Очерк об одном уголовном деле. Изменение, в судебном заседании, меры пресечения, в виде заключения под стражу, на домашний арест, и назначение наказания в соответствии с правилами ч. 3 ст. 68 УК РФ, без учета рецидива преступлений. Третий пересмотр.

Об этом деле я уже опубликовывал статью «Признание судом апелляционной инстанции наличия фундаментальных нарушений закона при постановлении приговора, исказивших смысл приговора...». В этой публикации я хочу подвести итоги этого уголовного дела. Пожалуй начну.

Когда уголовное дело, в котором участвуешь в качестве защитника, направляется на новое рассмотрение в суд первой инстанции, поневоле, чувствуешь себя «ветераном судебной защиты», по этому делу, а когда оно направляется на новое рассмотрение из областного суда уже на третье, по счету, рассмотрение, то и подавно.

Именно с таким чувством, я пришел в суд, защищать клиента, по уголовному делу, по обвинению его в совершении преступления предусмотренного п.п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ, грабеж, т.е. открытое хищение чужого имущества, группой лиц по предварительному сговору, с применением насилия не опасного для жизни и здоровья.

Каждый лист этого дела был изучен мной вдоль и поперек. Обстоятельства уголовного дела врезались в мою память, словно раскаленное железо в человеческую плоть, оставив в ней неизгладимые шрамы. Фабула обвинения, после ее прочтения, не вызывала никаких положительных эмоций, кроме чувства, как будто снова отведал просроченной халвы.

Те два тома данного уголовного дела, которые были первоначально направлены в суд, после завершения предварительного следствия, к третьему пересмотру, дополнились еще двумя томами, которые, в основной своей части, состояли из жалоб подсудимых и их защитников. В конце четвертого тома уголовного дела находилось апелляционное определение Белгородского областного суда, которое отменяло второй приговор по делу, в связи с фундаментальными нарушениями закона, допущенными при постановлении приговора.

Несмотря на это обстоятельство, срок содержания под стражей, был продлен, судебной коллегией по уголовным делам, моему подзащитному, и его товарищу по несчастью, до 19 июля 2015 года, что говорило о туманных перспективах исхода дела, даже несмотря на полное отсутствие каких-либо доказательств вины моего подзащитного.

После того, как государственный обвинитель, в судебном заседании, не стала отказываться от уголовного преследования подсудимых, и обвинения, которое начало «рассыпаться» еще в ходе первого рассмотрения дела по существу, я начал готовиться к третьему, полноценному, судебному разбирательству, с допросом свидетелей, а также заявлением ходатайств о вызове и приводе свидетелей-полицейских, которые всячески игнорировали судебные повестки и любое общение со мной.

По большей части показания свидетелей не изменились, за исключением показаний несовершеннолетнего свидетеля, который все таки признался в судебном заседании, что оговорил моего подзащитного, так как обиделся на него за то, что последний его обзывал и ругал. Меня, конечно же, этот факт не удивил, так как привязанность несовершеннолетнего свидетеля, к отчиму, была вполне очевидной. Поэтому, он оговаривал моего подзащитного, желая облегчить положение своего отчима, находящегося в клетке, рядом с моим подзащитным. Об этом я не переставал говорить на всех судебных заседаниях.

Пришлось также заявить ходатайство о приводе свидетелей-полицейских, так как их реакция, на повестки суда, была нулевой. Мое ходатайство об их приводе было удовлетворено частично — одного из троих полицейских, все таки, решили вызвать в суд направив повторную повестку. Однако судебные приставы (один из которых был награжден орденом мужества) так и не нашли этих «стражей закона». Видимо прятались они очень умело. Судебный пристав (тот самый, который награжден орденом мужества) пообещал суду, что они будут найдены, но я и мой подзащитный решили не настаивать на их приводе, так как доказательств защиты, к тому времени, относительно того, что эти сотрудники полиции останавливали потерпевшего, моего подзащитного и его товарища по несчастью, на автомобиле потерпевшего, в самый разгар «группового преступления», было более чем достаточно.

Свидетели-полицейские остановили автомобиль, проверили документы, не усмотрели в их действиях состава преступления, и отпустили, а теперь прячутся от защитника, от суда, от судебных приставов, и не отвечают на телефонные звонки. Сразу видно, что реформа, связанная с переименованием милиции в полицию, прошла успешно. Теперь они действуют как «настоящие профессионалы», и с этим трудно поспорить.

В деле были протоколы допросов этих свидетелей-полицейских, однако они были малоинформативны, мол мы приехали в село по вызову, поездили и уехали обратно, что было не очень правдиво, так как доказательств, говорящих об обратном, как я уже указывал выше, было предостаточно. Более того, согласно этих же протоколов допроса, инспекторами ДПС ОМВД по г. Губкину, в тот момент когда их допрашивал следователь, они уже не являлись. Причем оба. «Массовое увольнение сотрудников полиции, в связи с общественным резонансом нашего дела. Бывает.» — подумал я.

Показания потерпевшего теперь выглядели еще «забористей». Количество противоречий в показаниях начало зашкаливать. Одни только показания потерпевшего в суде апелляционной инстанции, оглашенные по моему ходатайству, в связи с существенными противоречиями, стоят того, чтобы их разобрали на цитаты. В суде апелляционной инстанции, судя по протоколу судебного заседания, это выглядело следующим образом: 
«Уважаемая судебная коллегия! С приговором суда не согласен. Прасолов не воровал у меня автомобиль. Родители осужденных выплатили мне деньги за разбитую машину. Претензий ни к кому из осужденных не имею».

На вопрос председательствующего: «Если Вы не имеете претензий, то почему написали заявление в полицию?»

Потерпевший Чуев Н.Ф. пояснил: «Когда нас привезли в полицию, то я сказал, что ничего писать не буду, потом я не помню, как написал заявление, я был пьяный»
Кульминационным моментом, в рассмотрении дела, был допрос свидетеля - заместителя участковых уполномоченных полиции ОМВД России по г. Губкину Кривошеева А.М., который не подтвердил свои показания, данные следователю, рассказав, что он был в селе Губкинского района не просто «исполняя свои должностные обязанности, и проверяя ранее судимых лиц, проживающих в селах Губкинского района», а был вызван туда по факту убийства человека.

После его показаний, суду необходимо было решить вопрос о мере пресечения, моему подзащитному. Прокурор была решительно против изменения меры пресечения, в виде заключения под стражей, моему подзащитному, на более мягкую, т.к. «основания для избрания меры пресечения, в виде заключения под стражу, не изменились и не отпали». Защита была «ЗА» изменение меры пресечения, в виде заключения под стражу, на более мягкую. Я пояснил, что уже довольно длительный срок, более 10-ти месяцев, мой подзащитный находится под стражей, по весьма сомнительному обвинению. Выслушав стороны, суд удалился в совещательную комнату для вынесения решения по мере пресечения подсудимым.

Ожидание вынесения решения, по мере пресечения, было долгим, но оно было не напрасным. Суд изменил меру пресечения подсудимым с заключения под стражу на домашний арест. Прокурор сделала удивленное выражение лица. Подсудимые также не верили своим ушам. Суд разъяснил порядок и сроки обжалования вынесенного решения. Мой подзащитный задал мне вопрос: «Как же нас отпустят в выходной день, 19 июля 2015 года?» На что я, зная не понаслышке, практику оставления подсудимых в следственном изоляторе, сверх срока установленного судом, до получения решения суда, с сопроводительным письмом, об отмене, изменении или продлении меры пресечения, в виде заключения под стражу, посоветовал ему не радоваться раньше времени. Да и прокурор, что вполне естественно для прокуроров, вполне могла обжаловать, это законное решение, в апелляционном порядке.

***

Здание старинной, Старооскольской тюрьмы, которое было построено в 1795 году по указу Екатерины II, в настоящее время является малозаметной достопримечательностью г. Старый Оскол. Оно обросло жилыми массивами и зелеными насаждениями, а ведь в послевоенные годы, по рассказам обывателей, его можно было лицезреть практически с любой точки города, так как находясь на холме, здание величественно возвышалось над городом.

Теперь же, в этом старинном здании, где на первом полуподвальном этаже изначально располагались помещения уездной и городской казны, а также караул с двумя арестантскими камерами, разместилось Федеральное казённое учреждение «Следственный изолятор № 2 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Белгородской области».

19 июля 2015 года, ровно в полночь, двери СИЗО-2 г. Старый Оскол распахнулись, и на пороге появились два мужских силуэта. В кармане у обоих было по 50 (пятьдесят) рублей. Этих денег вряд ли хватило бы, чтобы уехать из г. Старый Оскол в г. Губкин, т. к. проезд в маршрутном такси стоил 66 рублей. Обмолвившись несколькими фразами на этот счет, и усмехнувшись, они направились в сторону автобусной остановки. Этими людьми были мой подзащитный и его предполагаемый «подельник».

***

Перед очередным судебным заседанием, мой подзащитный рассказал мне «душераздирающую историю» о том, как их, ночью, буквально «выкинули» из СИЗО-2 г. Старый Оскол, предварительно снабдив 50-ю рублями, имея которые на руках, они, конечно же, не могли покинуть Старый Оскол на транспорте. Только пешком. Спасло ситуацию только то, что им удалось позвонить родственникам, которые забрали их домой.

Постановление суда об изменении меры пресечения, моему подзащитному, в виде заключения под стражу на домашний арест, прокурор, вопреки всем ожиданиям, не обжаловала.

Само судебное заседание тоже преподнесло один сюрприз. Выяснилось, что потерпевший, несмотря на свой преклонный возраст, является кандидатом в мастера спорта по борьбе, что опровергало позицию обвинения о «беспомощном старике».

В прениях, государственный обвинитель попросила суд признать моего подзащитного виновным в совершении преступления предусмотренного п.п. «а», «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ, грабеж, т.е. открытое хищение чужого имущества, группой лиц по предварительному сговору, с применением насилия не опасного для жизни и здоровья, и назначить ему наказание по этой статье в виде лишения свободы сроком три года, без штрафа и ограничения свободы, с отбыванием наказания в исправительной колонии особого режима.

Я, в прениях, просил суд, в отношении моего подзащитного, обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а, г» части 2 статьи 161 УК РФ, постановить оправдательный приговор в связи с отсутствием в его действиях состава преступления, на основании п. 3 ч. 2 ст. 302 УПК РФ. Признать за ним право на реабилитацию. Меру пресечения в виде домашнего ареста отменить.

11 августа 2015 года суд вынес приговор, согласно которого, был исключен из обвинения квалифицирующий признак «совершение грабежа группой лиц по предварительному сговору», так как убедительных доказательств, что у подсудимых имелся предварительный сговор, суду не представлено. Мой подзащитный был признан виновным в совершении грабежа, то есть открытого хищения чужого имущества, с применением насилия не опасного для жизни и здоровья, и ему было назначено наказание, в виде 11-ти месяцев лишения свободы, в пределах срока, отбытого им за время следствия и суда. Мера пресечения, в виде домашнего ареста, была отменена.

Приговор суда не был обжалован сторонами, и вступил в законную силу 24 августа 2015 года.

В качестве титульного изображения к публикации использована открытка, подаренная мне, на 23 февраля, одной благодарной подзащитной.

Тексты судебных актов, а также другие процессуальные документы, деперсонифицированы. Адвокат Журавлев Евгений Анатольевич, № 31/709 в реестре адвокатов Белгородской области.