В середине 2022 года я приехал в один из отделов полиции: там находилась девушка, которую вызвали «поговорить и уточнить некоторые обстоятельства». В качестве сюрприза ей предъявили постановление о возбуждении уголовного дела по части 3 статьи 327 УК России — использование заведомо поддельного официального документа, предоставляющего права или освобождающего от обязанностей.
Предыстория
При беседе наедине выяснилось, что некоторое время назад подзащитная (назовём её Анной) по ряду причин осталась без регистрации по месту жительства. Кто-то из знакомых сообщил ей, что регистрация, хотя бы временная, нужна обязательно. Зачем — не объяснил. К сожалению, никто из родственников или знакомых помочь с регистрацией по месту пребывания не смог.
Будучи человеком прогрессивным, Анна стала искать помощь в поисковых системах. Нашла организацию, которая предлагала услуги по оформлению временной регистрации по месту пребывания.
В переписке в мессенджере оператор попросила у Анны копию паспорта и заверил(а), что регистрация будет официальной, подлинной, «даже проходит проверку у банков».
Свидетельство о регистрации доставили Анне курьером, выслав предварительно для проверки его копию в мессенджер. В дальнейшем оно пылилось дома.
Решив жилищный вопрос, Анна занялась уже постоянной регистрацией по месту жительства, заполнив заявление на Госуслугах. Свидетельство о регистрации по месту пребывания не прикладывала: административный регламент этого не требует.
Выдав Анне паспорт с уже проставленным штампом о постоянной регистрации, инспектор поинтересовалась, была ли у неё регистрация по месту пребывания.
Логика вопроса была понятна инспектору, но не Анне. С регистрационного учёта она снята более чем за полгода до этих событий, а за проживание в жилом помещении свыше 90 дней предусмотрена административная ответственность — если доказать, что человек всё это время жил по одному и тому же адресу. Эти нюансы инспектор Анне не объяснила.
Анна сообщила, что регистрация у неё имеется. На предложение его показать сообщила, что свидетельство дома, а вот на телефоне имеется снимок. Взяв телефон Анны с собой, сотрудница ушла в соседний кабинет. Вернувшись, сообщила Анне, что свидетельство поддельное, что привело Анну в состояние шока. Инспектор попросила Анну принести это свидетельство к ним в отдел, сообщив, что они «будут разбираться». Анна истолковала эту просьбу как намерение сотрудников полиции помочь ей, поскольку она стала жертвой обмана.
На следующий день Анну ждали инспектор, начальник отдела и участковый уполномоченный полиции. Сходу сообщили, что свидетельство у неё поддельное, предложили объяснить, откуда оно у неё взялось. Анна выложила всё как на духу: обратилась за оформлением регистрации, обещали её оформить и выслать подлинное свидетельство, судя по всему, обманули. Открыла телефон и показала переписку с оператором.
Участковый тут же оформил явку с повинной, объяснение, после чего отправил Анну домой ждать вызова в отдел.
Дознание
На момент нашей встречи дознание располагало явкой с повинной и объяснением, которое Анна дала участковому уполномоченному полиции «по горячим следам». В содержание этих документов никто не вдавался, а зря: строго говоря, их вполне хватало для того, чтобы вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
Дело в том, что по таким делам нужно доказать четыре обстоятельства:
- Документ является официальным.
- Документ является поддельным.
- Документ является заведомо поддельным (то есть человек точно знает о его поддельности).
- Документ предоставляет некие права либо освобождает от неких обязанностей.
В явке и в объяснении Анна категорически утверждала, что пребывала в полной уверенности о подлинности свидетельства. Признавала, что предоставила его в миграционный орган — а вот зачем, это участковый не выяснил.
Однако признание Анной факта «предоставления» свидетельства о регистрации казалось сотрудникам хорошим поводом улучшить показатели отделения дознания, и дело возбудили.
В тот же день Анну допросили в качестве подозреваемой. Показания были короткими, свелись к повторению изложенного в «явке» и категорическому настоянию на том, что Анна была уверена в подлинности свидетельства, и представила его только по просьбе сотрудников полиции.
Итак, защита на стадии дознания оперировала обстоятельствами:
- Анна не знала о том, что свидетельство подделано. Напротив, была уверена в его подлинности (была введена в заблуждение оператором).
- Данное свидетельство не предоставило Анне никаких прав и не освободило от каких бы то ни было обязанностей.
- Анна предоставила свидетельство сотрудникам, знавшим о его поддельности — то есть имела место провокация с их стороны.
Спорить по остальным обстоятельствам было бессмысленно. Свидетельство о регистрации по месту пребывания — официальный документ. Конкретно это свидетельство было поддельным: изготовлено на принтере методом струйной печати, как установила экспертиза. Да и подписано оно было от имени сотрудника, который не существовал в природе (о чём Анна, впрочем, знать не могла).
Оператора, естественно, не установили. Ходатайство защиты о прекращении уголовного дела, заявленное при ознакомлении с материалами дела, осталось без внимания как дознавателя, так и прокурора. В таком виде дело поступило в суд.
Согласно обвинению, поддельное свидетельство Анна предъявила "в качестве документа, дающего право на освобождение от административной ответственности". Гениальность этой конструкции может оценить любой студент 2-3 курса юрфака.
Суд
В суде Анна не признала вину и вновь заявила: была уверена в подлинности заявления, предъявила его только по просьбе инспектора, никакой цели при этом не преследовала.
Прокурор начала с предъявления письменных материалов — как обычно огласила опись материалов дела. Далее мы настояли на вызове свидетелей, не согласившись с оглашением показаний.
Сотрудники управления по вопросам миграции подтвердили, что попросили Анну принести спорное свидетельство, так как им «нужно было зафиксировать этот факт». Что это значило, пояснить не смогли. От защиты поступил вопрос, которым не задались ни дознаватель, ни прокурор:
А была ли Анна привлечена вами к административной ответственности? Если да, то за что? Если нет, то каким образом оформлено это решение?
На это свидетели сообщили следующее:
К административной ответственности Анну не привлекли в связи с отсутствием оснований для этого (не было установлено, что она прожила по какому-либо конкретному адресу свыше 90 дней).
Никаким образом это решение не было оформлено, «просто не стали составлять протокол».
Услышав такой ответ, решил добить:
При принятии решения о не привлечении Анны к административной ответственности вы учитывали представленное ею свидетельство?
Ответ был отрицательным.
Ни суд, ни прокурор не увидели в этом никакой опасности для обвинения.
После допроса подсудимой мы исследовали письменные доказательства защиты — те же, что «исследовала» ранее сторона обвинения. Вот только мы настояли на полном оглашении «явки», объяснения, переписки Анны в мессенджере с оператором — и внесении этих сведений в протокол судебного заседания.
В прениях прокурор говорила о том, что доводы стороны защиты следует отклонить, поскольку… Анна явно знала порядок регистрации по месту пребывания, и «это явно не делается через мессенджер».
На это последовала реплика защиты — Анну судят не за нарушение порядка регистрации, с напоминанием о пределах судебного разбирательства.
Суд признал Анну виновной и приговорил к ограничению свободы. Приговор не содержит какого бы то ни было анализа доводов защиты, поэтому к публикации не прикладывается как недостойный внимания.
Апелляция
Получив приговор, я подал апелляционную жалобу. Предложил Анне не ходить в судебное заседание в апелляции — к тому моменту вся эта история длилась уже полтора года и изрядно её вымотала.
Заседание прошло в обычном порядке: краткий доклад председательствующего, выступления сторон, дежурный отказ в повторном исследовании доказательств под соусом «все всё знают и могут ссылаться». Дежурное выступление прокурора «всё законно-обоснованно».
В совещательной комнате суд пробыл совсем недолго, но вот дальнейшее стало сюрпризом — приговор отменили, прекратили уголовное дело по малозначительности, признали за Анной право на реабилитацию. Эту новость она узнала от меня по телефону.
В итоге малозначительный повод обошёлся Анне в полтора года нервотрёпки, а налогоплательщикам — в некоторую сумму денег на оплату труда прокурора, судей и аппарата суда, на нитки и бумагу. Хотя при должной осмотрительности это дело могло (и должно было) умереть в отказном материале. А теперь налогоплательщикам придётся раскошелиться ещё и на компенсацию морального вреда за незаконное уголовное преследование.
И да, это дело опять же досталось мне по назначению.