Весной 2019 года мне на электронную почту пришло письмо от страховой компании с предложением принять участие в страховом споре, который рассматривался на территории нашего региона. Филиала или представительства в Тамбовской области у страховой компании не имелось. После согласования условий, я приступил к формированию позиции.
Иск был подан выгодоприобретателем по своему месту жительства. В 2017 году его супруга заключила кредитный договор на покупку жилья, застраховала свою жизнь и здоровье и через год после заключения договора скончалась. При проведения патологоанатомического вскрытия установлено, что причиной смерти являлись легочная эмболия без упоминания об остром легочном сердце и злокачественное новообразование печени неуточненное.
Ее супруг, который являлся созаемщиком, обратился к страховщику с заявлением о наступлении страхового события, после чего страховщик стал запрашивать медицинскую документацию из учреждений здравоохранения, куда когда-либо обращалась страхователь. В ответ на запросы поступили копии историй болезни, согласно которой умершей в 2014 году поставлен диагноз фиброаденома правой молочной железы, а в 2015 году — абсцесс правой молочной железы (при поступлении); нагноившаяся атерома правой молочной железы (при выписке).
Я проверил анкету застрахованного лица и обнаружил, что при заключении договора страхования умершая сообщила страховщику о том, что у нее не было заболеваний молочных желез.
Особенно меня встревожило то, что больница, в которой умерла застрахованное лицо, отказалась предоставлять медицинскую документацию, в связи с чем страховщик не смог исследовать обстоятельства смерти и установить, является ли наступившая смерть страховым случаем.
Надо сказать, что отказ в предоставлении медицинской документации был преподнесен достаточно лукаво. Отвечая на письмо страховщика, главный врач сообщил, что на медицинскую документацию не возлагается обязанность по осуществлению копирования, сканирования медицинской документации и предложил прибыть для ознакомления в больницу, согласовав дату и время ознакомления с заместителем главного врача. Однако, когда юрист страховой компании прибыла в больницу в согласованное время, ей отказались предоставлять нужные ей документы и она отправилась восвояси.
Я попросил прислать мне какую-либо докладную записку или еще какой-то документ, подтверждающий вероломство докторов, но, как оказалось, их никто не составлял. Времени до заседания оставалось немного и я подготовил ходатайство об истребовании медицинской документации, в том числе и протокола патолого-анатомического вскрытия. Это ходатайство удовлетворено не было.
Тогда я предложил штатным юристам сделать звонок заместителю главного врача с повторной просьбой и записать разговор. Через некоторое время мне прислали аудиозапись разговора с замглавврача, которая, не подозревая о записи разговора, ответила, что медицинская документация будет предоставлена только по запросу суда или правоохранительных органов.
Попросив в дополнение к аудиозаписи детализацию вызовов, я снова заявил ходатайство об истребовании медицинской документации и о приобщении компакт-диска с аудиофайлом и детализации вызовов. Судья задала мне риторический вопрос «Зачем нужен протокол вскрытия, если есть медицинское свидетельство о смерти?», не приобщила ни одно доказательство и отклонила ходатайство.
В результате, районный суд вынес решение, которым решил удовлетворить иск частично, снизив компенсацию морального вреда и размер штрафа. В решении суд, помимо прочего, указал, что страховщику для выплаты страхового возмещения вполне достаточно имеющихся в выплатном деле документов.
Решение было обжаловано. В апелляционной жалобе главный упор был сделан на то, что суд первой инстанции нарушил процессуальные права ответчика, а именно — право на получение содействия суда в истребовании доказательств, что повлекло неправильное определение обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела.
На рассмотрении апелляционной жалобы я снова заявил ходатайство о приобщении к материалам дела компакт-диска с записью разговора с заместителем главврача, а также об истребовании медицинской документации. Судьи заинтересовались этой ситуацией и стали задавать всякие уточняющие вопросы. Стоит заметить, что, в отличие от большинства заседаний, вопросы поступили от каждой из трех судей. Компакт-диск приобщать не стали, а вот медицинскую документацию истребовали.
Мне удалось ознакомиться с поступившей документацией за несколько дней до следующего заседания. В протоколе патолого-анатомического вскрытия я прочел о том, что смерть наступила в результате рака молочной железы.
Учитывая, что у застрахованного лица были заболевания молочной железы, на следующее заседание я прибыл с ходатайством о назначении судебно-медицинской экспертизы, которое было удовлетворено.
Составляя заключение, эксперты указали, что в данном случае имело место скрытое, агрессивное и вероятно достаточно быстрое течение онкопроцесса молочной железы, которое вызвало большие трудности в диагностике этого заболевания несмотря на самые современные методы обследования больной, которые ей были выполнены (пунктуация сохранена) и пришли к выводу, что между выявленными ранее заболеваниями молочной железы и смертью причинно-следственной связи не имеется.
После получения копии заключения ответчик выплатил выгодоприобретателю страховое возмещение, после чего я стал просить суд отказать в выплате штрафа, компенсации морального вреда, судебных издержек, мотивируя это тем, что страховое возмещение выплачено сразу после того, как страховщик убедился, что смерть застрахованного лица является страховым случаем. Но здесь тройка судей со мной не согласилась.
Несмотря на то, что это дело мною проиграно (хотя размер штрафа был все-таки снижен), я все же решил о нем рассказать. Это дело иллюстрирует то, что в современном мире не следует повторять ошибку судьи районного суда и слепо доверять написанному в медицинских документах. Нужно требовать предоставления максимально полной информации и, по возможности, проверять ее. Иными словами, в нашей работе надо руководствоваться не только девизом «Делай, что должен и будь, что будет», но и напутствием другого «мыслителя» – «Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», — не верь глазам своим».