Установление требований контролирующих лиц в банкротстве. Субординация требований кредиторов в разъяснениях ВС РФ.

Защита независимых кредиторов при включении требований в РТК. Субординация требований контролирующих лиц.

Продолжая цикл публикаций по отдельным вопросам банкротства, которое с учетом разрушительного кризиса, стало еще более актуальным в связи с туманными перспективами развития отечественной экономики. В этой публикации я кратко опишу основные принципы такой защиты прав независимых кредиторов, как субординация и переквалификация требований.

Самая главная цель конкурсного производства – пропорциональное удовлетворение требований кредиторов. Для реализации данной цели важно не только максимально возможно наполнить конкурсную массу, но и не допустить в реестр требований кредиторов (далее – РТК) «липовых» кредиторов имеющих фиктивные требования, а также тех кредиторов, которые по справедливости таковыми не должны быть. Понятно, что контролирующие должника лица могут пытаться влезть в РТК, чтобы, во-первых контролировать процедуру, и, во-вторых, что-то получить по итогам конкурсного производства, уменьшив долю подлинных кредиторов. Если подобных, только по названию кредиторов, не будет, то исключается так называемое контролируемое банкротство и увеличивается доля полученных от реализации имущества должника денежных средств, приходящаяся на каждого реального независимого кредитора.

Я коснусь в этой публикации вопросов защиты от включения в РТК требований лиц, которые хотя реально являются кредиторами должника, но не заслуживают равенства с обычными кредиторами. Речь идет о так называемой субординации требований кредиторов и их переквалификации. Теперь как раз время для публикации, так как недавно вышелОБЗОР СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ РАЗРЕШЕНИЯ СПОРОВ, СВЯЗАННЫХ С УСТАНОВЛЕНИЕМ В ПРОЦЕДУРАХ БАНКРОТСТВА ТРЕБОВАНИЙ КОНТРОЛИРУЮЩИХ ДОЛЖНИКА И АФФИЛИРОВАННЫХ С НИМ ЛИЦ (далее – Обзор), что существенно облегчает задачу.

Для лучшего понимания тех инструментов защиты независимых кредиторов от включения в РТК требований контролирующих должника лиц (далее – КДЛ) я сделаю краткий экскурс в банкротное право США, в котором первоначально и были развиты идеи субординации и переквалификации требований. Именно оттуда они шагнули, пусть и в несколько трансформированном виде, в право некоторых государств. В настоящее время, на самом деле, в мире существует два подхода к субординации требований: жесткий и мягкий. В США мы видим достаточно мягкий подход к субординации. В России пока идут колебания. Тем не менее, СКЭС ВС РФ, на мой взгляд, все же не придерживается жесткой модели, хотя изначально было похоже на то, что у нас будет жесткая модель.

На самом деле для свободного и творческого применения права необходимо понимание идей, лежащих в основе регулирования тех или иных общественных отношений. А лучшего пути, чем расширение кругозора путем анализа того, как решаются те же задачи в других правопорядках, просто нет.

В США банкротное законодательство является федеральным и банкротное право соответственно формируется, в том числе на основании решений федеральных окружных судов и ВС США. Суды, рассматривающие банкротные дела, применяют кроме законодательства еще и право справедливости. Право справедливости дало рождение множеству инструментов, позволяющих не допускать несправедливость, возникающую при применении норм общего права, таких как различные виды эстоппеля, трасты, справедливую приостановку течения срока исковой давности, проникновение через корпоративную вуаль, различного рода запреты и т.п. Справедливая субординация требований также возникла в праве справедливости.

Фундаментальным решением, которое лежит в основе справедливой субординации требований кредиторов, является решение ВС США по делу Pepper v. Litton. Я кратко остановлюсь на нем, так как оно отражает идеи субординации  требований: почему она нужна и в каких случаях.

Справедливая субординация и переквалификация требований кредиторов в банкротстве

Pepper v. Litton

В 1931 году Пепер предъявил иск к Dixie Splint Coal Companyв суд штата Вирджиния о взыскании роялти по договору аренды. В период рассмотрения данного дела Литон, бывший контролирующим участником Dixie Splint Coal Company, предъявил иск к этой компании о выплате ему заработной платы за 5 лет, дав указание своему подчиненному признать его. В результате в пользу Литона было вынесено решение о взыскании с Dixie Splint Coal Company 33468,89 долларов США. Литон не пытался взыскать эту сумму с ответчика, пока не стало известно об исходе дела по иску Пепера к Dixie Splint Coal Company, когда суд присудил в пользу истца 9000 долларов.

Далее Литон предпринял ряд действий, чтобы Пепер не мог ничего получить. В итоге 1934 году Dixie Splint Coal Company подало заявление о признании её несостоятельной. Пепер безуспешно пытался оспорить решение в пользу Литона, а также отменить исполнение этого решения в суде штата.

Суд, рассматривающий дело о банкротстве, не признал требования Литона. В частности он пришел к выводу, что Литон и Dixie Splint Coal Company предприняли умышленную и хорошо спланированную попытку избежать платежа долга, и, что Литон и Dixie Splint Coal Company фактически являются одним лицом. Суд счел, что требование выплаты заработной платы Литону не является честным долгом должника.

ВС США согласился с решением суда первой инстанции. По его мнению, и директор корпорации, и контролирующий участник или группа участников, находятся с корпорацией в фидуциарных отношениях, а их полномочия проистекают из траста, что влечет необходимость тщательного исследования сделок между такими лицами и корпорациями. При оспаривании договоров между корпорациями и контролирующими лицами на директоре или участнике лежит бремя доказывания не только добросовестности сделки, но и её неотъемлемой честности с точки зрения корпорации и заинтересованных в ней лиц. Суть теста заключается в определении того, обладает ли сделка с учетом всех обстоятельств признаками договора между несвязанными и независимыми организациями (arm's length bargain), и если у неё таковые отсутствуют, то справедливость её аннулирует.

В решении говорится, что обычно требовать исполнения такого фидуциарного обязательства может корпорация или участник при помощи производного иска, но в случае банкротства корпорации такое право есть и у трасти (trustee), т.е. кредитора корпорации-должника.

По мнению ВС США, в осуществлении юрисдикции справедливости суд, рассматривающий дело о банкротстве, наделен полномочием тщательного исследования обстоятельств, связанных с любыми требованиями, чтобы установить отсутствие несправедливости или нечестности в управлении имуществом банкрота, и его обязанность сделать это особенно отчетлива, когда требование направлено к выгоде должностного лица корпорации, директора или её участника. Суд приходит к выводу о том, что подлежат субординации требования участников корпорации, которая изначально была наделена лишь номинальным капиталом, а капитал, необходимый для осуществления её масштаба деятельности она получала из займов участников. В таком случае, как полагает ВС США, займы следует рассматривать вкладами в капитал корпорации.

 Далее многочисленные решения судов апелляционных федеральных округов США развили доктрину субординации, определяя признаки несправедливого поведения. Одним из самых важных является решение Апелляционного суда пятого округа США по делу In the Matter of Mobile Steel Company, определяющее три условия субординации требования и три принципа; распределение бремени доказывания, из которого следует, что недостаточно доказать лишь факт, что кредитор является КДЛ, но необходимо для возражений относительно включения в реестр еще привести существенные основания, говорящие о несправедливом поведении КДЛ; три следующих критерия несправедливого поведения: недокапитализация; обман, плохое управление или нарушение фидуциарных обязанностей; использование контролирующим лицом корпорации только как средства или второго я.

Признак мягкой субординации заключается в том, что требование КДЛ субординируется не просто в силу факта того, что лицо является контролирующим, а необходимо еще представление заинтересованным лицом еще существенных фактов несправедливого поведения. При ином подходе, как говорится в вышеназванном решении, на фидуциариев корпорации будет возлагаться неоправданное бремя доказывания своей добросовестности и честности по каждой их сделке с корпорацией по прихоти кредитора. Такой подход, по мнению суда, равносилен правилу о том, что любые требования фидуциария к корпорации недействительны только в силу природы их отношений.

Подчеркну, что для целей субординации не имеет значения то, что долг подтвержден решением суда. В данном случае суд в деле о банкротстве не пересматривает решение суда, которым установлено требование, а всего лишь понижает его очередность. Иначе говоря, требование могло бы быть удовлетворено, если бы не было банкротства, но при банкротстве, учитывая его цели, требование просто не допускается в реестр.

Фактически мы видим, что право справедливости говорит о том, что у нас называют злоупотреблением правом. СКЭС ВС РФ, развивая теорию субординации, просто определяет стандарты применения ст. 10 ГК РФ при включении требований КДЛ в РТК.

Кроме справедливой субординации суды США в конце прошлого столетия стали еще применять переквалификацию некоторых требований, которые по существу являлись не гражданско-правовыми обязательствами, вытекающими из договоров, а представляли собой фактически вложения в уставный капитал. Иначе говоря, здесь суды смотрят не на форму, а на существо отношений и тут не имеет никакого значения, допустил ли КДЛ несправедливое поведение в отношении иных кредиторов или нет. Если отношения по своей природе, не взирая на форму (займ при тонкой капитализации, предоставление основных средств с длительной отсрочкой платежа и т.п.) являются корпоративными по существу, то суд не смотрит на форму. Для переквалификации требований судебной практикой также разработаны определенные критерии, при помощи которых можно отличить вложение в капитал корпорации от обычных отношений кредитор-должник.

Как мы видим, в данном случае в нашем праве похожее средство защиты прав независимых кредиторов является ст. 170 ГК РФ. Если требование КДЛ основано на сделке, которая фактически прикрывает корпоративное вложение, то по правилам о притворных сделках суд должен исходить из прикрываемых правоотношений, коими являются корпоративные вложения, замаскированные под договорные отношения. Соответственно, если требование одето в одежду займа, купли-продажи и т.п., но по существу оно корпоративное и оно не подлежит включению в РТК.

Таким образом, в общем, средства защиты независимых кредиторов от включения в РТК требований КДЛ практически одинаковы и их различия лишь в презумпциях, которые в отечественном банкротном праве дают первым значительное преимущество при борьбе с включением в РТК требований КДЛ. Иначе говоря, наша модель более жесткая, чем в США. На мой взгляд, это вполне оправдано, так как наша судебная система не очень приспособлена к установлению обстоятельств дел, а уровень злоупотреблений со стороны КДЛ просто зашкаливает, и легче возложить бремя опровержения корпоративного характера требования и недобросовестности при возникновении требования именно на КДЛ. 

Итак, перейдем к рассмотрению правовых позиций ВС РФ относительно защиты от включения в РТК требований КДЛ.

Установление требований контролирующих должника лиц в банкротстве. Распределение бремени доказывания и стандарты доказывания. 

Итак, предположим, что существует ООО, у которого имеется участник А с долей в уставном капитале в размере 50%. ООО банкротится и к нему независимыми кредиторами предъявлены требования на сумму 40 000 000 рублей. С заявлением о включении в РТК обращается участник А с требованием к ООО, основанному на договоре займа в размере 60 000 000 рублей.

Какие признаки договора займа будут указывать на то, что, скорее всего, здесь имеется злоупотребление правом или замаскированное корпоративное вливание в уставный капитал? Таковых может быть множество, и я лишь для примера приведу некоторые.

ООО имеет уставный капитал 10 000 рублей, но ведет масштабную деятельность, для которой такого капитала явно недостаточно. В то же время оно может вести такой бизнес в силу того, что её участник А предоставил ООО займ в размере 60 000 000 рублей. При этом, например, срок возврата займа не соблюдается и А предъявляет требование о его возврате лишь в преддверии банкротства. Здесь все говорит в пользу того, что речь идет не об обычном займе, а фактически о докапитализации ООО, чтобы оно могло вести деятельность данного масштаба. В таком случае участники ООО вправе лишь претендовать на то, что они могут получить, если требования всех независимых кредиторов будут удовлетворены.

При наличии таких обстоятельств  независимый кредитор, возражая против включения подобного требования в РТК, может сослаться на вышеназванные сомнения относительно характера требования, т.е. на него возлагается бремя обоснования сомнений и возникает презумпция корпоративного характера требования, которую должен опровергнуть КДЛ.

Теперь представим иную ситуацию. Вышеназванный займ был предоставлен уже, когда ООО отвечало признакам банкротства. В таком случае требование также не подлежит включению в РТК. Доводы в обоснование данной позиции находим в п.3.1 Обзора, в котором были сформулированы важные для нашей темы правовые позиции:

Контролирующее лицо, которое пытается вернуть подконтрольное общество, пребывающее в состоянии имущественного кризиса, к нормальной предпринимательской деятельности посредством предоставления данному обществу финансирования (далее – компенсационное финансирование), в частности, с использованием конструкции договора займа, т.е. избравшее модель поведения, отличную от предписанной Законом о банкротстве, принимает на себя все связанные с этим риски, в том числе риск утраты компенсационного финансирования на случай объективного банкротства. Данные риски не могут перекладываться на других кредиторов (п. 1 ст. 2 ГК РФ). Таким образом, при банкротстве требование о возврате компенсационного финансирования не может быть противопоставлено их требованиям – оно подлежит удовлетворению после погашения требований, указанных в п. 4 ст. 142 Закона о банкротстве, но приоритетно по отношению к требованиям лиц, получающих имущество должника по правилам п. 1 ст. 148 Закона о банкротстве и п. 8 ст. 63 ГК РФ (далее – очередность, предшествующая распределению ликвидационной квоты).

То же самое можно сказать и о финансировании путем заключения не договора займа, а иных договоров с отсрочкой платежа, т.е. когда возникает товарный кредит. В данном случае существо отношений не меняется. Поэтому смотреть надо не на форму, а на то, имеются ли признаки компенсационности финансирования. В п. 3.3 Обзора находим следующие разъяснения:

Разновидностью финансирования по смыслу п. 1 ст. 3171 ГК РФ является предоставление контролирующим лицом, осуществившим неденежное исполнение, отсрочки, рассрочки платежа подконтрольному должнику по договорам купли-продажи, подряда, аренды и т.д. по отношению к общим правилам о сроке платежа (об оплате товара непосредственно до или после его передачи продавцом (п. 1 ст. 486 ГК РФ), об оплате работ после окончательной сдачи их результатов (п.1 ст. 711 ГК РФ), о внесении арендной платы в сроки, обычно применяемые при аренде аналогичного имущества при сравнимых обстоятельствах (п.1 ст. 614 ГК РФ) и т.п.). Поэтому в случае признания подобного финансирования компенсационным вопрос о распределении риска разрешается так же, как и в ситуации выдачи контролирующим лицом займа. При этом контролирующее лицо, опровергая факт выдачи компенсационного финансирования, вправе доказать, что согласованные им условия (его действия) были обусловлены объективными особенностями соответствующего рынка товаров, работ, услуг (ст. 65 АПК РФ).

С точки зрения стандартов доказывания ВС РФ исходит из того, что сомнения, которые не устранены КДЛ или аффилированным с ним лицом относительно компенсационного, а в более ранней терминологии ВС РФ корпоративного характера финансирования, толкуются в пользу независимых кредиторов (п. 3.4 Обзора).

Субординировать можно не только не только требование КДЛ, но и аффилированного с ним лица. Например, если кредитор, требующий включения своего требования в РТК, и должник являются участниками группы компаний, подконтрольных одному лицу, то, несмотря на то, что такой кредитор не является КДЛ, сама структура организации бизнеса в одной группе свидетельствует о компенсационном характере финансирования, когда договор заключается в условиях финансового кризиса будущего должника. Так, в п.4 Обзора находим обсуждение подобно ситуации:

Поставщик действительно напрямую не контролировал должника. Они аффилированы между собой по признаку вхождения в одну группу лиц (ст. 9 12 Федерального закона от 26 июля 2006 г. № 135-ФЗ «О защите конкуренции»). Так, конечным бенефициаром, контролирующим как должника, так и общество, являлась компания, которая имела возможность определять действия каждой из сторон договора.

Поставщик не доказал наличие каких-либо объективных особенностей состояния рынка зерна. Подконтрольное компании общество в силу аффилированности не могло не знать о том, что покупатель находится в ситуации имущественного кризиса, т.е. существует реальная угроза неполучения встречного денежного исполнения за поставленное зерно. В такой ситуации вполне ожидаемым поведением любого не связанного с должником разумного участника гражданского оборота явился бы отказ от заключения договора либо передача зерна на условии «поставка против платежа». Это предопределено сущностью конструкции коммерческой организации, предполагающей имущественную обособленность названного субъекта (п. 1 ст. 48 ГК РФ), извлечение им прибыли в качестве основной цели деятельности (п. 1 ст. 50 ГК РФ).

Однако общество договор заключило и фактически его исполнило, передав зерно без получения оплаты. Наиболее вероятной причиной подобных действий поставщика является использование компанией как лицом, контролирующим обе стороны сделки, преимуществ своего положения для выведения одной стороны – должника – из состояния имущественного кризиса. Для достижения данной цели компания фактически перераспределила активы подконтрольных обществ, распорядившись поставить товар покупателю в ситуации имущественного кризиса последнего. Иное в нарушение требований ст. 65 АПК РФ общество не доказало. Поэтому требование общества о выплате стоимости товара, переданного по указанию лица, контролирующего поставщика и должника, по сути, является требованием о возврате компенсационного финансирования, и к нему применим соответствующий режим удовлетворения. 

Исходя из вышеназванного подхода, следует, что и в случае поручительства, выданного по займу одного из членов группы, а потом выплаченного займодавцу при дефолте должника, возможна субординация такого требования. Действительно, кредит в таких ситуациях, хотя и выдается отдельной организации, но если посмотреть с более общих позиций, то фактически кредит служит в итоге благу всех компаний группы. Поэтому надо всегда понимать принципы субординации и применять их творчески. В п.5 Обзора приводится как раз интересный пример субординации суброгационного требования поручителя:

Суд установил, что имело место свободное перемещение денежных средств внутри данной группы. В частности, полученное от банка финансирование было перераспределено – выведено из числа активов должника со ссылкой на выдачу им займа другому члену группы. Затем при предъявлении банком претензии задолженность по кредитному договору погашена входящим в ту же группу поручителем. При этом члены группы не были лишены возможности в ответ на претензию банка произвести обратное перераспределение ресурсов в пользу должника, из оборота которого кредит был изъят изначально, с тем чтобы должник погасил внешний долг лично.

В рассматриваемом случае у одного члена группы были изъяты денежные средства в пользу другого члена той же группы, а потом третий член данной группы погасил долг первого перед независимым кредитором. С учетом презумпции разумности действий участников гражданского оборота (п. 5 ст. 10 ГК РФ) есть основания полагать, что действия, направленные на совершение упомянутых операций, обсуждались на внутригрупповых переговорах, в их основе лежит достигнутая членами группы договоренность. При этом подчиненность членов группы одному конечному бенефициару позволяла им заключать соглашения об исполнении обязательств друг друга, в том числе договоры о покрытии, без надлежащего юридического оформления (без соблюдения требований подп. 1 п. 1 ст. 161 ГК РФ).

В силу ст. 65 АПК РФ на компанию перешло бремя опровержения существования такого рода отношений через обоснование разумных причин того, что она погашала задолженность как поручитель, рассчитывающий на суброгацию. В этих целях компании следовало раскрыть основания внутригруппового движения денежных средств, подтвердить, что расчетные операции, опосредующие перемещение активов внутри группы, оформлены в соответствии с их действительным экономическим смыслом и обусловлены разумными экономическими целями.

Как мы видим, аффилированному поручителю не удалось опровергнуть того, что при возникновении поручительства поручитель рассчитывал на суброгацию, как это бывает в случае, если поручительство выдает независимое лицо. 

Похожим на компенсационное финансирование является приобретение КДЛ у банка требования к должнику при  определенных обстоятельствах. В таком случае, если требование к должнику КДЛ покупает у банка в момент близости должника к банкротству, то цель такого выкупа заключается в попытке восстановить его платежеспособность, что равносильно компенсационному финансированию, что имеет корпоративный характер. Соответственно в п.6.2 Обзора находим следующую правовую позицию:

Приобретая у независимого кредитора требование к должнику в такой ситуации, контролирующее лицо тем самым создавало условия для отсрочки погашения долга по кредитному договору, т.е. фактически профинансировало должника, предоставив ему возможность осуществлять предпринимательскую деятельность, не исполняя обязанность по подаче заявления о банкротстве (п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве).

Договор о покрытии контролирующим лицом и должником не заключался. На требование, полученное лицом, контролирующим должника, в условиях имущественного кризиса последнего, распространяется тот же режим удовлетворения, что и на требование о возврате компенсационного финансирования, – оно удовлетворяется в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты.

Но возможна и обратная ситуация. КДЛ, имея право требования к должнику, уступает его независимому кредитору. Если бы КДЛ просил бы включить данное требование в РТК, то оно подлежало бы субординации. А подлежит ли изменению его очередность, если его приобрел независимый кредитор? П.7 Обзора говорит, что данное требование также подлежит субординации. В качестве правового основания данного выводы ссылка идет на п. 4 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21 декабря 2017 г. № 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 ГК РФ о перемене лиц в обязательстве на основании сделки», где разъясняется, что первоначальный кредитор не может уступить новому кредитору больше прав, чем имеет сам; вместе с тем на основании закона новый кредитор в силу его особого правового положения может обладать дополнительными правами, которые отсутствовали у первоначального кредитора.

Для понимания того, в каких случаях можно субординировать требование кредитора необходимо просто знать основные принципы, лежащие в основе идей субординации. Никаких механических правил здесь нет, а есть лишь определенные стандарты.

 И в конце данного обзора я перечислю наиболее значимые для субординации требований кредиторов определения СКЭС ВС РФ и содержащиеся в них правовые позиции.

Правовые позиции ВС РФ по субординации требований кредиторов в банкротстве

Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 04.06.2018 N 305-ЭС18-413 по делу N А40-163846/2016

Данное определение разъясняет стандарт доказывания при установлении требований КДЛ в РТК. В определении говорится о необходимости более внимательной проверки требований не только КДЛ, но и любых неминоритарных акционеров или участников хозяйственных обществ.

… судебная коллегия принимает во внимание то обстоятельство, что Хорошилова Т.Д. является акционером должника (примерно 19% акций). Несмотря на то, что обладание названным количеством акций само по себе не презюмирует наличие статуса контролирующего лица, такой акционер не может быть признан и миноритарным (пункт 3 статьи 53.1 Гражданского кодекса Российской Федерации, подпункт 2 пункта 4 и пункт 6 статьи 61.10 Закона о банкротстве). При рассмотрении заявлений о включении рядовых гражданско-правовых кредиторов суд осуществляет более тщательную проверку обоснованности требований по сравнению с общеисковым гражданским процессом, то есть основанием к включению являются ясные и убедительные доказательства наличия и размера задолженности.

При рассмотрении же требований о включении неминоритарных акционеров (участников) применяется более строгий стандарт доказывания, такие акционеры должны не только представить ясные и убедительные доказательства наличия и размера задолженности, но и опровергнуть наличие у такой задолженности корпоративной природы, в частности, подтвердить, что при возникновении долга они не пользовались преимуществами своего корпоративного положения (например, в виде наличия недоступной иным лицам информации о финансовом состоянии должника, возможности осуществлять финансирование в условиях кризиса в обход корпоративных процедур по увеличению уставного капитала и т.д.). Целью судебной проверки таких требований является исключение у суда любых разумных сомнений в наличии и размере долга, а также в его гражданско-правовой характеристике.

Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 15.06.2016 N 308-ЭС16-1475 по делу N А53-885/2014
Согласно сложившейся судебной практике наличие корпоративных либо иных связей между поручителем (залогодателем) и должником объясняет мотивы совершения обеспечительных сделок (постановлениеПрезидиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 11.02.2014 N 14510/13). По смыслу указанной позиции, отношения, обусловливающие наличие соответствующих мотивов, могут быть как юридически формализованными, так и фактическими.

Иначе говоря, аффилированность может устанавливаться не только на основании документов, подтверждающих взаимосвязь лиц, но и исходя из косвенных доказательств.

Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 21.02.2019 N 308-ЭС18-16740 по делу N А32-14248/2016 

Стандарты доказывания при установлении требований КДЛ в РТК.

Учитывая, что ответчик находится в банкротстве и что решение по настоящему делу фактически предопределяет результат рассмотрения вопроса о включении требований истца в реестр требований кредиторов ответчика, суд апелляционной инстанции не мог сделать вывод об обоснованности иска, ограничившись минимальным набором доказательств, представленным обществом «Галс», необходимо было провести более тщательную проверку обоснованности требований. В таком случае основанием к удовлетворению иска являлось бы представление истцом доказательств, ясно и убедительно подтверждающих наличие и размер задолженности перед ним и опровергающих возражения кредитора, обжалующего судебный акт (пункт 26постановления N 35, определения Верховного Суда Российской Федерации от 04.06.2018 N 305-ЭС18-413, от 07.06.2018 N 305-ЭС16-20992(3), от 13.07.2018 N 308-ЭС18-2197, от 29.10.2018 N 308-ЭС18-9470).

Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 30.08.2018 N 305-ЭС17-18744(2) по делу N А40-209015/2016
Вместе с тем при представлении заинтересованным лицом доказательств, указывающих на корпоративный характер заявленного участником требования, на последнего переходит бремя по опровержению соответствующего довода путем доказывания гражданско-правовой природы обязательства. В частности, перечисление крупной суммы без письменного договора на нерыночных условиях (без процентов), длительное непринятие мер по возврату денежных средств не могли не вызвать у суда обоснованные сомнения в экономической целесообразности таких отношений между независимыми юридическими лицами, в связи с чем надлежало проверить вероятность аффилированности сторон займа, потребовать от них раскрытия реальных мотивов совершения сделки.

Любое подозрение в нерыночном характере сделки переносит бремя опровержения на кредитора, который желает включить требование в РТК. В таком случае без раскрытия мотивов сделки, опровергающих её корпоративный характер, требование не подлежит включению в РТК. 

Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 21.02.2018 N 310-ЭС17-17994(1,2) по делу N А68-10446/2015 

В этом определении подробно объясняется, когда финансирование должника КДЛ носит корпоративный характер вне зависимости от того, каким видом договора оно было опосредовано.
Действующее законодательство о банкротстве не содержит положений, согласно которым очередность удовлетворения требований аффилированных (связанных) с должником кредиторов по гражданским обязательствам, не являющимся корпоративными, понижается. При этом сама по себе выдача займа участником должника не свидетельствует о корпоративном характере требования по возврату полученной суммы для целей банкротства (определения Верховного Суда Российской Федерации от 30.03.2017 N 306-ЭС16-17647, от 06.08.2015 N 302-ЭС15-3973).

Вместе с тем, исходя из конкретных обстоятельств дела суд вправе переквалифицировать заемные отношения в отношения по поводу увеличения уставного капитала по правилам пункта 2 статьи 170 Гражданского кодекса Российской Федерации либо по правилам об обходе закона (пункт 1 статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации, абзац восьмой статьи 2З Закона о банкротстве), признав за спорным требованием статус корпоративного.

Так, например, пунктом 1 статьи 9 Закона о банкротстве предусмотрены определенные обстоятельства, при наличии которых должник обязан обратиться в суд с заявлением о собственном банкротстве в связи с невозможностью дальнейшего осуществления нормальной хозяйственной деятельности по экономическим причинам (абзацы второй, пятый, шестой и седьмой названного пункта).

При наступлении подобных обстоятельств добросовестный руководитель должника вправе предпринять меры, направленные на санацию должника, если он имеет правомерные ожидания преодоления кризисной ситуации в разумный срок, прилагает необходимые усилия для достижения такого результата, выполняя экономически обоснованный план (абзац второй пункта 9 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21.12.2017 N 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве», определение Верховного Суда Российской Федерации от 20.07.2017 N 309-ЭС17-1801).

Пока не доказано иное, предполагается, что мажоритарные участники (акционеры), голоса которых имели решающее значение при назначении руководителя, своевременно получают информацию о действительном положении дел в хозяйственном обществе. При наличии такой информации контролирующие участники (акционеры) де-факто принимают управленческое решение о судьбе должника — о даче согласия на реализацию выработанной руководителем стратегии выхода из кризиса и об оказании содействия в ее реализации либо об обращении в суд с заявлением о банкротстве должника.

Поскольку перечисленные случаи невозможности продолжения хозяйственной деятельности в обычном режиме, как правило, связаны с недостаточностью денежных средств, экономически обоснованный план преодоления тяжелого финансового положения предусматривает привлечение инвестиций в бизнес, осуществляемый должником, в целях пополнения оборотных средств, увеличения объемов производства (продаж), а также докапитализации на иные нужды.

Соответствующие вложения могут оформляться как путем увеличения уставного капитала, так и предоставления должнику займов либо иным образом.

При этом, если мажоритарный участник (акционер) вкладывает свои средства через корпоративные процедуры, соответствующая информация раскрывается публично и становится доступной кредиторам и иным участникам гражданского оборота. В этом случае последующее изъятие вложенных средств также происходит в рамках названных процедур (распределение прибыли, выплата дивидендов и т.д.).

Когда же мажоритарный участник (акционер) осуществляет вложение средств с использованием заемного механизма, финансирование публично не раскрывается. При этом оно позволяет завуалировать кризисную ситуацию, создать перед кредиторами и иными третьими лицами иллюзию благополучного положения дел в хозяйственном обществе.

Однако обязанность контролирующего должника лица действовать разумно и добросовестно в отношении как самого должника (пункт 3 статьи 53.1 Гражданского кодекса Российской Федерации), так и его кредиторов подразумевает в числе прочего оказание содействия таким кредиторам в получении необходимой информации, влияющей на принятие ими решений относительно порядка взаимодействия с должником (абзац третий пункта 1 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 N 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»).

Поэтому в ситуации, когда одобренный мажоритарным участником (акционером) план выхода из кризиса, не раскрытый публично, не удалось реализовать, на таких участников (акционеров) относятся убытки, связанные с санационной деятельностью в отношении контролируемого хозяйственного общества, в пределах капиталозамещающего финансирования, внесенного ими при исполнении упомянутого плана. Именно эти участники (акционеры), чьи голоса формировали решения высшего органа управления хозяйственным обществом (общего собрания участников (акционеров)), под контролем которых находился и единоличный исполнительный орган, ответственны за деятельность самого общества в кризисной ситуации и, соответственно, несут риск неэффективности избранного плана непубличного дофинансирования (определение Верховного Суда Российской Федерации от 12.02.2018 N 305-ЭС15-5734(4, 5)).

Предоставляя подобное финансирование в тяжелый для подконтрольного общества период деятельности, такой мажоритарный участник должен осознавать повышенный риск невозврата переданной обществу суммы. Если план выхода из кризиса реализовать не удастся, то данная сумма не подлежит возврату, по крайней мере, до расчетов с независимыми кредиторами. В частности, в деле о банкротстве общества требование мажоритарного участника, фактически осуществлявшего докапитализацию, о возврате финансирования не может быть уравнено с требованиями независимых кредиторов (противопоставлено им), поскольку вне зависимости от того, каким образом оформлено финансирование, оно по существу опосредует увеличение уставного капитала. Иной вывод противоречил бы самому понятию конкурсного кредитора (абзац восьмой статьи 2 Закона о банкротстве, определение Верховного Суда Российской Федерации от 15.02.2018 N 305-ЭС17-17208).

К тому же изъятие вложенного названным мажоритарным участником (акционером) не может быть приравнено к исполнению обязательств перед независимыми кредиторами и в силу недобросовестности такого поведения (пункт 4 статьи 1Гражданского кодекса Российской Федерации). Возврат приобретшего корпоративную природу капиталозамещающего финансирования не за счет чистой прибыли, а за счет текущей выручки должника необходимо рассматривать как злоупотребление правом со стороны мажоритарного участника (акционера).