Как не стать экстремистом.(2:0 в нашу пользу)

(начало)

Рассказывают, что давным-давно жил царь Мидас. В силу определенных обстоятельств он получил от богов дар превращать в золото все, к чему он прикасался…

А не так давно в Ховринском межрайонном СО г. Москвы работал следователь Мащенко, у которого тоже был уникальный дар. Почти как у легендарного Мидаса. Любой протокол следственного действия, к которому прикасался Мащенко, превращался в бред сумасшедшего. Такой вот Антимидас с погонами.

… впрочем, я отвлекся. Свое предыдущее повествование я закончил на том, что прокурор вернул дело в отношении Андрея обратно в следственный отдел. Указания прокурор дал достаточно простецкие и бесхитростные. Фактически прокуратура указывала на то, что необходимо следствию доработать, что бы прокурор соблаговолил подписать это дело в суд, причем все эти недостатки были вполне устранимы. На совершенно очевидные нарушения и неустранимые противоречия в доказательственной базе прокурор «внимания не обратил». Руководству следственного отдела надо было бы понять, что Мащенко это дело не вытянет. Передали бы его кому потолковие, глядишь и пошло бы оно в суд. Ан-нет, дело вернули нашему Антимидасу.

— Может быть процессуальное сумасшествие Мащенко заразно и передалось руководству следственного отдела вместе с материалами дела?
— Как знать, Андрей, как знать.

Однако расслабляться, а тем более праздновать победу нам было рано. Первое, с чего начал Мащенко — это отправился по месту работы Андрея, выявлять следы преступления. Ага, по истечении трех лет с его совершения. Еще Мащенко назначил техническую экспертизу изъятого у Андрея из дома системного блока и экспертиза дала замечательные результаты. Помимо прочего, эксперт выявил, что доступ в сеть Интернет происходил в том числе в … 1970-м году! Мне, человеку немного знакомому с вычислительной техникой, было понятно, что в логах браузера отразилась системная дата, а системная дата в свою очередь на компютере может быть изменена владельцем по своему желанию, а может и сбиться, например, из-за выхода из строя отдельных элементов материнской платы. Но для Мащенко это стало неразрешимой проблемой, особенно после того, как я сделал заявление о том, что в 1970-м году ни сети Интернет, ни обвиняемого Андрея, ни ст. 282 УК РФ в природе не существовало.

Впрочем, на этом следственная лихорадка у Мащенко закончилась и он вновь погрузился в дремотное небытие, а следствие приостановил по причине отсутствия обвиняемого по месту жительства (естественно, без какого либо документального подтверждения). «Реанимировал» Мащенко дело только 31 мая 2013 года, когда наконец-то решился перепредъявить обвинение.

Обвинение — новое, грабли — старые...

Ну что, спрашивается, могло мешать следователю Мащенко привести обвинение в соответствие с требованиями закона? Может быть он не умел пользоваться УПК РФ? Может быть руки отказывались печатать, глаза видеть, а голова — думать? А может быть злобное начальство запретило ему конкретизировать обвинение? Нет, в такие предположения я поверить не мог, как не старался. Тогда что?

Вывод напрашивался очевидный, но парадоксальный. Похоже, что исполнить требования закона следователю Мащенко не давало… соответствующее ходатайство защиты. Указать точное место совершения преступления и конкретные высказывания, в которых он усмотрел экстремизм — значит признать правоту адвоката. Признать правоту адвоката — значит расписаться в собственной безграмотности. Признать собственную неграмотность — да не в жизнь! Вот и маялся Мащенко на распутье, выбирая из двух зол меньшее. Да только беда заключалась в том, что это топтание на старых процессуальных «граблях» было хуже любой из альтернатив.

Новая редакция постановлении о привлечении в качестве обвиняемого оставляло тягостное впечатление, как будто от пребывания в сумасшедшем доме. Да, Мащенко наконец-то признал, что инкриминируемое Андрею преступление является продолжаемым, а не длящимся (т.е. каждая «экстремистская» запись является самостоятельным преступным действием, направленным к общей цели и составляющих в своей совокупности единое преступление). Это, не побоюсь этого слова, эпохальное (в масштабах Хорошовского СО) открытие позволило Мащенко наконец-то разобраться со сроками давности некоторых «экстремиских» высказываний и выкинуть их из формулы обвинения. Именно «выкинуть», поскольку вопреки закону и логике каких либо постановлений о прекращении уголовного преследования в этой части Мащенко не выносил. В то же время позиция Мащенко по «альтернативному месту преступления» и отсутствию цитат конкретных инкриминируемых Андрею высказываний было незыблема.

Впрочем, обвинение имело и одно существенное дополнение. Уродливым наростом на и так не блиставшем красотой «те́льце» формулы обвинения по ст. 282 УК РФ, громоздилось обвинение по ст. 280 УК РФ- «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности, совершенные с использованием средств массовой информации». (Тут надо пояснить, что описываемые события происходили в 2013 году, до принятия пресловутого Федерального закона от 28.06.2014 N 179-ФЗ дополнивший эту часть статьи 280 словами «либо информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет» оставался еще целый год). И снова, как в обвинении по ст. 282 УК РФ «альтернативное место преступления» и отсутствие указаний на то, какие именно высказывания инкриминируются обвиняемому. Сама 280-я появилась в деле тоже не иначе как «от сырости», поскольку постановления о возбуждении уголовного преследования по данной статье Мащенко (вопреки позиции ВС РФ) не выносил.

— Гражданин следователь, а вы не желаете указать в обвинении в каком конкретно СМИ обвиняемый размещал призывы к осуществлению экстремистской деятельности? – спросил я осторожно.

Мащенко расплылся в глуповатой ухмылке, которая, видимо, должна была символизировать демоническую усмешку и заявил, что в обвинении все написано. Спорить с ним я не стал, ибо бесполезно, а для себя отметил необходимость обязательно выяснить, можно ли считать Интернет — СМИ?

Дальнейшее предъявление обвинения происходило по старой схеме. Мы вновь заявили ходатайство о разъяснении предъявленного обвинения и заявили о своем желании дать показания сразу после того, как нам объяснят где именно преступление совершено и в чем конкретно оно выразилось, а нам снова ничего конкретного не ответили. На том и расстались.

Добравшись до дома я углубился в чтение законов и судебной практики и без труда выяснил, что Интернет у нас СМИ не является. Чтож, будет о чем написать в последующих ходатайствах.

Как много нам открытий чудных…

В конце июня 2013 года мы с Андреем вновь ознакомились с материалами дела перед его направлением в суд. Ознакомились, заявили ходатайство о возврате дела прокурору.  В сравнении с предыдущим, новое я дополнил ходатайство новыми доводами и прежде всего привел обширный анализ причин, по которым Интернет не может являться СМИ в правовом смысле термина. Оставалось ждать дальнейшего развития событий, а они — события — все не развивались и не развивались. Дело куда-то опять «пропало». В мутных водах канцелярского документооборота оно «всплыло» только в августе. Тогда же Андрею вручили обвинительное заключение. Что ж, была, конечно, определенная надежда на то, что прокуратура снова вернет дело следователю, но она не оправдалась. В конце концов, по большей части эпизодов срок давности либо уже истек, либо должен был истечь до предполагаемого заседания суда второй инстанции, а адекватность вменения Андрею ст. 280 УК РФ мы все-таки надеялись оспорить в суде, уйти на первую часть и так же прекратить ее за истечением срока давности.

В принципе, прекращение за истечением срока давности по ст. 282 УК РФ было далеко не худшим вариантом, с учетом той нездоровой истерии, которую устраивают правоохранительные органы и политические деятели в отношении т.н. «экстремистских дел».

Незадолго до назначенного предварительного слушания мне позвонил Андрей.

— Знаешь, хочу я сходить в суд, с материалами дела ознакомиться еще разок. Что-то мне непонятно, зачем они в прокуратуре столько времени это дело держали перед тем как обвинительное утвердить.
— Да лето на дворе, небось там кто в отпуске, кто уволился, тем более дело не стражное. Вот и валялось оно у них, пока мешаться под ногами не стало.
— Э, нет. Можешь называть это оперским чутьем, но что-то меня эта ситуация смущает.
— Не верю я в оперское чутье, я всю жизнь следаком работал. Но если уж неймется, иди, убедись, что я прав.

Через день Андрей позвонил мне и сходу ошарашил меня вопросом
— А ты знаешь, что этот упырь, Мащенко, учудил?
— Откуда ж я могу это знать?
— Он постановление о привлечении в качестве обвиняемого заменил! Теперь мне не часть вторая ст. 280 УК РФ вменяется, а часть первая.

Хорошо, что я в это время сидел. Нет, конечно, я не на столько падкий на правовой беспредел, но всему же есть границы. Такой тупой наглости от следака я не ожидал. Самое удивительно, что бланк постановления о привлечении в качестве обвиняемого как будто специально был разработан для таких вод подтасовок. Адвокат и подсудимый ставят в нем подписи только на самом последнем листе. Остальные листы можно менять сколько вздумается. Я начал лихорадочно соображать, где в деле могли остаться следы существования обвинения именно по ст. 280 УК РФ.

— Слушай, а в протоколе допроса в качестве обвиняемого как? Там же наши подписи и листы просто так не заменишь.
— А он в протоколе двойку на единицу переправил.
— Как?
— По ходу либо ластиком, либо лезвием стер. Получилось препахабнейше.
— А ходатайства наши, я ведь в них указывал то, что нам вменяют, разбирал, что Интернет СМИ не является…
— Ходатайства на месте и ответы старые.
— Вот это поворот! Ладно, мне теперь это все переварить надо. Да, и еще, признаю, на счет оперского чутья я был не прав.

Дембельский аккорд.

Суд в отношении Андрея приближался, но у меня, как на зло, стартовало другое дело — стражное, многоэпизодное, да еще и в соседнем регионе. Хоть разорвись. Делать было нечего и я позвонил Андрею.  Понятное дело, что с юридической точки зрения я был вне критики. Соглашение у нас было только на период следствия, а на рассмотрение дела в суде я не заключал и понятное дело, теперь уже и не мог заключить.

Естественно, что Андрей известию о необходимости сменить адвоката не обрадовался, но ситуацию мою понял и каких либо упреков в мой адрес не высказывал. Возникал вопрос — «Кого взять на мое место?». Такая кандидатура у меня была. Я и решил предложить Андрею обратиться к моему старому знакомому, адвокату Матвею Цзену. Экстремистские составы были для Матвея не в диковинку. Сотрудничая на общественных началах с правозащитной организацией РОД (Русское общественное движение) Матвей имел в этом отношении практику богатую и разностороннюю, и когда я завел с ним разговор об этом деле, он не раздумывая согласился. Последовавшей затем встрече Матвея и Андрея обе стороны остались довольны и заключили соглашение на защиту.

Заключить-то они его заключили, да только времени у Цзена на ознакомление с материалами дела оставалось дня два-три. Совершенно ясно, что при таких сроках подготовить нормальное ходатайство в предварительное слушание было не реально, так что «дембельский аккорд» был с меня.

Вечерело. Я сидел перед экраном компьютера и писал ходатайство о возврате дела прокурору, но ситуация с подделкой документов и заменой листов постановления о привлечении в качестве обвиняемого все никак не могла уложиться у меня в голове.

Во-первых, следственная практика (даже в мои времена) всегда шла по пути вменения наиболее тяжкой квалификации за содеянное обвиняемым деяние, обоснованно полагая, что прокурор и суд при необходимости всегда смогут перейти на менее тяжкий состав. Так зачем Мащенко понадобилось огород городить?

Более того, получалось, что замена листов была совершена уже в тот момент, когда дело поступило в прокуратуру. Соответственно она происходила с ведома и согласия прокурора! Но ему-то зачем такая «химия»? Не проще ли, не безопаснее ли было вернуть дело для устранения недостатков, перепредъявления обвинения на менее тяжкий состав? Неужели процессуальное слабоумие Мащенко действительно так заразно?

Впрочем, нет худа без добра. Этой выходкой (а вернее сказать неумелыми попытками ее скрыть) Мащенко давал в наши руки любопытный козырь, который при правильном подходе можно было неплохо разыграть.

За окном было темно, осенняя прохлада струилась в открытую форточку, свет настольной лампы манил вьющихся за окошком комаров, а ко мне пришла адвокатская муза. Я принялся творил свое ходатайство. Частью, оно повторяло предыдущие доводы защиты, частью — было новоделом. Развеселый разбор заключения эксперта я в него естественно вставлять не стал, поскольку на возврат дела прокурору это бы никак не влияло, но кое -то новое в нем появилось. Да и вообще, два раза шутка — уже не шутка. Последним пунктом ходатайства я принялся расписывать факт фальсификации материалов дела: 

«Материалы настоящего дела были изменены. Так 31.03.2013 года Е.А.А. вменялось совершение преступления предусмотренного ст. 280 УК РФ. При поступлении же дела в суд, листы предъявленного Е.А.А. обвинения изменены, деяние обвиняемого квалифицировано по ст. 280 УК РФ. О факте изменения свидетельствуют имеющиеся у Е.А.А. копии постановлений о привлечении в качестве обвиняемого, копия обвинительного заключения по настоящему делу, фотографии материалов дела выполненных Е.А.А. при ознакомлении с ними при выполнении требований ст. 217 УПК РФ, ходатайства стороны защиты в которых сторона защиты прямо указывает на незаконность и необоснованность предъявления обвинения именно по ст. 280 УК РФ.
Таким образом следствием и прокурором нарушены требования ст.ст. 7, 47, 171, 172, 217, гл. 31 УПК РФ., а в действиях лиц, совершивших замену материалов дела и изменивших содержание протоколов следственных действий (протокола допроса обвиняемого Е.А.А. от 31.03.2013 года) содержатся признаки составов преступлений предусмотренных ч.2 ст. 303 и ст. 286 УК РФ» В общем, ходатайство о возврате дела прокурору было готово к назначенному сроку и по электронной почте отправлено подсудимому. Конечно, основания для возврата дела были железобетонные, но когда их «железобетонность» мешала суду плюнуть на аргументы защиты и назначить дело к разбирательству?

Впрочем Мащенковские подтасовки, по моему мнению, должны были сыграть в ходатайстве самую значительную роль. Их упоминание должно было ясно дать понять судье, какой развеселый процесс ее ожидает.

Здравствуй, Мащенко!

В день предварительного слушания я находился в нескольких сотнях километрах от Москвы, но определенную нервозность все равно ощущал. Ближе к полудню раздался долгожданный звонок от Андрея.

— Все мы с Матвеем ходатайство о возврате дела заявили, прокурор возразил и теперь судья ушла решение принимать. Вот сидим, ждем. По моему…
— Не надо предположений, ничего хорошего от них не будет. Давай ждать решения.
— Да, ты прав. Как будет результат — позвоню.

Еще через пол часа Андрей перезвонил. По его радостному голосу я понял, что в деле произошло еще одно маленькое чудо.

— Все, судья приняла решение дело возвратить.
— Здорово. Ты как решение на руки получишь, мне сразу скинь. Очень хочу на это взглянуть. Да, и по возможности, передай Мащенко от меня большой привет.

(окончание- „3:0 в нашу пользу“- следует)