В начале 2016 г. обратилась ко мне женщина с просьбой осуществлять защиту ее мужа, совершившего дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом в состоянии опьянения, то есть по ч.4 ст. 264 УК РФ.
Дела по ДТП являются для меня одной из главных сфер моей деятельности, но с четвертой частью ст. 264 УК РФ приходится сталкиваться не так уж часто. Судебная практика по данной категории дел весьма сурова и суды в подавляющем большинстве случаев назначают реальное лишение свободы.
Мой подзащитный после ДТП находился еще в больнице, поэтому узнать подробности ДТП от него пока удалось лишь в общих чертах от его супруги. Но, к сожалению, никакой значимой для меня информации она не сообщила.
И вот через неделю представилась наконец возможность пообщаться лично с «виновником торжества». В беседе он поведал мне, что выезжая из города, по пути подхватил своего знакомого (ставшего впоследствии жертвой ДТП), находившегося в состоянии сильного алкогольного опьянения. О своем алкогольном опьянении мой будущий подзащитный заявил, что в день ДТП алкоголь не употреблял, а «хорошо поддал» накануне вечером. (забегая вперед, наркологическое освидетельствование показало наличие в крови моего подзащитного алкоголя, поэтому данный факт оспаривать было бессмысленно).
В ходе движения между ним и пассажиром произошел словесный конфликт, в ходе которого пассажир ударил его кулаком в правую часть лица, отчего он потерял сознание, потерял управление автомобилем, выехал на встречную полосу, где и совершил столкновение с движущимся навстречу внедорожником. В результат ДТП пассажир автомобиля моего подзащитного погиб. Во внедорожнике, которым управляла беременная женщина, все, слава Богу, живы и серьезно не пострадали.
Как обычно бывает в таких случаях, следствие и суд с большой долей сомнения относятся к таким версиям подозреваемых, считая их, конечно, происками зловредных и недобросовестных адвокатов. Но в том то и дело, что эта версия была озвучена мне самим подзащитным. Более того, наличие телесных повреждений в виде ссадин в правой части лица и в районе уха, позволяло утверждать, что версия моего подзащитного является правдивой.
Очень интересной представляется позиция прокурора, проверявшего это дело в процессе предварительного следствия: «пьяный, значит виноват...»О необходимости установления прямой причинно-следственной связи между нарушением ПДД и совершенным ДТП, прокурор, по видимому, забыл… А может, и не знал вовсе.
Дело в том, что сам факт управления автомобилем в состоянии опьянения не всегда находится в прямой причинно-следственно связи с ДТП. Допустим, едет пьяный водитель. Но едет по своей полосе с разрешенной скоростью и пр. Но на его полосу лоб в лоб выезжает водитель трезвый и происходит столкновение. Как показывает судебная практика и подсказывает логика — виноват тот, кто выехал на встречную полосу. Но у прокурора логика несколько другая: «выпил — сиди дома. Выехал пьяный на дорогу — уже, нарушил ПДД. Если б не выехал, ДТП не произошло бы».Наша версия произошедшего была озвучена нами на допросе в качестве подозреваемого. После этого с целью ее проверки следователем, естественно, была назначена судебно-медицинская экспертиза. Выводы эксперта были следующие:«учитывая линейный вид ушибленной раны в правой околоушной области и ее длину (3 см), причинение ее в результате локального ударно-травматического воздействия рукой нападавшего (кулаком или локтем) представляется крайне маловероятным». Таким образом, эксперт не смог полностью исключить версию моего подзащитного, а лишь поставил ее под сомнение. Ведь крайняя маловероятность не есть «полная невозможность». Однако суды у нас в подавляющем большинстве полностью забыли содержание ст. 14 Уголовно-процессуального кодекса…
Данный вывод эксперта был мной подвергнут серьезной критике на следствии и в суде, по тем основаниям, что омеханизме возникновения данного телесного повреждения эксперт не пояснил ничего, хотя такой вопрос перед ним ставился. Эксперт указал на маловероятность возникновения телесного повреждения, следовательно, он должен указать механизм его образования, то есть как и чем оно, по его мнению, было причинено. Формулировка, указанная в п. 7 выводов эксперта также не отвечала на вопрос о механизме образования данной раны. Приводилась лишь абстрактная фраза «могли быть получены в результате ДТП от 04.03.2016 г. в салоне автомобиля в ходе столкновения транспортных средств». А как получены? Обо что? О части автомобиля, панель, стекло, рукоятку КПП, руль? Ответа на данный вопрос эксперт не дал. Тогда в связи с чем он посчитал маловероятным причинение раны в результате удара потерпевшего? Из приведенного вывода эксперта не усматривается, на основании чего эксперт пришел к выводу о маловероятности причинения ушибленной раны правой околоушной области в результате удара, нанесенного водителю пассажиром. Эксперт не сослался на какую-либо литературу, экспертные методики. Экспертом не раскрыта методика определения возникновения указанных телесных повреждений, то есть, почему получение данного телесного повреждения от удара пассажира маловероятно. При этом следует отметить, что в том же заключении эксперт при оценке телесного повреждения в виде перелома челюсти максимально подробно описал методику определения механизма возникновения данного телесного повреждения, ссылаясь на соответствующую литературу, и получив консультацию профильного специалиста, в результате чего сделал вывод о том, что «образование этого перелома в результате локального ударно-травматического воздействия рукой нападавшего по правой половине лица… исключается». Данный вывод стороной защиты не оспаривался, поскольку являлся надлежащим образом подтвержденным и научно обоснованным. Так почему же подобного вывода не сделано экспертом при исследовании ушибленной раны? Нет ссылок на методики исследования ран, их виды и способы причинения? На все эти вопросы эксперт не ответил ни на следствии ни в суде.
В качестве закономерного итога судебного процесса, который к материалам дела, в целом, не добавил никакой полезной информации, в прениях я указал суду на недоказанность вины моего подзащитного, и просил его оправдать. Речь в прениях в письменном виде приобщил к делу.
Судебное следствие закончилось. Подсудимый и другие участники из зала вышли. Я задержался, собирая вещи и документы, когда услышал от судьи: «Вы что, Егоров, совсем? Оправдать!?» На что я ответил: «Да, оправдать, я все изложил в прениях». Судья «зависла» в задумчивости. «А что, вы дальше пойдете обжаловать?» — был следующий ее вопрос. «Позиция моего подзащитного – в случае назначения реального лишения свободы он готов идти до конца», — ответил я. (И действительно, как признался мне мой подзащитный перед судом, за больше полугода следствия и суда он устал и хотел лишь одного – остаться на свободе. Не важно как – оправданным, или с условным сроком, лишь быть остаться со своей семьей. Водительское удостоверение ему было уже не нужно – машина разбита в ДТП, после чего ее остатки сгорели на стоянке).
Судья удалилась для вынесения приговора. На следующий день был оглашен приговор – 4 года лишения свободы условно с лишением права занимать определенные должности и заниматься определенной деятельностью на срок 3 года.
Мой подзащитный с приговором согласился и решил его не обжаловать. Воля доверителя — закон для адвоката.
В заключение хочу отметить, что в приговоре вывод эксперта о маловероятности получения телесных повреждений моим подзащитным в результате удара самого потерпевшего, о котором речь шла выше, судом не приведен вообще. Вот такое «избирательное правосудие»…