Слово "следака". Метадон на зоне

Данное дело для меня началось в период очередного дежурства с поручения следователя территориального отдела полиции на осуществление защиты гражданина одной из республик средней Азии, привлекаемого к ответственности по «наркоманской» статье.  Следователь был мне знаком более 10 лет в связи с прежней службой в правоохранительных органах, отношения охарактеризовал бы как товарищеские, вполне доверительные. Забегая вперед, скажу, что со свой стороны считаю их по-прежнему такими же.

 Прибыв на место, следователь пояснил, что доверитель пару дней назад доставил в исправительное учреждение продуктовую передачу, в которой обнаружили вложение наркотического средства метадон в крупном размере. Наркотики были спрятаны в трех «дой-пак» упаковках с джемом известной торговой марки, по одному свертку в упаковке,  сам джем приобретен доверителем в продуктовом гипермаркете  за некоторое время до поездки в колонию. Сейчас возбуждено дело «с запасом» по  ч. 3 ст. 30, п. «г» ч.4 ст. 228.1 УК РФ -  покушение на сбыт в крупном размере, но здесь усматривается пособничество в незаконном приобретении наркотиков, при  даче признательных показаний обещана переквалификация.

В ходе первого при участии переводчика свидания с доверителем выяснил, что тот в России более 5 лет, имеет действующий патент, последние полгода работает таксистом на арендуемом автомобиле. На него через приложение «WhatsApp» вышли осужденные из исправительного учреждения, которым он стал доставлять передачи. Поначалу забирал их у различных лиц, проблем это не создавало, в последнее время уже продукты по списку покупал сам, после их доставки в комнату приема-передач ему на карту осужденные переводили деньги за их покупку и доставку. По классике жанра, два дня назад лица из числа осужденных попросили его уже забрать из тайника три свертка, спрятать их в продуктах и передать в колонию на данные одного из отбывающих наказание. Ему прислали координаты и фотографию участка местности, на котором он отыскал три свертка, затем поехал закупаться в гипермаркет, купил в том числе три упаковки с джемом, в которые поместил свертки. Был выходной день, его уверили, что передача будет досмотрена формально. Но как бы не так, сотрудник колонии при приеме передачи обнаружила на заводских упаковках джема следы вскрытия, а затем внутри свертки, сначала вызвала оперативника колонии, а через четыре часа «подоспели» оперативники полиции с понятыми. Он первоначально пояснил, что передачу забрал от неизвестной и только доставил в колонию. После изъятия свертков уже без составления каких-либо документов его досмотрели, затем машину, изучили содержание телефона, обыскали квартиру, ничего подозрительного не нашли, попросили не покидать место жительства и быть на связи. Однако, отработав в такси на следующий день дневную смену и прибыв по месту жительства, его ждали сотрудники полиции, которые забрали его и в этот раз уже не отпустили, попутно оформив по ч.2 ст. 6.9 КОАП РФ.  

Я, как оказалось, верно предположил, что за период, когда он отрабатывал смену в такси, сотрудники полиции тоже работали и получили сведения о покупке им упаковок с джемом, их пазл (картина преступления) тогда сошелся.

Доверителю разъяснил, что в настоящее время его подозревают в особо тяжком преступлении с наказанием от 10 до 20 лет, однако рассказанное при подтверждении, что сам лично закладку с наркотиками он не заказывал, контактов с продавцами наркотиков не имел, тянет на преступление от 03 до 10 лет, разъяснил, что с учетом доказанности приобретения им упаковок с джемом, в которых обнаружены наркотики, все отрицать считаю бессмысленным, а при даче показаний переквалификация и наказание в диапазоне 3-5 лет лишения свободы вполне реальны. С таким раскладом доверитель согласился, заверив, что его версия событий является правдивой.

Перед допросом следователь также «успокоил» подопечного, что обвинение в сбыте является предварительным, а в процессе, если мы будем в «сознанке», дело он переквалифицирует на пособничество в приобретении, дал за это слово. Соблюдая трехсторонние, а с учетом переводчика уже четырехсторонние  договоренности,  при допросе пояснили фактические обстоятельства дела, а первом предъявлении «дежурного» обвинения признали вину частично, не согласившись с квалификацией. Предсказуемо была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу.

На этом этапе родственники обвиняемого заключили со мной соглашение на защиту. Беседуя с ними, я пояснил, что с учетом редкого переплетения в деле таких «нехороших» понятий как «наркотики», «миграция», «исправительная колония», чудес в виде освобождения ждать, наверное, не стоит, основную задачу вижу в переквалификации действий на ч. 3 ст. 55, ч. 3 ст. 30, ч.2 ст. 228 УК РФ и получения минимально возможного наказания в виде лишения свободы. Менее строгие наказания по ч.2 ст. 228 УК РФ в регионе если и назначаются, то в единичных случаях, не таких как этот.

Разумеется, абсолютных гарантий достижения результата никогда не давал. Но признаюсь, в тот момент, опираясь на фактические обстоятельства дела, а также знакомство со следователем, предполагавшее, что тот «беспредела» не допустит, а свое слово сдержит, эту задачу считал не самой сложной. Смущало, что в последнее время такая правовая конструкция, как пособничество в незаконном приобретении без цели сбыта  наркотиков в судебной практике стало довольно редким. Это в первую очередь связано с изменениями, внесенными в постановление Пленума Верховного Суда РФ от 15.06.2006 N 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» постановлением от 30.06.2015 N 30. Новая редакция п. 13 постановления уже не содержала абзаца с разъяснением  правила квалификации действий посредника в сбыте или приобретении наркотических средств как соучастие в сбыте или в приобретении в зависимости от того, в чьих интересах (сбытчика или приобретателя) действует посредник. Данные изменения на мой взгляд ошибочно были восприняты правоприменением правилом квалифицировать как незаконный сбыт наркотиков их любую передачу от одного лица другому. Во-вторых, если еще лет десять назад случаи обнаружения сотрудниками исправительных учреждений в продуктовых передачах наркотиков, перебросов наркотиков через ограждения колоний встречались довольно часто, то в последнее время практически сошли на нет.

По делу оперативно через родственников был получен и передан следователю характеризующий материал с Родины подзащитного, стали ждать окончания стандартного для таких дел набора судебных экспертиз.

К концу двухмесячного срока следователь пригласил для предъявления окончательного обвинения, где защиту ожидал неприятный сюрприз – обвинение было предъявлено по той же ч. 3 ст. 30, п. «г» ч.4 ст. 228.1 УК РФ. На вопрос почему так, неужели получены доказательства, опровергающие показания обвиняемого, был получен простой ответ. Оказывается, виной всему, что лицо, которое руководило действиями обвиняемого не установлено (кто бы сомневался в другом исходе), значит никто не может подтвердить, что тот действовал в интересах приобретателя, а не сбытчика либо сам не являлся сбытчиком, поэтому прокуратура возражает против изменения обвинения.  Моя речь о том, что пока еще действует презумпция невиновности, что это следствие и прокуратура должны доказать, что обвиняемый сбытчик, а таких доказательств в деле нет, как же в конце концов слово «пацана», тьфу ты, «следака», эффекта не возымела, в ответ было сказано, что в данном вопросе он зависим от мнения прокурора.

Спросите, обиделся ли я тогда на следователя? Если и обиделся, то совсем немного и это быстро прошло. По собственному опыту знал, что самостоятельные в принятии решений следователи, имеющие и высказывающие свою аргументированную точку зрения, в настоящее время большая редкость. В принципе, аргументы прокурора тоже понятны, его риски минимальны, оправдательного приговора не ожидается, а переквалификация судом на менее тяжкое преступление легко стерпится. Досадно, что со своей стороны мы «обязательства» выполнили, доказательства свидетельствуют о пособничестве в незаконном приобретении наркотиков, но выходит так, как выходит. Не мною сказано: мы живем в удивительное время, когда труднее всего приходится доказывать очевидные вещи.

Для себя принял решение теперь уже задействовать весь имеющийся арсенал защиты, о чем заблаговременно предупредил следователя, чтобы не было обид. Несмотря на то, что фактические обстоятельства дела подзащитный не отрицал, вину по ст. 228.1 УК РФ решили не признавать. Сразу же заявил следователю ходатайство о переквалификации, на что  получил формальный отказ с обоснованием, что это нам надо доказать, что обвиняемый действовал в интересах приобретателя наркотиков. Отказ обжаловал прокурору. В ответ отписка, мол, проверили, все законно без приведения каких-либо доводов.

Поскольку за плечами имел большой опыт расследования уголовных дел в сфере НОН, то знал значение надлежащему оформлению документов на стадии обнаружения и изъятия подконтрольных веществ. Как говорилось, если на этой стадии нарушен закон, то дело судебной перспективы не имеет. К таким нарушениям в мою бытность относились и случаи, когда упаковка наркотических средств по документу об изъятии и при поступлении на исследование экспертам не совпадала. Недостатки в документах об изъятии наркотиков подлежали устранению еще до передачи материала следователю, во всяком случае до ознакомления с ними стороны защиты.

В настоящем деле перед арестом обвиняемого ознакомился с представленным  в суд материалом и обнаружил очевидные нестыковки при изъятии наркотических средств. Всего в деле было два документа, свидетельствующие об изъятии свертков у обвиняемого.

Первый — выполненный на формальном бланке акт досмотра передачи, составленный оперуполномоченным исправительной колонии.  Из акта следовало, что он досмотрел поступившую от обвиняемого передачу и в ней обнаружил три свертка. В бланке имелись типографские строки, что обнаруженное и изъятое упаковано, перевязано нитью, концы которой скреплены биркой с пояснительной надписью и подписями присутствующих. Исполнителю полагалось ручкой заполнить только во что именно упаковано изъятое и цвет нити, которой все перевязано. Так вот, сотрудник дописал, что обнаруженное и изъятое упаковано в неведомый далее «полимерный пакет ОКОН». Кто не знаком с, аббревиатурой ОКОН – это отдел по контролю за оборотом наркотиков.

Второй – это протокол ОРМ «обследование», выполненного сотрудником того самого подразделения полиции ОКОН, по времени сразу по окончанию досмотра передачи, согласно которому им со стола комнат приема-передач исправительного учреждения были изъяты те же три свертка с веществами, упакованы в пакет и опечатаны. В данном протоколе, как и в дальнейших материалах дела (справке об исследовании, заключении химической экспертизы и далее) не имелось данных о судьбе  таинственного «полимерного пакета ОКОН», в который свертки упаковывались сотрудником колонии, согласно акту досмотра передачи.

При ознакомлении с материалами уголовного дела обнаружил, что эти документы находятся в неизменном виде. Допрошенные в качестве свидетелей оперуполномоченные, а также понятые показали, что сотрудник колонии только достал из трех упаковок с джемом три свертка и положил на стол, а затем их упаковали уже сотрудники полиции. Однако, несмотря на это при ознакомлении с содержанием документов свидетели уверенно заявили следователю, что в них все записано верно. Вопрос, почему в акте досмотра передачи указано, что свертки упаковывались уже тогда, что стало с упаковкой следователь свидетелям не задавал.

 В протоколе ознакомления с материалами дела я указал, что поскольку по делу исследовалось содержимое трех свертков, упаковка которого не соответствовала содержанию акту досмотра передачи, обвинение основано на неотносимых доказательствах, то попросил уголовное преследование прекратить.

Следователь ожидаемо в ходатайстве отказал, но вложил в дело «суррогатное» постановление об уточнении данных, в котором лично и не заботясь обоснованием решил, что запись в акте досмотра передачи об упаковке свертков является ошибочной, на самом деле свертки сотрудником колонии не упаковывались. Прокурор обвинительное заключение утвердил и дело пошло в суд с квалификацией покушение на незаконный сбыт наркотических средств в крупном размере. С другой стороны, может и хорошо, что дело было подписано с недостатками сразу, больше поводов было выступить в суде, тем более позиция защиты для суда была четко зафиксирована. При этом в рукаве остался еще один туз, который я берёг для возможного «шантажа» государственного обвинителя перспективой ст. 237 УПК РФ в апелляции, если бы суд первой инстанции так и осудил по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч.4 ст. 228.1 УК РФ: в формулировке обвинения отсутствовал квалифицирующий признак, предусмотренный п. «а» ч. 2 этой статьи — сбыт, совершенный в исправительном учреждении, а значит была вероятность возвращения дела прокурору для предъявления более тяжкого обвинения.

В ходе судебного следствия сотрудник колонии показал, что сам свертки после обнаружения не упаковывал, а записью в составленном им акте досмотра передачи о том, что изъятое упаковано «в полимерный пакет ОКОН» он хотел сказать, что обнаруженное им упаковано позднее именно сотрудниками ОКОН полиции. Понятые при предъявлении им акта досмотра передачи и на мои вопросы о том, все ли верно в нем записано, не понимая преследуемую адвокатом цель, вновь повторили, что запись об упаковке свертков сотрудником колонии, как и другое содержание акта являются верными. Доказательств, опровергающих показания подсудимого, что сведения о тайнике он получил в переписке от осужденных, которым потом доставлял его содержимое, обвинением в ходе судебного следствия не представлено.

Как бы то ни было в прениях государственный обвинитель кратко заявил, что обвинение доказано, попросил приговорить по ч. 3 ст. 30, п. «г» ч.4 ст. 228.1 УК РФ к 10 годам лишения свободы в колонии строгого режима.

Я в прениях занял альтернативную позицию, сначала указал, что исследованные доказательства, если и говорят о преступлении, то о пособничестве в покушении  на незаконное приобретение без цели сбыта наркотических средств в крупном размере, но попросил подзащитного оправдать, поскольку из-за того,  что упаковка свертков при поступлении на экспертное исследование не соответствует первому документу об их изъятии, имеются неустранимые сомнения в том, что наркотики, признанные предметом преступления, были изъяты у подсудимого. Также отметил, что суд должен отреагировать на отмеченные нарушения, так как обратное создает предпосылки для появления дел, подобных «делу И. Голунова».

Разумеется, надежд на оправдание я не испытывал, однако, определенная уверенность добиться переквалификации была, мотивировать в приговоре наличие покушения на сбыт было нечем. В качестве реакции суда на отмеченные нарушения ожидал именно переквалификации и уступок при определении размера наказания. 

Суд признал подзащитного виновным в пособничестве в покушении на незаконное приобретение без цели сбыта наркотических средств в крупном размере и назначил наказание в виде 4 лет лишения свободы в колонии общего режима.

Таким образом удалось добиться намеченного изначально результата.

В кулуарах посоветовали приговор не обжаловать, так как в противном случае представление внесет прокурор с просьбой осудить по ч.4 ст. 228.1 УК РФ и тогда не ясно, чья возьмет.

Встретился с подзащитным, письменно разъяснил ему возможность подачи прокурором апелляционного представления на ухудшение его положения и зафиксировал просьбу обжаловать приговор.

В апелляционной жалобе указал, что осужденный в ходе следствия не признавал вину только по причине необоснованно завышенной квалификации его действий. При этом он предоставил органам следствия информацию, до того им неизвестную, об обстоятельствах совершения преступления и давал правдивые, полные показания, способствующие расследованию, поэтому попросил признать смягчающим наказание обстоятельством п. «и» ч.1 ст. 61 УК РФ активное способствование раскрытию и расследованию преступления, а назначенное наказание соразмерно снизить.

Специально сдал жалобу в канцелярию в последний день срока на обжалование. Через 10 дней был приглашен в суд получить копию апелляционного представления прокурора. Что ж, подумал тогда, неприятные прогнозы сбываются. К моему удивлению в апелляционном представлении прокурор, просивший в прениях наказание в виде 10 лет, посчитал вынесенный приговор суровым и теперь уже просит снизить назначенное наказание. Самое удивительное, что представление прокурора поступило в суд якобы за один день до того, как я подал свою жалобу. В данной ситуации, что не делается – к лучшему.

Апелляционные представление и жалоба, теперь уже именно в такой последовательности, были удовлетворены, размер наказания снижен, но лишь на 3 месяца.

Резюмируя и отвечая на вопрос, всегда ли можно доверять следователю, на собственном опыте убедился, что не всегда или не каждому. За каждым следователем стоит руководство и прокурор, которые могут состоявшиеся договоренности по различным причинам не поддержать. В таких случаях не стоит держать на них особых обид, рук не опускаем, а продолжаем свою работу.

Адвокат Козлов Дмитрий Александрович, рег.№ 71/1558 в реестре адвокатов Тульской области.