Когда отступать некуда и компромисса быть не может (Часть 2 развязка)

Начало истории часть первая (вводная) Говорят, крайний раз ее видели на старом татарском кладбище. Именно туда Миляуша направилась после последнего слова, попрощаться с родителями перед оглашением приговора. На который, впрочем, как вы уже знаете, она  не пришла.

После оглашения приговора я сразу подготовил краткую жалобу и ознакомился с протоколом судебного заседания, с целью исключения возможности неверного изложения показаний потерпевшего. Показания Мили были приобщены нами в письменном виде и их исказить было сложно. 

При подготовке дополнений к жалобе я понимал, что ждать оправдания моей подзащитной в апелляции не стоит, поэтому обратил внимание на процессуальные нарушения, которые были допущены судом при рассмотрении дела по существу, и являлись неустранимыми в апелляции.

Прежде всего -  это наличие оснований для отвода судьи, выразившихся в выводах суда, сделанных относительно предполагаемых событий, связанным с преступлением  в приговоре в отношении потерпевшего Ч. по ч.1 ст. 228 УК РФ. 

Следующим основанием было нарушение права на защиту, выразившееся в снятии  председательствующим вопросов защитника в адрес потерпевшего, имеющих значение для рассмотрения дела.  Кроме того, суд отказал в ряде важных ходатайств, в части направления запросов в банк о действиях с личным кабинетом потерпевшего в момент совершения преступления (на предмет введения паролей и кодов доступа). 

Конечно же я указал на непоследовательность показаний потерпевшего и наличие обоснованных оснований не доверять показаниям Мили, данным на предварительном следствии.  И наличии у нее оснований для самооговора, выразившихся в ложном понимании положений общей части УК РФ.

Как итог — апелляционная инстанция приговор отменила и направила дела на новое рассмотрение, указав, что суд должен был сам поставить вопрос о самоотводе и нарушил право на защиту, ограничив в праве на представление доказательств. Интересно, что апелляционная инстанция никак не дала оценку доводам жалобы о незаконном допросе свидетеля (следователя которая вела дело), который присутствовал в ходе всего заседания перед его допросом в зале суда.

А также о бездействии суда на доводы о фальсификации в протоколе допроса А., его подписей и отсутствии самого факта допроса. Приговор отменен, дело возвращено в тот же суд для нового рассмотрения в ином составе судей, мера пресечения изменена на подписку о невыезде. Итак, новое рассмотрение.

Перед его началом меня больше всего беспокоит тот факт, что прокурор попросит изменить меру пресечения, так как Миля в период розыска переехала в новую съемную квартиру, без чьего либо согласия, а вернуться в ту, в которой она проживала на момент избрания данной меры пресечения, возможности нет.

Скажу сразу — опасения были напрасны.  Миля восстала из пепла и явилась на первое заседание суда в новом составе. Только вот потерпевший запропал.  Новый судья всем своим видом не проявлял интереса к рассмотрению дела, он просто смотрел в левый угол зала суда расположенный над секретарем заседания. 

Его мало что интересовало и в целом было понятно, что ожидать хорошего не стоит. Суд неоднократно откладывали в связи с неявкой потерпевшего и оформлением на него привода, а «заступницы» Мили перманентно прожигали мой мозг на тему «почему я не заявляю те или иные ходатайства сразу и в 1 день, почему я просто отбываю номер, а бюджет проекта скудеет». 

Скажу сразу — они меня довели. И весь план по вытягиванию доказательств и построению защиты пришлось реализовывать в пожарном порядке.  Сначала я заявил ходатайство о направлении запроса в ПАО «Сбербанк», как и ранее, с целью узнать порядок операций с личном кабинете потерпевшего. 

Затем сразу пришлось заявить ходатайство о возвращении уголовного дела прокурору в порядке ст. 237 УК РФ. Основанием ходатайства являлось то, что в обвинительном заключении имелась следующая формулировка: «похитив, тем самым, путем перевода денежные средства  с банковской карты потерпевшего № 4527 4567 5678 0234». Мне, как защитнику, было неясно, как можно похитить денежные средства таким путем.

Суд в возвращении уголовного дела прокурору отказал, причем, да определение было изготовлено в письменном виде в совещательной комнате, но совершенно не имело мотивировки, в нем даже не были отражены обстоятельства заявленного ходатайства. Далее мной был заявлен еще ряд ходатайств, в т.ч. о направлении материалов по факту фальсификации протокола допроса А. в следственный комитет, назначении почерковедческой экспертизы, которые также были немотивированно отклонены судом.

Причем, по настоянию все тех же советчиков из нашей команды ходатайства, я готовил в перерыве заседания от руки без возможности спокойно и своевременно подготовить их. Единственное, что удовлетворил суд,  это разрешил мне огласить показания потерпевшего, данные им в ходе допроса в предыдущем судебном разбирательстве. 

Мы настаивали, что перевод денежных средств был произведен с ведома и по воле самого потерпевшего, что он сам осуществлял вход в  приложение «Сбербанк-онлайн», а денежные средства в дальнейшем были переведены моей подзащитной в биткоины и направленны на счет, который указал сам потерпевший. 

Снова допросили водителя такси, который присутствовал при всем этом. Государственного обвинителя интересовал лишь вопрос, почему он помнит указанные события и как часто он возил Милю в качестве водителя такси. Причем, потерпевший вновь подтвердил показания данного свидетеля полностью, за исключением той части, где описывались обстоятельства, связанные с переводом денежных средств. 

Прения сторон, и, суд назначает 2 года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима (на год меньше, чем по прошлому приговору). Миля в этот раз выслушивает приговор и отправляется под стражу в зале суда. На крыльце суда, после приговора, судья, вышедший на обед, получает полное ведро проклятий и добрых пожеланий от группы поддержки.

Я пишу апелляционную жалобу и традиционно знакомлюсь с протоколом заседания. Навещаю Милю в местном ИВС.  При этом все ее низменные качества проявляются вновь и получив от меня ответ что гарантий того, что ей изменят приговор быть не может, она заявляет родственникам, что  адвокат говорит о том что все бесполезно, и ее посадят, а уж оттуда она точно не выйдет, поэтому принесите ей мешок пряников, конфет, печения, колбасы, одеяло, «лирику», «кеторол» и сигарет побольше. 

В этот раз я пишу жалобу так, чтобы в хитросплетениях событий и процесса мог разобраться любой читающий ее, независимо от наличия юридических познаний.  День апелляционного суда. Группа поддержки прибывает в областной суд. Начинается эффект «очереди к врачу», где все страждущие в коридоре обсуждают свои беды и болячки и следят, кто, с каким результатом, покидает зал суда.

Они и Миля уверены, что сегодня ее отпустят. Дело вновь отправят на новое рассмотрение, уже на 3 круг. Как назло, перед нами судебное заседание, в котором 3 подсудимых решают каждый выступить в прениях сторон с часовой речью (надо сказать эффекта не последовало.) Перед заседанием от секретаря я получаю напоминание от коллегии  о том, что краткость — сестра таланта. 

В заседании после доклада председательствующего я заявляю ряд ходатайств:

•  о направлении запроса в ПАО «СБербанк» (в котором отказывал ранее суд первой инстанции, текст запроса приложен к 1 части статьи);
• направлении  сведений о фальсификации протокола допроса А. в следственный комитет;
• и о приобщении сведений о наличии у Мили смертельно опасного заболевания в 4 стадии;

Суд меня удивляет, впрочем остальных присутствующих он ставит в тупик. Ходатайство о направлении запроса в ПАО «сбербанк» удовлетворяется;

• дополнительно суд постановляет направить запросы в АО  «Альфа-банк» где открыт счет Мили для того чтобы изучить ее операции за день описываемых событий и последующий день.
• направляет сведения в СК РФ для проведения доследственной проверки по факту заявлений Мили о том, что она давала ложные показания на следствии под давлением;

При этом суд настойчиво пытается выяснить у подсудимой, как она распорядилась денежными средствами, которые поступили на ее счет со счета потерпевшего. Я понимаю, что «Штирлиц еще так никогда не был близок к провалу», суд фактически переходит к рассмотрению по правилам первой инстанции, как сказали бы в цивильном процессе, и идет ВА-БАНК.

Судебное заседание откладывается на месяц, естественно миля остается на это время в СИЗО.  Почему я так забеспокоился? Момент распоряжения Милей переведенными денежными средствами был изначально самым скользким и спорным с учетом ее позиции о том, что даже защитнику что-то вразумительное она пояснить не может, а точнее — не хочет. 

Фактически на счете потерпевшего было 7000 рублей. На свой счет Миля перевела 6500 рублей.  Затем происходит перевод на 2500 рублей на счет Анжелики В… и, через 15 минут, еще один перевод на 2500 рублей на указанный счет; через час — перевод на 900 рублей на счет Вадима Д., и, еще через полчаса, снятие 600 рублей через банкомат.

Согласитесь, такое движение средств не очень подтверждает нашу версию о том, что все переведенные деньги были потрачены на приобретение закладок «потерпевшим», в темную использовавшим доверчивую Милю.  Через месяц мы прибываем в судебное заседание, в приватной беседе Миля настойчиво требует, чтобы ее немедленно освободили и рассмотрели дело, так как ей не нравится находиться в камере СИЗО  с «синявками» и «марамойками». 

В судебном заседании происходит лишь замена одного из судей, но, что настораживает, на председателя судебной коллегии суда по уголовным делам. Само же заседание откладывается еще на месяц в связи с непоступлением ответов на запросы суда.  Группа поддержки рвет  и мечет. Миля возмущена. 

Наконец, перед третьим заседанием, поступают ответы из банков. Характер движения средств не в нашу пользу, по моему мнению, и описан Выше. Однако, два перевода на сумму 2500 рублей, выполнены клиенту банка на так называемый киви-кошелёк, данные о котором банк не разглашает.  Надо сказать, что сам потерпевший в суд являться отказался.

Однако группа поддержки пришла в процесс с тем самым телефоном, принадлежащем ему, с которого делались спорные операции, описанные в обвинении.  На данном телефоне имелось видеообращение потерпевшего, в котором он, традиционно по четным числам, просил не лишать свободы Милю (по нечетным, когда был рядом прокурор, его мнение резко менялось). 

От меня настойчиво требовали предоставить данную видеозапись суду, ведь, увидев ее, он все поймет и оправдает Милю.  На это требование я ответил очень просто. Во-первых, откуда суд узнает, что это потерпевший и он делает это обращение добровольно. Во-вторых, как я объясню суду то, откуда у вас телефон, принадлежащий потерпевшему, являющийся доказательством по делу.

В -третьих, данное обращение вообще не имеет для суда значения, так как юридически не влечет прекращения дела или не содержит сведений о невиновности Мили. Кроме того, ей назначено минимальное наказание исходя из санкции статьи, что само по себе невозможно при наличии у нее признаков опасного рецидива. 

Как итог судебная коллегия выслушала все мои доводы, изучила ответы на запросы, долго находилась в совещательной комнате, и как итог вернула уголовное дело прокурору. Милю освободили из под стражи, снова оставив ее под подпиской о невыезде.  После процесса освобожденная мне даже не позвонила и не сказала слов благодарности. Жизнь для нее вновь пошла своим чередом: «полочки», «дозочки»,  «инсулинки». 

Получив апелляционное постановление после возвращения дела в суд первой инстанции, я узнал, что основанием возвращения прокурору стал указанный мною довод, о наличии оснований для возвращения дела прокурору в порядке ст. 237 УПК РФ, в части указание в ОЗ хищения с банковской карты и отсутствия указаний на точные реквизиты банковского счета, с которого были похищены денежные средства.  Именно это обстоятельство само по себе лишило суд возможности нас оправдать. 

Через месяц от группы поддержки я узнал, что потерпевший умер от передозировки, его тело было обнаружено на лестничной клетке, а ноги направленны в сторону одной  «нехорошей квартиры».  На следующее утро мне позвонила новый следователь и пригласила на допрос меня и Милю. Я обрадовал ее относительно смерти потерпевшего, о которой она не была осведомлена, правда она сообщила, что успела с ним уже поработать. 

На допросе следователя больше всего  интересовало вновь движение средств по счету, после перевода от потерпевшего. Вновь пришлось мне прибегать к силе «могучей птицы Карлоса Костаньеда». Как итог, мы сообщили что 2 перевода по 2500 рублей на киви-кошелек, были сделаны по указанию потерпевшего. 900 рублей были переведены в счет оплаты услуг таксиста, возившего их в гараж. 600 рублей -  это вознаграждение Мили за криптовалютные операции и потраченное на это время.

Правда тут последовал удар по печени в виде вопроса, что на указанный киви-кошелек с банковского счета Мили в тот месяц были неоднократные переводы. Но смерть потерпевшего позволила нам дать ответ, что криптовалютные операции в его интересах Миля совершала частенько, получая за это небольшое вознаграждение.  После допроса Миля сказала мне, что лучше бы она отправилась в колонию, так как на воле ее жизнь снова превратилась в круговорот потребления. 

Примерно через неделю мне позвонили из «группы поддержки» Мили и сообщили, что ее и А. увезли в полицию, а дома обыск.  Произведя нехитрые поисковые мероприятия я выяснил, что Миля вновь задержана за совершение преступления предусмотренного п «г» ч.3 ст. 158 УК РФ.  Преступление свежее совершено пару дней назад. Она все признала и просила следователя мне об этом не сообщать. 

Я сообщил интересантам о новых обстоятельствах в жизни Мили. Более я ее не видел и не слышал. Знаю лишь от следователя, что эпизод по которому я ее защищал ранее соединили с новым, и по итогу прекратили, за отсутствием состава преступления. Так как участником уголовного дела я более не являюсь, то и ознакомиться с ним не имею возможности. 

Вот такая история, каждый из нее может сделать свой вывод. Я свой для себя сделал и боюсь, что он далеко не самый гуманный и романтизирующий профессию адвоката.