имеют прямое или косвенное влияние на деятельность группы компаний — ООО «Минутка», ООО «Цивилизация», обществ с ограниченной ответственностью (далее — ООО) «Привал», «Восточный проект».

Согласно пункту 5 статьи 61.10 Закона о банкротстве суд может признать лицо контролирующим должника лицом по любым иным доказанным основаниям, которые прямо в законе не указаны.

Этими основаниями могут служить, например, любые неформальные личные отношения, например, совместное проживание, длительная совместная служебная деятельность (в том числе военная служба, гражданская служба), совместное обучение (одноклассники, однокурсники) и т.п. 

Следует учитывать, что бенефециары хозяйственных обществ стремятся скрыть свой статус таковых. На то они и создают структуру, в которой их не видно, чтобы в случае банкротства не быть привлеченным к субсидиарной ответственности. Так, в Определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 07.10.2019 N 307-ЭС17-11745(2) по делу N А56-83793/2014 находим следующее:
Делая вывод об отсутствии контроля над должником у Грабара В.В., суд округа сослался на положения должностной инструкции, принятой обществом.

Вместе с тем установление фактического контроля не всегда обусловлено наличием (отсутствием) юридических признаков аффилированности (пункт 3 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21.12.2017 N 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве»). Напротив, конечный бенефициар, не имеющий соответствующих формальных полномочий, в раскрытии своего статуса контролирующего лица не заинтересован и старается завуалировать как таковую возможность оказания влияния на должника. 

При ином подходе бенефициары должника в связи с подконтрольностью им документооборота организации имели бы возможность в одностороннем порядке определять субъекта субсидиарной ответственности путем составления внутренних организационных документов (локальных актов) выгодным для них образом, что недопустимо.

Статус контролирующего лица устанавливается в том числе через выявление согласованных действий между бенефициаром и подконтрольной ему организацией, которые невозможны при иной структурированности отношений.

Обращаясь с настоящим заявлением в арбитражный суд, уполномоченный орган помимо прочего ссылался на следующие обстоятельства:

— согласно карточкам банковских счетов Грабар В.В. вправе распоряжаться денежными средствами общества самостоятельно;

— Грабар В.В. является управляющим КТ «Ладоком холдинг КГ» и участником АО «Холдинговая компания „Ладога“, которым принадлежат основные активы должника (объекты недвижимости и интеллектуальной собственности);

— на встрече с представителями уполномоченного органа при разрешении вопроса о снятии ареста со счетов ООО „Группа Ладога“, а также через СМИ Грабар В.В. позиционировал себя в качестве бенефициара группы компаний „Ладога“.

Совокупность указанных обстоятельств позволила судам констатировать наличие у Грабара В.В. признаков контролирующего должника лица с возможностью формирования и реализацией финансовых и иных административно-хозяйственных решений.

Бремя опровержения представленных уполномоченным органом доводов возлагается на Грабара В.В. как процессуального оппонента. При этом, защищаясь против предъявленного иска, ответчику недостаточно ограничиться только отрицанием обстоятельств, на которых настаивает истец, необходимо представить собственную версию инкриминируемых ему событий. Однако Грабар В.В. имеющимся у него правом обоснованного возражения не воспользовался: не объяснил, как его предшествующее поведение согласуется с позицией в настоящем обособленном споре, по которой он не признает себя контролирующим должника лицом.

Таким образом, представление косвенных доказательств, которые сложно объяснить, кроме как наличием контроля лицом над должником, переносит на лицо, которое формально не имеет никакого отношения к хозяйственному обществу, создает фактическую презумпцию контроля, которая может быть им опровергнута. Простого отрицания контроля здесь явно недостаточно, а необходимо представить убедительную версию обратного. Подобная судебная практика, конечно, учит бенефициаров и выявлять их влияние на принятие решений хозяйственных обществ, будет в дальнейшем труднее.

В другом судебном акте ВС РФ говорится о том, что для доказательства статуса КДЛ необязательно представлять прямые доказательства. Да с точки зрения здравого смысла это и невозможно. Если бы для доказательства того, что лицо является КДЛ, требовалась представлять подтверждения дачи им указаний и так далее, то скрытых бенефициаров невозможно было бы привлекать к субсидиарной ответственности. Поэтому вполне достаточно косвенных доказательств, которые как говорилось выше создают фактическую презумпцию КДЛ.

Обратимся к Определению Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 15 февраля 2018 г. № 302-ЭС14-1472 (4, 5, 7) по делу № А33-1677/2013. В нем говорится:

Кроме того, разрешая спор в этой части, суды, по сути, сочли, что вменяемый Абазехову Х.Ч. контроль над обществом «ИНКОМ» должен быть подтвержден лишь прямыми доказательствами – исходящими от бенефициара документами, в которых содержатся явные указания, адресованные должнику, относительно его деятельности. Однако конечный бенефициар, не имеющий соответствующих формальных полномочий, не заинтересован в раскрытии своего статуса контролирующего лица. Наоборот, он обычно скрывает наличие возможности оказания влияния на должника. Его отношения с подконтрольным обществом не регламентированы какими-либо нормативными или локальными актами, которые бы устанавливали соответствующие правила, стандарты поведения.

В такой ситуации судам следовало проанализировать поведение привлекаемого к ответственности лица и должника. О наличии подконтрольности, в частности, могли свидетельствовать следующие обстоятельства: действия названных субъектов синхронны в отсутствие к тому объективных экономических причин; они противоречат экономическим интересам должника и одновременно ведут к существенному приросту имущества лица, привлекаемого к ответственности; данные действия не могли иметь место ни при каких иных обстоятельствах, кроме как при наличии подчиненности одного другому и т.д.

Учитывая объективную сложность получения арбитражным управляющим, кредиторами отсутствующих у них прямых доказательств дачи указаний, судами должна приниматься во внимание совокупность согласующихся между собой косвенных доказательств, сформированная на основании анализа поведения упомянутых субъектов. Если заинтересованные лица привели достаточно серьезные доводы и представили существенные косвенные доказательства, которые во взаимосвязи позволяют признать убедительными их аргументы о возникновении отношений фактического контроля и подчиненности, в силу статьи 65 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации бремя доказывания обратного переходит на привлекаемое к ответственности лицо.

Представляет интерес относительно доказывания фактического контроля над должником и Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 13.06.2019 N 13АП-4548/2019 по делу N А56-42617/2014/суб. В нем исследовался вопрос о привлечении к субсидиарной ответственности лица, которое формально участником общества не являлось. В данном постановлении суд исходил из следующего:

Учитывая, что Петров К.М. и Васильев С.Л. не являлись непосредственно ни участниками (учредителями), ни руководителями должника в период осуществления спорных операций/сделок, при разрешении вопроса о допустимости привлечения их к субсидиарной ответственности в числе прочего доказыванию подлежит отнесение их к категории контролирующих лиц, которые, несмотря на отсутствие формального статуса участника или руководителя, имели фактическую возможность давать должнику обязательные для исполнения указания либо иным образом определять его поведение, то есть осуществляли контроль над его деятельностью. Доказывание соответствующего контроля может осуществляться путем приведения доводов о существовании между лицами формально юридических связей, позволяющих ответчику в силу закона либо иных оснований (например, учредительных документов) давать такие указания, а также путем приведения доводов о наличии между лицами фактической аффилированности в ситуации, когда путем сложного и непрозрачного структурирования корпоративных связей или иным способом скрывается информация, отражающая объективное положение дел по вопросу осуществления контроля над должником.

Разрешая вопрос о наличии у Васильева С.Л. статуса контролирующего должника лица, суд первой инстанции заслушал пояснения Борсука В.В., явившегося в судебное заседание 20.11.2018, обозрел и проанализировал представленные в материалы дела пояснения кредитора-контрагента Общества ИП Поповой О.П., включая переписку (в том числе электронную) с иными кредиторами.

Так, в материалы дела заявителем представлен нотариально составленный протокол от 04.10.2018 осмотра доказательств, а именно, адресованных Васильеву С.Л. документов — фрагментов переписки с контрагентами Общества, свидетельствующих о том, что документы направлялись в мае, июле, августе, октябре 2013 года кредиторами должника Васильеву С.Л. (на его электронный почтовый ящик vasiliev1985@mail.ru) как лицу, имеющему право без доверенности представлять интересы Общества, генеральному директору.

Такой вывод позволяет сделать характер направляемой документации — проекты договоров, претензии, акты сверок, а также обратная связь — направляемые в ответ письма, подписанные от имени ООО „Магистраль“ Васильевым С.Л.

Однако, как справедливо утверждают суды, не всякие косвенные доказательства должны создавать фактическую презумпцию контроля юридического лица, а только лишь те, которые с помощью согласующихся между собой косвенных доказательств могут подтверждать факт возможности давать прямо либо опосредованно обязательные для исполнения должником указания. Поэтому данные косвенные доказательства должны быть ясными и убедительными.

Все остальные положения о КДЛ не столь сложны и интересны, так как говорят об очевидных КДЛ.