С длинным содержанием первой части можете ознакомиться здесь.
Перед тем, как «запустить» ( его не направили, а именно запустили) дело прокурору, следователь сказал, что у них все с прокуратурой и судом обговорено, дело пройдет как по маслу. В принципе, такое ощущение и складывалось, поскольку, несмотря на наши жалобы и многочисленные вопиющие нарушения закона, прокуратура молниеносно утвердила обвинительное заключение и направила дело в суд.
На предварительном слушании меня терпеливо выслушали, истребовали материал продления срока содержания под стражей с заверенной копией установления срока предварительного следствия, существенно отличающейся от так называемого оригинала, находящегося в деле, по набору исполнителей и их подписей. Кроме того, истребовали КУСП и убедились, что следователю, возбудившему дело, проверка по нему вообще не поручалась, как и не поручалась она тем многочисленным операм, производившим осмотры кабинетов с изъятиями со стола всего, что им в голову взбредет.
Судью ничего не смутило, она была одной ногой в другом суде, поэтому все ходатайства оказались заявленными преждевременно. Когда должно наступить их время, толком никто не объяснил. Затем настал черед судебного следствия. И в ходе него нашелся единственный и неповторимый гособвинитель, который все-таки заглянул в дело. И чудо, он заговорил с нами. Сожалел, что дело в прокуратуре не читали, поскольку ему грозит 237-ая. Стал спрашивать, что мы хотим. Мой подзащитный хотел справедливости и, конечно, самое главное, свободы.
Я в свою очередь заявил, что в случае продолжения незаконного уголовного преследования по тяжкой и особо тяжкой статье мы готовы использовать все правовые инструменты, чтобы добиться справедливости и привлечь к ответственности тех сотрудников, которые незаконными способами формировали доказательства. Гособвинитель услышал нас, посовещался с вышестоящим руководством и крепко задумался о переквалификации действий подсудимых в соответствии с содеянным.
Судья не закончила судебное следствие и ушла в другой суд, после чего процесс начался заново. Во втором процессе мы обговорили с государственным обвинителем, что в случае, если им будет предложена адекватная квалификация, мы закроем глаза на тот беспредел, что чинило следствие. Такова была позиция доверителя. В свою очередь, мой доверитель дал показания о том, как все происходило на самом деле.
И в тот день, когда настало время гособвинителю по закону жанра менять квалификацию, он великолепным образом был заменен на другого. Впоследствии мы узнали, что к нему пришла пенсия. А может еще что. Теперь никто не узнает. А вот молодой обвинитель, заменивший нашего гособвинителя, стал соблюдать дистанцию и, образно выражаясь, «поднатягивать» потерпевших их показаниями на разбои.
Пока он соблюдал дистанцию в ходе судебного следствия было выяснено, что одно из основных доказательств — видеозапись произошедших событий — отсутствует на диске. Судья решил, что это не беда, вызвал на очередное судебное заседание следователя с новым диском, на котором уже была видеозапись. На вопрос о том, откуда следователь взял эту видеозапись, последний без зазрения совести ответил, что сегодня перед тем, как придти в суд, скинула с компьютера у какого-то опера. «Как замечательно», — подумал я. В этом деле примерно все было сделано именно так. Поэтому я уже ничему не удивлялся. Молодой обвинитель еще не знал этого так, как знал старый обвинитель.
После таких неприятных движений обвинения сторона защиты начала действовать без промедления. Были заявлены ходатайства о вызове двух следователей по делу, что составляли два постановления об установлении срока следствия в одно и то же время по данному делу; понятых, постоянно меняющих свои подписи; также защита просила истребовать детализацию телефонных переговоров абонентского номера моего подзащитного с целью опровержения факта его нахождения в отделе полиции во время осмотра кабинета и изъятия у него предметов посягательства; также сторона защиты просила суд истребовать детализацию телефонных переговоров абонентского номера потерпевшей с указанием имей её аппарата, поскольку, во-первых, документы на телефон (предмет посягательства) никто не предоставлял, во-вторых, имей того телефона, что изъяли в ходе осмотра кабинета, никто не устанавливал. Таким образом, за полтора года даже не была установлена принадлежность изъятого телефона потерпевшей.
Новый судья вопреки ожиданиям обвинения все ходатайства удовлетворил. На следующее заседание нам предоставили следователей, которые свои действия, имеющие признаки служебного подлога, оправдывали технической ошибкой. Одна из них так и заявила, что ошибочно подписала постановление об установлении срока предварительного следствия. Как это можно сделать ошибочно и внести в него свои регалии и ФИО, а после подписать у начальника следствия, представить было очень сложно.
Это безумие, возможно, продолжалось бы еще долго, но государственный обвинитель решил, что далее продолжать не стоит. В этот же день он вручил Ч. и М. по новому обвинению в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 119 УК РФ вместо ч.2 ст. 162 УК РФ, а затем заявил, что считает необходимым переквалифицировать действия Ч. и Ф. с ч.3 ст. 162 УК РФ на ч.1 ст. 161 УК РФ. И приобщил к делу свой рапорт. Рапорт чудотворный. Местное ноу-хау.
Мой доверитель, отсидевший в изоляторе 1 год и 8 месяцев, признал вину в преступлениях, предусмотренных ч.1 ст. 119 УК РФ, ч.1 ст. 161 УК РФ, показаний больше никаких давать не стал. Судья на радостях забыл о необходимости истребовать доказательства по ранее удовлетворенным ходатайствам стороны защиты и окончил судебное следствие. В этот же день моему доверителю была изменена мера пресечения на домашний арест, а через две недели и эта мера пресечения была отменена. Суд вынес приговор. Наказание ограничилось отбытым сроком. В приговоре суд указал, что оба постановления об установлении сроков предварительного следствия законны. Вот так. И никак иначе.
Вашему вниманию предлагаю документы гособвинения, послужившие основанием к изменению квалификации действий подсудимых до судебных прений.