Казусы отнесения объектов к основным частям огнестрельного оружия и боеприпасам или история о том, как раз в год палка стреляет

Уважаемые коллеги, хочу поделиться, как мне кажется, достаточно интересным опытом защиты по ст. 222 УК РФ.

История имела место в Санкт-Петербурге и началась в августе 2015 г. Мой клиент, заядлый любитель различных оружейных штучек, был задержан сотрудниками УМВД по Калининскому району Санкт-Петербурга с имеющимися у него в автомобиле предметами оружейной тематики. В их числе имелось три объекта, в последствии названных сотрудниками экспертных подразделений ГУ МВД РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области «самодельный нарезной ствол, изготовленный по типу 9 мм ствола пистолета «Glock» модели 17 и 2 самодельных нарезных ствола, изготовленные по типу 9 мм стволов пистолетов «Glock» модели 19».

В ходе допроса в качестве подозреваемого мой клиент, уже наученный горьким опытом, о чем вы, дорогие читатели, узнаете ниже, решил сообщить представителям правоохранительных органов о том, что в его гараже хранятся выхолощенные патроны и мины, дабы избежать возможные неприятности и, если что, съехать на «добровольную выдачу». Сразу хочется забежать вперед и уточнить, что о существовании гаража никто из сотрудников полиции знать не знал и видом не видывал, но это не помешало им обнаружить у него при обыске в этом самом гараже 5 пустых 50-мм минометных мин германской армии времен Великой отечественной войны, которые каким-то «чудом» взорвались на полигоне и естественно приобрели статус боеприпасов.

На выходе клиент получил два эпизода ч. 1 ст. 222 УК РФ (по основным частям оружия и боеприпасам).

Анамнез уголовного дела сильно отягощался тем, что весной 2015 г. мой доверитель был осужден судьей Кингисеппского городского суда за совершение нескольких эпизодов преступлений, предусмотренных ст. 226.1 УК РФ и ч. 1 ст. 222 УК РФ, ему было назначено наказание в виде 5 лет лишения свободы условно с испытательным сроком 5 лет (уголовное дело расследовалось сотрудниками следственной службы Управления федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области). 

Учитывая строгость уже назначенного наказания и совершение в период испытательного срока однородных преступлений перспективы клиента были отнюдь не радужные. Он безо всякого сомнения был арестован и содержался под стражей все положенные за совершение преступлений средней тяжести 6 месяцев.

К тому моменту, когда я вступил в уголовное дело, все «основные» экспертизы уже были получены, и дознаватель усиленно «гнала» дело в суд. Благо, что сторона защиты приложила максимум усилий для его ненаправления, хотя оно попыталось туда «сходить», но нелепые ошибки дознания привели к возвращению дела прокурором для дополнительного расследования.

Беда в том, что дознание, привыкшее работать «по накатанной», очень сильно не хотело разбираться в непонятном, по их мнению, деле и, использовав все предусмотренные для себя уголовно-процессуальным законом сроки, просто-напросто «спихнуло» дело в следствие, которому, в лице девушки-следователя, пришлось «расхлебывать заваренную кашу».

Итак, приступим к описанию эпизода с пистолетными стволами.

Основным документом для эксперта-криминалиста в данной экспертной области является Методика установления принадлежности объекта к огнестрельному оружию (Москва, ГУ ЭКЦ МВД РФ, 2000 г.) – далее по тексту Методика. Исходя из ее содержания, объектами баллистического исследования является огнестрельное оружие промышленного, кустарного производства и самодельного изготовления. И если с огнестрельным оружием промышленного производства все сразу было понятно, то с кустарным производством и самодельным изготовлением возникли нюансы, которые эксперты органов внутренних дел преодолеть не смогли.

Уже в процессе расследования выяснилась некоторая недоработка Методики, из-за которой обделялся вниманием порядок исследования основных частей огнестрельного оружия, каждой в отдельности (в соответствии с ФЗ РФ «Об оружии» — ствол, затвор, барабан, рамка, ствольная коробка). Согласно Методики принадлежность к огнестрельному оружию устанавливается на основании результатов исследования конструктивных признаков материальной части объекта, а также энергетических характеристик и определяется по наличию трех основных групп признаков: конструктивные, энергетические характеристики снаряда, надежность. Причем, основные конструктивные признаки материальной части объекта предполагают наличие устройства для разгона снаряда и придания ему направленного движения (ствол), устройства запирания канала ствола и устройства для воспламенения метательного заряда, что в нашем случае в совокупности отсутствовало.

В ходе проведения баллистических исследований эксперты органов внутренних дел с легкостью отнесли изъятые «стволы» как изготовленные самодельным способом. Причем в ходе первичного исследования эксперт районного ЭКО даже не потрудилась описать по каким критериям и признакам она отнесла представленные на экспертизу предметы к такому способу изготовления. А в ситуации с дополнительной экспертизой эксперты ЭКЦ ГУ МВД РФ по СПб и ЛО сделали такую попытку, но при допросе одного из экспертов ЭКЦ, последнему не хватило «специальных познаний», и он не смог объяснить, чем кустарное производство отличается от самодельного изготовления, сказав, что «четких критериев разграничения нет, кустарный – это разновидность самодельного способа изготовления».

Способ изготовления стволов имел принципиальное значение, поскольку для каждого из них Методикой предусмотрена своя процедура исследования объектов, в результате которой выводы могли существенно отличаться друг от друга и повлечь за собой диаметрально противоположные исходы для клиента, особенно с учетом того, что во всех стволах отсутствовал обязательный элемент – патронник.

Однако, экспертов органов внутренних дел это не смущало и отсутствие патронника с легкостью объяснялось фразами типа: «установлены различия в формировании патронника» или «установлены различия в обработке патронника». Лишь на допросах по поводу данных заключений, проведения которых путем множественных ходатайств и жалоб добивалась защита, эксперты ЭКО и ЭКЦ «сознавались», что патронников в стволах действительно нет.

Установив тип, модель, модификацию и калибр оружия, к которому относились так называемые «стволы» и указав, что они были выполнены на станочном оборудовании (что уже в конкретном случае может отнести объекты к кустарному производству), эксперты органов внутренних дел, тем не менее, определили способ изготовления стволов как самодельный, со всеми вытекающими последствиями: стволы устанавливались на образцы оружия из криминалистической коллекции ЭКЦ, было определено, что «детали пистолетов взаимодействовали с четкостью, обеспечивающей практическое производство выстрела». Но в связи с невозможностью использования штатных патронов из-за отсутствия в стволах патронников, поскольку гильза штатного патрона не помещалась в канале ствола, экспертами органов внутренних дел было принято решение использовать патроны меньшего калибра, гильзы которых обматывались липкой лентой для достижения достаточной обтюрации пороховых газов.

Далее путем раздельного заряжания из пистолетов неоднократно производились выстрелы с получением на выходе удельной кинетической энергии пуль, превышающей значение 0,5 Дж/мм², минимально необходимого для поражения человека.

Выводы экспертов: один предмет – самодельный нарезной ствол, изготовленный по типу 9 мм ствола пистолета «Glock» модели 17 и два предмета – самодельные нарезные стволы, изготовленные по типу 9 мм стволов пистолетов «Glock» модели 19», кроме того по мнению экспертов-баллистов, ответ на вопрос «Являются ли они (макеты стволов) основными частями огнестрельного оружия?» не входит в их компетенцию.

Стоит отметить, что аналогичные стволы изымались у моего клиента по его первому уголовному делу, о преступлениях, за совершение которых он был осужден. Но тогда эксперты ФСБ четко определились, что данные предметы не являются основными частями огнестрельного оружия.

Версия моего подзащитного связывала единой судьбой приобретение стволов, изъятых сотрудниками ФСБ по первому уголовному делу, с теми тремя стволами, которые исследовались в рамках второго уголовного дела. В своих показаниях подзащитный сообщил, что все стволы были приобретены в одном месте, одновременно, одной партией у одного человека, но впоследствии хранились порознь. Часть стволов была изъята сотрудниками ФСБ, а другая часть обнаружена не была. Естественно, ознакомившись с заключениями экспертов и материалами первого уголовного дела, мой доверитель знал, что указанные стволы не были признаны основными частями огнестрельного оружия, а, следовательно, не запрещены в свободном обороте, и умысла на совершение преступления у него не было.

В итоге вышеуказанная версия моего подзащитного, а также патологическое нежелание экспертов органов внутренних дел отвечать на вопрос о том, являются ли предметы, которые они отнесли к стволам пистолетов, основными частями огнестрельного оружия, в совокупности с другими ошибками, заставили следователя прекратить «поиски счастья» с коллегами по ведомству и обратиться в Региональную оперативно-техническую службу УФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

Жирную точку в данном вопросе поставил именно эксперт ФСБ, который научно-популярно разъяснил, что изъятые стволы изготовлены кустарным способом и при отсутствии патронников, что свидетельствует о незавершенности производственного цикла, являются не более чем заготовками, поэтому основными частями оружия быть никак не могут.
Так «отвалился» первый эпизод.

А теперь немного о боеприпасах:

Спустя несколько дней после изъятия макетов стволов пистолетов из автомобиля доверителя в его гараже был произведен обыск, в ходе которого помимо 3 срезанных ружейных стволов (сразу скажу они не представляли никакого интереса) были изъяты 5 минометных мин.

Мины, в отличие от ружейных стволов, при изъятии подробно дознавателем не описывались, хотя имели маркировки, и были упакованы в картонную коробку, которая была опечатана и снабжена пояснительной надписью с подписями понятых и дознавателя.

Основные злоключения стали происходить с минами уже в отделе полиции, куда они были доставлены, а впоследствии продолжились у экспертов все того же ЭКЦ.

Спустя три дня после изъятия мин в отделе полиции инженер-сапер ИТО ОМОН ГУ МВД РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области в присутствии дознавателя произвел их осмотр. Выполняя по большому счету функции специалиста, инженер-сапер, в отсутствие поручения о проведении отдельных следственных действий, самостоятельно составил некий документ под названием «Акт осмотра объекта на предмет обнаружения взрывного устройства (взрывчатого вещества)», подменяющий протокол осмотра предметов, в который включил как участвующее лицо дознавателя.

В акте было указано количество мин, их коррозионное состояние, переписан номер одной мины, а также сделана отметка о том, что мины были помещены во взрывобезопасный контейнер на время хранения до проведения экспертизы. Ни о каких понятых, о которых «забыли» в целях безопасности, или применении средств фото- или видеофиксации и речи не было.

Впоследствии другой дознаватель, еще до передачи дела в следствие, решила исправить недочеты своей коллеги и допросила инженера-сапера и первого дознавателя, которые так и не поняв, как «утопили» эпизод с боеприпасами, подробно рассказали о вскрытии упаковки и процедуре осмотра мин.

Доказательства «закрепили» эксперты-взрывотехники: не сфотографировав упаковку, в которой им были доставлены мины (хочу напомнить своему читателю, что, следуя записям в акте осмотра, они должны были прибыть на экспертизу во взрывобезопасном контейнере), они описали ту самую картонную коробку, которой каким-то непостижимым образом удалось сохранить свой девственный вид после извлечения из нее мин.

Апогеем всего стало проведение непосредственно взрывотехнической экспертизы. Эксперты, описывая мины, указали, что целостность промышленной сборки мин не была нарушена, игнорируя факты наличия серьезного зазора между головным взрывателем и корпусом одной из мин, а также линейные следы на головных взрывателях, свидетельствующие об их скручивании и отделении от корпусов, которые были хорошо видны на фотографиях в заключении.

Заключение о наличии в минах взрывчатого вещества эксперты сделали исходя из внешнего вида, размеров, материалов, конструкции, маркировки и посредством технического эксперимента, с учетом того, что «целостность промышленной сборки не была нарушена».

Из справочных данных о боеприпасах германской армии времен Великой отечественной войны эксперты почерпнули, что каждая мина содержит заряд бризантного вещества тротила, массой около 115 гр., при этом не производилось исследование по установлению массы самих снарядов (элементарное их взвешивание), не говоря уже о более высокотехнологичных методах, позволяющих «просветить» мины, чтобы понять, а была ли в них хоть какая-нибудь начинка.

После этого мины были вывезены на полигон, где к ним прикрепили взрывчатое вещество, и они «рванули». Правда, как это произошло никто кроме экспертов не увидел, поскольку сам процесс подрыва и его итоги были покрыты тайной и не сопровождались ни видеозаписью, ни фотографированием.

Результат – второй эпизод лопнул «мыльным пузырем», так же, как и мины, которым он был посвящен.

Постановление следователя о прекращении уголовного дела с признанием права на реабилитацию за моим подзащитным, ставшее компиляцией моих ходатайств и жалоб, вы можете наблюдать среди прикрепленных к статье документов.