В закоулках моей памяти возникли воспоминания о тех прекрасных временах, когда признаком хорошего процессуального тона со стороны следователя являлось непременное вынесение постановления о прекращении уголовного преследования в том случае, если по истечении 10 суток после избрании меры пресечения или задержания в отношении фигуранта не удавалось создать доказательственной базы, достаточной для предъявления обвинения.
Однако, те благословенные времена прошли, кадры сменились, структуры поменялись¸ кругом в процессуальных окопах засели «страшные лейтенанты», вооруженные знаниями УПК РФ, не превышающими по своей шкале слабенькой «пост-перестроечной» тройки.
Жизненные установки, полученные в старые добрые времена, из глубин моего подсознания взывали к реанимации правового обычая давних лет, вот я и пораскинул мозгами.
Уголовное дело в отношении моего Доверителя было возбуждено по факту. Сам Доверитель задерживался в порядке ст.ст. 91, 92 УПК РФ, допрашивался в качестве подозреваемого, срок его задержания в порядке ст. 91 УПК РФ в соответствии с ч. 7 ст. 108 УПК РФ продлевался Кемеровским районным судом на срок до 72 часов с момента вынесения судебного решения.
В дальнейшем обвинение моему Доверителю не предъявлялось. Какое-либо процессуальное решение об освобождении моему Доверителю (на момент освобождения из ИВС еще не знавшему о моем существовании) не предъявлялось.
Вместе с тем, через пять суток после освобождения из ИВС, следователем в отношении моего Доверителя было вынесено постановление о назначении психолого-психиатрической судебной экспертизы, причем в нем он фигурировал именно как подозреваемый.
Сразу же по вступлении в дело, мною было заявлено ходатайство, в котором я просил письменно сообщить мне какие именно документы, затрагивающие интересы моего Доверителя, указанные в п. 6 ч. 1 ст. 53 УПК РФ имеются в материалах уголовного дела и предоставить интересующие меня документы для ознакомления.
Следователь, «страшный лейтенант», не удовлетворив мое ходатайство путём вынесения соответствующего постановления, а только направлением факсимильного сообщения, в котором значилось, что «ознакомиться с документами я могу (разумеется без указания конкретных документов)», и скоропостижно «испарился» в отпуск во всероссийскую здравницу – Турцию – аж на 21 день.
В поступившем в адрес коллегии адвокатов «Цитадель» факсе также значилось, что уголовное дело будет передано в «заботливые руки» очередного «страшного лейтенанта».
Очередной «страшный лейтенант» оказался еще менее конкретным и менее дружелюбным, сразу отказав мне в получении постановления об удовлетворении моего ходатайства, вынесенного предыдущим «борцом с преступностью».
Разумеется, им мне не был даже устно оглашен перечень имеющихся в материалах уголовного дела документов, затрагивающих интересы моего Доверителя в соответствии с п. 6 ч. 1 ст. 53 УПК РФ. О таких мелочах как предоставление мне и моему Доверителю копии процессуального решения о продлении срока следствия по делу, «страшила» также не позаботился.
По всему было видно, что парню, в виду обуявшей его лени неприятен «эпистолярный жанр переписки с адвокатом», чем я и воспользовался, попросив «почикать фотиком». Снимке на десятом, в неоплодотворенном решениями Высших Судов и Конституцией РФ разуме юноши, произошло «процессульное замыкание», ввиду которого он взял у меня фотоаппарат и удалил сделанные мною снимки, на что я особо и не возражал, видя в этом хороший повод для его дальнейшего дисциплинарного наказания.
Кроме того, меня умиляла «святая простота» этого малоопытного борца с преступностью, в голову которого управление криминалистики не смогло вбить постулаты учения о бесперспективности уничтожения электронных документов таким наивно-простецким способом (лучше бы он сразу вынул карту памяти и съел её – устрашив меня своей решимостью карать зло во всем мире).
Пока страшный лейтенант с переменным успехом воевал с установками моего фотоаппарата, я выстроил следующую логическую цепочку:
Согласно ч. 1 ст. 46 УПК РФ, подозреваемым является лицо:
- либо в отношении которого возбуждено уголовное дело по основаниям и в порядке, которые установлены главой 20 УПК РФ;
- либо, которое задержано в соответствии со ст.ст. 91и 92 УПК РФ;
- либо к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения в соответствии со ст. 100 УПК РФ;
- либо которое уведомлено о подозрении в совершении преступления в порядке, установленном ст. 223.1 УПК РФ.
При этом обвинение должно быть предъявлено подозреваемому не позднее 10 суток с момента применения меры пресечения, а если подозреваемый был задержан, а затем заключен под стражу — в тот же срок с момента задержания. Если в этот срок обвинение не будет предъявлено, то мера пресечения немедленно отменяется.
Согласно ч. 4 ст. 195 УПК РФ судебная экспертиза в отношении потерпевшего, за исключением случаев, предусмотренных пунктами 2, 4 и 5 статьи 196 УПК РФ, а также в отношении свидетеля производится с их согласия или согласия их законных представителей, которые даются указанными лицами в письменном виде.
Разумеется, в прокуратуру области были поданы жалобы с приведенным обоснованием, а также с намеком на то, что мой Доверитель желает совершить чудную метаморфозу – превратиться из подозреваемого в потерпевшего (благо родственные узы по отношению к почившему потерпевшему ему это позволяли).
К моему удовлетворению, прокуратура области сообщила о грядущем наказании «страшного лейтенанта» за инициативное очищение SD-карты моего фотоаппарата, а также уверила меня в моем праве на снятие копий документов, указанных в п. 6 ч. 1 ст. 53 УПК РФ, разделив мое мнение о применимости в данном случае положений определений Конституционного Суда Российской Федерации от:
- 21 декабря 2000 года N 285-О,
- 18 декабря 2003 года N 429-О,
- 24 февраля 2005 года N 133-О,
- 15 ноября 2007 г. N 822-О-О.
Кроме того, прокурор сослался на правовую позицию, высказанную в Определении КС РФ от 23.06.2009 № 889-О-О и Постановлении КС РФ от 27.06.2000 № 11-П.
Обдумав точку зрения прокурора, я зарядил жалобу с возражениями следующего характера:
В соответствии с ч.ч. 1, 2 ст. 100 УПК РФ, у стороны обвинения, есть не более чем 10 суток после момента задержания в порядке ст.ст. 91, 92 УПК РФ для создания доказательственной базы, и, соответственно, обоснованного и законного привлечения лица в качестве обвиняемого.
Институт «оставления под подозрением», к которому апеллируют следователь и прокурор, характерен для средневекового инквизиторского процесса, который немыслим в современном российском обществе.
Следовательно, лицо, в отношении которого было применено положение ч. 2 ст. 100 УПК РФ уже не является задержанным в порядке ст. ст. 91, 92 УПК РФ, либо лицом, к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения в соответствии со ст. 100 УПК РФ, так как мера процессуального принуждения в обоих случаях уже отменена.
Кроме того, в вышеуказанных решениях КС РФ рассматриваются исключительно ситуации, возникающие до применения мер процессуального принуждения, а уже не после их отмены самими же органами предварительного следствия. Оправдывать этими решениями КС РФ практику применения средневекового правового института в Российской Федерации абсурдно!
Отписавшись в подобном ключе, жду реакции процессуальных оппонентов. Камрады, а Ваше мнение? Превратиться ли «гадкий утёнок» подозреваемого в «белого лебедя» потерпевшего?