14.
Сегодня для уголовного права отсутствуют критерии эффективности его бытия вообще как отрасли права. Оно самоизолированно благодаря тому, что само себя признало источником представления о преступлении. Наука уголовного права не имеет решающего голоса и прячется в своих теоретических высказываниях за маской законодателя. Правоприменительная практика, изъедаемая коррозией смыслов, трансформированная в коррупционные формы, в произвол личного стола, при видимой законности общих основ, не в состоянии одолеть минимального спектра теоретических задач, решение которых необходимо для оперативной корректировки курса развития уголовного законодательства. Давление форм организованной преступности, опирающееся на практический, чувствуемый тезаурус жизненной правоты в форме предпринимательской выгоды, «понятий», общеизвестных частных мер принуждения, вносит существенные корректировки там, где этого не успела сделать сама жизнь.
Все это приводит к тому, что сфера уголовно- правовых отношений стала неуправляемой формой отношений «человек – государство», при том, что человек занимает в ней самое бесправное состояние уже в самом начале возможности структурирования отношений. Таким образом, ни о развитии у нас полноценного института гражданского общества (адвокатуры), ни о соблюдении международных стандартов взаимоотношений человека с государством (прав и свободы человека) говорить не приходится.
Ситуация становится угрожающей в свете статистической отчетности о количестве преступлений, предполагаемых формах латентности преступности, масштабах организованной преступности. Существует основание полагать, что мы находимся в преддверии смены общественно – экономической формации, где новым способом общественного производства станет организованная форма того, что мы сегодня называем преступлением.
Выход и решение данной проблемы уголовного права может быть найден только в условиях существования четкого критерия эффективности оценки, как самое себя (соответственно и по форме усечения противоречий и по форме организации, корреспондирования своих положений в отношении частного субъекта), так и форм общественных отношений, на которые уголовное право воздействует в той или иной форме (принципы реализации через негативную свободу, так и непосредственность правовой охраны). В свое время этим критерием могла стать философия права, если бы она нашла метод детализации своих положений применительно к отраслевым формам правообразования. Но наше деление на отрасли права уже само по себе субъективно (в отношении международного права).
Само международное право, являясь пока полноценной, но не универсальной формой познания, могло бы стать корректирующей величиной по отношению к внутренним формам уголовного права, но в силу специфики его принципов можно говорить только о гносеологическом моменте положительного воздействия международного права на национальное. При этом следует отметить, что сам механизм формообразования социальной материи не изменяется, только укрупняются субъекты правоприменения (по территории, сумме участников, корреспондировании их прав и обязанностей), изменяются частично внешние формы ответственности, но при этом сам метод воздействия на общественные отношения остается неизменным (в конечном счете, остается наказание, остаются вещественные придатки властвования, остается национальная окраска, отсутствует универсализм теории, в противовес формальному универсализму чистейшей практики организации уголовного права).
В отношении международного права так же следует заметить, что оно в своем содержании значения носит оперативный характер реагирования совершенно неприемлемый к отношениям уголовно – правового характера. Следует так же отметить, что сегодня частота изменения норм уголовного права (во всем мире) достигла своего апогея. Уголовный кодекс меняется в течении жизни человека несколько раз. Это уже даже с точки зрения формально – юридических методов познания свидетельствует о неточности отражения общественных форм организации материи.
С точки же зрения универсализма оценки, такая ситуация недопустима, ибо сфера циркулирования информации, которая носит педагогический характер, а значит, имеет структуру, обратную по времени общественным формам, измеряется в процессе своего становления именно периодами жизни. Преемственность ошибок, передаваемых в рамках семейного воспитания, имеет самый высокий уровень неискоренимости и живучести. Производить зачистки в сознании масс внутри из семьи – это акции, на которые способно лишь тоталитарное государство, и то ему для этого необходимо, как минимум, устранение неугодных (так как они есть воплощение негосударственного бытия в возможности, реализованного в действительность). Соответственно, измена уголовного кодекса в рамках жизни человека приводит только к одному – к недоверию со стороны субъекта познания к данному законодательному акту. Мы не будем говорить о том, что это влечет формально- юридические неудобства, а равно и экономические. Скажем лишь о том, что это свидетельствует об отсутствии в Уголовном праве четких основ стабильного развития и четкой стратегии курса развития.
Сегодня для уголовного права отсутствуют критерии эффективности его бытия вообще как отрасли права. Оно самоизолированно благодаря тому, что само себя признало источником представления о преступлении. Наука уголовного права не имеет решающего голоса и прячется в своих теоретических высказываниях за маской законодателя. Правоприменительная практика, изъедаемая коррозией смыслов, трансформированная в коррупционные формы, в произвол личного стола, при видимой законности общих основ, не в состоянии одолеть минимального спектра теоретических задач, решение которых необходимо для оперативной корректировки курса развития уголовного законодательства. Давление форм организованной преступности, опирающееся на практический, чувствуемый тезаурус жизненной правоты в форме предпринимательской выгоды, «понятий», общеизвестных частных мер принуждения, вносит существенные корректировки там, где этого не успела сделать сама жизнь.
Все это приводит к тому, что сфера уголовно- правовых отношений стала неуправляемой формой отношений «человек – государство», при том, что человек занимает в ней самое бесправное состояние уже в самом начале возможности структурирования отношений. Таким образом, ни о развитии у нас полноценного института гражданского общества (адвокатуры), ни о соблюдении международных стандартов взаимоотношений человека с государством (прав и свободы человека) говорить не приходится.
Ситуация становится угрожающей в свете статистической отчетности о количестве преступлений, предполагаемых формах латентности преступности, масштабах организованной преступности. Существует основание полагать, что мы находимся в преддверии смены общественно – экономической формации, где новым способом общественного производства станет организованная форма того, что мы сегодня называем преступлением.
Выход и решение данной проблемы уголовного права может быть найден только в условиях существования четкого критерия эффективности оценки, как самое себя (соответственно и по форме усечения противоречий и по форме организации, корреспондирования своих положений в отношении частного субъекта), так и форм общественных отношений, на которые уголовное право воздействует в той или иной форме (принципы реализации через негативную свободу, так и непосредственность правовой охраны). В свое время этим критерием могла стать философия права, если бы она нашла метод детализации своих положений применительно к отраслевым формам правообразования. Но наше деление на отрасли права уже само по себе субъективно (в отношении международного права).
Само международное право, являясь пока полноценной, но не универсальной формой познания, могло бы стать корректирующей величиной по отношению к внутренним формам уголовного права, но в силу специфики его принципов можно говорить только о гносеологическом моменте положительного воздействия международного права на национальное. При этом следует отметить, что сам механизм формообразования социальной материи не изменяется, только укрупняются субъекты правоприменения (по территории, сумме участников, корреспондировании их прав и обязанностей), изменяются частично внешние формы ответственности, но при этом сам метод воздействия на общественные отношения остается неизменным (в конечном счете, остается наказание, остаются вещественные придатки властвования, остается национальная окраска, отсутствует универсализм теории, в противовес формальному универсализму чистейшей практики организации уголовного права).
В отношении международного права так же следует заметить, что оно в своем содержании значения носит оперативный характер реагирования совершенно неприемлемый к отношениям уголовно – правового характера. Следует так же отметить, что сегодня частота изменения норм уголовного права (во всем мире) достигла своего апогея. Уголовный кодекс меняется в течении жизни человека несколько раз. Это уже даже с точки зрения формально – юридических методов познания свидетельствует о неточности отражения общественных форм организации материи.
С точки же зрения универсализма оценки, такая ситуация недопустима, ибо сфера циркулирования информации, которая носит педагогический характер, а значит, имеет структуру, обратную по времени общественным формам, измеряется в процессе своего становления именно периодами жизни. Преемственность ошибок, передаваемых в рамках семейного воспитания, имеет самый высокий уровень неискоренимости и живучести. Производить зачистки в сознании масс внутри из семьи – это акции, на которые способно лишь тоталитарное государство, и то ему для этого необходимо, как минимум, устранение неугодных (так как они есть воплощение негосударственного бытия в возможности, реализованного в действительность). Соответственно, измена уголовного кодекса в рамках жизни человека приводит только к одному – к недоверию со стороны субъекта познания к данному законодательному акту. Мы не будем говорить о том, что это влечет формально- юридические неудобства, а равно и экономические. Скажем лишь о том, что это свидетельствует об отсутствии в Уголовном праве четких основ стабильного развития и четкой стратегии курса развития.
