В настоящей публикации хочу поделиться с коллегами практикой о нелегком медицинском деле, в котором автор настоящей скромной публикации, являясь действующим адвокатом, оказался истцом. Как известно, подобные дела со стороны истца тяжело доказуемы и, как правило, они крайне затяжные. Чуть более 2 лет с момента подачи иска понабилось нам с супругой, чтобы вступившим в законную силу решением суда доказать виновность медицинского учреждения, в котором было суждено появиться на свет нашей дочери.
Несмотря на то, что с самого начала меня не покидала уверенность в благоприятном исходе дела, поскольку я полагал, что у нас имеется достаточная доказательственная база и сами обстоятельства ясно свидетельствуют о нарушениях в оказании медицинской помощи, сам процесс, вполне естественно, отнял у нас много нервов, времени и сил.
И хотя дело мы выиграли, все же осадок от работы нашей судебной системы, прежде всего суда апелляционной инстанции, остался.
В очередной раз убедился я и уже на непосредственно личном примере, каковы широты судейского усмотрения там, где закон позволяет этому правоприменительному органу привнести свою волю. И пусть это никак не вяжется с обстоятельствами дела, с нормальным человеческим пониманием о добре и справедливости. Пусть после этого в глазах практикующих юристов и простых граждан сами судьи и суд республиканского масштаба в целом упадет ниже своего достоинства, исказится понимание о таких понятиях как правосудие, независимость и самостоятельность суда, законность и справедливость принимаемых судом решений.
Начну по порядку.
На втором году совместной жизни мы с супругой узнали, что скоро станем родителями. Долгожданным первенцем оказалась девочка, которую мы очень полюбили еще до ее рождения.
Супруга своевременно стала на учет в женской консультации и регулярно ее посещала, к беременности относилась ответственно, выполняла все указания и назначения врача. Беременность протекала нормально, отклонений в развитии плода выявлено не было.
В виду этого, направления для заблаговременной госпитализации нам не выдали, а посоветовали прибыть в роддом уже при первых схватках, что возможно также сыграло свою отрицательную роль.
Утром того дня, который еще ранее был спрогнозирован как дата родов, мы прибыли в роддом.
Находясь в томительном ожидании исхода родов, в тот же день я узнал, что у меня родился ребенок в очень тяжелом состоянии. Дочь в реанимации и жизнь ее находится под угрозой.
Наверное каждый, кто когда-то становился родителем, с нетерпением ждал или ожидает сейчас своего малыша, тем более первенца, может понять какие чувства охватили меня в тот момент.
Стало известно, что в родах выявились несколько патологий пуповины (обвитие, истинный узел, её короткость) и при естественных родах у малышки произошла гипоксия (кислородное голодание плода).
Месяц пробыв в реанимации, девочка выкарабкалась, но состояние ее здоровья, сопровождаемое очень серьезным диагнозом, до сих пор тяжелое. В свои три года, она, в частности, по-прежнему не может держать свою голову, не может самостоятельно сидеть.
После выписки ребенка мы решили, что предпримем все для того, чтобы виновные лица понесли соответствующую юридическую ответственность.
По-видимому, такая беда должна была произойти именно в семье адвоката, который мог бы принять все необходимые действенные меры правового характера для доказывания виновности медицинского учреждения в халатности и равнодушии там, где более всего требуется внимание, забота и четкое проявление своих профессиональных знаний, и для привлечения к ответственности всех виновных лиц.
После сбора необходимой доказательственной базы мы обратились в городской суд с требованием о компенсации морального вреда причиненного в результате оказания некачественной медицинской помощи нашему ребенку, повлекшие тяжкие последствия для ее здоровья. Сумму обозначили в общем размере 4 млн.руб.
По ходатайству ответчика судом была назначена комиссионная судебно-медицинская экспертиза в столице республике.
В результате экспертного исследования, проводимого в течение 6 месяцев, как этого и следовало ожидать, комиссия практически не обнаружила каких-либо недостатков в оказании медицинской помощи роженице во время беременности и родов.
В общем, выводы заключения сводятся к следующему:
Ведение роженицы в стационаре было правильным. Исход родов при патологии пуповины, выявленной после родоразрешения, был не предсказуем и не предотвратим.
Объем обследования роженицы в период её беременности и родов соответствовал стандартам, предусмотренным приказом Министерства здравоохранения РФ от 01 ноября 2012 г. № 572н.
Отсутствие регулярного исследования уровня иммуноглобулинов в динамике гестационного процесса (в женской консультации) могло позволить пропустить обострение вирусной инфекции, что возможно способствовало усугублению негативного состояния новорожденного.
В общем, эксперты в своем заключении клонили к тому, что состояние ребенка, возможно, является следствием полученной внутриутробной инфекции и при той укомплектованности оборудованием, который имелся в стационаре, врачи приняли все необходимые меры в родовспоможении. Следовательно, ответственными за наступившие последствия быть не могут.
Разумеется, подобные умозаключения представлялись нам пристрастными, с уклоном в пользу наших процессуальных оппонентов, и мы заявили ходатайство о назначении повторной комиссионной судебно-медицинской экспертизы с просьбой поручить ее проведение в ФБГУ «Российский центр судебно-медицинской экспертизы Минздрава России».
Выводы экспертной комиссии разительно отличались от тех, что были в первом заключении. Эксперты указали в частности, что в настоящее время основным методом диагностики патологии пуповины является инструментальный — ультразвуковое исследование с допплерометрией, которое не было проведено. При применении данного метода обследования, возможно было диагностировать патологию пуповины, а, следовательно, и скорректировать ведение родов — планировать оперативное родоразрешение путём кесарева сечения. Эксперты перечислили множество недостатков в оказании медицинской помощи и обнаружили, что они находятся в косвенной причинной связи с наступившими последствиями.
На основании такого существенного доказательства горсуд присудил нам, родителям пострадавшего ребенка, компенсацию в размере по 400 тысяч рублей.
С таким решением, ответчик не согласился и подал жалобу. В виду этого и мы решили не упускать возможность оспорить сумму определенной к взысканию компенсации, поскольку, очевидно, ее нельзя назвать разумной, справедливой и хоть сколько-нибудь соразмерной переносимым нравственным страданиям.
Апелляционная инстанция (ДЕЛО № 33-219/2017 (33-6152/2016) снизила размер компенсации до 250 тысяч в пользу каждого родителя, чем просто поразила нас своим цинизмом, показала, что она может хладнокровно принять абсолютно любое решение как бы откровенно пристрастным оно не казалось. Очевидно, составу суда было совершенно неинтересно какое впечатление складывается у граждан о нашем правосудии, о законности и справедливости, которые должен нести в себе суд, об их личном статусе как судей, наконец.
Суд апелляционной инстанции в обоснование изменения присужденного размера компенсации морального вреда в своем апелляционном определении указывает следующее: «… определяя размер компенсации морального вреда, судом не учтены требования ст. 1101 ГК РФ разумности и справедливости (ст. 1101 ГК РФ).
В связи с чем, с учетом характера физических и нравственных страданий, фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, а также критерия разумности и справедливости, судебная коллегия находит необходимым изменить решение суда, снизив размер компенсации морального вреда его до 250000 руб. в пользу каждого из истцов.
Доводы апелляционной жалобы Курбановых о том, что определенный судом размер компенсации является заниженным, не соответствует причиненным им нравственным страданиям, являются несостоятельными, они опровергаются материалами дела».
Наверное, каждому практикующему юристу в определенном поведении суда становится абсолютно понятно, когда на самостоятельность и независимость судебного органа смогли воздействовать совершено понятными манипуляциями и интригами.
Суд апелляционной инстанции, выслушав сторону, в нарушение процессуальных норм после удаления в совещательную комнату возобновил производство по делу без какого-либо обоснования и без вынесения отдельного определения об этом, тем самым, полагаю, нарушил тайну совещательной комнаты.
Часть 2 ст. 191 ГПК РФ предусматривает, что в случае, если суд во время или после судебных прений признает необходимым выяснить новые обстоятельства, имеющие значение для рассмотрения дела, или исследовать новые доказательства, он выносит определение о возобновлении рассмотрения дела по существу. После окончания рассмотрения дела по существу судебные прения происходят в общем порядке.
В соответствии со ст. 196 ГПК РФ возобновление производства возможно лишь в случаях, если необходимо 1) выяснить имеющие значение для дела новые обстоятельства или 2) исследовать новые доказательства.
Из самого протокола судебного заседания следует, что судьи вернулись из совещательной комнаты без какого-либо решения лишь с целью выяснения следующего одного вопроса: Какие права отца нарушены? Иными слова, причем тут отец ребенка, если рожает мать.
После получения вполне логичного ответа, суд откладывает судебное заседание на другой срок, чем явно безосновательно затягивает процесс.
Уже на следующем заседании суд все-таки вынес свое определение, которым снизил размер компенсации, подлежащий взыскании в пользу родителей ребенка.
Решение принятое горсудом, в принципе, нас могло устроить, но поведение апелляционной инстанции возбудило в нас такое негодование и недоумение, что оставить апелляционное определение без обжалования мы никак не могли.
Очень напрасно, иные лица, восседающие на высоких креслах, полагают, что трагедия, произошедшая в моей семье, никак не касается и их самих. Ведь и у них есть дети, внуки, родственники и близкие люди. Все мы обращаемся за оказанием медицинской помощи. И никто, в том числе они сами, не застрахован от встречи с врачебной халатностью, черствостью сердец и грубым непрофессионализмом.
Принятые решения последовательно и своевременно были обжалованы во все три кассационные инстанции. Однако остатки надежды на подлинную разумность и справедливость, (полагал, что подобное дело является исключительным) были разрушены высшими инстанциями словно на автомате.
Все как один указали одну и ту же фразу: «суд апелляционной инстанции с учетом характера физических и нравственных страданий истцов, а также учитывая принцип разумности и справедливости, изменил решения суда в части размера, подлежащего взысканию морального вреда».
Однако, какие конкретно обстоятельства, характеризующие наши физические и нравственные страдания от того, что наша дочь неподвижно лежит и не способна к каким-либо самостоятельным действиям, привели к убеждению, что размер компенсации, который требуем мы или который определил нам суд первой инстанции, не соответствует принципам разумности и справедливости, судами не изложены.
К настоящей публикации прилагаю наиболее интересные документы.
Полагаю, этот опыт может оказать хотя бы малую помощь тем из нас, кому случится представлять и защищать права пациентов, пострадавших от лиц, которые очень зря нарядились в белый халат, не имея при этом в своей груди семена так необходимого человеколюбия, сострадания и огненного энтузиазма на этом нелегком поприще. Что уж говорить о врачах, принимающих новорожденных в этот мир. Чем ответственнее эта работа, тем, пожалуй, выше должна быть их требовательность к самим себе.