Белорус не убивал, или дело о необходимой обороне

В конце июня 2013 года в новостной интернет — ленте Карелии появились краткие новостные публикации, общий смысл которых звучал как «Житель Белоруссии убил своего отчима». Вот один, а вот второй примеры.

Прежде всего хочу выразить свои соболезнования родственникам погибшего, так как искренне уважаю их горе и ни в коем случае не собираюсь на нем спекулировать. Просто в юридической практике бывают ситуации, как и нижеследующая, о которых нужно рассказывать, потому как в ситуации, в которой оказался мой подзащитный, может оказаться любой из нас…

Уголовное дело и предварительное следствие

Все случилось в ночь с 23 на 24 июня 2013 года в Олонецком районе Карелии на федеральной трассе «М 18». Фабула такова: в ночное время мой подзащитный Б., его отчим В. и мать ехали по трассе на грузовом микроавтобусе.

Автомобилем управлял В., Б. сидел впереди на пассажирском сиденье, его мать находилась в салоне и в процессе движения спала. Все были выпившие, причем В. был, можно сказать, в сильной степени опьянения. В процессе движения В. стал выговаривать Б. за то что он непутевый сын, не может никак устроиться в жизни, лоботряс и т.п., и что из-за него одни проблемы, в связи с чем он (В.) решил отвезти его (Б.) на ж/д вокзал в г. Олонец или Лодейное поле, чтобы тот уехал в Белоруссию.

Здесь коротенько отмечу, что Б. в ноябре 2012 года приезжал из Белоруссии в наш город в гости к матери и стал жертвой грабежа. Вот в июне месяце 2013 года он как раз-таки вновь приезжал из Белоруссии к нам, чтобы провести по его делу завершительные следственные действия, я был его представителем.

Итак, в машине между отчимом и пасынком назрел конфликт, инициатором которого был отчим. В итоге словесная перепалка закончилась тем, что В. сказал «Ну все, щенок, пойдем поговорим», и остановил машину. Оба из машины вышли и направились каждый со своей стороны за фургон. В. увидев Б. и подойдя к нему, сразу же, ничего не говоря, нанес Б. удар кулаком по голове (лицу). В ответ на это  Б. нанес В. два удара кулаками в область головы: один в подбородок, другой в левый висок. От этих ударов В. упал спиной назад плашмя на дорогу и ударился затылочной частью головы об асфальт, после чего захрипел и не приходя в сознание вскоре умер.

Вот и вся фабула.

При попытке оказать первую помощь, Б. стал подтаскивать В. ближе к машине, держа его при этом за плечи, и нечаянно выронил, отчего В. вновь ударился головой об асфальт с высоты где-то в 20 сантиметров.

Я вступил в это дело 01 июля 2013 года и имел уже явку с повинной своего подзащитного, признательные показания, проверенные на месте. Его мать дала показания о том, что во время конфликта спала и ничего не видела. Явка звучала так: «Я нанес ему два удара от которых он упал». В показаниях он говорил о том, что В. нанес ему удар по лицу, в ответ на это он нанес ему два удара, от которых тот упал, при проверке показаний он говорил не «в ответ», а «сразу же».

25 июня 2013 года Б. был взят под стражу, ему было предъявлено обвинение по ч. 4 ст. 111 УК РФ. Я успел лишь только дать рекомендацию адвокату по назначению, участвовавшему до меня, не давать показаний по существу обвинения.

Собственно говоря, все дело состояло из показаний Б., его матери, брата погибшего — В.С., водителя — дальнобойщика, через которого вызывалась скорая и полиция, а также показаний сотрудников ДПС, участкового, прибывших на место происшествия, и опера, бравшего явку с повинной.

Работая с клиентом я сразу же выяснил главное, что не захотел забыл выяснить следователь: что значит «в ответ ударил»? Естественно получаю показания о том, что в целях защиты, причем В. нанеся один удар, намеревался нанести еще один, то есть замахнулся и, уворачиваясь от этого Б. «в ответ» бьет два раза кулаками В., от чего тот падает. Мать при этом не спала, а была рядом, бегала вокруг них. От действий потерпевшего на лице у моего подзащитного имелись кровоподтеки, зафиксированные судебно-медицинским экспертом.

Поговорив с матерью, и получив от нее соответствующее объяснение, установил, что действительно она видела эту драку, описала конкретные действия каждого участника. На вопрос почему не сказала об этом сразу, пояснила, что находилась в шоковом состоянии от потери мужа (она прожила с В. около 20 лет), вообще от ситуации, сына задержали, труп надо везти в Белоруссию, объясняться с родственниками и т.п. На фоне сильнейшего стресса у нее ухудшилось самочувствие, и перед допросом ей вызывали скорую помощь, делали укол реланиума.

Я сделал запрос в Олонецкую ЦРБ и получил подтверждающие сведения — карту вызова СП для матери Б. 25.06.2013 г., около 10 ч. 30 минут ей кололи реланиум — сильный седативный препарат.

Мной были написаны соответствующие ходатайства о дополнительных допросах Б. и его матери, о проведении иных следственных действий, значительная часть из них была удовлетворена.

Следствие упорно не хотело менять квалификацию, несмотря на очевидные, казалось бы, обстоятельства. Всему мешала СМЭ трупа, заключение которой сводилось к тому, что ЧМТ, причинившая смерть, возникла в момент нанесения ударов и усугубилось все это падением потерпевшего с соударением головы об асфальт.

В разрешении этого сложного вопроса было необходимо мнение авторитетного специалиста, который бы научно и аргументированно опроверг эти очевидно необъективные выводы СМЭ. И в этом деле мне оказал неоценимую помощь независимый эксперт Зарипов Разиф Александрович. На основании адвокатского запроса и представленных материалов дела он дал свое независимое заключение, подробно аргументированное, о том, что в действительности ЧМТ возникла именно от падения потерпевшего, а не от ударов кулаками по голове.

На основании данного заключения, мной было подготовлено ходатайство о его приобщении к делу и о назначении повторной комиссионной СМЭ трупа. Не удовлетворить его следствие просто не могло, так как это прямо касалось обвинения. В результате выводы комиссионной СМЭ с незначительными различиями в формулировках подтвердили выводы Зарипова Р.А.

А на дворе стоял ноябрь. Все мои попытки освободить Б. из-под стражи, в том числе и в судебных заседаниях о продлении срока стражи были тщетными. Однако повторная СМЭ все-таки сдвинула с места ситуацию.

От следователя поступило предложение, отказаться от которого мой подзащитный, проведя 5 месяцев под стражей, просто был не в силах: «Признаете 109-ю, — я вас выпускаю на подписку». Я был изначально против, так как практически сразу как вступил в дело считал, что здесь необходимая оборона, доказываемая без особо труда.

В итоге я не мог противостоять желаниям своего подзащитного и мы согласились, но с условием, что дело будет прекращено на предварительных слушаниях за деятельным раскаянием. Следователь обещал договориться об этом с прокурором, в противном случае мы для себя решили, что если дело не прекратят, то будем стоять до конца. 

Не прекратили. От особого порядка мы дружно отказались, как и обещали.

Судебное разбирательство

Надо было как-то «исправлять» ситуацию с признанием вины по ч. 1 ст. 109 УК РФ, хотя меня как адвоката это «признание» особо не пугало, потому что оно не подтверждалось объективно материалами дела, а поэтому имело характер самооговора.

Тактически я решил воспользоваться ч. 4 ст. 247 УПК РФ и помог моему подзащитному составить вот такое ходатайство на имя судьи:

«Руководствуясь статьей 47 и ч. 4 ст. 247 Уголовно-процессуального кодекса РФ прошу Вас провести судебное разбирательство по уголовному делу в отношении меня в мое отсутствие, но с обязательным участием моего защитника – адвоката Чернова Сергея Геннадьевича, с которым у меня заключено соглашение. Данное ходатайство подается мной осознанно, его суть и возможные правовые последствия мне разъяснены моим адвокатом, оно подается мной по согласованию с ним.

Относительно моей позиции по предъявленному обвинению сообщаю, что свою вину в предъявленном мне обвинении я не признаю. Я действительно причинил телесные повреждения В. в ночь на 24 июня 2013 года, однако сделал это исключительно в целях защиты от его нападения на меня, от его посягательства на мое здоровье (он причинил и продолжал причинять мне телесные повреждения), что в соответствии со ст. 37 УК РФ давало мне право на оборону. Свои признательные показания на следствии в части признания вины по ст. 109 УК РФ я не подтверждаю, поскольку они были даны мной с целью освобождения из-под стражи.

В любом случае, при рассмотрении данного дела и принятии по делу обвинительного решения прошу учесть все смягчающие обстоятельства, данные о моей личности (в т.ч. наличие у меня малолетних детей).

18 февраля 2014 года. Б.»

Ходатайство было собственноручно написано моим подзащитным Б., передано мне, после чего он уехал по месту своего жительства в Беларусь.

Судья никогда, видимо, не сталкивался с подобной ситуацией: дело с трупом рассматривать в отсутствие подсудимого, да еще и не признающего своей вины… Посыпались вопросы — кто и как писал это ходатайство, когда и где? На что я возразил, сказав, что это, простите, вмешательство в адвокатскую деятельность: а для чего я, собственно, нужен то? Разве мне запрещено помогать клиентам составлять правовые документы по делам? В общем, дело откладывалось несколько раз, так как «суд должен был убедиться в том, что эта позиция исходит лично от подсудимого», оформлялись глупые приводы, которые были обречены на неисполнение. В итоге, так как судья не верил, что это ходатайство написано Б., то Б. уже из Белоруссии почтой выслал в суд вот такое повторное ходатайство:

«ХОДАТАЙСТВО (п о в т о р н о е)

Руководствуясь статьей 47 и ч. 4 ст. 247 Уголовно-процессуального кодекса РФ прошу Вас провести судебное разбирательство по уголовному делу в отношении меня в мое отсутствие, но с обязательным участием моего защитника – адвоката Чернова Сергея Геннадьевича, с которым у меня заключено соглашение. Данное ходатайство подается мной осознанно, его суть и возможные правовые последствия мне разъяснены моим адвокатом, оно подается мной по согласованию с ним.

Несмотря на то, что сотрудники суда, которые связывались со мной, вводили меня в заблуждение и указывали мне на обязательность моего участия в суде, я не желаю в нем участвовать, поскольку имею в соответствии с законом такое право, и в реализации данного права я не могу быть ограничен судом.

Моя воля относительно участия в судебном разбирательстве окончательна, прошу в дальнейшем меня не извещать о судебных заседаниях, всю работу по участию в деле, получению копий процессуальных документов и так далее я полностью доверяю выполнить своему защитнику – адвокату Чернову С.Г.

Относительно моей позиции по предъявленному мне обвинению сообщаю, что свою вину в предъявленном мне обвинении я не признаю, категорически ее отрицаю.

Я действительно причинил телесные повреждения В. в ночь на 24 июня 2013 года, однако сделал это исключительно в целях защиты от его нападения на меня, от его посягательства на мои жизнь и здоровье, потому что он причинил и продолжал причинять мне телесные повреждения: он являлся инициатором данного конфликта, нанес мне удар по голове, т.е. в жизненно-важный орган, и собирался нанести снова, что в соответствии со ст. 37 УК РФ давало мне право на защиту от его действий, и такая защита была для меня необходимой.

Пределов защиты от его посягательства я не нарушил, поскольку мои действия соответствовали характеру и опасности его действий, были полностью им соразмерны.

Свои признательные показания на следствии в части признания вины по ст. 109 УК РФ я не подтверждаю, поскольку они были даны мной с целью освобождения из-под стражи. С данным обвинением я не согласен и считаю, что меня следует оправдать в связи с отсутствием в моих действиях состава преступления, так как я оборонялся.

В любом случае, при рассмотрении данного дела и принятии по делу обвинительного решения прошу учесть все смягчающие обстоятельства, данные о моей личности (в т.ч. наличие у меня малолетних детей).

Данное ходатайство написано мной собственноручно и абсолютно добровольно по месту моего жительства – в квартире по вышеуказанному адресу в г. Витебске Республики Беларусь.»

Судебное следствие наконец-то началось. Особенным  надо отметить здесь лишь допрос эксперта — председателя экспертной комиссии, выполнявшей СМЭ трупа. Эксперт дал очень развернутые разъяснения своего заключения, его показания были исключительно в пользу защиты.

Жаль, что это не в полной мере было оценено судом 1 инстанции...

Допрос подсудимого все-таки состоялся, но он, как потом оказалось, был нам на руку. Дело в том, что выступая в прениях, я обратил внимание суда на то, что есть основания для возвращения дела прокурору, но вопроса об этом перед судом я не ставил. Суть в том, что когда мы на следствии меняли обвинение и признали 109-ю, следователь не стал выносить постановление о прекращении преследования в части по ст. 111 ч. 4, а просто заменил постановление о привлечении в качестве обвиняемого, но уже по ст. 109 ч. 1, сделав его тем же числом и временем.

Но копия «старого» постановления у меня осталась (фотокопия), ее то я и предъявил в суде. Получилось в одно и то же время предъявлено два разных обвинения!

Суд допросил следователя — тот всячески «вилял», обвинял меня в фальсификации и т.п. По этому поводу суд решил допросить и подсудимого, поэтому мы решили на просьбу суда явиться — отреагировать, т.к. я был практически уверен, что дело возвратят «на дос».

Ну а заодно Б. дал показания по существу дела. Дело не вернули, так как Б. настолько запутал суд и запутался сам с этими обвинениями, что суд решил в этом дальше не разбираться.

Казалось, что в прениях я привел подробный анализ обстоятельств дела и доказательств, судья очень внимательно меня слушал, вникал в мою речь, и я был уверен, что моего подзащитного оправдают. Но это не произошло. Год и три месяца исправработ с зачетом срока содержания под стражей и освобождение от наказания в связи с фактическим отбытием.

Судья лишь исключил из обвинения то обстоятельство, когда при попытке оказать помощь Б. уронил В., перетаскивая его тело к машине. Оно итак понятно: он же действовал не с целью причинить вред. В итоге приговор обвинительный и в сравнении с первоначальным обвинением по ч. 4 ст. 111 УК РФ вполне неплохой вариант.

Но ведь Б. же оборонялся, как же так?

В итоге я подал апелляционную жалобу на приговор. Заседание суда апелляционной инстанции пошло по иному, чем обычно, сценарию: судья сам решил повторно исследовать ряд материалов дела и доказательств, что меня и прокурора очень насторожило. Но как оказалось, это было сделано судом для более тщательной аргументации невиновности моего подзащитного. 04 декабря 2014 года судья ВС РК Иванов В.Б. постановил апелляционный оправдательный приговор в отношении Б., с связи с отсутствием в его действиях состава преступления.