Прекращение уголовного дела с освобождением из под стражи в зале суда, вместо лишения своды на срок от 6 до 15 лет за покушение на убийство (ч.3 ст. 30 ч.1 ст. 105 УК РФ)

Ко мне обратились родственники 22-х летнего парня, гражданина иностранного государства, уже после того, как тот оказался в одном из СИЗО г. Москвы.

Из предъявленного обвинения  следовало, что он, в результате внезапно возникших личных неприязненных отношений во дворе дома нанес два удара ножом в область жизненно важных органов, а именно в грудь и шею сожительнице, что было квалифицировано органом предварительного следствия по ч.3 ст. 30 ч.1 ст. 105 УК РФ, то есть покушение на убийство. 

Я посетил парня в СИЗО, выслушал описание произошедшего с его слов, из которых прямо следовало, что никакого покушения на убийство на самом деле не было. Сам по себе конфликт действительно имел место, но телесные повреждения были нанесены случайно, а убивать он никого не собирался. При этом он искренне удивлялся тому, почему ему вменяют покушение на убийство, ведь этому не может быть никаких доказательств, и что именно в таком виде он все и рассказал сотрудникам полиции и следственного комитета, и не давал никаких показаний, из которых хоть как-то может следовать намерение причинить смерть.

Однако изучение первоначальных показаний выявило, что они очень сильно расходятся с тем, как описывал произошедшее мой доверитель. Для полноты картины приведу дословное содержание некоторых формулировок в протоколах допросов подозреваемого и обвиняемого: « я разозлился, и достав из кармана надетых на меня джинс… нож… раскрыл его… Держа… нож за ручку, от злости нанес один удар ножом в область шеи… Я целился ей в лицо желая ее убить, но попал в шею. При этом я понимал, что лицо а также шея являются жизненно — важными органами, а также, что от ножевого ранения в указанные области человеческого тела, он может умереть».

Когда я ему зачитал содержание его показаний, подписанных им, а также переводчиком и «бесплатным» адвокатом, он весь побледнел.

Тут, думаю, следует отметить, что допросами все не ограничилось. Следователь, конечно, не забыл состряпать и протокол проверки показаний на месте, который обвиняемым также был благополучно подписан. Также сотрудники не забыли и про  собственноручно написанное чистосердечное признание, из которого следует, что он без «Маролного, физиеского и псхалагического» давления, вину признает «полнисту», пусть из текста данного документа так и не понятно, в чем именно.

Однако дальнейшее изучение материалов дела показало определённые перспективы. Определив слабые места уголовного дела, я решил ударить по одному из них.

Несмотря на то, что следователю удалось закрепить такие достаточно «хорошие» для обвинения доказательства, их было всё-таки недостаточно. Ведь, кроме обстоятельств нанесения вреда здоровью и доказанности наличия умысла на совершение преступления, следовало доказать причины недоведения преступления до конца. А тут имелся серьёзный пробел, которым я воспользовался.

В связи с этим по уголовному делу были подготовлены и даны подробные показания об обстоятельствах произошедшего, где объяснялись все детали и где, кроме прочего, прямо подчеркивалось наличие возможности беспрепятственно довести преступление до конца при наличии таких намерений.

По окончании расследования дела, я подготовил ходатайство, в котором подробно мотивировал наличие добровольного отказа от преступления, а также привел подробный анализ ряда других доказательств в обоснование своих доводов. В частности, дал оценку размера и характера повреждений, их локализации, в том числе тому, что повреждения не явились опасными для жизни, не вызвали развития угрожающего жизни состояния, не имели других квалифицирующих признаков тяжкого вреда здоровью, акцентировал внимание на противоречивости признательных показаний обвиняемого и ряде других обстоятельств.  

Однако, как я и прогнозировал, следователь отказал в удовлетворении ходатайства, указав, что считает доказанным покушение на убийство, и направил дело надзирающему прокурору.  

Заявляя ходатайство по окончанию расследования, я в большинстве случаев хотя и формально адресую его следователю, на самом деле предназначаю его прокурору, который подписывая обвинительное заключение и направляя уголовное дело в суд как правило, вчитывается в ходатайство, чтобы понять, с какими доводами защиты ему придётся иметь дело в суде.

Более внимательно вчитаться в мое ходатайство прокурору, полагаю, способствовало то, что мы заявили о рассмотрении уголовного дело судом с участием присяжных заседателей. Заявляя суд присяжных, я опирался на положения Постановления Пленума Верховного суда №23 от 22 ноября 2015 года, о том, что в случае обвинения подсудимого в совершении неоконченного преступления председательствующий должен в понятной формулировке поставить перед присяжными заседателями вопросы, предусмотренные ст. 339 УПК РФ, в том числе о доказанности причин, в силу которых деяние не было доведено до конца. При этом данный вопрос должен содержать описание фактической причины, лишившей подсудимого возможности осуществить свои намерения. Вырезку из указанного постановления пленума я передал следователю, чтобы заставить подумать над этим вопросом.  

В итоге, надзирающий прокурор уголовное дело в таком виде в суд не пропустил, и вернул его следователю. Далее все пошло достаточно быстро. После продления стражи действия моего доверителя были переквалифицированы на ч.2 ст. 115 УК РФ, как я и настаивал изначально, и дело было направлено в суд.

В первом же судебном заседании мое ходатайство о прекращении дела по основаниям предусмотренным ст. 25 УПК РФ было удовлетворено судом, несмотря на возражения прокурора. Уголовное дело было прекращено, доверитель освобождён из под стражи в зале суда.

P.S.  Какое удовлетворение от сделанной работы можно получить, когда смотришь на то, как доверитель будучи необоснованно обвиненным в покушении на убийство, осознавший какой серьёзный срок он мог получить, неуверенно выходит из-за решётки в зале суда, оглядываясь на сотрудников конвоя, и не до конца верит тому, что с ним происходит.


Тексты приложенных процессуальных документов деперсонифицированы.
Адвокат Дилбарян Степан Оганесович.