Генеральная прокуратура России стала публиковать решения ЕСПЧ

Информационное письмо заместителя Генерального прокурора Российской Федерации С.Г.Кехлерова «О некоторых постановлениях Европейского Суда по правам человека»
О некоторых постановлениях Европейского Суда по правам человека

При разрешении поступающих из Российской Федерации жалоб участников уголовного судопроизводства Европейский Суд по правам человека (далее -Европейский Суд, Суд) выявляет, как правило, одни и те же нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция). Повторяемость выявленных нарушений со всей очевидностью свидетельствует об их распространенности.


В большинстве случаев Европейский Суд находит нарушенными положения пункта 3 статьи 5 Конвенции в связи с необоснованным и чрезмерно длительным содержанием лиц под стражей (постановления по жалобам «Сергей Медведев против Российской Федерации», «Сорокин против России» и другие).

Суд каждый раз напоминает, что обоснованное подозрение в совершении лицом преступления является обязательным условием законности содержания под стражей, однако по истечении определенного срока оно перестает быть достаточным. В таких случаях необходимо установить другие основания, оправдывающие дальнейшее лишение свободы. Если они были «существенными» или «достаточными», то далее следует определить, проявили ли национальные власти (имеются в виду органы дознания и предварительного расследования, а также суд) по делу «особое внимание», «особую тщательность» во время его рассмотрения. При этом Суд исходит из того, что презумпция невиновности выступает в пользу освобождения обвиняемого до суда, если отсутствуют «существенные и достаточные» причины для длительного содержания под стражей. Обязанность установить и рассмотреть конкретные факты, подтверждающие или отрицающие существование подлинного требования общественного интереса, оправдывающего отступление от правила в отношении свободы личности, возлагается на национальные власти.

Руководствуясь вышеназванными принципами, Европейский Суд, в частности, констатировал, что содержание под стражей Сорокина в течение более 5 лет, Медведева — более 1 года 10 месяцев было необоснованно длительным.

В отношении Сорокина Суд согласился с тем, что в делах, касающихся организованной преступности, велик риск того, что обвиняемый после освобождения может оказать давление на свидетелей или иным образом вмешаться в производство. Однако это не может оправдать достаточно длительный срок содержания лица под стражей и не дает властям неограниченные полномочия по продлению указанной меры пресечения. В данном случае аргументация национального суда не менялась, не отражала ход развития ситуации и не подтверждала то, что на более поздней стадии производства первоначальные основания продолжали оставаться существенными.

По делу Медведева, совершившего преступление в составе группы лиц, Суд отметил, что сам по себе факт предъявления обвинения в преступном сговоре не является основанием для длительного срока содержания под стражей; необходимо обязательно принимать во внимание «его личные обстоятельства и поведение». Поскольку ничто не указывало на попытки Медведева еще до задержания запугать свидетелей или воспрепятствовать ходу судопроизводства каким-либо иным образом, то риск вмешательства в отправление правосудия сложно было допустить на более поздних стадиях процесса; по мере продолжения производства по делу и допроса свидетелей он постепенно уменьшался. Помимо этого Суд указал, что отсутствие постоянного места жительства и работы не является основанием для опасений, что обвиняемый скроется или совершит повторное преступление.

Европейский Суд также констатирует нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, которое выражается в несвоевременном освобождении лица из-под стражи (постановление по жалобе «Евдокимов против Российской Федерации»). В данном деле судом надзорной инстанции было сокращено наказание осужденному, в связи с чем срок лишения свободы считался истекшим уже до момента принятия этого решения. Несмотря на то, что Евдокимов непосредственно участвовал в судебном заседании, президиум республиканского суда не освободил его из-под стражи немедленно, а направил соответствующее уведомление в пенитенциарное учреждение по прошествии более полумесяца. Это очевидное нарушение власти России признали, и Суд не счел нужным принимать иное решение, присудив 300 евро заявителю, который требовал 50 000 евро. Наряду с этим Суд признал содержание заявителя под стражей до момента рассмотрения дела судом надзорной инстанции, несмотря на то, что при новом исчислении срок наказания истек ранее, законным лишением свободы по решению компетентного суда (под. «а» п. 1 ст. 5 Конвенции).

Применительно к положениям пункта 1 статьи 6 Конвенции Европейский Суд раз за разом устанавливает несоответствие производства по делу требованию «разумного срока» (постановления по жалобам «Кольчинаев против России», «Родин против России», «Пищальников против России»). Исходя из ранее выработанных критериев, Суд согласился с определенной сложностью упомянутых дел, однако признал в поведении национальных властей наличие бездействия, выразившегося в том числе в длительных проволочках в суде первой инстанции (дело Родина) и при рассмотрении кассационной жалобы (через 1 год 4 месяца по делу Кольчинаева, более чем через восемь месяцев по делу Пищаль-никова), а также обратил внимание на возвращения дел для дополнительного расследования, что свидетельствовало о низком качестве следствия. Ссылки на задержки, имевшие место по делу Родина в результате нехватки судей, на поведение подсудимых и их защитников Европейским Судом не были приняты. Согласно его позиции, отраженной и в прежних постановлениях, именно государство обязано организовать свою правовую систему таким образом, чтобы суды могли каждому гарантировать право на вынесение окончательного решения в разумный срок, а суды, в свою очередь, обязаны обеспечить «дисциплину сторон» с тем, чтобы вести процесс в приемлемом темпе.

Следующий комплекс нарушений, признаваемых Европейским Судом применительно к положениям статьи 6 Конвенции, относится к реализации права на защиту (постановления по делам «Пищальников против России», «Шугаев против Российской Федерации», «Шилбергс против России») и справедливое судебное разбирательство независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона («Илатовский против России»).

Европейский Суд подчеркнул, что соответствие требованиям справедливого разбирательства должно в каждом случае рассматриваться с учетом развития судебного процесса в целом, а не на основе отдельных выводов по одному конкретному аспекту. Тем не менее Суд не исключил, что «особый фактор» может иметь такое серьезное значение, что позволит оценить справедливость разбирательства на ранней стадии судебного процесса.

По делу Пищальникова, осужденного 17.01.2002 в том числе и на основании его собственных показаний на предварительном следствии, данных без участия защитника, Суд указал, что положения статьи 6 Конвенции, особенно пункта 3, применимы и к досудебному производству, если в результате справедливость непосредственно самого судебного разбирательства может серьезно пострадать. Основная идея постановления Европейского Суда, заключающаяся в том, что каждый обвиняемый (подозреваемый) должен быть обеспечен реальным правом на защиту не только в суде, но и на стадии досудебного расследования дела, соответствует позиции Конституционного Суда Российской Федерации, разъяснениям Верховного Суда Российской Федерации, а также содер-жащемуся в пункте 1 части 2 статьи 75 УПК РФ запрету на использование в суде в качестве доказательств показаний обвиняемого (подозреваемого), полученных на стадии досудебного расследования в отсутствие защитника.

Применительно к делу Шугаева Европейский Суд вновь подтвердил свою позицию относительно необходимости участия защитника осужденного в кассационном разбирательстве дела. Отказ от него должен быть выражен в недвусмысленной форме и при этом обеспечен хотя бы минимальными средствами защиты, соразмерными с его важностью.

То, что Шугаев, приговоренный к длительному сроку лишения свободы, участвовал в кассационном разбирательстве посредством видеоконференцсвязи, Суд счел недостаточным, нашел его положение в определенной мере не равным («не выгодным») с учетом того, что прокурор явился в зал заседаний лично, и отверг аргументы властей об отсутствии ходатайств о назначении защитника со ссылкой на статью 51 УПК РФ как обязывающую суд обеспечить участие защитника в уголовном судопроизводстве (при отсутствии отказа от него обвиняемого). Исходя из этого, Суд признал не соответствующей требованиям статьи б Конвенции ситуацию по делу, по которому виновному было назначено суровое наказание, при этом ему пришлось представлять свои интересы в Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации самостоятельно, без профессиональной помощи.

Такого же рода нарушение Европейский Суд признал в деле Шилбергса в связи с непринятием областным судом мер по обеспечению права заявителя на квалифицированную юридическую помощь при рассмотрении уголовного дела в отношении его в порядке кассационного производства.
В постановлении по указанному делу также сформулированы (повторены) критерии, позволяющие определить статус «жертвы», которые в их неофициальном переводе могут быть представлены следующим образом: а) в соответствии «с принципом субсидиарности» в первоочередном рассмотрении дела национальными органами власти в целях возмещения предполагаемого нарушения; б) недостаточность решения или меры, принятых в пользу заявителя, для лишения статуса «жертвы» в случае, если власти не признают, «в явной форме или по су-ществу», факта нарушения и затем не присуждают за него компенсацию; в) в зависимости от той компенсации, которая будет предусмотрена в пользу заявителя внутригосударственными средствами правовой защиты; г) принцип субсидиарности не предполагает отказа от контроля над результатом использования средств правовой защиты, поскольку Конвенция направлена на гарантирование прав эффективных и практических, а не теоретических и абстрактных.

Из этого следует, что Европейский Суд может проверить, признали ли власти факт имевшего место нарушения конвенционного права и была ли компенсация надлежащей и достаточной.

Судом г. Немана был удовлетворен иск Шилбергса о компенсации морального вреда, причиненного «бесчеловечными условиями содержания в следственном изоляторе». Городской суд признал, что право заключенного на содержание в следственном изоляторе в соответствии с установленными правилами и нормами не соблюдалось в течение трех с лишним месяцев, и определил сумму компенсации в размере 1500 рублей.

Европейский Суд согласился с тем, что национальные суды признали, что заявитель был подвергнут несправедливому обращению в нарушение гарантированных статьей 3 Конвенции прав. Вместе с тем Суд, обратив внимание на удовлетворение заявленных исковых требований не в полном объеме и проанализировав содержащееся в решении обоснование столь низкого размера компенсации, указал, что нехватка финансовых средств у государства не должна рассматриваться в качестве смягчающего фактора и приниматься при оценке вреда с точки зрения компенсационного критерия. В итоге Европейский Суд признал присужденные заявителю 14,5 рубля за каждый день содержания под стражей по своему размеру значительно ниже того, который обычно присуждается заключенным в сопоставимых обстоятельствах, и отверг доводы властей по поводу того, что Шилбергс в связи с этой компенсацией утратил статус «жертвы» нарушенных конвенционных прав.

Европейский Суд вновь обратил внимание на нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции, выразившиеся в невыполнении требований Закона о народных заседателях, что позволило считать суд, рассматривавший дело, не «созданным на основании закона» (постановление «Илатовский против России»).

В деле Илатовского доводы заявителя были приняты Европейским Судом в том числе и из-за того, что власти Российской Федерации не смогли представить копии таких документов, которые могли бы подтвердить правовое основание назначения в 1991 и 1999 годах народных заседателей (протоколы собраний граждан в связи с выборами народных заседателей, официальные публикации списка в местной прессе или полный текст решения исполнительного комитета районного Совета народных депутатов, утвердившего список народных заседателей). Суд усмотрел также «явное несоблюдение» законодательных актов, исходя из того, что власти, обосновав свою позицию относительно требований заявителя, не подтвердили возможность замещения общего трудового собрания по месту работы или общего собрания по месту жительства кандидата таким общественным органом, как президиум Совета ветеранов войны и труда, который выдвинул гражданина в качестве народного заседателя в декабре 1999 г.

Следующая проблема, связанная с соответствием требованиям пункта 1 статьи б Конвенции внутригосударственной правоприменительной практики, заключается в возможности и пределах пересмотра вступившего в законную силу судебного решения по уголовному делу в порядке надзора (постановление по делу «Чистяков против Российской Федерации»).

Чистяков 30.05.2001 был приговорен к исправительным работам за дачу заведомо ложного заключения и освобожден от наказания по амнистии. Областной суд в кассационном порядке 07.08.2001 отменил приговор и прекратил дело за отсутствием состава преступления ввиду того, что преступный умысел не был установлен. Президиум областного суда 21 сентября того же года по протесту прокурора отменил приговор и кассационное определение, направив дело на дополнительное расследование. В дальнейшем Чистяков был вновь осужден, однако в итоге последующих судебных процедур обвинительный приговор считается отмененным судом кассационной инстанции с прекращением дела за истечением срока давности.

Находя конвенционные нарушения, Европейский Суд указал на недопустимость того, чтобы тяжесть последствий, вытекающих из недостатков при производстве предварительного расследования, была возложена на заявителя. Ошибки и оплошности государственных органов не должны ухудшать положение обвиняемого. Иными словами, риск любой ошибки, допущенной органами обвинения или самим судом, должно нести государство, и эти ошибки не должны исправляться за счет обвиняемого.

Принимая вышеназванное решение, Европейский Суд исходил из принципа правовой определенности, подчеркнув его важность как одного из фундаментальных основ верховенства права. Этот принцип, в частности, требует, чтобы решения судов, вступившие в силу, не могли быть предметом дальнейшего рассмотрения.

 Однако это требование не является абсолютным, но любое решение, отклоняющееся от принципа правовой определенности, должно подвергаться оценке в свете пункта 2 статьи 4 Протокола № 7 к Конвенции, который предоставляет государству возможность повторного рассмотрения дела в случаях, если имеются сведения о новых либо вновь открывшихся обстоятельствах, либо если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения, повлиявшие на исход дела. Не должен допускаться пересмотр окончательного и вступившего в законную силу решения только для повторного рассмотрения дела и принятия по нему нового решения, с целью добиться исправления юридических ошибок или неправильного отправления правосудия.

Европейский Суд также нашел нарушения российскими властями положений статьи 10 Конвенции о праве на свободу каждого выражать свои идеи и мысли, свободу массовой информации, выразившиеся во вмешательстве в журналистскую деятельность (постановление по делу «Порубова против России»).

Главный редактор газеты Порубова была приговорена в 2002 г. за оскорбление и клевету, распространенные в средствах массовой информации в отношении определенных чиновников.

В данном случае предметом рассмотрения Европейского Суда был вопрос, являлось ли по смыслу пункта 2 статьи 10 Конвенции вмешательство в право заявительницы на свободу выражения мнения «необходимым в демократическом обществе». Суд применил следующие критерии: «вмешательство» должно быть вызвано «неотложной социальной необходимостью», соизмеримо с целью защиты прав иных лиц и интересов общества, а его причины — достаточными и обоснованными. Делая оговорку в том, что задачей Европейского Суда в вопросе усмотрения наличия либо отсутствия необходимости в подобном вмешательстве не является подмена национальных властей, Суд, тем не менее, взял на себя некие «надзорные функции» с тем, чтобы убедиться в применении национальными властями стандартов, которые отвечали бы принципам статьи 10 Конвенции, а также основанности принятых решений на «приемлемой оценке соответствующих фактов».

При этом Суд принял во внимание следующие моменты: род занятий заявительницы и лиц, о которых было написано в критических статьях, предмет публикаций, характеристика оспариваемых утверждений, сделанная национальными судами, формулировки, которые были использованы заявительницей, и наказание, которое ей определено.

Рассмотрев приемлемость оценки судами соответствующих фактов по делу Порубовой, Суд отметил, что распределение бюджетных ресурсов, о котором шла речь в публикациях, было вопросом огромного значения, затрагивающим интересы населения. Он не мог быть отделен от основной идеи статьи. Однако предполагаемое хищение, достоверность приведенных в публикации сведений были оставлены за пределами расследования обвинения в клевете; использование нецензурных выражений, наносящих вред чести и достоинству других лиц, не установлено, а рассмотрены лишь предположения, касающиеся аспектов личной, интимной жизни потерпевших. Фактически заявительница была признана виновной в том, что опубликовала детали личной жизни, порочащие честь и достоинство лиц, которыми не давалось согласие на сбор и обнародование соответствующей информации.

Однако Суд отметил, что, поскольку потерпевшие были профессиональными политиками, они намеренно и сознательно пошли на то, чтобы каждое их слово и поступок подвергались пристальному вниманию как со стороны журналистов, так и общественности в целом. Право людей быть осведомленными, которое является основным правом в демократическом обществе, может распространяться и на аспекты личной жизни общественных деятелей, особенно если это касается политиков. Сообщая факты даже скандальные, способные привести к возникновению в обществе полемики, относящейся к вопросам осуществления политиками своих функций, пресса выполняет свою жизненно важную роль. Дело Порубовой, по мнению Суда, заметно отличалось от других дел, в которых публикация фотографий или статей имела своей целью лишь удовлетворить любопытство читателя и обнародовать детали личной жизни определенных лиц. Поскольку, как признал Суд, целью оспариваемых статей было оказать содействие дискуссии по поводу общественных интересов, российским судам требовалось показать «неотложную социальную необходимость» для вмешательства в право заявительницы на свободу выражения мнения, но они не смогли этого сделать. Далее Суд обратил внимание на то, что доказать факт клеветы как преступление и показать, что заявление было как ложным, так и подрывающим репутацию потерпевших, является бременем стороны обвинения, а не защиты.

Однако национальные органы власти, сторона обвинения и суды никогда прямо не заявляли, соответствовало ли предположение об интимной связи политиков действительности или нет. Они не только отказали в удовлетворении ходатайства заявительницы о допросе потерпевших по этому поводу, но и не опросили об этом возможных свидетелей, не проверили, фактически осознавала ли заявительница несоответствие действительности самого предположения, отказались принять во внимание материалы, которые она пыталась приобщить к делу. Наконец, Суд признал избранное Порубовой наказание — 1 год 6 месяцев обязательных работ с удержанием части заработной платы, суровым с учетом наличия других менее строгих альтернативных видов наказания.

Вместе с тем в постановлении «Порубова против России» содержится и другой значимый вывод, касающийся пункта 1 статьи 6 Конвенции о публичности разбирательства дела судом. В этой связи Европейский Суд отметил, что пункт 1 статьи 6 Конвенции предусматривает возможность не допускать прессу и публику на судебные заседания, особенно «когда того требуют интересы… защиты частной жизни сторон». Поскольку существование интимных отношений между потерпевшими являлось ключевым предположением заявительницы, рассматриваемым в суде, недопущение к слушанию прессы и публики было необходимым для защиты частной жизни пострадавшей стороны. Решение суда провести заседание при закрытых дверях не было произвольным и необоснованным, а отвечало требованиям пункта 1 статьи 6 Конвенции.

Несколько решений Европейский Суд принял в связи с жалобами граждан на нарушения статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции по поводу вмешательства в право на уважение собственности, выразившегося в конфискации денежных средств, перемещаемых через таможенную границу (постановления по делам Сунь против Российской Федерации", «Аджигович против России»).

Так, Европейский Суд, признав наличие в обоих случаях конвенционного нарушения, подчеркнул, что первым и наиболее важным требованием статьи 1 Протокола № 1 является то, что вмешательство государственного органа в право беспрепятственного пользования имуществом должно быть «правомерным»; государство вправе контролировать использование собственности посредством обеспечения соблюдения законов. Следовательно, подобное вмешательство не может быть произвольным, а применяемая правовая норма рассматривается в качестве «закона» в рамках Конвенции, если она сформулирована с достаточной точностью для того, чтобы позволить гражданину «контролировать свое поведение». В соответствии с частью 3 статьи 81 УПК РФ в истолковании Европейского Суда изъятию или передаче государству подлежат исключительно «инструменты уголовного преступления» и «полученные преступным путем ценности». Все иные объекты, которые не запрещены к обращению, должны возвращаться их законному владельцу согласно пункту 6 части 3 статьи 81 УПК РФ.

По делу Аджигович Европейский Суд сослался на решение суда надзорной инстанции, установившего, что перевезенные через таможенную границу денежные средства не являются ни предметом контрабанды, ни средствами, полученными в результате ведения какой-либо преступной деятельности.

По сути, аналогичный подход Суд применил и при рассмотрении жалобы «Сунь против Российской Федерации», отметив, что денежные средства заявителя не признавались в качестве дохода от какой-либо преступной деятельности, а имели законное происхождение: он не приобрел их при совершении контрабанды, а заработал в результате торговли.

В целях использования в работе прошу довести настоящий обзор до сведения подчиненных работников.
 
Заместитель Генерального прокурора
Российской Федерации
С.Г.Кехлеров 
© 2003-2010 Генеральная прокуратура Российской Федерации
Все права защищены.