Российский уголовный блокбастер: юридическое познание судом доказательств, их оценка и последующее отражение в приговоре.

Данная статья скорее набросок общего исследования российской судебной практики. Попытка, в том числе с использованием художественных сравнений, оценить роль суда в изучении доказательственной базы собранной в ходе предварительного расследования, роль сторон в ходе судебного следствия для юридического познания (реконструкции “прошлого”: деяния инкриминируемого подсудимому), научные методы познания которые применяет суд для оценки доказательств достоверности и возможности реконструкции прошлого, ошибки допускаемые судом при оценке доказательств самих по себе и в причинно-следственной связи.

Разбирая в ходе открытого судебного заседания имеющиеся в деле доказательства суд является познающим субъектом. Чаще всего суд выступает в роли зрителя, но в ряде случаев суд может выступить и интерактивным зрителем.Действительно, между судом (в лице одного председательствующего профессионального судьи или 12 присяжных заседателей) и зрителем в кинотеатре есть некоторое сходство, можно даже отметить значительное сходство.

В чем суть сходства? Так же как театральный зритель, кинозритель, игрок компьютерной игры просматривает (проигрывает) контент: спектакль, кинофильм, компьютерную игру (особенно в жанре интерактивной драмы типа новейшей Detroit: Become human), так и суд в ходе судебного следствия “просматривает” подготовленный контент в ходе судебного следствия, которое на порядок выше по зрительному накалу заявленных страстей всего вышеперечисленного. Но есть одно весьма существенное отличие зрителя суда от кинозрителя и ему подобных. Как бы не старались режиссеры вовлечь зрителя в происходящие на экране, зритель режиссера не заменит, даже если режиссер откроет в своем произведении (особенно в компьютерных играх) возможность запустить десятки кат-сцен.

Режиссер у картины, как правило, всегда один и именно в голове этого человека существует тот виртуальный художественный вымышленный мир, который может быть огромен, но конечен. Режиссер чисто физически не может поместить весь выдуманный им мир в голову зрителя (в силу ограничений формата временем просмотра для кинофильма или размера клиента игры), вместо этого режиссер руководствуется своим замыслом и сценарием, согласно которым режиссер подает контент зрителю, старается вызвать и удержать интерес зрителя к вымышленному миру режиссера. Понятно, что все это, как правило, затеяно с целью собрать максимальные кассовые сборы.Весь процесс познания зрителем фильма (иного развлекательного контента сведен к т.н. “вау”-эффекту: зритель не ставит под сомнение способности джедаев, не удивляется наличию звуков в вакууме.

Собственно большинство зрителей не волнует нарушение законов физики, суперспособности героев необъяснимые в точки зрения науки и т.п. Зрители развлекаются.

В российском уголовном суде не развлекаются. Это не значит, что в суде не интересно. Наоборот, российский уголовный суд в плане бюджета даже на уровне рядового районного суда не уступает голливудским блокбастерам. В плане научной достоверности изучаемых явлений и событий даже нет сравнений, во всяком случае не в пользу блокбастеров. Более того, Пленум ВС РФ даже обязывает районные суды активно привлекать судебные экспертизы, использовать все последние достижения науки и техники.Но в российском уголовном суде в отличие от голливудских поделок режиссером выступает сама жизнь. В ходе судебного следствия у сторон обвинения и защиты, на столе у судьи в материалах дела есть что-то вроде сценария фильма — обвинительное заключение. Не совсем верная аналогия. Обвинительное заключение только отчасти напоминает сценарий игры или фильма, скорее это план научно-исследовательской работы, который заранее (до начала судебного следствия) стороны согласовали и которую совместно будут представлять суду в ходе судебного следствия.

Можно сказать, что обвинительное заключение это даже диссертация следователя (какой на практике на самом деле уровень “научности” другая тема). У этой диссертации есть научный руководитель — прокурор утвердивший обвинительное заключение и, по сути, он же государственный обвинитель перед судом защищает качество “диссертации” следователя, научные оппоненты следователя — сторона защиты.По нашему мнению, аналогия обвинительного заключения с диссертацией очень хорошая. Но эта аналогия скрывает существенный системный недостаток практически каждого обвинительного заключения — не объективность. В силу особенности построения системы следственных органов согласно принципа единоначалия и подчиненности следователя вышестоящему руководству в обвинительное заключение никогда не попадают доказательства невиновности подследственного (подсудимого). а очень часто имеет место или имитация объективности расследования (якобы положительно отреагировали на ходатайство стороны защиты, например, назначают малозначительную экспертизу) а то, и следователь косвенно воздействует на допрашиваемых свидетелей и допускает в протоколе допроса обвинительные формулировки объяснений.

Многие согласятся, что у следователя достаточно влияния, чтобы парой дополнительных предложений изменить смысл объяснений свидетеля, например, чтобы не допустить формулировок защищающих подследственного.

Именно НЕОБЪЕКТИВНОСТЬ предварительного расследования есть существенный недостаток неустранимый в силу самой природы построения российского досудебного следствия. Необъективность предварительного расследования, отражается в итоговом документе — обвинительном заключении, и в какой то степени (наверное даже в существенной степени) это отражается на объективности уже судебного следствия.Действующий УПК РФ в некоторой степени позволяет стороне защиты заявлять и доказывать необъективность предварительного расследования уже в ходе судебного следствия. Но пожалуй нигде как в России знают, что после драки кулаками не машут. Тем не менее, шанс такой стороне защиты предоставлен, о чем всегда иронично заявляет следователь на следственных действиях: “в суде заявите свое ходатайство, а мне нечего тут”.

Необъективность предварительного расследования мы считаем, настолько, серьезным конструктивным недостатком, что о нем прекрасно осведомлены сами судьи будучи профессионалами высокого класса, и возможно поэтому уже не обращают внимания на постоянных скулеж адвокатов про необъективность предварительного расследования.

Но вот совсем другое дело суд присяжных, и вот здесь скулеж адвокатов, превращается в просто непереносимый вой. А присяжным заседателям как судьям факта все эти подковерные игры предварительного следствия со стороной защиты уже совсем не кажутся такими безобидными как судье-профессионалу.Итак, необъективность предварительного расследования, по нашему мнению, представляется таким встроенным в уголовный процесс недостатком, причем недостатком существенным, что ставит под сомнение полноту фиксации в ходе предварительного расследования всех подлежащих доказыванию по ст. 73 УПК обстоятельств. Это значительно повышает риск судебной ошибки причем для профессионального судьи в гораздо большей степени чем для присяжных заседателей. Опять же в силу того, что профессиональные судьи склонны закрыть глаза на огрехи следствия, лишь бы по правде виновного осудить. С присяжными заседателями в этом случае сложнее. Пресловутые 20% оправдательных приговоров по вердиктам присяжных это не показатель глупости присяжных заседателей, это показатель неполноты (и необъективности) следствия, о чем любят указывать в суде адвокаты специально для судей факта, что породило сомнения у присяжных заседателей в виновности подсудимого и справедливо привело к вердикту невиновен.

Однако, пресловутая палочная система держит в тисках даже профессиональных судей и оправдательный приговор это признание обвинения незаконным. Отсюда та самая практика в менее 1% оправдательных приговоров при рассмотрении уголовных дел судьей профессионалом.
Подчеркнем, это не вина конкретно отдельно взятого судьи, авторитет судебной власти должен быть непоколебим, это конструктивный недостаток уголовного следствия, это изначально не предусмотрительно заложенный даже не в УПК РФ, а в сам институт предварительного следствия негативный артефакт, это несовершенство института обвинительного заключения.В данном очерке мы не ставим перед собой задачу предложить пути устранения указанного недостатка. Просто обращаем внимание на изначальное наличие перекоса в системе собирания доказательств в пользу обвинения еще на начальной стадии судебного следствия.

Да, следует признать наличие преимущества стороны обвинения перед стороной защиты в суде в ходе судебного следствия. Но это не повод и не основание для адвоката и его подзащитного пасовать перед необходимостью тянуть и тащить дополнительную нагрузку с чаши обвинения на весах правосудия. Наоборот, следует активно, настойчиво и последовательно вскрывать в ходе судебного следствия неполноту предварительного расследования, обращать внимание суда на мнимую объективность расследования, нежелание следствия устранить очевидные пробелы в системе собранных доказательств, нежелание контраргументировать возражения стороны защиты, если они каким-то чудом и нашли отражение в обвинительном заключении.

От адвоката требуется активность не только в суде, ибо по существу, нелепо ссылаться на предвзятость следствия уже в суде, если на этапе предварительного расследования защитник полностью уступил инициативу расследования следователю и позволил тому свободно “лепить дело”. Напомним, поговорку про своевременность “махания кулаками”. Стороне защиты следует активно настаивать на производстве высокотехнологичных экспертиз уже на предварительном расследовании, а не ждать суда, поскольку современная наука и техника уже сегодня позволяет научно-обоснованно опровергнуть или подтвердить большинство следственных версий или версий стороны защиты.

К нашему большому сожалению, по таким сложным экспертно-криминалистическим составам преступлений, пример ст. 111 УК РФ, следствие всячески избегает назначение ситуационной экспертизы и ограничивается только протоколами допросов свидетелей (и часто даже не очевидцев события), видимо не без оснований.

Автору статьи приходилось выслушивать (естественно в неофициальной беседе) жалобу судьи с большим стажем работы на низкое качество работы следствия, которое большим количеством “пустых” свидетелей пыталось заменить одну судебную экспертизу. Следователи тоже не дураки, и раз УПК РФ в моменте доказывания позволяет свидетеля по уголовному делу делать из кого угодно, то так и будут делать. Обратный суворовский принцип “победим (защиту) числом, а не умением”. Судье ведь надо как то оценивать показания всех свидетелей, не важно, что они все “пустые”, расположить свидетелей в хронологическом порядке и вот она — достаточная совокупность доказательств для признания виновным.

В результате складывается судебная практика, когда суд последовательно допрашивает массу “пустых” свидетелей, дополняет судебное следствие изучением судебных экспертиз, иных в большом количестве документов материалов дела, ну и якобы утверждается в доказанности инкриминируемого деяния. Но за большим объемом пустопорожней работы суд оказывается в плену чисто логической ошибки post hoc ergo propter hoc.Нежелание использовать экспертные исследования в некотором роде вообще дискредитирует российский уголовный процесс, но что позволяется следователю, крайне недопустимо для суда, поскольку такие решения сильно влияют на авторитет судебной власти.