По поводу соблюдения пункта 1 статьи 6 Конвенции. Европейский Суд указал, что в отсутствие существенных оснований для противоположного понятие справедливого судебного разбирательства требует придавать бóльшее значение показаниям, данным в суде, по сравнению с протоколами допросов свидетелей на предварительном следствии, поскольку последние представляют собой, прежде всего, процесс сбора стороной обвинения информации в поддержку своей позиции.
Аргументация Европейского суда имеет большое практическое значение, поскольку может быть применима в Российской судебной практике.
ЕСПЧ посчитал, что протокола допросов свидетелей представляют собой процесс сбора стороной обвинения информации в поддержку своей позиции.
По смыслу УПК РФ, протокола допросов способны стать доказательствами по делу только после их оценки судом с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все доказательства в совокупности – достаточности для разрешения уголовного дела.
А до этого момента протокола допросов есть лишь просто информация, используемая обвинением в своих целях.
В соответствии с ч. 2 ст. 17 УПК РФ: «Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы».
Может возникнуть мнение, что ЕСПЧ в своем решении Эркапич против Хорватии вопреки требованиям ст.17ч.2 УПК РФ придал доказательствам заранее установленную силу, обеспечив приоритет показаниям свидетелей в суде над показаниями на следствии.
Однако при внимательном изучении аргументации Европейского суда никакого противоречия не усматривается.
Объектом внимания суда было конкретное уголовное дело, в котором трое свидетелей на следствии давали уличающие обвиняемого показания о том, что именно он продал им наркотик. Но в суде выяснилось, что трое являлись наркоманами, а состояние одного из них характеризовалось изменением личности. Все свидетели отказались от ранее данных показаний, заявив, что они были получены под незаконным воздействием, а допрашивались они в отсутствие назначенных им адвокатов, которые пришли позже и просто подписали протокола.
Более того, данные свидетельские показания являлись решающими и единственными доказательствами вины заявителя, и в их отсутствие признание его виновным было бы невозможным.
Именно при таких явных и очевидных дефектах получения следственных допросов и при полной пассивности суда по проверке указанных свидетелями фактов, ЕСПЧ пришел к выводу, что показаниям в суде следовало бы придать большее значение, чем показаниям у следователя.
Кроме этого следовало иметь в виду, что ст.17 ч.2 УПК РФ декларирует равноудаленность суда от всех доказательств, предъявляемых как обвинением, так и защитой, но до их оценки в соответствующем процессуальном документе после проведенного их исследования и проверки.
Необходимо учитывать темпоральное действие данной процессуальной нормы. Никакие доказательства не имеют для суда заранее установленной силы, пока идет судебное следствие, но это правило перестает действовать в момент принятия решения об оценке доказательства в приговоре.
Между тем доказательственная ценность отдельных доказательств значительно выше других.
Согласно п.34 постановления Европейского суда по правам человека от 7 мая 2009г. по делу «Калачева против Российской Федерации» (Жалоба N 3451/05): «Европейский суд принимает к сведению вывод суда страны и довод властей Российской Федерации о том, что заявительница не представила достаточных доказательств отношений с А. и его отцовства. Однако Европейский суд отмечает, что в ходе национального разбирательства Кировский суд назначил ДНК-тест в целях разрешения данного спора об отцовстве. Тест продемонстрировал, что ответчик являлся отцом ребенка с вероятностью в 99,99%. Европейский суд принимает во внимание, что на сегодняшний день ДНК-тест является единственным научным методом точного установления отцовства по отношению к конкретному ребенку и его доказательственная ценность существенно перевешивает любое другое доказательство, представленное сторонами с целью подтвердить или опровергнуть факт интимных отношений».
Или другой пример.
Европейский Суд по правам человека в своем постановлении от 25 июля 2013г. по делу «Ходорковский и Лебедев против России» (Khodorkovskiy and Lebedev v. Russia, жалобы NN 11082/06 и 13772/05) указал, что"отказ национальных судов допросить в судебном заседании двух экспертов, которые подготовили для стороны обвинения заключение экономической экспертизы, нарушал статью 6 §§ 1 и 3 (d) Конвенции, предусматривающую, с учетом ее толкования ЕСПЧ, право подвергать сомнению значимые доказательства обвинения. По мнению ЕСПЧ, указанное заключение экспертов представляло собой ключевое доказательство обвинения, так как выводы экспертов лежали в основе части обвинений против Ходорковского и Лебедева". Адвокаты, ведущие уголовную защиту, знакомы со сложившейся в судах порочной практикой, когда в подавляющем большинстве случаев при оценке достоверности показаний, данных в ходе досудебного производства и в суде, чаша весов Фемиды склоняется в пользу последних.
Причина такого поведения легко объяснима – именно протокола допросов, тенденциозно составленные следователями, удовлетворяют обвинительным потребностям суда, из лексикона которого постепенно исчезает само понятие оправдательного приговора.
Свои предпочтения судьи психологически объясняют тем обстоятельством, что свидетели (потерпевшие) в суде по прошествии нескольких месяцев могли что-то забыть, впасть в милосердие к подсудимому или попасть под его влияние.
Кроме этого, большинство нынешних судей, ранее носивших обвинительную шинель, прекрасно понимают, что первоначальные показания могли появиться как результат оказанного на свидетелей воздействия и именно такие показания, по их мнению, наиболее достоверны с точки зрения установления истины по делу.
Следует признать, что такие оправдательные аргументы не имеют процессуального значения и могут находиться исключительно в судейском подсознании, ведь в обвинительном приговоре об этом не укажешь.
Руководствуясь внутренним убеждением и будучи жестко привязанными к статистическим ориентирам, судьи, отдавая приоритет следственным показаниям, в приговоре скупо и шаблонно указывают: «поскольку данные показания соответствуют иным исследованным доказательствам».
Между тем, отечественный уголовно-процессуальный закон содержит в себе такие изъяны, которые при должной объективности суда позволяют придавать большую доказательственную силу допросам, произведенным в суде.
Дефекты допросов свидетелей (потерпевших) в ходе предварительного расследования хорошо заметны при сравнении с допросами свидетелей (потерпевших) судом.
Первое.
В ходе досудебного производства допрос свидетеля (потерпевшего) производит следователь или дознаватель, то есть заинтересованные представители стороны обвинения.
После проводов на правовую свалку истории статьи 20 УПК РСФСР говорящей о том, что следователь обязан объективно, полно и всесторонне исследовать обстоятельства дела, а также отсутствия иных процессуальных норм, призывающих следователя к объективности, последние поняли, что суть их деятельности – есть только обвинение.
Суд согласно требованиям ч.3 ст. 15 УПК РФ не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне защиты или обвинения.
В своем Постановлении от 28 ноября 1996г. N 19-П Конституционный Суд отметил, что этот принцип «предполагает такое построение судопроизводства, при котором функция правосудия (разрешения) дела, осуществляемая только судом, отделена от функций спорящих перед судом сторон. При этом суд обязан обеспечивать справедливое и беспристрастное разрешение спора, предоставляя сторонам равные возможности для отстаивания своих позиций, а потому не может принимать на себя выполнение их процессуальных (целевых) функций».
Иными словами следователь (дознаватель) заинтересован в обвинении, а, следовательно, в обвинительной направленности допроса, а судья – нет.
Второе.
Имеют значение условия и обстановка допроса.
Следователь (дознаватель) производит допрос свидетеля, как правило, в своем служебном кабинете, при отсутствии иных участвующих лиц, один на один.
Такая уединенная обстановка позволяет следователю с учетом своих обвинительных устремлений оказывать всяческое психическое воздействие на допрашиваемого, запугивать его, вводить в заблуждение, используя юридическую неосведомленность, давать читать часть составленного протокола, а заставлять подписывать его весь или не давать вовсе и т.д.
Этому способствует и несовершенство процессуального закона.
В соответствии со ст.189 УПК РФ: «Задавать наводящие вопросы запрещается. В остальном следователь свободен при выборе тактики допроса».
Данную норму можно понять, как позволяющую следователю задавать помимо наводящих и иные вопросы: не имеющие отношения к расследуемому уголовному делу или не относящиеся к предъявленному обвинению, некорректные, неконкретные, основанные на предположении или слухе, неоднократно заданные с целью получения нужного ответа и вопросы, подкрепляемые угрозами привлечения к уголовной ответственности, которые наиболее востребованы в следственной практике.
Практикующие адвокаты приведут десятки известных им примеров следственных злоупотреблений при допросе свидетелей, которые сложно доказуемы из-за особенностей непубличных допросов.
В суде допрос происходит публично и гласно, в присутствии участников процесса и иных граждан.
При этом наводящие вопросы либо вопросы, не имеющие отношения к делу, может снять председательствующий по своей инициативе либо по ходатайству стороны-оппонента.
Третье
Допрос в гостях у следователя полностью лишен элементов состязательности. Один лишь следователь вправе задавать вопросы. Сторона защиты лишена возможности присутствовать при допросе свидетеля (потерпевшего) и задавать ему вопросы.
В состязательном суде стороны защиты и обвинения, напротив, имеют возможность задать свидетелю вопросы.
Четвертое
Процедура допроса свидетеля (потерпевшего) в ходе досудебного производства не предусматривает обязательного участия адвоката – представителя.
Согласно ст.56 ч.4 п.6 УПК РФ свидетель вправе являться на допрос с адвокатом. Однако свидетели такой возможностью редко пользуются из-за материальных затруднений и отсутствия какой-либо заинтересованности от хода расследования.
Пресловутая следственная тайна как атавизм советского уголовного процесса не позволяет допустить адвоката защитника для участия в допросах потерпевшего и свидетелей обвинения.
Пятое
Особенности допроса свидетеля следователем создают предпосылки для нарушения последним процессуальных прав.
Каждый формализованный бланк протокола допроса содержит разъяснение процессуальных прав свидетелю (потерпевшему). Однако хорошо известно, что в подавляющем большинстве случаев следователь не разъясняет все права, предусмотренные ч.4 ст. 56 УПК РФ, а ограничивается лишь подпиской об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, требуя поставить подпись, подтверждающую, что все права разъяснены и понятны.
Не редко следователи умышленно не разъясняют свидетелям супругам или иным близким родственникам положения ст.51 Конституции РФ, а сразу начинают разъяснять ответственность по ст.ст. 307, 308 УК РФ.
Другие разъясняют положения ст.51 Конституции РФ и сразу приступают к допросу, не выяснив у свидетеля, понятна ли ему данная норма и желает ли он давать показания.
Не заинтересованы следователи разъяснять свидетелю и положения ст.56 ч.4 п.5 УПК РФ о праве заявлять ходатайства и приносить жалобы на действия и решения дознавателя и следователя.
Представители обвинения стараются опустить разъяснение ст.166 ч.6 УПК РФ о том, что протокол предъявляется для ознакомления и разъясняется право делать подлежащие внесению в протокол замечания о его дополнении и уточнении.
Некоторые свидетели, заметив уже в распечатанном протоколе несоответствия или искажения, стесняются сразу о них заявить. Другие, не желая выказать свою некомпетентность, не требуют разъяснения не понятных юридических терминов и иных оборотов, используемых следователем. В результате свидетелем подписываются искаженные показания.
В суде такие ситуации исключаются присутствием сторон и их процессуальной активностью.
Так, если суд забыл разъяснить свидетелю положения ст.51 Конституции РФ, то на это обстоятельство в порядке ст.243 УПК РФ может обратить внимание защитник или прокурор.
Шестое
Показания свидетеля (потерпевшего), оформленные в протоколе допросе – есть всегда неудачная копия показаний в трактовке следователя.
Среднестатистический потерпевший, давая показания, скажет: «Мне было страшно, и я боялся, что он меня побьет».
На что среднестатистический следователь напишет в протокол: «Я реально чувствовал угрозу применения насилия, опасного для жизни и здоровья и опасался ее осуществления».
Согласитесь, что юридическая обработка сказанного принципиально изменила ее суть и приблизила обвиняемого к определенной квалификации.
По этой причине свидетели (потерпевшие) достаточно часто в судах говорят: «Я этого не говорил».
На что грозные обвинители незамедлительно реагируют угрозами привлечения к уголовной ответственности заставляя испуганного свидетеля признать достоверность ранее данных показаний.
Статья 160 УПК РСФСР предусматривала после дачи свидетелем показаний, в случае его просьбы, возможность написать свои показания собственноручно, о чем делалась отметка в протоколе допроса. Такая норма позволяла свидетелю при желании самому изложить показания, избегая, таким образом, нежелательного соавторства.
К сожалению, ныне действующая ст.190 УПК РФ такого права свидетеля не предусматривает.
Искусственная следственная интерпретация почти всегда искажает первоначальный смысл и содержание сказанного.
Решить отмеченные проблемы могла бы обязательная видеозапись показаний свидетеля, которая впрочем, является лишь правом следователя и используется им в редких случаях.
В суде все совершенно иначе: суд и участники процесса слышат показания от первого лица, в подлиннике, они вправе также использовать аудиозапись.
Очевидно, что именно судебные показания с точки зрения их соответствия действительности заслуживают большего предпочтения, также как оригинал всегда ценится выше, чем копия.
Не сложно заметить, что сама процедура допроса свидетелей в суде, предусмотренная уголовно-процессуальным законом, в большей степени отвечает требованиям, предъявляемым к справедливому судебному разбирательству.
Напротив, процесс получения показаний свидетелей (потерпевших) в ходе предварительного расследования проходит с нарушением основных принципов уголовного судопроизводства: состязательности сторон, обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту, а иногда и с нарушением принципов уважения чести и достоинства, а также неприкосновенности личности.
Законодатель не желает менять сложившийся веками в России инквизиционный порядок производства, не желая замечать, что использование судом после оглашения показаний свидетелей (потерпевших), данных в ходе предварительного расследования, ставит под сомнение законность судебного акта, чем искажает суть самого правосудия.
Хорошо изучив установленный в России порядок допроса свидетелей, Евросуд сделал прецедентный вывод, но чтобы не придать доказательствам заранее установленную силу добавил, что такая оценка показаний свидетелей возможна при отсутствии существенных оснований для противоположного.
Какое это может иметь практическое значение?
В любом случае данное решение ЕСПЧ должно быть востребовано представителями стороны защиты в судебной практике.
Оно нам четко и недвусмысленно дает понять, что при наличии существенных процессуальных дефектов следственных протоколов допросов, симпатии Европейского суда будут отданы допросам свидетелей в суде.
Иначе и быть не должно, поскольку выглядит нелогичным и противоестественным пренебрегать тем, что получено в гласном и состязательном процессе, и принимать на веру полученное в тиши следственных кабинетов.
По изложенным выше причинам мы, вооружившись позицией Высшего суда, просим нижестоящий суд изменить приоритеты, отказаться от своих обвинительных привычек, обретая тем самым облик не обвинительного, а справедливого суда.
Спасибо адвокату Бозову Алексею за обнаружение прецедентного решения ЕСПЧ и ряд интересных идей.