17.
Какими путями мы исследуем предметность нашего вопроса с тем, чтобы выступить за и против того или иного взгляда на данное явление? Прежде всего, это старая как мир форма познания – сомнение, заключающее в себе все силы движения к прогрессивному, должно очищенному от всей слепой уверенности.
Итак, утверждать и подвергать сомнению. Это может быть сделано в рамках заданной когнитивной системы, но может опираться и на схему выделенности из условного значения, где само по себе сомнение противостоит системе уверенности в истинности того или иного порядка.
Сомнение в отношении возможности самого сомнения – усиливающий ход любого познания.
Изложение некоторых вопросов, несомненно, является чудовищно сжатым, спорным, решение их необходимо должно занимать умы нескольких поколений на протяжении нескольких столетий. Рассмотрение их кратко по форме целевого использования, конечно же, недопустимо, но у нас не остается другого выхода в условиях, подобных сегодняшним. Методология познания диктует нам свои законы, эмпирическая реальность – совершенно другие. И все же нам придется пойти на некоторый компромисс. Именно за этот компромисс мы просим прощения у вдумчивого читателя, который не раз воскликнет негодованием в адрес содержания настоящей работы в процессе ее чтения. Именно поэтому предлагаем расценивать положения настоящей книги как приглашения к дискуссии, как ключ к области новых форм понимания ранее созданного и цивилизованного рассудком. Мы не претендуем на исчерпанность и на возможность исчерпать ту область, которую и обозначает все содержание данного труда.
При первичном анализе преступление выступает как некоторое явление действительного, заданное в рамках чувственного восприятия и потому достаточное в самое себя для того, чтобы быть отнесенным к самостоятельному предмету исследования в той или иной области познания. Вопросы преступления необходимо изучать в рамках конкретики самого явления преступления – вот чему учит первичный анализ понятия преступления.
Но в дальнейшем приходится констатировать, что это явная ошибка, преступление невозможно понять при комплексном анализе данного вопроса. Вопрос всегда трансформируется из технократического в философско- методологический. Универсум понятия ускользает от рассудка. Почему люди совершают преступления, почему это признается преступлением, каковы пределы познания преступления, стоит ли говорить о понимании преступления применительно к формам бытия человека… собственно тезаурус личных вопросов ничтожно мал, по сравнению с тем количеством вопрошаемого, которое демонстрирует история… тысячи умов, сотни школ, миллионы последователей, миллиарды судеб. Прошлое пролонгирует свою интерпретацию в настоящее, и настоящее платит ему тем же – соотнесения истории с современным представлением шокировало бы представителей теории локальных цивилизаций по степени своей неизменности и прямолинейности понимания асимметричных процессов познания исторического.
Если нам скажут, что данная работа написана для любителей остренького познания, то нам не останется ничего, как только согласиться, ибо именно острые мысли и острые истины лежат в основе темы с вариациями, теме которой мы предпочитаем сытость методологии общепризнанного.
Эта книга для всех несогласных, для всех тех, кому предписания понимания преступления дня сегодняшнего кажутся уже архаичными в дыхании дня завтрашнего. Эта книга прогресса понимания преступления. Ибо она ориентирована на дух тех, кто уже понимает абсурдность сегодняшнего понимания преступления, как понимаешь эту абсурдность, сталкиваясь с возможными понятиями преступления, инкриминированными в свое время колоколам, животным, злым духам и прочему, давно минувшему.
Эта книга так же для всех узников познания, верифицировавших положения юридической теории на собственном опыте реализации в отношении самое себя, претерпевших от пенитенциарной политики государства.
Эта книга для глобалистов познания и для самых въедливых практиков, педантизм понимания которых должен сыграть для них службу познания.
Наша работа во многом представляется критико-гносеологической и потому довольно о том, какая она, перейдем непосредственно к ее возможному содержанию.
Единственно следуя конструкции великого структуралиста познания Леви – Стросса напомним, что сам конечный результат вовсе не сумма текстов классифицированных тематически и расфасованных гносеологически, а то внутренне ощущение, которое возникает как в процессе соприкосновения с нашим трудом, так и в форме воспоминания о нем. Постараемся, чтобы воспоминание о нем было как можно более динамическим, чтобы оно пробуждало как можно больше вопросов, на которые каждый сам должен дать себе ответы в рамках общего поля познания, здесь очерченного.
Мы были бы самыми счастливыми творцами, если бы у нас была уверенность, что содержание данного труда позволит каждому самому прикоснуться к проблеме таким образом, каким пожелал Иммануила Кант видеть образ жизни каждого смертного – максима мысли в отношении понятия преступления каждого субъекта познания должна быть максимою мысли всех, но конечно не по содержанию, а по способности решить вопрос понятия преступления, того, что все же является преступлением, и будет им считаться через тысячи, а может и несколько лет…
Какими путями мы исследуем предметность нашего вопроса с тем, чтобы выступить за и против того или иного взгляда на данное явление? Прежде всего, это старая как мир форма познания – сомнение, заключающее в себе все силы движения к прогрессивному, должно очищенному от всей слепой уверенности.
Итак, утверждать и подвергать сомнению. Это может быть сделано в рамках заданной когнитивной системы, но может опираться и на схему выделенности из условного значения, где само по себе сомнение противостоит системе уверенности в истинности того или иного порядка.
Сомнение в отношении возможности самого сомнения – усиливающий ход любого познания.
Изложение некоторых вопросов, несомненно, является чудовищно сжатым, спорным, решение их необходимо должно занимать умы нескольких поколений на протяжении нескольких столетий. Рассмотрение их кратко по форме целевого использования, конечно же, недопустимо, но у нас не остается другого выхода в условиях, подобных сегодняшним. Методология познания диктует нам свои законы, эмпирическая реальность – совершенно другие. И все же нам придется пойти на некоторый компромисс. Именно за этот компромисс мы просим прощения у вдумчивого читателя, который не раз воскликнет негодованием в адрес содержания настоящей работы в процессе ее чтения. Именно поэтому предлагаем расценивать положения настоящей книги как приглашения к дискуссии, как ключ к области новых форм понимания ранее созданного и цивилизованного рассудком. Мы не претендуем на исчерпанность и на возможность исчерпать ту область, которую и обозначает все содержание данного труда.
При первичном анализе преступление выступает как некоторое явление действительного, заданное в рамках чувственного восприятия и потому достаточное в самое себя для того, чтобы быть отнесенным к самостоятельному предмету исследования в той или иной области познания. Вопросы преступления необходимо изучать в рамках конкретики самого явления преступления – вот чему учит первичный анализ понятия преступления.
Но в дальнейшем приходится констатировать, что это явная ошибка, преступление невозможно понять при комплексном анализе данного вопроса. Вопрос всегда трансформируется из технократического в философско- методологический. Универсум понятия ускользает от рассудка. Почему люди совершают преступления, почему это признается преступлением, каковы пределы познания преступления, стоит ли говорить о понимании преступления применительно к формам бытия человека… собственно тезаурус личных вопросов ничтожно мал, по сравнению с тем количеством вопрошаемого, которое демонстрирует история… тысячи умов, сотни школ, миллионы последователей, миллиарды судеб. Прошлое пролонгирует свою интерпретацию в настоящее, и настоящее платит ему тем же – соотнесения истории с современным представлением шокировало бы представителей теории локальных цивилизаций по степени своей неизменности и прямолинейности понимания асимметричных процессов познания исторического.
Если нам скажут, что данная работа написана для любителей остренького познания, то нам не останется ничего, как только согласиться, ибо именно острые мысли и острые истины лежат в основе темы с вариациями, теме которой мы предпочитаем сытость методологии общепризнанного.
Эта книга для всех несогласных, для всех тех, кому предписания понимания преступления дня сегодняшнего кажутся уже архаичными в дыхании дня завтрашнего. Эта книга прогресса понимания преступления. Ибо она ориентирована на дух тех, кто уже понимает абсурдность сегодняшнего понимания преступления, как понимаешь эту абсурдность, сталкиваясь с возможными понятиями преступления, инкриминированными в свое время колоколам, животным, злым духам и прочему, давно минувшему.
Эта книга так же для всех узников познания, верифицировавших положения юридической теории на собственном опыте реализации в отношении самое себя, претерпевших от пенитенциарной политики государства.
Эта книга для глобалистов познания и для самых въедливых практиков, педантизм понимания которых должен сыграть для них службу познания.
Наша работа во многом представляется критико-гносеологической и потому довольно о том, какая она, перейдем непосредственно к ее возможному содержанию.
Единственно следуя конструкции великого структуралиста познания Леви – Стросса напомним, что сам конечный результат вовсе не сумма текстов классифицированных тематически и расфасованных гносеологически, а то внутренне ощущение, которое возникает как в процессе соприкосновения с нашим трудом, так и в форме воспоминания о нем. Постараемся, чтобы воспоминание о нем было как можно более динамическим, чтобы оно пробуждало как можно больше вопросов, на которые каждый сам должен дать себе ответы в рамках общего поля познания, здесь очерченного.
Мы были бы самыми счастливыми творцами, если бы у нас была уверенность, что содержание данного труда позволит каждому самому прикоснуться к проблеме таким образом, каким пожелал Иммануила Кант видеть образ жизни каждого смертного – максима мысли в отношении понятия преступления каждого субъекта познания должна быть максимою мысли всех, но конечно не по содержанию, а по способности решить вопрос понятия преступления, того, что все же является преступлением, и будет им считаться через тысячи, а может и несколько лет…
