26.
Сбрасывание кожи.
Время всегда враг для нашего субъекта с точки зрения общественного способа рассуждения, и всегда его форма возможного становления с точки зрения личного момента в познании. Во времени происходит то, что субъект есть в будущем в области внечувственного и возможно то, что есть после смерти, то, чему посвящена его жизнь –возможности дать жизнь другим формам организации материи. И вот, по сути парадокс. Становление такой организации как совершенно новое бытие в возможности требует огромного динамизма и соответственно превращения, которое намного сложнее и быстрее происходит, чем любой общественный процесс с точки зрения систематической формы определения времени. При этом, если учесть, что изначально не все участники бытия в возможности общества, представленные в сознании личности изменяются и уничтожаются, замещаясь личным бытием в возможности, следует признать, что наш субъект бывает поставлен в весьма сложное положение – ему приходится отказываться от самое себя в отношении прошлого. Он понимает, что то, что он был в прошлом в части своего собственного бытия в возможности уже не приемлется им в настоящем, но видит, что это совершенно не то, что он хочет сказать, что это не то бытие в возможности, которое может перевернуть мир. Соответственно, он вспоминает, с каким трудом оно давалось ему, он вспоминает, каким он был в момент его структурирования и не может поверить в то, что теперь оно является чужеродным для его способа рассуждения, его духа познания. Что же ему делать? С одной стороны, он не может отказаться от прошлого. Отказаться от прошлого — это косвенно признать, что структурируемое в настоящем так же может быть отринуто им со временем и, соответственно, это же создает возможность вечного отрицания и вечного возвращения к первичным формам организации, вечного состояния беременности, вечного томительного ожидания мучения рождения, а потом- … чудовищное осознание уродства своих детей. Кому хочется такой перспективы? Здесь в человеке, в нашем субъекте говорит общественная форма познания, она показывает ему причинную связь между частным и общим, она рассказывает ему, каким образом строится отношение его и того, что он создает. И именно от того, каким образом человек преодолеет данную ситуацию, зависит успешность его дальнейшего бытия как движущей причины нового мира.[1] С одной стороны, необходимо исправить «ошибки» прошлого, каким-либо образом органично включить их в систему организации настоящего процесса структурирования бытия в возможности. С другой стороны, это невозможно по причине того, что данный процесс является одномоментным и фактически не может быть регулируем личностью. Данная дилемма заставляет иногда личность остановиться в части структурирования бытия в возможности и даже прийти к тому, чтобы перестать вообще решать вопросы творческой стратегии в каждодневности именно воспроизведения бытия в возможности, что приводит иногда к сублимации во властные формы, и тогда мы можем наблюдать плеяду правителей сильных духом. При этом необязательно, чтобы данные процессы коррозии бытия в возможности носили объективированный характер, или, чтобы само по себе бытие в возможности было объективировано в отношении того или иного субстрата, оно может быть выражено в источнике – память, чувственное начало и так далее.
Соответственно, вопрос о том, каким образом разрешать данный конфликт времени – в достаточной степени важен и актуален для нашего исследования. Следует понимать, что в области творческого не работают схемы представления о причинно-следственной связи, которые так хорошо известны в отношении общественного бытия в возможности в соответствии с общественными парадигмами бытия. Для того, чтобы убедиться в данном тезисе достаточно ознакомиться с работами по психоанализу, посвященными данному вопросу. Дело в том, что представление о причине и следствии так, как оно дается в части понимания общественного процесса организации социальной материи, и так, как оно представлено в отношении физики как науки объясняющей ( конечно же не истолковывающей — что вы! — мир), совершенно полностью заземлено на тезаурус материальной причины бытия, а в части представления о причинно– следственной связи, представляет собой отражение формальной причины. Иными словами, мысль здесь есть только часть общей цепи, которая носит усеченный характер. Усеченность данной цепи — следствие того, что в области общественных процессов неизменен постоянный переход от парадигм к элементам парадигм, соподчиненность может быть только по целевым причинам, но в области материального, в области чувственной перцепции, которой доступна только результативность в форме материальной причины, в части изменчивости целевой – формальной, наблюдается постоянное замещение материей формы и наоборот. То, что происходит из материи и становится формой в области сторонней перцепции, само по себе является материей и в опосредовании целевой причиной для другой парадигмы и, соответственно, другой формы. С этой точки зрения вопрос о том, чтобы представить себе всю полноту причины и следствия в ее глобальности, как неизменность воздействия одного на другое и так далее и тому подобное – не имеет смысла и не целесообразен опять же с точки зрения общественной организации материи. Именно потому появление усечения, цепь причинности, которая позволяет говорить о той или иной степени автоматизации процессов реализации бытия в возможности, а, следовательно, и формовании алгоритмов бытия в возможности и в действительности. С этой токи зрения то, что есть в сознании индивидуума, причина и следствие с общественной точки зрения, в так называемом снятом, «голом» виде совершенно не подходит к определению причинности в области творческого, а, следовательно, не может быть применимо. При малом применении данного представления к формообразованному бытию в возможности получается неразрешимая ситуация противоречия по самому содержанию, а следовательно, и по всей парадигме организации.
Совершенно нет необходимости для того, чтобы отрицать, а затем адаптировать то или иное бытие в возможности в соответствии с необходимостью настоящего. Субъект должен понимать независимость результативности от воли себя как человека. Соответственно, сбрасывание кожи может быть только в отношении системы суждения о результате познания, но никак не в отношении результата познания. По ту сторону системы отсчета, системы восприятия причины и следствия может быть только расширение «круга человека», а значит воссоздание материи, ее новое преобразование, суждение о котором не входит в компетенцию самого создателя. И здесь человек, осознавая это, приобщается к божественной черте характера- снисхождению и прощению самое себя и самому себе. Не боясь при этом результата.
[1] При этом мы действительно вправе говорить о мире. Так как само представление о мире о том, что такое мир ограничивается формами чувственного соприкосновения с универсумом действительности у обычного субъекта бытия ( как в части организации самих представлений, по целевой, движущей, материальной причине, так и в части возможности определения мира), то соответственно и от противного формирование своего параллельного мира во многом ограничено миром бывших вещей как в первичных формах организации, так и в отношении вторичного, когда данный мир начинает реализовываться в окружающую действительности и возможно даже полностью заменять ее. Здесь идет суждение в отношении именно личного момента как критерия познания, в отношении же принятия или не принятия общественным бытием в возможности данного зеркального, негативного мира, следует отметить совершенную справедливость « все познается в сравнении», с единственной оговоркой того, что теперь старый мир из универсума познания и соответствующего предела познания превращается в частность того или иного силлогизма — смена форм достоверности, удостоверения и соответственно самой формы познания.
Сбрасывание кожи.
Время всегда враг для нашего субъекта с точки зрения общественного способа рассуждения, и всегда его форма возможного становления с точки зрения личного момента в познании. Во времени происходит то, что субъект есть в будущем в области внечувственного и возможно то, что есть после смерти, то, чему посвящена его жизнь –возможности дать жизнь другим формам организации материи. И вот, по сути парадокс. Становление такой организации как совершенно новое бытие в возможности требует огромного динамизма и соответственно превращения, которое намного сложнее и быстрее происходит, чем любой общественный процесс с точки зрения систематической формы определения времени. При этом, если учесть, что изначально не все участники бытия в возможности общества, представленные в сознании личности изменяются и уничтожаются, замещаясь личным бытием в возможности, следует признать, что наш субъект бывает поставлен в весьма сложное положение – ему приходится отказываться от самое себя в отношении прошлого. Он понимает, что то, что он был в прошлом в части своего собственного бытия в возможности уже не приемлется им в настоящем, но видит, что это совершенно не то, что он хочет сказать, что это не то бытие в возможности, которое может перевернуть мир. Соответственно, он вспоминает, с каким трудом оно давалось ему, он вспоминает, каким он был в момент его структурирования и не может поверить в то, что теперь оно является чужеродным для его способа рассуждения, его духа познания. Что же ему делать? С одной стороны, он не может отказаться от прошлого. Отказаться от прошлого — это косвенно признать, что структурируемое в настоящем так же может быть отринуто им со временем и, соответственно, это же создает возможность вечного отрицания и вечного возвращения к первичным формам организации, вечного состояния беременности, вечного томительного ожидания мучения рождения, а потом- … чудовищное осознание уродства своих детей. Кому хочется такой перспективы? Здесь в человеке, в нашем субъекте говорит общественная форма познания, она показывает ему причинную связь между частным и общим, она рассказывает ему, каким образом строится отношение его и того, что он создает. И именно от того, каким образом человек преодолеет данную ситуацию, зависит успешность его дальнейшего бытия как движущей причины нового мира.[1] С одной стороны, необходимо исправить «ошибки» прошлого, каким-либо образом органично включить их в систему организации настоящего процесса структурирования бытия в возможности. С другой стороны, это невозможно по причине того, что данный процесс является одномоментным и фактически не может быть регулируем личностью. Данная дилемма заставляет иногда личность остановиться в части структурирования бытия в возможности и даже прийти к тому, чтобы перестать вообще решать вопросы творческой стратегии в каждодневности именно воспроизведения бытия в возможности, что приводит иногда к сублимации во властные формы, и тогда мы можем наблюдать плеяду правителей сильных духом. При этом необязательно, чтобы данные процессы коррозии бытия в возможности носили объективированный характер, или, чтобы само по себе бытие в возможности было объективировано в отношении того или иного субстрата, оно может быть выражено в источнике – память, чувственное начало и так далее.
Соответственно, вопрос о том, каким образом разрешать данный конфликт времени – в достаточной степени важен и актуален для нашего исследования. Следует понимать, что в области творческого не работают схемы представления о причинно-следственной связи, которые так хорошо известны в отношении общественного бытия в возможности в соответствии с общественными парадигмами бытия. Для того, чтобы убедиться в данном тезисе достаточно ознакомиться с работами по психоанализу, посвященными данному вопросу. Дело в том, что представление о причине и следствии так, как оно дается в части понимания общественного процесса организации социальной материи, и так, как оно представлено в отношении физики как науки объясняющей ( конечно же не истолковывающей — что вы! — мир), совершенно полностью заземлено на тезаурус материальной причины бытия, а в части представления о причинно– следственной связи, представляет собой отражение формальной причины. Иными словами, мысль здесь есть только часть общей цепи, которая носит усеченный характер. Усеченность данной цепи — следствие того, что в области общественных процессов неизменен постоянный переход от парадигм к элементам парадигм, соподчиненность может быть только по целевым причинам, но в области материального, в области чувственной перцепции, которой доступна только результативность в форме материальной причины, в части изменчивости целевой – формальной, наблюдается постоянное замещение материей формы и наоборот. То, что происходит из материи и становится формой в области сторонней перцепции, само по себе является материей и в опосредовании целевой причиной для другой парадигмы и, соответственно, другой формы. С этой точки зрения вопрос о том, чтобы представить себе всю полноту причины и следствия в ее глобальности, как неизменность воздействия одного на другое и так далее и тому подобное – не имеет смысла и не целесообразен опять же с точки зрения общественной организации материи. Именно потому появление усечения, цепь причинности, которая позволяет говорить о той или иной степени автоматизации процессов реализации бытия в возможности, а, следовательно, и формовании алгоритмов бытия в возможности и в действительности. С этой токи зрения то, что есть в сознании индивидуума, причина и следствие с общественной точки зрения, в так называемом снятом, «голом» виде совершенно не подходит к определению причинности в области творческого, а, следовательно, не может быть применимо. При малом применении данного представления к формообразованному бытию в возможности получается неразрешимая ситуация противоречия по самому содержанию, а следовательно, и по всей парадигме организации.
Совершенно нет необходимости для того, чтобы отрицать, а затем адаптировать то или иное бытие в возможности в соответствии с необходимостью настоящего. Субъект должен понимать независимость результативности от воли себя как человека. Соответственно, сбрасывание кожи может быть только в отношении системы суждения о результате познания, но никак не в отношении результата познания. По ту сторону системы отсчета, системы восприятия причины и следствия может быть только расширение «круга человека», а значит воссоздание материи, ее новое преобразование, суждение о котором не входит в компетенцию самого создателя. И здесь человек, осознавая это, приобщается к божественной черте характера- снисхождению и прощению самое себя и самому себе. Не боясь при этом результата.
[1] При этом мы действительно вправе говорить о мире. Так как само представление о мире о том, что такое мир ограничивается формами чувственного соприкосновения с универсумом действительности у обычного субъекта бытия ( как в части организации самих представлений, по целевой, движущей, материальной причине, так и в части возможности определения мира), то соответственно и от противного формирование своего параллельного мира во многом ограничено миром бывших вещей как в первичных формах организации, так и в отношении вторичного, когда данный мир начинает реализовываться в окружающую действительности и возможно даже полностью заменять ее. Здесь идет суждение в отношении именно личного момента как критерия познания, в отношении же принятия или не принятия общественным бытием в возможности данного зеркального, негативного мира, следует отметить совершенную справедливость « все познается в сравнении», с единственной оговоркой того, что теперь старый мир из универсума познания и соответствующего предела познания превращается в частность того или иного силлогизма — смена форм достоверности, удостоверения и соответственно самой формы познания.
