Воля доверителя превыше всего, к сожалению...

Из всех клиентов мне больше по душе те, которые готовы, что называется, идти до конца, когда есть вполне реальная возможность добиться максимально положительного результата.

Нет, речь идет не о случаях «да, я ударил потерпевшего по голове, и забрал его бумажник, но так сложилась жизнь, поэтому я не виноват», а о ситуациях, когда, даже, при наличии совершения каких-либо предосудительных действий подзащитным, эти действия, либо, квалифицированы неправильно, либо, в его действиях вообще отсутствует состав преступления.

Но есть категория граждан, которые, при всей очевидной возможности выйти из нехорошей ситуации с прекращенным уголовным делом за отсутствием состава преступления, что, правда, потребует большего времени, предпочитают пойти на компромисс в виде прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям, зато быстро.

И вот здесь у адвоката два пути; либо, поступить по принципу – «любой каприз за ваши деньги», и, особо не утруждая себя, «освятить» своим присутствием процедуру раскаяния, прощения и примирения, либо, коль уж подзащитный упорно не хочет внять голосу разума, озвученного защитником, хотя бы, отрезать следствию и прокуратуре возможность переиграть ситуацию, а сделать это можно только став хозяином положения.

Вот с таким делом мне пришлось столкнуться, приняв его у уважаемой Ольги Николаевны Кутузовой. О причинах, по которым она решила более не вести это дело, я умолчу – скажу лишь, что в ее основе лежали те причины, о которых я рассказывал на апрельской Конференции «Праворуба», т.е., дело было совсем не в адвокате, тем более, что, забегая вперед, со всей ответственностью могу сказать – работа уважаемой Ольгой Николаевной была проделана огромная.

Суть дела заключалась в том, что гражданин И., став владельцем одного из подмосковных ломбардов, совершил, прямо скажем – поступок удивительный; он реализовал вещи, являвшиеся предметом залога по договору займа с ломбардом до истечения льготного срока их хранения, заложив их в другом ломбарде.

Правда, заемщик ломбарда не спешил их выкупать, в течение определенного в залоговом билете срока, а, фактически, вновь перезакладывал их, заключая новый договор займа с тем же предметом залога.

Наступил день, когда И. понял, то ломбард – это совсем не такое прибыльное дело, как он предполагал вначале, да и надзор за деятельностью ломбардов со стороны государственных органов для его вольнолюбивой натуры чрезмерен, и решил он ликвидировать ломбард, о чем сообщил в объявлении, повешенным на дверях того же ломбарда.

Справедливости ради нужно отметить, что, по возможности, он обзвонил и заемщиков – мол, рассчитывайтесь с ломбардом, забирайте то, что вы заложили – мы закрываемся.

Слух о том, что «контора закрывается», дошел и до заемщика, чьи вещи, переданные в залог, И. уже заложил в другом ломбарде.

Поняв, что риск не получить заложенное обратно весьма велик, заемщик обратился в полицию, где с ходу возбудили уголовное дело по ч.2 ст. 159 УК РФ, а оперативники «приняли» И. при выходе из того ломбарда, куда он закладывал вещи, заложенные М.

Уже традиционно для наших правоохранителей, не составляя протокола задержания в порядке ст.ст.91 и 92 УПК РФ, продержав И. сутки в отделе полиции, для страховки составив в отношении него протокол об административном правонарушении, якобы, за мелкое хулиганство, на вторые сутки была получена «явка с повинной», тут же оформленная в виде протокола.

Поскольку особенности оформления такой «явки с повинной», включая и то, что она составлялась без адвоката, являлось настоящим подарком для защитника, приняв это дело, я решил особо не спешить с ее анализом в своих жалобах, тем более на жалобы адвокатов, по таким основаниям, сейчас особого внимания никто не обращает.

Свидетельством тому был целый том копий жалоб, подготовленных Ольгой Николаевной Кутузовой, ответы на которые иным, чем издевательством, я назвать не могу.

У каждого из нас свой стиль работы по формированию линии защиты. Мой основан на работе «крупными мазками» — то есть, основное внимание уделяется сути предъявленного обвинения, впоследствии положенное в основу обвинительного заключения, которое, по недоброй традиции, превращается в мотивировочную часть приговора. Понятно, обвинительного.

А это значит, что, прежде всего, следует проанализировать правильность квалификации вменяемого преступления, включая и возможность отсутствия состава преступления в действиях подзащитного, т.е. того, что будет являться предметом судебного разбирательства.

Основной же своей задачей, как адвоката, я вижу приведение доводов обвинения в такой вид, что, если уж дело попало в суд, то закончиться оно должно максимально выгодно для подзащитного.

Разумеется, обжалование незаконного задержания, ночных допросов и прочих безобразий современного следствия – дело нужное, но не основное, тем более, что, в частности, на такую «мелочь», как содержание задержанного сутки и более без составления протокола задержания в отделе полиции сейчас особого внимания никто не обращает.

В данном же деле для меня, практически с самого начала, было очевидным – в действиях И. не то, чтобы мошенничества, но и вообще отсутствует состав преступления.

Вспомним, что под хищением понимается совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества.

Поскольку М. получила займ, обеспечив его возврат залогом, ни о какой безвозмездности не могло идти речи.

Напомню, что в силу ч.1 ст. 807 ГК РФ, деньги или иные вещи определенные родовыми признаками, передаются заемщику в собственность – возврату же подлежит та же сумма с начисленными на нее процентами.

Поскольку сделку М. совершила добровольно, согласилась с суммой оценки переданных ею в качестве залога вещей, ни о каком обмане, или злоупотреблении доверием, речи идти не могло.

Следователь и сама понимала, что ничего похожего на мошенничество в действиях И. нет, но, по ее мнению, имеется состав иной формы хищения – в форме растраты или присвоения.

Пришлось развивать мысль дальше – а где у нас ущерб, и как его размер определялся?

И вот тут наступил кульминационный момент – в качестве ущерба следствием была принята сумма займа, который М. получила, эта же сумма фигурировала в размере оценки вещей, переданных в качестве залога.

Но, позвольте – о каком ущербе, с уголовно-правовой точки зрения, может идти речь, если М., получив заем, передала в залог вещи на ту же сумму, а ломбард эти вещи не вернул?

В данном случае работает Закон «О защите прав потребителей», соответственно, проблему невозврата залога по невозвращенному займу должен решать суд, причем, учитывая размер суммы – мировой судья, но никак не следствие.  

Ситуация, прямо скажем – для следствия совсем неприятная – расследовать элементарное дело, аж, семь месяцев, неоднократно продлевая срок расследования, и получить на выходе «пшик» — за это благодарность в приказе не вынесут и к внеочередному званию не представят – скорее, наоборот.  

Свои доводы я подкрепил письменным ходатайством о прекращении уголовного дела за отсутствием в действиях И. состава преступления.

О том, как следователь не хотела лично это ходатайство принимать, и как, все же, мне удалось убедить ее это сделать – отдельная история.

А, может, закончим примирением сторон? – последовало предложение от следствия.

Разумеется, меня такой исход дела никак не устраивал, но, как оказалось, мой подзащитный был иного мнения – он был готов на все, лишь бы завершить это дело.

Напрасны были мои увещевания, что прекращение уголовного дела по нереабилитирующим основаниям подобно необезвреженной мине – когда она взорвется, и с какими последствиями, никто не знает, и будет эта «мина» сопровождать человека пожизненно. Но, как говорится – не в коня корм…

Единственно, что я мог сделать в данной ситуации – подготовить «признание» подзащитного таким образом, чтобы, внешне соблюдя необходимый церемониал признания и раскаяния, звучало это таким образом, чтобы, впоследствии, ни у кого не возникло соблазна «вернуть все на круги своя».

Подготовив соответствующее заявление от имени моего подзащитного, я мог только молить св.Иво Кермартенского, чтобы то, что я написал в полном объеме вошло в протокол дополнительного допроса обвиняемого.

Святой покровитель юристов и адвокатов меня услышал.

Но, убейте не пойму – за что мой подзащитный так горячо благодарил меня – ведь, прояви он немного упорства и терпения – уголовное дело в отношении него закончилось бы куда благополучнее.