Стокгольмский синдром — термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе применения угрозы или насилия.
Под воздействием сильного переживания жертва начинает сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия и в конечном счёте отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели
Несмотря на то, что речь в описании такого явления как «Стокгольмский синдром» идет о насилии, заложниках, агрессии, похищении и угрозах, публикация совсем не о деяниях, ответственность за которые предусмотрена соответствующими нормами Уголовного кодекса, а даже несколько о другом.
Не являясь специалистом в психологии, в ходе более чем 20-ти летней работы по уголовным делам, я многократно сталкивался с некоторым явлением, объяснения которому не мог найти. Оно заключалось в том, что некоторые (причем не мало) подозреваемые, обвиняемые выполняли указания (просьбы, пожелания – неважно в каком виде они были высказаны) представителей стороны обвинения – оперативников и следователей.
Действия, которые их просили выполнить были абсолютно различны – что-то подписать, на что-то указать, что-то сказать, встать там, показать на какой-то объект для фотоснимка и т.п. Главное, что их объединяло – отсутствие какой-либо процессуальной пользы для самого субъекта, их выполнявшего, а зачастую и откровенный вред.
Некоторые примеры:
- признание вины, за которым следует заключение под стражу – без проблем.
- согласие на проведение следственных действий с защитником по назначению, в ночное время (что бы не успел приехать защитник с которыми родственники заключат соглашение) – безусловно.
- предоставление паролей от компьютера и телефона – пожалуйста.
- подписать протокол ознакомления с делом за один день – конечно…
В любом из этих действий как таковом, нет большой проблемы, если обстоятельства складываются так, что для каких-то своих целей они выгодны стороне защиты. Например «скоростное» подписание протокола ознакомления с материалами дела при полном признании вины и расчете на условное наказание, либо желании как можно скорее убыть из СИЗО в ИК.
Но в случае, когда такие цели отсутствуют, действия тех, кто идет на процессуальные уступки в ущерб своим интересам, всегда вызывали мое удивление. Почему это происходит? Причин может быть несколько.
Страх (как бы хуже не стало) и непонимание сути происходящего (а что по другому было можно было? или – а что от этого изменится?) еще можно объяснить условно-рационально – действительно представители органов правопорядка имеют власть над обычными гражданами и могут при большом желании создать ряд проблем не только подозреваемому – обвиняемому и их родным-близким, но и свидетелям, а значение того или иного документа, который от тебя требуют срочно подписать не всегда может понимать даже специалист из другой отрасли права (например юрист-арбитражник).
Если честно, даже я не всегда понимаю смысл некоторых документов, которые представители следственных органов требуют подписать от меня или от доверителя. Но я в таком случае не стесняюсь попросить разъяснить что это такое, кто его придумал и зачем нам это подписывать.
В большинстве случаев в ответ слышу ссылки на прокурора, начальство, заведенный порядок и так далее, после чего прошу все-таки вернуться к нормам уголовно-процессуального кодекса, что иногда помогает, в иных случаях я узнаю о своем непрофессионализме и грядущем обрушении на мою голову (за отказ подписать свежепридуманный документ) всех возможных кар, начиная от жалоб и заканчивая в зависимости от фантазии говорящего.
Но это все-таки крайние случаи, применение насилия к подозреваемым и обвиняемым, и даже угрозы применения насилия, в настоящее время являются чем-то из ряда вон выходящим, по крайней мере в нашем регионе я об этом давно не слышал.
Гораздо чаще на вопрос – «зачем ты это сделал (подписал, сказал, промолчал согласился и т.п.), ведь это явно не в твоих интересах?» встречается ответ… Точнее даже не ответ, а что-то малообъяснимо-подсознательное, в переводе на рациональный язык означающее – это была просьба и отказать было неудобно.
Неудобно. Не хочу портить отношения. На них давит начальство и прокуратура. Следователя могут наказать. Ну он же давал родным свидания и разрешал телефонные звонки. Никто не даст прекратить дело, только в суде можно.
Это все неправда? В основном правда. И начальники с прокурорами могут «высказывать свое видение» обстоятельств уголовного дела и могут наказать. И постановление о прекращении дела или преследования могут отменить. И разрешение свиданий и телефонных звонков, если их дают без множества жалоб – говорит о некотором гуманизме.
Но повод ли это соглашаться на все требования, подписывать все предложенные документы, давать те показания, которые «надо» или знакомиться с делом за пару часов, «по диагонали»? Конечно, в ответ на нормальное отношение у каждого человека возникает ответная реакция – хочется сделать что-то хорошее тому, кто так добр к тебе.
Тем более что он сам об этом просит. И это так просто – надо только расписаться в несущественной на первый взгляд «бумажке». Или согласиться с текстом, изложенным в протоколе допроса и не писать на него замечания. А потом в суде, при оглашении своих же показаний останется только удивленно слушать и пытаться что-то говорить, что все было не совсем так, протокол подписал не читая, оказывалось давление и т.д…
А при чем здесь «стокгольмский синдром»? Да не при чем, просто такое же необъяснимое для меня явление из области психологии, как и описанное в публикации…