Подготовка к суду присяжных на стадии предварительного следствия. (часть вторая)

(часть вторая)

(к части первой)

Вообще, на оглашение многих обстоятельств могущих повлиять на мнение присяжных о снисхождении к подсудимому, судьи накладывают запрет, руководствуясь своими фантазиями о содержании 252 и ст. 335 УПК РФ. Конечно, если обосновать необходимость ее доведения ссылкой на доказывание соответствующего смягчающего обстоятельства, иногда председательствующий может дать соответствующее разрешение. Но это случаи крайне редкие.

Обычно председательствующие «не слышат» и «не понимают» аргументов защиты и норм законодательства. В связи с этим, доведение до присяжных таких сведений обычно чревато возникновением внепроцессуального конфликта Праворуб: Внепроцессуальный конфликт в процессе с присяжными (часть 1)... Таким образом доведение указанных обстоятельств до сведения присяжных заседателей требует от защитника некоторой доли изобретательности, смелости, авантюризма, и готовности идти на конфликт с судьей.

Однако, справедливости ради, следует заметить, что обычно судьи весьма формально относятся к таким мелким нарушениям со стороны подсудимых, признающих свою вину и изобличающих перед присяжными других подсудимых.

В этом случае иногда срабатывает доведение сведений через оглашение протоколов следственных действий, в которых обвиняемый, еще на стадии предварительного следствия, фиксирует значимые для защиты моменты.

Вот с учетом изложенного защите и надо серьезно поразмыслить над тем, что бы указанные сведения нашли свое отражение в протоколах следственных действий, которые будут оглашаться в присутствии присяжных заседателей. Проверка показаний на месте, опознания, очные ставки — все это документы, через которые можно довести до присяжных требуемую информацию.

Хотя справедливости ради следует отметить, что и такой подход не является панацеей, поскольку судьи иногда ограничивают по объему доведения до присяжных и эти протоколы. Тем не менее пользоваться данным шансом надо.

Соответственно, сведения о смягчающих вину обстоятельствах надлежит «размазывать» по протоколам следственных действий, а не давать единым куском, который обращает на себя внимание судьи и прокурора и который так легко изъять из оглашения документа. Аналогично, необходимые смягчающие вину обстоятельства могут быть приведены защитой в допросах свидетелей защиты (для этого их естественно надо заранее проинструктировать и отрепетировать показания в этой части).

Изменение позиции по предъявленному обвинению.Следующей ситуацией, возникающей по делу, могущему быть рассмотренным судом присяжных, является ситуация, когда обвиняемый в течении следствия меняет свое отношение к предъявленному обвинению. Причем этот процесс возможен в противоположных направлениях, от признания вины к ее отрицанию и наоборот. Наиболее радикальная ситуация, это смены отношения к предъявленному обвинению в ходе рассмотрения дела в суде.

Причины по которым обвиняемые изначально признают вину, могут быть самые разнообразные. Здесь может быть прямое принуждение и давление со стороны следствия (вплоть до физического принуждения). Обман обвиняемого со стороны следствия или адвоката-назначенца, по принципу — признавайся, все равно не отпустят, а так меньше дадут. Страх перед возможными ответными мерами со стороны следствия «если признаюсь, то не посадят».

Возможен и вариант, когда обвиняемый действительно виновен в совершении преступления и признавался в этом, однако с течением времени пришел к выводу о том, что доказательственная база по делу недостаточна для его осуждения. Таким образом в данной ситуации действует комбинация тактик защиты при признании под принуждением и тактики активного отрицания вины.

Обычно, такие ситуации возникают в первые часы или дни задержания обвиняемого, когда ему всеми правдами или неправдами следствие подсовывает своего «прикормленного» адвоката, который и «разводит» обвиняемого на полную «признанку», даже в отсутствии доказательств его вины.

Так же часты ситуации, когда на первоначальном этапе следствия обвиняемый отказывается от сотрудничества со следствием и дачи показаний, а в последующем, определившись со стратегией защиты, начинает и давать показания, и участвовать в следственных действиях, и приводить доказательства. Подробнее о причинах признания обвинения мы говорили выше.

По сути в изучаемой ситуации имеет место комбинация первых двух рассмотренных типичных случаев, с одним существенным отличием. С одной стороны такое изменение позиции само по себе не слишком-то хорошо выглядит в глазах присяжных (однако при умелом подходе это не критично), с другой — сторона защиты здесь получает серьезную возможность маневра, неожиданную и крайне опасную для следствия.

Соответственно и использовать этот маневр следует с особой тщательностью, все детально распланировав и предусмотрев. В этом случае, во втором периоде у обвиняемого появляются определенные возможности заложить под обвинение «мину» замедленного действия. А с учетом внешнего соглашательства с обвинением, бдительность следователей обычно изрядно притуплена.

В обычном процессе можно считать это дело проигранным. Профессиональный судья вполне может построить все обвинение и на чистосердечном признании, в отсутствии других доказательств. В то же время суд присяжных, дает подсудимому возможность оспорить и это доказательство.

Так, в деле «Белых волков» подсудимый Исакин изначально, в присутствии адвоката-назначенца дал признательные показания по ряду эпизодов. Затем последовал отказ от признания вины. Это повлекло за собой активное давление на обвиняемого. В частности он был переведен в прессхату, которой «ну конечно же нет» в наших следственных изоляторах, в которой доминировали азиаты.

Естественно, опера не приминули сказать смотрящему за камерой о том, в совершении каких преступлений обвиняется их новый сокамерник. Ситуация складывалась угрожающая.

Изменить что либо в условиях содержания в изоляторе было крайне трудно, а главное, это требовало значительных затрат времени (прежде всего на обивание порогов УФСИНовского и милицейского начальства), которого у нас особо и не было. Если бы обвиняемого морально доломали, то нечего было и надеяться даже на минимальный успех в суде присяжных. В связи с этим защита пошла на единственно возможный в данном случае шаг.

Вина была признана в полном объеме, так же были даны «чистосердечные признания» по нескольким эпизодам, на которых настаивали вошедшие во вкус опера. При этом показания и признания давались защитой с соблюдением определенных правил (о них ниже), что и позволило в суде не только отказаться от признания вины, но и убедить присяжных в том, что эти показания не соответствуют действительности.

В итоге, из девяти убийств вмененных Исакину Д., присяжные посчитали доказанными только три (те, по которым он давал признательные показания при адвокате-назначенце), но и по этим трем, присяжные дали подсудимому снисхождение, и прежде всего потому, что так и не были до конца уверены в его причастности к этим преступлениям.

Здесь немаловажно решить в какой именно момент следует отказаться от признаний или от признательных показаний. Конечно теоретически выгоднее сделать это как можно раньше, однако действительность такова, что подобное изменение позиции обвиняемого, может повлечь за собой как усиление давления на него внепроцессуальными методами (особенно, если он содержится в следственном изоляторе), так и активизацию работы по поиску обвинительных доказательств процессуальным путем.

В некоторых случаях бывает выгоднее дать следствию возможность расслабиться из расчета того что обвиняемый свою вину признает и никаких дополнительных доказательств искать не следует. Особенно оптимально это работает в купе с заявлением о суде присяжных только на предварительном случае. В этом случае отказ от признания и ходатайство о суде присяжных иногда приводит к совершенно разрушительным для следствия последствиям вплоть до вынесения оправдательного вердикта или возврата дела прокурору.

Для реализации этой стратегии необходимо как минимум проработать стройное и главное — доказуемое объяснение, по какой причине давались признательные показания. В основном, в качестве такой причины называют давление со стороны следственных и оперативных служб. Соответственно, необходимо продумать, как зафиксировать этот факт в материалах, оформляемых на стадии предварительного следствия и как в последующем довести это до присяжных (пусть и при активном противодействии суда и обвинения).

Заявление о признании данным под давлением имеет как свои плюсы, так и свои минусы. Во-первых, минус заключается в том, что во-первых это однозначно порождает по делу острый внепроцессуальный конфликт.

Во-вторых, прием этот с одной стороны банален, с другой — методики противодействия ему со стороны суда давно отработаны. Как правило после таких заявлений следует ожидать приглашения в суд следователей и оперативников работавших по делу, которые конечно же убедительно расскажут, что никакого давления на обвиняемого они не оказывали и вообще он давал показания добровольно, желая очистить совесть и смягчить наказание, и только супостат-адвокат убедил его встать на неверный путь отрицания своей вины.

Впрочем, возможны и более «изящные» варианты. Так, известны случаи, когда подсудимый объяснял свои признательные показания неверием в то, что следствие хочет объективно разобраться в произошедшем и найти настоящего преступника, и признаваясь обвиняемый рассчитывал на то, что за это ему дадут хотя бы не очень строгое наказание. К числу таких объяснений можно назвать желание ввести следствие в заблуждение и избежать ответственности за содеянное, неправильное восприятие обвинения, забывчивость в отношении отдельных событий желание отомстить подельникам за какие-то обиды и пр. Наверняка есть и другие варианты.

Просто творчески отнеситесь к задаче их поиска.

Отказ от сотрудничества со следствием.Отказ от сотрудничества со следствием, может быть и не самая эффективная в отдельных случаях, но совершенно точно, что самая простая и наименее рискованная тактика защиты на предварительном следствии. Если обвиняемый не дает показаний и отказывается от участия в следственных действиях, то возможности подготовки материалов дела к суду присяжных сильно ограничены. Впрочем, и отказываться от сотрудничества тоже надо уметь, и прежде всего придать этой глухой обороне если и не одобряемый, то уж во всяком случае понятный присяжным вид.

Реализуя на следствии указанный подход, следует прежде всего подумать над тем, как это будет выглядеть в глазах присяжных. В таких ситуациях, обвинение как правило применяет следующий «гениальный» маневр. Так, когда на суде обвиняемый, ранее на следствии отказывавшийся давать показания, начинает озвучивать свою версию защиты и предоставлять в ее обоснование доказательства невиновности, прокуроры начинают театрально «удивлять» тому, почему эти сведения не были сообщены подсудимым следователю.

Ну а далее, при каждом удобном случае обвинители стараются довести до присяжных заседателей мысль о том, что эти доказательства являются сфальсифицированными а показания — выдуманными, поскольку раз они не были сообщены на следствии, значит их в тот момент и не существовало.

При должном уровне театрального мастерства прокурора и его настойчивости, данный маневр может быть весьма неприятен для защиты.

Если дело идет к профессиональному судье, при отказе от дачи показаний вполне достаточно указать, что подсудимый отказывается от дачи показаний на основании ст. 51 Конституции РФ. В то же время в суде присяжных подобная формулировка будет далеко не оптимальной. При должном опыте и беспринципности и прокурор и судья найдут немало способов истолковать этот отказ от дачи показаний в ущерб защите.

Так, приходилось сталкиваться с ситуациями, когда комментируя отказ подсудимого от дачи показаний на следствии, председательствующий особо отмечал, что присяжным не стоит делать вывод о том, что отказываясь от дачи показаний, подсудимый пытается скрыть какие-то факты своей преступной деятельности, поскольку отказываться от свидетельства против себя, это законное право подсудимого.

Ну вы поняли, классическая методика — «Не думай о зеленой обезьяне».

Вместе с тем, есть вполне добротный способ по крайней мере частичной нейтрализации этого «фокуса». Так, на следствии, давая показания, обвиняемый вполне может сделать заявление о том, что он не виновен, у него есть доказательства его невиновности, однако он не доверяет следствию, считает, что следствие может их умышленно уничтожить или исказить (тут, неплохо бы привести конкретными причины этого недоверия) в связи с чем предоставит их только в суде, в присутствии присяжных заседателей.

Соответственно, как только прокуратура поднимет вопрос о том «Почему же защита молчала на следствие», она будет неплохо «затыкаться» ответом о том, что подсудимый не доверяет следствию и ссылкой на соответствующее заявление в материалах дела.

Во всяком случае, если отказ будут оглашать в присутствии присяжных заседателей, такие формулировки будут выглядеть куда обоснованнее и куда уважительнее, чем простая ссылка на ст. 51 УК РФ.

Дача показаний обвиняемым.Теперь разберем отдельные тактические направления деятельности защиты и начнем с дачи показаний обвиняемым. На предварительном следствии не так уж и много следственных действий, на исход которых может повлиять обвиняемый. Одно из них- это дача показаний, причем в любой форме, начиная с классического допроса, и заканчивая дачей показаний в рамках очных ставок, проверок показаний на месте, опознаний и вплоть до написания чистосердечных признаний и явок с повинной.

В принципе, оглашение показаний подсудимого, данные им на предварительном следствии, допускается только в некоторых, оговоренных в законе случаях, перечислять которые я не стану. УПК РФ у нас еще никто не отменял. Впрочем, иногда полезно не просто «плыть по течению» уголовного процесса, но и активно поспособствовать тому или иному решению суда и речь идет прежде всего об оглашении показаний подсудимого, данных им на предварительном следствии.

Перейдем сразу к сути приема. Иногда для защиты становиться выгодно не дача подсудимым показаний в суде непосредственно, а оглашение тех показаний, которые были даны им на предварительном следствии. При этом второе не отменяет первое, то есть оглашение показаний подсудимого, данных на предварительном следствии, не лишает подсудимого права в последующем все-таки дать показания лично и ответить на интересующие стороны вопросы.

Для реализации этого плана используется простой, но эффективный прием, когда в ходе предоставления доказательств, сторона защиты делает заявление о том, что подсудимый отказывается от дачи показаний и просит огласить его показания данные на предварительном следствии. Замечу, что такое заявление является процессуальным и формально (и не формально) его лучше делать в отсутствии присяжных, а то ведь они могут это понять весьма превратно.

Для чего же нужны такие сложности? Мало того, что иногда заявления об отказе от дачи показаний подсудимые и их защитники делают в присутствии присяжных, так еще и мотивация бывает такая, что хоть стой, хоть падай.

Например, приходилось слышать от подсудимых отказы мотивированные тем, что де судья или прокурор могут их запутать своими последующими вопросами. Честное слово, уж лучше было отказаться на основании ст. 51 Конституции РФ, чем озвучивать такую причину.

Человека говорящего правду — не запутаешь. Эта расхожая истина прекрасна известна и присяжным. Так что подобная формулировка воспринимается чуть ли не как чистосердечное признание в дачи ложных показаний.

В свое время я использовал для того, что бы показать, что еще на стадии следствия, когда правоохранительные органы еще не располагали необходимым и убедительным объемом доказательств в отношении моего подсудимого, он начал добровольно сотрудничать со следствием, давать признательные показания, сообщая следователю обстоятельства поступления ранее следствию не известные, активно способствуя его раскрытию и расследованию. Это делалось в рамках стратегии, нацеленной на получение снисхождения присяжных заседателей (и она сработала).

Еще одной причиной по которой на это можно пойти — специфика дачи показаний. Так, если по делу предстоит значительный объем сложных показаний, а подсудимый не хватает с неба звезд в публичных выступлениях, можно пойти на этот маневр. В любом случае это будет лучше заикающегося, говорящего тихой скороговоркой, и оттого совершенно неубедительно — подсудимого. Естественно, нужно постараться, что бы протокол допроса оглашался с адвокатом, ну а уж он должен его огласить внятно, понятно, с выражением.

Следует отметить, что практически всегда есть возможность на предварительном следствии дать показания содержащие любую информацию, которую подсудимый считает важной, вплоть до дачи показаний собственноручно. Это имеет смысл использовать, когда в процессе должны быть оглашена сложная для запоминания и оглашения информация, например бухгалтерские документы или техническая документация. Вот здесь и может прийти на выручку ранее заготовленный на следствии протокол допроса, с указанием на документы, номера, даты фамилии и пр.

Кстати, еще одна причина давать показания на предварительном следствии. Дело в том, что на предварительном следствии, подсудимый находится в гораздо менее стрессовых условиях, чем давая показания в суде. У него есть возможность сделать письменные заметки, давать показания собственноручно, советоваться со своим адвокатом и так далее. Нередко приходится сталкиваться с обвиняемыми, которым в присутствии присяжных заседателей лучше вообще молчать, поскольку связно говорить и мыслить они не умеют.

Таким образом, если обвиняемый косноязык и неубедителен в выступлениях перед аудиторией, в некоторых случаях имеет смысл еще на следствии заготовить свои показания со всеми необходимыми деталями, пояснениями, и пр. Этот допрос вполне можно отредактировать, а возможно и записать собственноручно, естественно что в ходе допроса может помочь и адвокат.

Таким образом обвинение лишается возможности демонстративно «разгромить» обвиняемого в суде. Дав такие показания на следствии, можно избежать необходимости давать показания в суде, или давать их в ограниченном объеме.

Вот именно для этих целей и можно использовать заранее подготовленный на следствии допрос.

Впрочем есть у этого маневра и некоторые отрицательные сторона. Прежде всего суду и прокуратуре заранее хорошо известны содержание этих протоколов допросов. Так что они подвергаются весьма серьезной корректуре.

Из протоколов допроса запрещают оглашать любую информацию, которую судья посчитает недопустимой. То есть сюрпризов обвинению так явно не заготовишь и не преподнесешь.

Дача показаний на предварительном следствии, задача в общем-то известная, однако последующее судебное разбирательство в присутствии присяжных заседателей, накладывает на нее свои определенные требования. Как отмечалось выше, показания должны быть убедительными и понятными для присяжных. То есть давая показания (в ходе допроса, опознания, очной ставки, проверки показаний на месте и пр.) необходимо стремиться к тому, что бы они были понятны неспециалисты.

Не следует «сорить» юридическими терминами. Т.е. не следует говорить — «Я не имел умысла на причинение смерти потерпевшему», куда лучше сказать «Я не хотел убивать потерпевшего, я даже не мог предположить, что единственный удар станет смертельным.» В показаниях нужно указывать четко и конкретно адреса, фамилии (а не имена или клички) и пр. Избавляйтесь от канцеляризмов сами, и требуйте того-же от следователя записывающего показания.

Так, если идет разговор о том, что какие-то действия подсудимого были совершены им под давлением со стороны соучастника, в обычном процессе вполне можно ограничиться фразой «Я совершил это, так как опасался за свою жизнь и здоровье». В случае же с присяжными, такой «сухой» стиль описания событий, которые вроде как послужили побудительным мотивом, вызовет вполне естественное недоверие.

Поэтому не экономьте слова, «Я совершил это, потому что Сидоров сказал, что если я этого не сделаю, он убьет меня, моих родственников и всех домашних животных. Я сильно испугался этого, потому что по взгляду Сидорова я понял, что он действительно готов выполнить свою угрозу».

Вот как-то так.

Не стесняйтесь конкретизировать свои показания, максимально расписывая важные для защиты моменты. Довольно часто, в преддверии обычных процессов, показания даются кратко, в расчете на то, что их будет изучать профессиональный судья. В случае с присяжными заседателями, это существенная ошибка. Помните, что непонятое доказательство, равносильно отсутствию доказательства.

Помните, что присяжные заседатели вынуждены воспринимать информацию на слух и фиксировать ее исключительно в памяти. Те немногие документы и предметы которые им дают подержать в руках, и те крохи информации, которые они успевают отразить в своих записях, картины не меняют.

Таким образом информация должна подаваться таким образом, что бы она хорошо не только воспринималась, но и запоминалась.

Даже признаваясь и описывая преступление, следует четко понимать, какие именно подробности стоит сообщать, а какие нет. Следует стараться избегать неоднозначных формулировок и оборотов речи которые, если формально и не содержат никакого криминала, тем не менее могут вызвать у слушателя негативное отношение к подсудимому. Необходимо воздержаться от упоминания каких-то аморальных поступков и действий, циничных характеристик и пр.

Так, например, показаниях моего подзащитного (данных еще до моего вступления в дело) имелся примерно следующий текст:

«Я одинаково отношусь к лицам любой национальности.

— Вопрос следователя: «Если вы одинаково относитесь к лицам любой национальности, чем вы можете в таком случае объяснить обнаруженную у вас видеозапись, на которой вы рассказываете анекдот о дне рождения скинхеда?»

— А ну раз вы нашли эту видеозапись, то хочу пояснить, что этот анекдот прикольный и веселый, поэтому я и сделал видеозапись в котором его рассказывал.»

ну и т.д.

Да, формально такие обстоятельства не имеют отношения к существу дела, но обвинение найдет массу формальных доводов (и в данном случае — нашло огласить их перед присяжными, а суд с этими доводами согласиться. Можете себе представить, как это будет воспринято присяжными.

В другом «скинхедском» деле, один из обвиняемых (правда, не мой подзащитный) описывая нападение на инородца в ходе акции указал, что после нанесения потерпевшему нескольких ударов ножом, он упал издав звук «игрушки у которой садятся батарейки». Сами понимаете, и такой цинизм (хотя на самом деле это обычная глупость и недальновидность) присяжными незамеченным тоже не пройдет.

Отдельно следует остановиться на таком специфическом аспекте, как дача показаний (и прежде всего, признательных показаний), под принуждением.

Здесь рекомендации прямо противоположные. Показания данные под принуждением, которые в дальнейшем планируется опровергать на суде, должны иметь вид максимально неубедительный и непонятный. Еще лучше, если они будут противоречивы и внутренне и при сопоставлении с другими доказательствами.

Здесь есть одна любопытная закономерность. Дело в том, что как правило, следствие весьма формально относится к признательным показаниям. То есть если обвиняемый признал вину и дал показания содержащее все необходимые формальные признаки инкриминируемого деяния, то тратить время на анализ и сопоставление его показаний с остальными доказательствами никто не будет.

Еще примитивнее опера выбивают чистосердечные признания — «Я такой-то, убил такого-то, впредь обязуюсь подобного не совершать». Ну а уж если у следствия есть твердая уверенность (а создать ее — прямая обязанность защиты), что обвиняемый «сломался» и не будет менять показания, отрицать вину и просить суда присяжных, то бдительность у него снижается до отрицательных величин.

В итоге, при исследовании материалов дела в суде перед присяжными эти «косяки» начинают всплывать и изрядно веселить публику. Дабы не докучать примерами, просто дам ссылку на несколько своих выступлений в прениях в суде с присяжными, где защита построена прежде всего на абсурде выявленном в показаниях обвиняемых: Праворуб: Речь в прениях по делу, с участием присяжных заседателей. Праворуб: Прения в суде присяжных.

Естественно, что подробностей в таких показаниях должно быть минимальное количество — только то, что выбили, никаких мелких и незначительных деталей (которые и делают показания похожими на правду) даваться они должны максимально формалистическим языком, и упаси вас Фемида проявить в показаниях преступную осведомленность, или то, что может быть так истолковано в дальнейшем.

Дача показаний свидетелями защиты.Дача показаний свидетелями защиты на стадии следствия практикуется не слишком часто. В большинстве случаев, куда выгоднее «придержать» своего свидетеля до суда, когда его показания опровергающие обвинение или подтверждающие алиби нанесут обвинению максимальный ущерб помноженный на фактор неожиданности.

Впрочем, из этого правила есть ряд исключений, в том числе и обусловленных спецификой суда присяжных. Помимо того, что допрос свидетеля защиты на стадии следствия может преследовать целью переквалификацию деяния обвиняемого или вообще прекращение уголовного преследования на стадии следствия, он же служит для легализации свидетеля в последующем судебном процессе.

Дело в то, что когда в суд приходит свидетель, который ранее не был допрошен, он вызывает к себе гипертрофированное подозрение со стороны обвинения и председательствующего «Кто знает, чего эти адвокаты удумали?».

В результате имеют место ситуации когда такого свидетеля либо первоначально допрашивают без присяжных (хотя это и не законно) выясняя — «что он там такое заготовил и что будет пытаться довести до присяжных. Естественно, это дает определенную фору обвинению, поскольку для них этот свидетель уже перестает быть неожиданностью.

Либо вообще такому свидетелю запрещают давать показания под тем или иным предлогом. Вот здесь и выполняет свою роль допрос на следствии.

Своего рода «пропуск» на беспрепятсвенный проход в зал суда.

Естественно, что вести свидетеля к следователю без подготовки крайне не рекомендуется. Свидетель должен четко понимать что и как ему следует рассказывать. Лучше всего, если при допросе этого свидетеля по ходатайству защитника обвиняемого будет присутствовать сам обвиняемый и его защитник. В ином же случае, свидетелю (особенно представляющему для защиты большую важность) следует идти вместе с адвокатом.

В некоторых случаях, свидетелю имеет смысл дать показания в ограниченном объеме, оставив сюрприз для судьи и прокурора. Это надо для того, что бы суд вызвал и допрашивал свидетеля, воспринимая его как неопасного для обвинения. Это становится возможным в тех случаях, когда есть уверенность в том, что следователь «не додумается» задать свидетелю те вопросы, которые планирует ему задать на суде сторона защиты.

Так, например можно допросить свидетеля по взаимоотношениям между подсудимыми, не ставя следователя в известность о том, что свидетель так же располагает информацией о подробностях совершения преступления или об алиби подсудимого. Так же свидетель должен понимать, что в дальнейшем ответит на вопрос судьи и прокурора «А почему вы об этом не рассказали на следствии?»

Подготовка и представление письменных доказательств.Если с дачей показаний все неоднозначно, то адаптировать остальные доказательства под присяжных еще сложнее. Например, в случае направления адвокатских запросов, следует добиваться того, что бы ответ на них был последователен, однозначен и понятен не специалисту.

К сожалению, уголовно-правовая действительность такова, что лучшим путем опровержения доказательств защиты суд и следствие считают (и не безосновательно) просто отказ в их приобщении к материалам дела под какими-нибудь предлогами разной степени надуманности и фантастичности.

Одним из приемов, которые используют некоторые особенно креативные судьи, является отказ в приобщении материалов на том основании, что они «получены защитой вне рамок следствия». Да, именно с такой формулировкой приходилось сталкиваться, при этом каких-либо разъяснений о том, что это за «рамки» и что должна сделать защита для того, что бы все-таки в них «вписаться», судья пояснять отказывался.

Поэтому все, что так или иначе может быть приобщено к материалам дела на следствии, должно быть приобщено.

Это в полной мере относится к такой форме доказательства, как заключение специалиста. Необходимо помнить, что велика вероятность, что его просто «по беспределу» не покажут присяжным. Впрочем, в этом случае, «протолкнуть» нужное доказательство в материалы дела в ходе следствия как правило проще, чем сделать то же самое непосредственно в суде.

Следователю, обычно все равно что приобщать к делу, а что нет, этим и надо воспользоваться. Как правило, лучше всего это делать «паровозом», приложив доказательства защиты к показаниям или в качестве обоснования к ходатайству о проведении каких-то процессуальных действий.

Но при этом следует иметь в виду, что раскрывать козыри перед следователем все равно нельзя.

Впрочем, есть и обходные маневры. Если заключение специалиста действительно является заключением специалиста, а не псевдонаучным бредом написанным под конкретный заказ (как, например многочисленные «филологические экспертизы» по «экстремистким делам»), оно базируется на конкретных научных закономерностях. Соответственно, есть возможность воспользоваться выводами специалиста без необходимости демонстрации самого заключения.

Так, в ходе работы по одному из дел, защита ставила под сомнение результаты судебно-медицинской экспертизы трупа. В частности оспаривались сроки давности смерти. Прекрасно понимая, что нашего специалиста к даче показаний перед присяжными скорее всего не допустят, от специалиста было получено заключение с обширными ссылками на научную литературу отражающую и подтверждающую его правоту. После чего подсудимый давал в суде при присяжных показания оспаривая заключение судмедэксперта ссылками на статьи и монографии профессоров и академиков медицины.

Примерно это же можно сделать и на следствии, когда в даваемых подсудимым показаниях, можно не ссылаясь напрямую на специалиста защиты, указать на научные источники опровергающие выводы эксперта.

В данном случае в помощь вам будет судебная практика по демонстрации перед присяжными «официальных изданий». Не могу лишить вас возможности обрести радость и удовольствие от самостоятельного ее нахождения. Поверьте, оно того стоит.

Опознание.Еще одно следственное действие, на проведение которого накладывает свой отпечаток дальнейшее рассмотрение дела с присяжными. Сейчас, на следствии, опознание фактически свелось к формальности. Вне зависимости от того, каким образом оно происходило фактически, насколько не были похожи статисты на опознаваемого, насколько подробно опознающий описал внешность опознаваемого до опознания и во время него, суды верят в нерушимость этих протоколов. А вот присяжные довольно часто сомневаются.

Главное, дать им повод для сомнений, и повод этот должен быть заложен еще на стадии следствия.

Так, в свое время, работая на предварительном следствии по делу, которое в дальнейшем должно было попасть в суд с присяжными, мне пришлось участвовать вместе в опознании в ходе которого моего подзащитного опознавал один из потерпевших. В результате опознания обвиняемый опознан не был. Казалось бы следует радоваться, но я был прекрасно осведомлен о привычке данного следователя, допрашивать таких вот свидетелей. В ходе допроса этот свидетель неожиданно выяснялось, что свидетель обвиняемого опознал, но побоялся на него указать. Зная это, я после опознания воспользовался своим правом и задал свидетелю ряд вопросов «Не опасаетесь ли Вы кого-либо из опознаваемых?» «Разъяснили ли Вам право участвовать в опознании через стекло?», «Почему Вы этим правом не воспользовались?», «Знаете ли Вы о своем праве быть заскереченным?» и пр.

Естественно, большая часть этих вопросов была следователем снята. Через несколько дней данного потерпевшего допросили и он таки сказал, что на самом деле узнал подсудимого.

Однако, когда до разбирательства этих протоколов в суде присяжных дошли, позиция потерпевшего «боявшегося узнавать обвиняемого» была весьма глупой и не вызвала у присяжных ничего, кроме иронической усмешки. В дальнейшем по данному эпизоду подсудимый был ими оправдан.

Держа в уме вероятность похода к присяжным, не следует оставлять без внимания даже мелкие нарушения со стороны следствия при производстве тех или иных следственных действий. Все эти нарушения следует отражать в протоколе. При этом особое внимание следует уделять нарушениям формально не влекущим недопустимости следственного действия.

Так, при опознании обвиняемого, не следует стесняться указывать на непохожесть опознаваемого и статистов, их одежды, внешности, манеры движений (если таковые были предметом опознания). Все это надлежит указывать в замечаниях и дополнениях к протоколу следственного действия и в последующем, на суде, не забывать апеллировать к этим нарушениям.

При опознании вообще можно действовать двумя разными тактиками. Либо как можно тщательнее допросить опознающего по каким конкретно приметам он опознал опознаваемого, либо вообще не уточнять и дать следователю «отписаться» стандартными и совершенно неубедительными формулировками типа «опознаю по чертам лица и телосложению». Тактику описанную в первом случае ценно избирать в тех ситуациях, когда опознающий «узнал» кого-то из статистов.

Обычно, после такого «прокола» следователь повторно допрашивает опознающего и тот «с глазу на глаз» сообщает следователю о том, что он де узнал того, кого надо, но испугался/застеснялся/растерялся и пр., вот поэтому и указал на статиста. Вот в этом случае и пригодиться максимальная детализация примет по которым опознающий «узнал» статиста.

Во втором случае очевидная неубедительность опознания во всей красе предстанет перед присяжными. Вот тогда-то и наступит момент тотального разгрома этого следственного действия.

«Пасхальные яйца»Говорил выше и еще раз повторю — далеко не все тактические приемы могут быть озвучены публично, хоть бы и в рамках данной статьи. Однако, что бы не оставаться совершенно голословным, необходимо все-таки привести какие ни будь примеры. Так что в конце своей публикации, для самых терпеливых читателей, один такой «фокус» все таки озвучу.

«Пасхальное яйцо» (англ. Easter Egg) — разновидность секрета, оставляемого в игре, фильме или программном обеспечении создателями. Отличие пасхального яйца в игре от обычного игрового секрета состоит в том, что его содержание, как правило, не вписывается в общую концепцию, выглядит в контексте неправдоподобно, нелепо, и зачастую является внешней ссылкой. Пасхальные яйца играют роль своеобразных шуток для внимательных игроков или зрителей.

Чаще всего для «получения» пасхального яйца следует произвести сложную и/или нестандартную совокупность действий, что делает маловероятным либо практически исключает случайное обнаружение. Название происходит от популярного в США и бывших Британских колониях семейного мероприятия «охота за яйцами» (англ. egg hunt), обычно устраиваемого накануне Пасхи, в котором участники должны, с помощью подсказок, найти как можно больше спрятанных по местности пасхальных яиц (или других предметов в виде таких яиц).

Так вот, в уголовном деле, можно сделать нечто подобное, ну а потом, извлечь это «пасхальное яйцо» на свет непосредственно перед присяжными. 

Соответственно, в ходе следствия имеет смысл делать такие «закладки» в расчете на суд присяжных. Это становится возможным в силу двух причин:

— Во-первых, в ряде случаев подсудимый не имеет возможности отказаться от участия в том или ином следственном или процессуальном действии. Это может быть обусловлено как выбранной стратегией, так и (в большинстве случаев) прямым принуждением со стороны следственных и оперативных работников к даче признательных показаний.

— Во-вторых, наше следствие уже привыкло к тому, что требования судов к доказательствам носят исключительно формальный характер. Главное, чтоб в деле были какие-то бумажки, которые следствие гордо поименовало в обвинительном заключении «доказательством». О качестве достоверности доказательства следствие не думает. У профсудьи доказательства принимаются без анализа, поскольку «суд не находит оснований сомневаться в достоверности, относимости и допустимости доказательства, поскольку оно получено надлежащим лицом