«Не мытьем, так катаньем». Рассказ о том, как «впаивание десяточки» превратилось в бесконечный вялотекущий процесс, или о том, как начать защиту обвиняемого там, где она уже окончена.

Не знаю, как у меня хватило терпения и сил рассказать вам эту историю. Я собрал ее по кусочкам, как пазл. Но она того стоит. С виду простое, это дело стало для меня настоящим испытанием. Теперь я рассчитываю на ваше терпение и надеюсь, что эта история станет для вас наглядным примером действия известной пословицы: «терпение и труд все перетрут».

15 мая 2014 года ко мне через сайт обратился Александр К., молодой двадцатилетний парень, и сообщил, что в отношении него следователем СУ УМВД России по Красногорскому району Московской области было возбуждено уголовное дело по части 2 статьи 228 УК РФ – незаконное хранение наркотических средств, без цели сбыта, в крупном размере.

Как это обычно бывает, Александр дотянул до последнего и обратился ко мне буквально за день до предъявления ему итогового обвинения. При этом следователь планировала сразу же после предъявления обвинения объявить Александру об окончании следственных действий и ознакомить его с материалами уголовного дела.

Со слов Александра, в декабре 2013 года он неофициально устроился на работу по объявлению охранником. В его обязанности входило охранять продавца курительных смесей. Продавец сообщил Александру, что химическая формула данных смесей не входит в перечень веществ, запрещенных к свободному обороту. Продажа смесей производилась возле железнодорожной станции «Павшино». Александр должен был находиться неподалеку в автомобиле, следить за происходящим и обеспечивать безопасность продавца. При этом основная часть товара хранилась в автомобиле Александра.

На работу Александр сумел выйти в первый и последний раз. 09 декабря 2013 года он был задержан около железнодорожной станции «Павшино» в своем автомобиле, прямо с горячим кофе и чебуреком в руках, оперативными сотрудниками полиции. Помимо кофе и чебурека у него было изъято 123 пакета с курительными смесями (100 пакетов изъято в автомобиле и 23 — при нем). По результатам проведения Александру медицинского освидетельствования в его моче было обнаружено психотропное вещество — амфетамин.

Александр также пояснил мне, что сотрудники полиции при задержании применили к нему насилие и подбросили часть наркотических средств. Изначально у него было только 100 пакетов с веществами, которые хранились под сиденьем автомобиля, остальные 23 пакета сотрудники полиции сами засунули ему в карманы одежды, после чего изъяли их обратно в ходе личного досмотра в присутствии понятых из дружественных стран СНГ. Покурить амфетамин опера его также заставили, «для верности».

Выборочное химическое исследование веществ из нескольких изъятых пакетов показало, что в их составе содержатся наркотические средства, именуемые в простонародье «спайсами», со сложными химическими формулами.

После предъявления Александру «дежурного» обвинения по ч. 2 ст. 228 УК РФ и проведения допроса в качестве обвиняемого, на котором он отказался давать показания по ст. 51 УК РФ, к нему была применена мера пресечения в виде подписки о невыезде и надлежащем поведении. 09 января 2014 года изъятые вещества были направлены следователем для проведения химической судебной экспертизы.

После этого на протяжении пяти месяцев не происходило ничего. О том, каким универсальным способом продлевались сроки предварительного следствия, я узнал позднее. Схема была очень проста. Следователь выносила постановление о приостановлении сроков предварительного следствия по надуманным основаниям, — в связи с тем, что обвиняемого, якобы, невозможно пригласить для проведения следственных действий (каких именно, не уточнялось). В свою очередь начальник следственного управления отменял постановление следователя и назначал ей своей властью дополнительный месяц срока следствия. Так происходило неоднократно, что позволяло делать сроки следствия практически бесконечными.

Адвокат, осуществлявший защиту Александра по поручению органа следствия, разъяснил ему, что исход по делу будет зависеть от результатов экспертизы. Если большинство изъятых веществ эксперты признают наркотиками, тогда будет переквалификация на приготовление к сбыту, и сделать уже ничего будет нельзя, поскольку тогда «впаяют десяточку». Если же большинство пакетов не будет содержать в своем составе наркотиков, тогда, может быть, «пронесет», и квалификация останется прежней. Оставляю железные аргументы своего коллеги без комментариев.

Так что, гулял Александр и ждал у моря погоды – прилетит к нему «десяточка» или нет. И дождался. В один из теплых майских деньков адвокат-назначенец позвонил Александру с предложением собирать необходимые вещи и готовиться к поездке в тюрьму. Таким незатейливым способом он сообщил своему клиенту о том, что результаты химической судебной экспертизы готовы, а он, в свою очередь, защиту по делу окончил.

Будучи недовольной такими перспективами, мать Александра занялась активными поисками адвоката по Интернету, видимо, рассчитывая на принцип «лучше поздно, чем никогда», и в итоге вышла на меня.

Такова предыстория этой трагикомической ситуации, а далее начинается суровое повествование о том, как начать защиту по уголовному делу там, где она уже окончена.

Пообщавшись с Александром и заключив с ним соглашение на защиту, я в его присутствии позвонил следователю и сообщил ей о своей готовности явиться завтра вместе со своим подзащитным для участия в следственных действиях и ознакомления с делом. Следователь предупредила меня, что необходимо обязательно подписать протокол ознакомления, ибо все сроки следствия уже истекли. Я уверил ее, что все будет в полном порядке.

Окончив разговор со следователем, я предложил Александру к ней со мной не ездить, а ждать завтра моего звонка, находясь поблизости от здания УМВД по Красногорскому району до тех пор, пока я не прощупаю обстановку. Мне очень не хотелось, чтобы мое вступление в дело ознаменовалось избранием в отношении моего подзащитного меры пресечения в виде заключения под стражу. Такой расклад был более чем возможен, учитывая факт предстоящей переквалификации на особо тяжкое преступление, а также отсутствие у Александра постоянной регистрации в Московской области.

16 мая 2014 года, в пятницу, во второй половине дня я явился в кабинет к следователю и торжественно объявил ей о том, что я пришел один, и что участвовать в предъявлении обвинения моему подзащитному, а тем более знакомиться с материалами дела, я не готов, так как абсолютно не знаком с обстоятельствами по делу. Мои доводы показались следователю убедительными, а сроки следствия смогли потерпеть еще пару дней. Она предоставила мне возможность сфотографировать ряд материалов дела, среди которых были протокол личного досмотра Александра и заключение химической экспертизы, после чего я взял паузу до понедельника.

В выходные я спокойно занялся изучением полученных фотокопий документов. Результаты изучения превзошли мои ожидания. В протоколе личного досмотра отсутствовала подпись Александра в графе разъяснения ему всех прав. В заключении химической судебной экспертизы отсутствовала подпись одного из экспертов в графе о предупреждении об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Сами же выводы экспертов были весьма сомнительными. Они некорректно ответили на поставленный следователем вопрос. Следователь спрашивала экспертов о том, являются ли представленные на исследование вещества наркотическими средствами, а эксперты ответили, что в составе ряда веществ содержатся наркотические средства.

Согласно выводам экспертов в веществах из 21 пакета, изъятого у Александра из карманов одежды, содержалось одно наркотическое средство – тетрагидроканнабинол (честно, не знаю, куда делись еще два пакета), в 1 пакете, изъятом из автомобиля, было обнаружено другое запрещенное вещество – N-(адамантан-1-ил)-1-(5-фторпентил)-1-Н-индазол-3-карбоксамид (синоним АСВМ(N)-2201), который является производным наркотического средства N-(адамантан-1-ил)-1-пентил-1Н-индазол-3-карбоксамида. Соответственно, в остальных 99 пакетах изъятых из автомобиля, наркотические средства не были обнаружены.

Нарушение, выявленное мною в протоколе личного досмотра, я предусмотрительно отложил на потом, в копилку сюрпризов, а в отношении заключения экспертов я подготовил ходатайство о назначении дополнительной экспертизы. В нем я отразил два момента: о том, что негоже проводить экспертизу без предупреждения об уголовной ответственности, и о том, что на вопросы следователя нужно отвечать правильно. Моя мысль была проста: наличие в составе веществ, представленных на исследование экпертам, наркотических средств еще не делает сами вещества наркотическими средствами.

19 мая 2014 года перед предъявлением обвинения я доверительно сообщил следователю о том, что мною выявлены некоторые «косяки» в заключении экспертизы и много чего еще, о чем я пока заявлять не хочу. В подтверждение своих слов я ткнул пальцем в пустую графу заключения экспертизы, в которой должна была стоять подпись второго эксперта, и передал следователю свое ходатайство.

Далее я пояснил, что, несмотря на свое острое зрение, я могу и не заметить этих нарушений, а про свое ходатайство и вовсе забыть, но лишь при одном условии – если квалификация действий моего подзащитного останется прежней. В этом случае я гарантирую чистосердечное признание обвиняемым своей вины и ходатайство об особом порядке судебного разбирательства. Предложение было, на мой взгляд, весьма разумным.

Следователь молча взяла мое ходатайство и пошла к начальнику следственного отдела. Отсутствовала она примерно около получаса. Однако, партия не сработала. Вернувшись обратно, уже с более уверенным выражением лица, она сообщила, что мое ходатайство будет рассмотрено в установленном законом порядке, что в переводе на русский язык означало адресованное мне предложение пойти по известному направлению. После чего благополучно предъявила Александру обвинение по приготовлению к сбыту наркотических средств, в крупном размере, и вручила нам копию постановления о привлечении в качестве обвиняемого по ч. 1 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 228.1. УК РФ.

Данное постановление заслуживает того, чтобы остановиться на нем поподробнее, поскольку являет собой шедевр деятельности современных следственных органов. Основная цель следствия в этом постановлении заключалась в том, чтобы создать у суда видимость прямо-таки огромного объема изъятых запрещенных веществ посредством добавления в фабулу дела веществ не запрещенных. В обвинении так и написано: «хранил при себе 123!!! пакета с измельченным веществом растительного происхождения, из которых в объектах таких-то содержатся такие-то наркотические средства». Я действительно искренне восхитился такой изощренности. Вменять в вину вещества, не запрещенные к обороту, — это настоящее искусство.

При допросе в качестве обвиняемого Александр дал следующие показания. Вину в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 228.1 УК РФ, он признает частично, умысла на незаконный сбыт наркотических средств, в крупном размере, у него не было. В указанный период времени употреблял курительные смеси, которые приобретал у продавца в районе железнодорожной станции «Павшино». О том, что эти вещества были запрещены к свободному обороту, он, естественно, не знал. 09 декабря 2013 года он приехал на станцию на своем автомобиле к знакомому продавцу с целью приобрести пакетики со смесями. Продавец предложил Александру бесплатно 23 пакета с курительными смесями, а взамен попросил оставить у себя на хранение в автомобиле пакет с товаром. На вопрос Александра, нет ли в пакете запрещенных веществ, продавец ответил, что таковых там нет. Александр согласился, рассовал подаренные продавцом 23 пакета по карманам одежды, а большой пакет с остальными веществами положил на хранение в салон автомобиля. Находясь в машине, Александр решил не возвращать пакет с веществами продавцу и присвоить их себе, чтобы в последующем использовать для собственного употребления. Уехать со станции он не успел, поскольку в этот момент был задержан сотрудниками полиции.

О нарушениях закона, допущенных со слов Александра оперативными сотрудниками, мы указывать ничего не стали, поскольку прошло уже слишком продолжительное время, в течение которого Александр никаких жалоб по этому поводу не заявлял, а посему перспектива подобных заявлений была для меня очевидна.

После предъявления обвинения и допроса следователь, тем не менее, не стала знакомить нас с материалами уголовного дела, пояснив, что пригласит нас для ознакомления позднее.
22 мая 2014 года мы прибыли к следователю с намерением ознакомиться с материалами дела. Вместо этого, к моему удивлению, следователь вручила нам постановление о частичном удовлетворении моего ходатайства о назначении дополнительной химической экспертизы, после чего направила материалы дела на экспертизу тем же экспертам.

Далее мы раскланялись, и прогулки Александра на свежем воздухе были благополучно продолжены.

03 июня 2014 года мы явились для ознакомления с заключением дополнительной химической судебной экспертизы. Каково было мое удивление, когда в новом заключении я увидел выводы, прямо противоположные выводам первоначальной экспертизы. Теперь все вещества, по мнению экспертов, стали наркотическими! Сказать, что я был расстроен, — это ничего не сказать. Выходило, что своими действиями я ухудшил положение своего подзащитного.

Однако, поверить в это было сложно. Позднее я засел за подробное изучение таблицы наркотических средств и понял, почему так произошло. На момент совершения преступления, равно как и на момент проведения первой экспертизы, химическая формула веществ, находящихся в 99 пакетах и изъятых из автомобиля Александра, не входила в число запрещенных, а уже потом, на момент проведения дополнительной экспертизы, очередным Постановлением Правительства РФ эта формула стала запрещена. А поскольку эксперты отвечали на вопрос следователя в настоящем времени, «являются ли» вещества запрещенными, они и ответили положительно.

Итак, по итогам второй экспертизы выглядело бы логичным предъявить новое обвинение. Но главный абсурд заключался в том, что новое обвинение следователь предъявлять не стала. Это означает, что в основе обвинения по-прежнему лежали выводы первой «косячной» экспертизы и те же незаконные формулировки с вменением всех изъятых пакетов, в том числе с не запрещенными веществами.

На мой закономерный вопрос, а как же вторая экспертиза, если в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого указаны выводы первой, следователь раздраженно ответила: «Хотите, предъявлю вам новое обвинение со второй экспертизой, тогда у вас все пакеты станут наркотиками!», «И вообще, я сегодня после дежурства, хочу домой». На что я ответил, что я вовсе не настаиваю на новом обвинении, и тем более не против отпустить следователя домой.

Далее я приобщил к материалам дела ходатайство о переквалификации действий моего подзащитного с незаконного приготовления к сбыту на незаконное хранение. Основные доводы ходатайства были такие:

— в материалах дела нет ни одного доказательства наличия у моего подзащитного умысла на сбыт, равно как и доказательств его причастности к иным эпизодам сбыта;

— выводы дополнительной судебной экспертизы противоречат выводам первоначальной, в связи с чем, обе экспертизы являются недопустимыми доказательствами;

-предъявленное обвинение является незаконным, поскольку, согласно ст. 14 УК РФ, только запрещенное деяние может быть признано преступлением, а хранение пакетов с не запрещенными веществами преступлением быть не может.

После чего в ходе ознакомления с материалами уголовного дела я обнаружил в протоколе личного досмотра сфальсифицированную подпись от лица моего подзащитного, которой, как я до этого указывал, ранее не было. Ну что ж, я во второй раз сфотографировал протокол уже с поддельной подписью. Теперь в копилке сюрпризов у меня было уже две фотографии одного и того же протокола: одна без подписи, вторая — с поддельной.

В довершение ко всему в протоколе ознакомления с материалами дела я заявил ходатайство о назначении предварительного слушания, в связи с необходимостью возвратить уголовное дело прокурору и исключить недопустимые доказательства. (Вы догадались, что я имел ввиду первое заключение эксперта без подписи и протокол личного досмотра). Мотивировать эти ходатайства я не стал, оставив свои доводы для суда.

Засим мы попрощались в очередной раз, после чего снова воцарилась тишина, а я долго размышлял над тем, сможет ли обвинение с подобными формулировками пройти через прокуратуру. Не смогло. Но не по тем основаниям, о которых я думал.

26 июня 2014 года мне звонит Александр и сообщает о том, что по указанию прокурора следователь назначает ему наркологическую судебную экспертизу. Я разъяснил Александру, как необходимо себя вести перед экспертами, и что обязательно нужно заявить о своем пагубном пристрастии к курительным смесям, которое в настоящее время полностью искоренено. Александр все сделал правильно, в итоге в заключении наркологической экспертизы от 27 июня 2014 года появились выводы о том, что «в период инкриминируемого ему деяния курил марихуану, употреблял амфетамин. Зависимости не имел, абстинентных проявлений не сформировалось, частота употребления варьировала».

И снова здравствуйте!

02 июля 2014 года, после проведения наркологической экспертизы, мы вновь явились к следователю для ознакомления с материалами дела. Я снова заявил следователю обо всем, что у меня наболело на душе, и снова дело было благополучно направлено прокурору со статьей на «десяточку». Гадание на кофейной гуще относительно перспектив сомнительного обвинения продолжились. И звезды вновь повернулись к нам передом.

04 августа 2014 года постановлением начальника следственного управления уголовное дело было возвращено следователю с указанием назначить по уголовному делу повторную химическую судебную экспертизу, в связи с противоречиями в двух заключениях экспертов, установленных защитником обвиняемого. В тот же день следователь эту экспертизу назначила.

Стоит отметить, что органы следствия не посчитали необходимым уведомить обвиняемого и его защитника об этих событиях, в связи с чем, начиная с 03 июля 2014 года и по (не поверите!) 19 ноября 2014 года, то есть снова на протяжении почти пяти месяцев, нам ничего не было известно о происходящем по этому делу. Сами понимаете, звонить следователю с целью узнать, когда на моем подзащитном сомкнутся наручники, у меня не было ни малейшего желания. А меж тем игры с приостановлением следствия и с отменой этого приостановления продолжались.

В итоге 01 октября 2014 года была проведена еще одна, уже третья по счету, химическая экспертиза. На этот раз у экспертов открылся третий глаз, поскольку наконец-то они разобрались в ситуации и указали, что на момент совершения преступления вещества в 99 пакетах, изъятых из автомобиля, не были включены в список запрещенных.

19 ноября 2014 года следователь выносит постановление о прекращении уголовного преследования Александра по 99 пакетам с веществами. Как потом мне рассказала ее коллега, «общий вес пакетиков пересчитывали всем управлением, в результатах подсчетов путались и не могли прийти к общему знаменателю».

В тот же день 19 ноября 2014 года некто, заменяющий следователя, знакомит меня с постановлением о назначении повторной химической экспертизы от 04 августа 2014 года и с заключением данной экспертизы, после чего пытается предъявить Александру обвинение и отобрать у него подпись в готовом заполненном протоколе допроса за подписью следователя. Выражаю свое возмущение, заявляю о том, что показания, занесенные в протокол допроса, не соответствуют действительности, и что участвовать в допросе в отсутствие следователя отказываюсь. В протоколе ознакомления с постановлением об экспертизе пишу незамысловатую фразу: «с постановлением о назначении экспертизы ознакомлен уже после ее проведения, что нарушает мои права, предусмотренные статьей 198 УПК РФ». Остановились на том, что подъедем в следующий раз, и допрос произведет сама следователь.

Через несколько дней вновь прибываем к следователю. Вместо нее меня вызывает к себе начальник следственного управления. Заводит меня в свой кабинет и задает мне простой вопрос: «Чего Вы хотите?»

Далее в форме диалога:

Я: «О том, чего я хочу, я сообщил следователю полгода назад, а она сообщила об этом вам, только толку никакого».

Он: «Прокуратура не пропустит эту статью, объем наркотиков очень большой, у нас здесь такое правило».

Я: «Нужно будет – пропустит. Из любого правила должно быть исключение. К тому же, теперь объем не такой уж большой. 99 пакетов отвалилось, осталось всего 22».

Он: «Все равно это много. Попробуйте в суде смягчить наказание за счет положительных характеристик личности. Он же у вас ранее не судим, на учетах не состоит, характеризуется положительно».

Я: «Даже если у него нимб будет светиться над головой, все равно по этой статье он получит десять лет».

Он: «Зачем вы написали в протоколе, что ознакомились с постановлением о назначении экспертизы после ее проведения?».

Я: «Это соответствует действительности. Я написал правду».

Он: «Но зачем вам это? Если мы проведем четвертую экспертизу, результат по делу от этого не изменится».

Я: «Скоро Новый год. Назначайте четвертую экспертизу. Пока будете ее проводить, парень встретит новый год дома, с родными. А у меня для вас еще подарки есть».

Он (настороженно): «Какие?»

Я: «Фальсификация доказательств происходит, прямо у вас под носом. То нет подписи в протоколе, то она уже есть. Только моему подзащитному она не принадлежит».

Он: «А где эта подпись? В каком месте?»

Я: «В самом важном месте. За разъяснение всех прав».

Он (тяжело вздыхая): «Я поговорю с прокурором. Через неделю вам позвоню».

Через неделю он не позвонил. Вместо этого они снова разыграли со следователем партию «приостановление – отмена – возобновление», взяли тайм-аут и пошли отмечать новый 2015 год. И Александр тоже отмечал новый год. Дома. С родными.

23 января 2015 года следователь вышла из праздничного пике и вновь возобновила расследование.

Мои поездки в управление к этому времени мне уже порядком поднадоели. Понимая, что рано или поздно наступит конец, мною было принято решение раскрыть все карты, поскольку потом в суде уже могло быть слишком поздно.

Вновь получив обвинение на заветную «десяточку», на этот раз мы заняли позицию полного не признания своей вины. Основной акцент был сделан на том, что продавец смесей убедил Александра в том, что они не запрещены к обороту, поэтому у моего подзащитного не было умысла ни на приготовление к сбыту, ни на хранение наркотиков. Далее мы подробно описали продавца, указав на все его отличительные приметы, о которых ранее в допросе не указывали.

После этого я выкатил следователю сразу три ходатайства:

1) О производстве следственных и оперативных действий – для установления обстоятельств, имеющих значение для дела. Поскольку теперь у следователя появились приметы продавца, я предложил ей предпринять меры для установления его местонахождения и произвести его допрос, задав ему следующие вопросы: передавал ли он Александру изъятые у него вещества? Убеждал ли он его, что данные вещества не запрещены к свободному обороту? Выяснение этих вопросов имеет важное значение для установления виновности или невиновности моего подзащитного, поскольку может свидетельствовать об отсутствии у него умысла на совершение преступления. В этом же ходатайстве я подробно расписал, какие следственные и оперативные действия можно провести (в том числе предложил допросить всю железнодорожную станцию), и заявил о том, что до настоящего времени органы следствия не предприняли абсолютно никаких мер по установлению продавца запрещенных веществ.

2) О признании протокола личного досмотра недопустимым доказательством. К ходатайству приложил две фотокопии: одну без подписи, другую – с поддельной подписью. Одновременно предложил следователю, если у нее есть сомнения в достоверности имеющейся у защитника фотографии без подписи, назначить по делу почерковедческую судебную экспертизу поддельной подписи в протоколе, выполненной за моего подзащитного, задать эксперту один вопрос: «Данная подпись выполнена моим подзащитным или иным лицом?».

3) О прекращении уголовного дела, в связи с отсутствием в деянии обвиняемого состава преступления, (в первую очередь умысла на его совершение), отсутствием доказательств приготовления к сбыту наркотических средств, а также допущенными процессуальными нарушениями.

Выложив букет из ходатайств, я облегченно вздохнул, подписал очередной протокол ознакомления с материалами уголовного дела, и мы с Александром снова распрощались со следователем. «Ну теперь – либо пан, либо пропал», — констатировал я.

Букет подействовал. Ведь следователь была женского пола, а все женщины любят букеты:).

13 февраля 2015 года следователь выносит постановление о переквалификации действий Александра с ч. 1 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 228.1. УК РФ на ч. 2 ст. 228 УК РФ. Для этого ей достаточно было вызвать на допрос двух оперативных сотрудников, которые показали, что, оказывается, Александр к незаконному сбыту наркотических средств на территории Красногорского района Московской области не причастен.

20 февраля 2015 года Александру предъявляется новое обвинение по части 2 статьи 228 УК РФ. Фабула обвинения выглядит теперь таким образом, что автомобиль в нем уже вовсе не упоминается, а речь идет только о приобретении и хранении при себе Александром 21 пакета с тетрагидроканнабинолом и одного пакета с трудновыговариваемым веществом. На допросе мы признаем свою вину в незаконном хранении. В ходе ознакомления с делом (в каком по счету, я, если честно, уже сбился) мы заявляем ходатайство об особом порядке судебного разбирательства.

Но на этом история не заканчивается. В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого от 20 февраля 2015 года следователь допускает ряд ошибок, в связи с чем, в апреле 2015 года меня снова вызывает к себе начальник следственного управления и лично заканчивает за следователя расследование этого уникального дела, а я уже по привычке подписываю протокол ознакомления с материалами дела.

В мае 2015 года уголовное дело в отношении Александра наконец-то было принято к производству Красногорским городским судом Московской области, рассмотрение дела назначается на 04 июня 2015 года.

В судебном заседании, при проведении прений сторон, государственный обвинитель попросил Александру наказание в виде трех лет реального лишения свободы. Перед вынесением приговора судья объявил перерыв на сорок минут. Я как мог успокаивал мать Александра, убеждал ее, что три года колонии – это все-таки не десять. Но она очень расстроилась, поскольку хотела, чтобы ее сын не провел в местах лишения свободы ни дня.

04 июня 2015 года приговором Красногорского городского суда Александр был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 228 УК РФ, и ему было назначено наказание в виде 4 (четырех) лет лишения свободы условно с испытательным сроком 4 (четыре) года.

Кстати говоря, в описательной части приговора суда снова идет речь о 123 пакетах с веществами растительного происхождения и о злополучном автомобиле (не знаю, это просто вирусная болезнь какая-то), но мы на это внимание не обращаем. Нас с Александром теперь и так все устраивает:).

P.S. По словам Александра, до моего появления в управлении молодых ребят из его окружения отправляли в тюрьму по таким статьям одного за другим, «как в игре Angry Birds».