Оправдание по ч. 2 ст. 293 УК РФ. Халатность тоже надо доказывать!

Для меня эта история началась со звонка моего коллеги, которому необходимо было срочно уехать, а суд отказал в назначении даты следующего заседания с учетом периода его отсутствия.

Разговор был примерно следующим:

Он — Татьяна, там надо в суд сходить, в одно заседание по уголовному делу, через неделю.

Я – на какой стадии процесс?

Он- заканчиваем представление доказательств, скоро прения, дело почти год тянется уже.

Я- так я же совершенно не знаю, о чём дело, как я пойду? И если суд к прениям перейдет до Вашего приезда, что делать?

Он — да ладно, документы у подзащитного, сориентируешься.

Отношения с коллегой у нас давние, дружеские. Понимая его ситуацию, согласилась.

Это привело к тому, что я осталась по просьбе подзащитного до конца процесса. Мой коллега уезжал ещё раз, и отсутствовал по причине занятости в других делах, поэтому окончание процесса, включая прения и апелляционную стадию, было целиком на моей ответственности.

Так получилось, что по делу с моим участием состоялось совсем не одно заседание, а пять или шесть, в прения мы выходили дважды, поскольку суд возобновлял судебное следствие для выяснения некоторых неясностей. Потом было апелляционное представление прокуратуры, мои возражения на него.

Потом – дополнительное представление и, соответственно, мои дополнительные возражения. Учитывая степень погруженности в существо дела, могу полноценно описать его и ход судебного процесса.

Итак. Зима 2016 года. Девочка девяти лет, по пути из школы, играя с подружкой, бежит по сугробу и проваливается в отверстие водопроводной камеры. В ледяной воде, при отсутствии рядом взрослых, у ребёнка не было ни одного шанса спастись. Девочка погибла.

Понятно, что смерть ребенка при таких обстоятельствах не могла не вызвать широкий общественный резонанс. Найти виновного было просто необходимо.

Ну и, как водится, органы следствия со свойственным им служебным рвением взялись на работу.

Было возбуждено дело в отношении мастера участка водопроводной сети по статье «Халатность». В суде выяснилось, что он не является должностным лицом, и обвинение было переквалифицировано на ч.2 ст. 109 УК РФ.

Мастер, по рекомендации своих адвокатов,  вину признал, приговором был признан виновным и осужден к ограничению свободы с лишением права заниматься соответствующей работой в течение н-н-ного количества времени.

Такой разворот событий государственное обвинение совсем не устроил. Задача была привлечь за халатность, а привлекли всего лишь за причинение смерти по неосторожности. Честь мундира пострадала.

Недолго думая, наши Пинкертоны взяли дело по обвинению мастера и на его основе сляпали дело в отношении начальника цеха водопроводной сети (назовём его Е.) по тому же самому обвинению – халатность.

На стадии следствия все попытки защиты приобщить к материалам дела доказательства невиновности Е.  разбивались о твердолобость «сыщиков» и крайнюю степень их азарта от маячившей впереди «судебной перспективы».

Дело без сучка и задоринки прошло прокурорский «фильтр» и было направлено в суд.

Здесь началось самое интересное.

Суд начал разочаровывать государственное обвинение практически сразу. Он, как ни странно (для обвинителя, так и совсем неожиданно), вопреки сложившейся традиции,  не стал отдавать предпочтение стороне обвинения, не затыкал сторону защиты, принимал от защиты доказательства и приобщал их к делу, и (о, ужас!)  даже позволил себе снимать вопросы государственного обвинения по ходатайству стороны защиты.

Все эти действия привели государственное обвинение сначала в состояние ступора, а потом, в состояние, близкое к истерике.

Представители прокуратуры неоднократно заявляли отвод судье на том основании, что он ведет процесс с явным оправдательным уклоном.

Читая протокол судебного заседания, в некоторых местах я откровенно веселилась, настолько сильно бумага передавала эмоции прошедшего процесса.

И ещё было приятно от того, что, хоть иногда, сторона обвинения оказывается в том положении, в котором сторона защиты пребывает практически всегда.

Это мы вынуждены стучаться в закрытые двери, это мы кричим об обвинительном уклоне судебного разбирательства, это наши вопросы без конца снимаются, это наши доказательства не принимаются еще на стадии их предоставления.

Причем, касательно этого процесса, могу сказать, что никакого предпочтения защите суд не отдавал, он просто сделал стороны равноправными: одинаково отводил вопросы, не относящиеся к делу, одинаково принимал доказательства от обеих сторон, одинаково допрашивал свидетелей (не искажая их показаний и дотошно выясняя смысл их ответов).

Одинаково! А потому раздражающе и неприемлемо для обвинения.

Но наши нервы закалённые, а  у обвинения нашей стойкости  нет.

Как известно, большое дело требует холодной головы, нервная горячка плохой помощник. А обвинитель, от захватившей его обиды на « принявший сторону защиты» суд, начал совершать ошибку за ошибкой: заявляя ходатайства, не мог сослаться на норму УПК; отводы  суду мотивировались как попало; требования об ознакомлении с доказательствами, представляемыми защитой, повисали в воздухе, поскольку сопровождались требованиями об объявлении перерыва; вопросы, которые само обвинение пыталось выяснить у свидетелей, в случае, если они исходили от защиты, тут же объявлялись не относящимися к делу с требованием об их снятии и т.д.

Дошло до того, что обвинение потребовало отобрать у свидетеля его записи, которыми он пользовался в ходе допроса и выяснить у него, откуда он взял эти записи. На что, суд, попросил обвинителя сослаться на соответствующую норму, которая позволила бы ему так поступить, чем опять же поставил в тупик обвинителя.

В общем, процесс вышел эмоциональным и долгим. По делу собирались что-то около тридцати раз. Наш подзащитный – бесхитростный, простой человек, средних лет, профессионал высокого класса, отдававший работе всего себя, в течение более пятнадцати лет занимавший эту должность, не ингриган и не карьерист, тащил на себе воз непомерный, организуя работу огромного цеха предприятия водно-канализационного хозяйства в тяжелейших условиях нехватки средств, кадров, техники, когда даже не было возможности заправить машину для выезда на аварию.

И вот этот человек оказался на скамье подсудимых.

Причем наши доблестные правоохранители, уверенные с самого начала в своём успехе, постарались раструбить во всех СМИ, что в отношении него возбуждено дело. Контекст репортажей, я думаю, не надо никому разъяснять – виноват, плохой работник, смерть ребёнка на его совести.

Обвинение строилось по принципу: «я его слепила из того, что было».

По человечески понять следователей, конечно, можно. Погиб ребёнок при обстоятельствах, свидетельствующих о том, что на предприятии, обязанном содержать водопроводные колодцы в надлежащем состоянии, не всё в порядке с эти самым содержанием. В суде их версия о виновности в халатности мастера участка потерпела фиаско. Естественно, что начальство было неудовлетворено. А что следователи – народ подневольный (хоть и называются процессуально независимыми), сказали искать виновного в халатности – значит надо искать.

Процесс поиска только у наших Пинкертонов совсем не тот, что у их предшественников из художественной литературы.

Искать для наших совсем не значит «искать» в общепринятом смысле. Искать для них значит — так вывернуть имеющиеся факты, чтобы они ну хоть как-то наложились на выбранную в качестве обвиняемого персону.

Итак, в чём, собственно, обвиняли Е.: состав халатности следователи усмотрели в том, что Е. не организовал деятельность цеха водопроводная сеть по содержанию этой самой сети надлежащим образом; не проводил обучение мастеров и слесарей; не обеспечил контроль за их деятельностью, в связи с чем мастер участка, зная об отсутствии контроля, не доложил Е. о том, что крышка на отверстии в камере отсутствует.

Защита (в лице моего коллеги)  сработала очень качественно. Были предоставлены все документы, свидетельствующие о положении дел на предприятии, о том, какую работу и как проводил подзащитный.

Все пункты обвинения были опровергнуты доказательствами.

Были предоставлены обучающие материалы, которые  разработал сам Е., и внедрил на предприятии систему обучения кадров с обязательной сдачей экзаменов. Эти материалы включали даже снятый самим Е. обучающий фильм, где он наглядно показывал, как надо закрывать крышками отверстия на камерах.

Были представлены экзаменационные материалы, должностные инструкции, разработанные Е. и на основании которых его подчиненные осуществляли профессиональную деятельность.

Были представлены докладные записки Е. руководителю предприятия о том, что в цехе катастрофически не хватает ресурсов и кадров.

Были представлены заказ-наряды и наряды-допуски на проведение в течение периода, который вменялся в вину Е. всех видов работ с участием водопроводной камеры, где погибла девочка.

Все допрошенные по делу свидетели (мастера, начальники участков, слесари) подтверждали доскональное знание ими своих профессиональных обязанностей, порядка действий в той или иной ситуации, наличие системы контроля со стороны Е.

При этом ранее осуждённый мастер участка показывал, что он не обратил внимания на то, что под снегом имеются еще отверстия, но он знает, что должен был обратить на это внимание, проверить их состояние, и доложить об отсутствии крышки, если таковая бы отсутствовала.

Мой коллега очень подробно разрабатывал линию защиты, основанную на указанных доказательствах и сводящуюся к утверждению о полноценном и достаточном исполнении Е. своих обязанностей.

С моей стороны здесь никаких дополнений не требовалось.

Однако, вступив в процесс, я была просто возмущена той степенью халатности, которую проявили Пинкертоны и обвинение при «расследовании» этого дела и формулировании обвинения по нему.

Такое неконкретное, бессодержательное обвинение, состоящее из одних «словес», было уже однажды в моей практике. С той поры я с трудом сдерживаю себя, видя такую «работу» доблестных органов.

В общем, с согласия подзащитного и убедив моего коллегу, я дополнила линию защиты анализом обвинения с точки зрения соответствия выводов, в нём содержащихся, действующему трудовому законодательству.

Моя роль  в деле  сводилась к анализу уже представленных доказательств и доведению до суда алогичности и абсурдности  предъявленного обвинения.

Могу сказать, что задачу свою я выполнила. Дело для меня было, в общем-то, не сложным, поскольку состав халатности без знания основ трудового законодательства доказывать крайне сложно, а позиция обвинения страдала именно отсутствием элементарных представлений как о том, откуда берутся сведения о должностных обязанностях конкретного лица, так и том, как обязанности одного лица переходят к другому.

По мнению обвинения, достаточно было просто взять Правила технической эксплуатации систем водоснабжения и распространить каждый их пункт на конкретного работника.

И такая логика позволила обвинению утверждать, что Е., будучи начальником цеха, должен был лично (!) производить осмотр каждой камеры (их около пяти тысяч), лично (!) проверять после работы каждой бригады на каждой камере, как слесари закрыли крышки на технологических отверстиях.

Откуда обвинение взяло, что такая обязанность у начальника цеха есть, оно не поясняло. Так же, как не поясняло оно, и как начальник цеха физически может проверить все камеры и все крышки, если камер около пяти тысяч, а в день происходит не менее пяти аварий, и начальник присутствует при устранении только самых крупных из них.

Кроме того, обвинение не стало утруждать себя изучением нормативного регулирования вопросов перехода обязанностей одного сотрудника к другому, что позволило ему утверждать, что обязанности сокращенного сотрудника автоматически  (без соответствующего приказа или указания в ином локальном акте) переходят  к его начальнику, а не к тому лицу, которое в силу своей должностной инструкции, всегда замещало этого работника в периоды его отсутствия.

Еще более интересным было требование обвинения о предоставлении в качестве доказательств невиновности Е. наряд-допусков бригад на осмотр конкретной водопроводной камеры на предмет (внимание) наличия крышек на технологических отверстиях. 

Все мои попытки обратить внимание обвинителя на то обстоятельство, что наряд выписывается на осмотр участка сети, на котором имеется много камер, и на каждой камере несколько отверстий, и на каждое из них выписать наряд не представляется возможным, да и не требуется в силу действующих норм,  а всё то, что должна делать бригада при осмотре, регулируется уже, собственно, Правилами технической эксплуатации, разбивались о глухую стену непонимания.

Но апофеозом всему стало следующее: дополняя линию защиты после своего вступления в дело, сделала акцент ещё и на невозможности на предприятии производить осмотр сети (по Правилам – один раз в два месяца специализированными бригадами обходчиков) в соответствии с предписаниями Правил потому, что не было на предприятии обходчиков (должностей таких не было) и не было бригад обходчиков.

Приобщила документы о структуре предприятия, штатное расписание.

Соответственно настаивала на том, что даже если бы обязанности по организации осмотра сети именно таким способом  и никаким другим были вменены Е., то он не мог бы нести ответственность за их неисполнение, поскольку  не был руководством предприятия обеспечен соответствующими кадровыми ресурсами. Поэтому Е. организовывал эти осмотры совместно с проведением ежедневных работ и силами слесарей аварийно-восстановительных работ, т.е. иным кадровым составом.

Каково же было моё изумление и возмущение, когда мой аргумент был преподнесён обвинением в качестве обоснования своей позиции: если ранее обвинение настаивало на том, что бригады слесарей аварийно-восстановительных работ должны были проводить осмотры сети в строгом соответствии с Правилами (т.е. не в комплексе с другими видами работ (ремонтами), а отдельно, специально обходя сеть и не спускаясь при этом в колодцы, производить именно наружный осмотр), то теперь позиция сменилась с точностью до « наоборот» — де, не было на предприятии  обходчиков, а только они могут производить осмотры, и значит, осмотры, проводившиеся силами слесарей аварийно-восстановительных работ, нельзя признать надлежащими!

Ну, тут уж я дала волю своему сарказму и высказала всё, что я думаю и про качество следствия, и про предъявленное обвинение, и про логику государственного обвинителя, и про доказательства вины Е.

Кроме того, обвинение, стремясь найти стрелочника и, в порыве служебного рвения, забыв, видимо всё, чему его учили в университете, совершенно не принимало в расчёт вступивший в законную силу приговор в отношении мастера участка, где уже была установлена причинно-следственная связь между ненадлежащим исполнением  им своих профессиональных обязанностей и наступившей смертью ребенка.

Все мои аргументы об этом вызывали крайнюю степень изумления у обвинителя, которая никак не могла взять в толк, почему непосредственная причина должна быть одна, и почему их не может быть две, три  и более.

Этот процесс был для меня испытанием только в одном вопросе – я с трудом сдерживалась, чтобы не назвать вещи своими именами, и не оценить работу Пинкертонов и позицию обвинения по пятибалльной шкале оценок применительно к первому курсу юридической средней школы.

В основу оправдательного приговора суд  положил все аргументы защиты.

В апелляционном представлении и апелляционной жалобе потерпевшей содержались аргументы о грубом нарушении судом процессуальных норм, которое заключалось, как указано выше в создании более благоприятных условия для стороны защиты, т.е. проведение процесса с явным оправдательным уклоном, и иные доводы, заключающиеся, в основном, в искажении показаний свидетелей.

Апелляционная инстанция согласилась с приговором и оставила его в силе.

P.S.  Выложу свои письменные документы по делу: речь в прениях и дополнительную речь, возражения на апелляционное представления с дополнениями. Приговор не выкладываю, т.к. его надо сканировать и замарывать. Но если кому-то будет интересна специфика дела, то выложу обязательно.