12.
Понимание морали (нравственности) и права как противостоящих друг другу социальных институтов и образований и прочее (называйте, как хотите) привело к тому, что сегодня наши оценки преступления смещены именно в сферу формалистического понимания. Именно форма преступления (понятия преступления) есть то, что определяет понимание преступления. Критерий общественной опасности качественен только по отношению к самой форме, он носит оправдывающий характер того, что уже признано преступлением и закреплено таковым в законе. В конечном счете, все, начиная от правоприменителя и заканчивая доктриной, признают, что роль гуманистического отношения в определении преступления играет явно не главную роль, тем более не определяющую. Однако именно принцип гуманизма остается для государства оправдывающим в построении конструкции понятия преступления. Именно отношение оценки рождает стремление к тому, чтобы оправдать отнесение тех или иных деяний к кругу общественно – опасных, а, следовательно, и преступных. Мы не говорим о том, что само понятие общественного вреда и опасности невозможно при современной методологии определить таким образом, чтобы застраховать себя от изначально неправильной формы рассуждений. Уголовное право, неся в себе все признаки права, к сожалению, так и не выработало четкого отношения к моральности преступления – содержания своей нормативности (Герцензон предлагал ввести пятый признак- аморальность). Это следствие того, что сама теория государства и права никогда до конца не осознавала вопрос моральности с точки зрения целесообразности моральности – это неудобно и громоздко, quasi философские формы рассуждений куда более проще и вернее доказывают личную результативность, нежели практическая верифицированность теории на практике. А практика сегодняшнего дня (не только в России, но и вообще в мире) показывает, что моральность в оценке преступления – первейшее, что следует учитывать при формировании понятия преступления. Причем учитывать не просто, как константу качественной постоянности, а как то, на что необходимо воздействовать при понимании преступления в рамках государственного отношения к преступлению.
Когда общая теория говорит, что право не регулирует взаимоотношения морали и нравственности, право вынесено из норм моральной оценки по своей сущности, и при этом умалчивает о множестве противоречий этой позиции и несоответствии смыслов содержания результата ее применения на практике, уголовное право считает, что этого достаточно для того, что не считаться сморальным содержанием понятия преступления. Не считаться в плане теории уголовного права и не учитывать в рамках государственности. Законодатель всегда путает свою независимость от морали и независимость права. Право именно зависимо от морали, поскольку оно следствие ее формализации.
Понимание морали (нравственности) и права как противостоящих друг другу социальных институтов и образований и прочее (называйте, как хотите) привело к тому, что сегодня наши оценки преступления смещены именно в сферу формалистического понимания. Именно форма преступления (понятия преступления) есть то, что определяет понимание преступления. Критерий общественной опасности качественен только по отношению к самой форме, он носит оправдывающий характер того, что уже признано преступлением и закреплено таковым в законе. В конечном счете, все, начиная от правоприменителя и заканчивая доктриной, признают, что роль гуманистического отношения в определении преступления играет явно не главную роль, тем более не определяющую. Однако именно принцип гуманизма остается для государства оправдывающим в построении конструкции понятия преступления. Именно отношение оценки рождает стремление к тому, чтобы оправдать отнесение тех или иных деяний к кругу общественно – опасных, а, следовательно, и преступных. Мы не говорим о том, что само понятие общественного вреда и опасности невозможно при современной методологии определить таким образом, чтобы застраховать себя от изначально неправильной формы рассуждений. Уголовное право, неся в себе все признаки права, к сожалению, так и не выработало четкого отношения к моральности преступления – содержания своей нормативности (Герцензон предлагал ввести пятый признак- аморальность). Это следствие того, что сама теория государства и права никогда до конца не осознавала вопрос моральности с точки зрения целесообразности моральности – это неудобно и громоздко, quasi философские формы рассуждений куда более проще и вернее доказывают личную результативность, нежели практическая верифицированность теории на практике. А практика сегодняшнего дня (не только в России, но и вообще в мире) показывает, что моральность в оценке преступления – первейшее, что следует учитывать при формировании понятия преступления. Причем учитывать не просто, как константу качественной постоянности, а как то, на что необходимо воздействовать при понимании преступления в рамках государственного отношения к преступлению.
Когда общая теория говорит, что право не регулирует взаимоотношения морали и нравственности, право вынесено из норм моральной оценки по своей сущности, и при этом умалчивает о множестве противоречий этой позиции и несоответствии смыслов содержания результата ее применения на практике, уголовное право считает, что этого достаточно для того, что не считаться сморальным содержанием понятия преступления. Не считаться в плане теории уголовного права и не учитывать в рамках государственности. Законодатель всегда путает свою независимость от морали и независимость права. Право именно зависимо от морали, поскольку оно следствие ее формализации.
