Адвокат-защитник не должен без необходимости ухудшать положение других подсудимых, улучшать же пока никто не запрещает

Старт моей адвокатской практики чуть менее года назад совпал с внедрением в регионе распределения назначений в порядке ст. 51 УПК РФ через Комплексную информационную систему адвокатуры России (КИС АР). В настоящее время количество уполномоченных органов, подключенных к системе, значительно выросло, а в тот момент практика нарабатывалась через дела, находящиеся в производстве областного суда. 

В системе я зарегистрировался еще на стадии сдачи квалификационного экзамена, приложение было скачано на мобильный телефон, оставалось дождаться получения уведомлений и в путь-дорогу. Однако, более двух месяцев приложение просто молчало. Первоначальные отчисления в адвокатскую палату я оплачивал в рассрочку, потому первое время раз в месяц приходилось ее посещать. Так, внося очередную часть отчислений, я заодно поинтересовался у ответственных лиц, все ли нормально у меня с приложением КИС АР. Меня заверили, что все хорошо, поручений не так много, поэтому они поступили еще не всем. Может это и совпадение, но после данного разговора в приложении я уже стал обнаруживать хотя бы отклоненные поручения, при этом какие-либо уведомления об их поступлении приложением на экран мобильного телефона не выводились.  Так прошло еще 4 месяца, когда в палате удалось встретиться с сисадмином, к которому  обратился с данной проблемой. Вопрос решился наполовину, в настройках установили дублирование уведомлений на электронную почту, которая в отличие от приложения «КИС АР» сигнализирует о поступлении писем. Конкретные сведения из поручения  я уже мог посмотреть, перейдя по ссылке в электронной почте, либо инициативно зайдя в приложение. Само же приложение вовремя подавать уведомление о поступлении нового поручения до сих пор отказывается. Проблема полагаю кроится в том, что приложение настроено под работу на «андроид»-платформах через сервисы Google, которые в используемом мною относительно новом телефоне-«китайце» отсутствуют.  

Итак, 23 августа 2023 года уже в послеобеденное время я впервые «ощутил» продублированное на почту уведомление системы с предложением принять срочное поручение областного суда на защиту несовершеннолетнего, заседание которого назначено уже на 10:00 следующего дня. В указанное время я находился в офисе коллегии, а это 150 м от здания областного суда (очень удобно в этом плане), на время заседания я другой занятости не имел, в приложении отметил, что готов принять поручение, мне оно и досталось. Исходя из срочности поручения, тогда предположил, что речь идет об обжаловании ареста. Тут же поступил звонок из аппарата суда, спрашивали обратил ли я внимание, что заседание уже завтра, предложили прийти на ознакомление не в приемную суда, а непосредственно к ним в кабинет.  Через 10-20 минут я был там и удивился, когда мне предложили до конца рабочего дня (примерно 1 час) ознакомиться с 6 следственными и судебными томами уголовного дела. В утешение до меня довели, что прокурором, ранее представившим возражения на апелляционные жалобы защитника и законного представителя и полагавшего приговор оставить без изменения, на днях внесено апелляционное представление с просьбой переквалифицировать действия моего подзащитного с ч.1 ст. 162 УК РФ на ч.1 ст. 161 УК РФ и смягчить назначенное наказание. Ненастойчиво предложили почитать последний том и идти готовиться к процессу. После этих слов мне стало ясно, полагаю, как и Вам сейчас, что прокурор, подавая представление за 3 дня до заседания непосредственно в суд апелляционной инстанции, тогда что-то уже знал. Несмотря на то, что дело шло к улучшению положения моего подзащитного, попросил помощника представить все тома дела, пообещав уложиться в отведенное время.

Сфотографировав значимые документы из всех томов, вечером по диагонали изучил дело. Фабула обвинения выглядела следующим образом: 

Весенним, но еще морозным вечером подсудимые П. и несовершеннолетний С. (мой подзащитный) совместно с потерпевшим ЖА. употребляли спиртные напитки на лестничной площадке первого этажа подъезда многоквартирного дома, в котором на пятом этаже проживал потерпевший вместе с супругой ЖИ. Распитие завершилось традиционно: ЖА. словесно оскорбил П., за что П. подверг его избиению, причинив легкий вред здоровья. Получив свое, потерпевший ЖА. пожелал направиться восвояси. По пути между 2 и 5 этажами был настигнут П. и С., где  С. по команде П. сорвал с шеи ЖА. цепочку и забрал его телефон. Далее П. и С. подняли ЖА. к его квартире, стали стучать в дверь, требовать через дверь от ЖИ. вынести им из квартиры все ценное имущество, угрожая при отказе сбросить ЖА. Вниз с лестничной площадки пятого этажа. Затем на место прибыли сотрудники полиции, которых вызвала узнавшая по телефону от дочери о происходящем теща ЖА, сотрудники прекратили злодеяние.

По версии подсудимых события выглядели несколько иначе. То, что П. избил ЖА. на первом этаже, никто не отрицал, однако, утверждалось, что П. затем сопроводил его до квартиры, там они продолжили браниться, но без рукоприкладства. С., поднимаясь за ними, нашел в подъезде телефон. Полагая, что он принадлежит товарищу П., поднял его. Затем приехали сотрудники полиции, П. и С. доставили в отдел полиции. Там выяснилось, что телефон, который находился у С., с его слов обнаруженный им в подъезде, принадлежит ЖА. ЖА. той же ночью, посетив больницу, прибыл в отдел полиции, где в присутствии сотрудников С. вернул ему телефон. Наличие телефона у С. и его возврат ЖА. никак не оформлялись, поскольку на тот момент о пропаже телефона и хищении цепочки ЖА. полицейским не заявлял. Несколько дней П. и ЖА. договаривались по сумме возмещения за причиненные телесные повреждения, договориться не смогли, после чего ЖА. вспомнил про цепочку и про телефон.

Первоначально действия П. и С. были квалифицированы следствием по п. «а» ч.2 ст. 161 УК РФ как грабеж группой лиц по предварительному сговору, дело направлено прокурору. При беглом изучении этой части дела обратил внимание, что следователь своим постановлением в отдельное производство выделил из дела материалы по факту причинения ЖА. телесных повреждений, повлекших легкий вред здоровью. Следствие посчитало, что они не связаны с расследуемым грабежом, усмотрев в действиях П. и С. состав преступления, предусмотренный ст. 115 УК РФ.

Прокурор, изучая дело формально десять суток, а фактически в течение месяца, дело вернул на доследование, посчитав расследование поверхностным, квалификацию неверной, усмотрев в их действиях П. и С. состав разбоя. В числе прочего прокурор, здесь особое внимание, указал на необходимость «…установить стоимость находящегося в квартире ценного имущества с целью определения наличия квалифицирующего признака разбоя «в крупном размере» или «в особо крупном размере».

Следствие, рьяно выполняя указания прокурора, признало потерпевшей супругу ЖА. – ЖИ., посчитав, что ей причинен моральный вред. В ходе допроса ЖИ. следователь выяснил, какие ценности она и ее супруг «нажили непосильным трудом» и хранили в квартире. Записав в протокол их перечень в духе монолога А.С. Шпака из бессмертного творения Л. Гайдая  — «три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных….», следствие, вуаля, вышло, а затем и нарисовало в обвинении гипотетический ущерб в сумме 306000 рублей и квалифицировало действия П. и С. по ч.3 ст. 162 УК РФ – разбой в крупном размере. Мои тогдашние эмоции от находки данного способа установления ущерба от разбоя прокурором и следствием следует описать риторическим вопросом: «А что, так можно было?».

С такой квалификацией дело снова после месячного изучения прокурором было передано в суд первой инстанции.

В прениях государственный обвинитель просил осудить по ч.3 ст. 162 УК РФ П. к  9 годам лишения свободы, С. – к 4 годам. Защита П. в лице адвоката по соглашению просила осудить по ст. 115 УК РФ за телесные повреждения или возвратить дело прокурору, заявляя о процессуальных нарушениях, защита С. просила об оправдании. Суд в приговоре исключил явную несуразицу с крупным размером разбоя, осудил обоих по ч.1 ст. 162 УК РФ, П. к 3 годам реального лишения свободы, а С. — к 2 годам условного.

В апелляционных жалобах П. и его защитник по соглашению по сути повторили свои позиции, которые озвучивались ими в заседаниях суда 1 инстанции, законный представитель С. в рукописной жалобе объемом в одну страницу просто указала, что доказательств вины сына нет, просила оправдать. Обвинение, повторюсь, сначала представило возражения на апелляционные жалобы, а за три дня до апелляционного рассмотрения прокурор прозрел и попросил в представлении действия С. переквалифицировать  на ч.1 ст. 161 УК РФ со смягчением назначенного наказания.

Изучив в условиях цейтнота дело, я подготовил письменное выступление для апелляции, в котором, поддерживая позицию законного представителя С., дал краткий анализ исследованным доказательствам, указал, что обвинительным показаниям двух потерпевших противостоят показания двух осужденных, другие доказательства версию потерпевших не подтверждают, поэтому попросил С. оправдать.

На следующий день в холле областного суда ожидал начала заседания. Там уже не знаю в связи с чем вспомнил собственное дело, в котором суд первой инстанции исключил из грабежа квалифицирующий признак – «с применением насилия», отметив, что грабеж оценивается как насильственный, когда насилие связано с завладением или удержанием имущества потерпевшего. Сопоставил с настоящим делом, где одновременно имелось постановление следователя  о выделении в отдельное производство материалов дела о причинении телесных повреждений ЖА, повлекших легкий вред здоровью, как не связанного с расследуемым хищением, и эти же телесные повреждения  указаны в обвинении и приговоре как объективная сторона состава преступления, предусмотренного ч.1 ст. 162 УК РФ, в качестве преступных последствий совместных действий П. и С. Кстати, выделенные материалы по ст. 115 УК РФ  руководителем следственного органа были направлены мировому судье, откуда возвращены потерпевшему с разъяснениями положений ч.1 ст. 318 УПК РФ о том, что поводом для возбуждения уголовного дела частного обвинения может быть только его заявление.  На этом следы материала терялись. Сориентировавшись, там же «на коленках» и клочке бумаги тезисно зафиксировал вышеуказанные обстоятельства и его правовые последствия.  

В судебном заседании после выступлений осужденных, законного представителя, длительного, местами из-за взаимного недопонимания переходившего в упреки диалога защитника осужденного П. и председательствующего, слово было предоставлено мне. Сначала, поддерживая позицию законного представителя С., выступил, что называется  «по бумажке». По ходу выступления удалось избавиться от терзавших сомнений, правильно ли я поступлю, если дополню речь недавним «открытием» — все-таки вхожу в противоречие с позицией назначенного доверителя. Поэтому напоследок с учетом пределов прав суда апелляционной инстанции заявил свои выводы о наличии в деле правовых препятствий для квалификации совершенного разбоя как насильственного преступления в виде  постановления о выделении материалов по факту причинения потерпевшему указанных в обвинении телесных повреждений, сослался на листы дела в двух томах, где находились данные документы.

Выслушав прокурора, председательствующий, она же докладчик неожиданно для участников объявила перерыв на 5 минут и покинула зал заседания. Вернувшись, у председательствующий в руках принесла 2 тома уголовного дела. С иронией сейчас подумал, может тот же помощник все-таки убедил ее, что в заседании можно обойтись лишь последним томом дела.  Стало понятно, что суд, стоит отдать ему должное, меня не только выслушал, но и услышал, судья принес в зал заседания именно те 2 тома, на документы которых я сослался в завершающей неподготовленной части своего выступления.

В совещательной комнате (по заведенной традиции она находилась в зале судебного заседания, который покинули другие участники дела), суд провел неожиданно для всех длительное время. Это даже вызвало ажиотаж в здании суда, возле дверей скопилась очередь из участников других и следующих процессов, интересовавшихся, что происходит, что за дело рассматривают, если суд надолго ушел в «совещательную».

Примерно через 30 минут «тройка» объявила решение. Как и «ванговал» прокурор, действия моего подзащитного С.  переквалифицировали на ч.1 ст. 161 УК РФ, по которой назначили 1 год ограничения свободы. Тут моя заслуга прямо сказать  невелика. А вот далее уже всецело мое. Из приговора исключили установленные телесные повреждения потерпевшего ЖА., в связи с чем из осуждения другого подсудимого П. за разбой исключили квалифицирующий признак «применение насилия, опасного для жизни и здоровья», назначенное наказание в виде лишения свободы смягчили на 6 месяцев до 2 лет 6 месяцев лишения свободы.

Покидал здание суда, обсуждая со вторым защитником перипетии дела. При этом в коридоре мы разминулись с председательствующей, которая к моему удивлению (не привык к такому!) обратилась ко мне и сказала: «А Вам спасибо за помощь суду!». Такое отношение предопределило мое позитивное настроение в течение дальнейшего рабочего дня.

Но есть  и небольшой камень в огород суда. Планируя публикацию, запросил апелляционное определение. При получении немного опешил: из его текста следовало, что судебная коллегия самостоятельно выявила наличие в деле неотмененного постановления о выделении материалов дела в отдельное производство материалов по причинению потерпевшему телесных повреждений и изменила приговор в этой части.  Пришлось дополнительно запросить протокол судебного заседания, из которого уже ясно, кто был молодцом!

В завершении напишу свое в целом положительное отношение к распределению поручений правоохранительных органов для защиты в порядке ст. 51 УПК РФ через «КИС АР». Во-первых, это соответствует духу времени, существующим процессам перехода на цифровые технологии во многих сферах деятельности. Во-вторых, дает доверителю шанс вытянуть счастливый билет и получить в качестве защитника адвоката, который при ручном распределении никогда бы рядом с ним не оказался, канут в Лету «черные» списки неудобных адвокатов, о собственном попадании в которые по одному из органов мне, несмотря на небольшой стаж и неясные причины, уже доводилось слышать.

Адвокат Козлов Дмитрий Александрович, рег.№ 71/1558 в реестре адвокатов Тульской области.