Найти юриста / адвоката / эксперта
Поскольку я размещаю публикации, основанные только на личной практике, данная статья является следствием одного из законченных рассмотрением уголовных дел по обвинению в совершении преступлений, предусмотренных ст. 210 УК РФ (Организация преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем и ст. 172 УК РФ (незаконная банковская деятельность).
Ранее об этом деле рассказал мой коллега Евгений Якобчук в своей публикации о защите группы лиц, обвиняемых в «обналичивании» денежных средств. Однако в этом деле еще много достойного внимания и интереса, хватит не на одну публикацию. Тем более, что результат работы коллектива защиты однозначно положительный.
В данном материале хотел остановиться подробно на таком спорном доказательстве, как показания засекреченного свидетеля или как он более правильно называется — свидетеля под псевдонимом. В нашем деле один такой был и имел оригинальное имя «Ярик». Кто точно был его родителями и дал такое имя доподлинно не известно, но фамилия у него, судя по данным в разное время показаниям, была точно «Цыплаков».
По поводу целесообразности и возможности оглашения его показаний, мнения защитников изначально разделились, поэтому мне стало интересно более подробно изучить этот вопрос. В конце концов, согласованное решение об оглашении показаний свидетеля было принято по трем причинам, о которых ниже.
Для разрешения вопроса о том, можно ли огласить в суде показания секретного свидетеля, в случае его неявки в суд, и как относиться к такому доказательству, следует вкратце разобрать, в какой процедуре в суде должен быть допрошен секретный свидетель.
Прежде всего, поскольку свидетель секретный, его допрос необходимо произвести в порядке, исключающем его визуальное наблюдение участниками судебного разбирательства. Суд вправе произвести допрос в таком порядке только при необходимости обеспечения безопасности такого свидетеля, его близких родственников, родственников, то есть без оглашения подлинных данных о личности свидетеля. Стороны вправе заявить ходатайство о раскрытии сведений о лице, дающем показания.
Допрос такого свидетеля проводится по решению суда после удовлетворения соответствующего ходатайства, заявленного сторонами, либо по инициативе суда. О допросе свидетеля в условиях, исключающих визуальное наблюдение, суд выносит определение.
Данный документ о допросе свидетеля с применением к нему мер безопасности не оглашается в части, содержащей сведения о защищаемом лице, поскольку из их содержания заинтересованные лица смогут установить личность анонимного свидетеля.
Опечатанный конверт, содержащий подлинные данные о личности защищаемого свидетеля, вскрывается только судом в судебном заседании непосредственно перед допросом свидетеля лично судьей для установления личности свидетеля. Данные его при этом не разглашаются.
Перед началом допроса суд устанавливает личность свидетеля, не раскрывая при этом его истинные данные. Для этого председательствующим в судебном заседании вскрывается конверт с подлинными данными о личности свидетеля.
Секретный свидетель при явке в судебное заседание в обязательном порядке должен иметь при себе документы, удостоверяющие его личность. Факт установления личности свидетеля, без раскрытия его подлинных данных, отражается в протоколе судебного заседания.
При этом, неустановление личности свидетеля является нарушением уголовно-процессуального законодательства. Засекреченный свидетель предоставляет суду информацию о своей личности, идентичную указанной в протоколе его допроса под псевдонимом, в качестве данных о личности допрашиваемого.
После установления личности анонимного свидетеля суд разъясняет ему права, обязанности и ответственность, предусмотренные ст. 56 УПК РФ. Анонимный свидетель также предупреждается об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, о чем он должен дать подписку.
Подписка об уголовной ответственности за заведомо ложные показания или отказ от дачи показаний отбирается судьей, а не секретарем судебного заседания. После завершения всех процессуальных действий с участием анонимного свидетеля подписка помещается судьей в конверт, который опечатывается.
Приступая к непосредственному допросу свидетеля, суд предоставляет право первым задать вопросы стороне, по чьей инициативе был вызван указанный свидетель. При этом вопросы о личности свидетеля, а также иные вопросы, ответы на которые могут раскрыть данные о нем, свидетелю не задаются, а при постановке таковых снимаются судом. У свидетеля лишь выясняется, знаком ли он с подсудимыми и не испытывает ли к ним неприязненного отношения.
УПК РФ не содержит прямого запрета или исключения из правил о том, что не могут быть оглашены показания засекреченного свидетеля в суде, при его неявке. Ни ст. 278, ни ст. 281 УПК РФ не ограничивают возможность оглашения показаний анонимного свидетеля, при наличии согласия всех участников процесса.
Вместе с тем и сама вышеуказанная процедура его допроса и позиция ЕСПЧ (о которой ниже) говорит о том, что оглашенные показания свидетеля под псевдонимом не могут быть положены в основу обвинительного приговора. Вот тут и встает вопрос соглашаться с оглашением показаний или стоять на том, чтобы суд допросил его по всем правилам, описанным выше.
Мы, посовещавшись, не стали возражать против оглашения показаний свидетеля обвинения под псевдонимом. Мы исходили из того, что оглашение показаний данного свидетеля не позволит положить данное доказательство в основу приговора, поскольку вышеуказанная процедура его допроса предполагает вскрытие конверта с его данными только при его допросе непосредственно в суде.
Без вскрытия конверта и проверки его личности суд не сможет определить есть такой человек или его нет, им ли даны показания на следствии или нет, и давались ли такие показания вообще. То есть, если суд не удостоверился в том, что засекреченный свидетель, это действительно тот человек, от имени которого оглашены показания, и он вообще существует, следовательно, доказательство не должно быть принято судом как допустимое.
Напротив же настаивать на его явке в суд и допросе по всем правилам могло повлечь обратный эффект. Придет в конце концов «подвешенный на язык» оперативник и, обложившись протоколами «коллективного труда» следственно-оперативной группы убедит суд, что все, что в них написано сущая правда (в части личности секретного свидетеля это мои предположения).
Кроме того, мы исходили из правовой позиции ЕСПЧ и подп. «d» п. 3 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, согласно которой каждый человек, обвиняемый в совершении уголовного преступления, имеет право допрашивать показывающих против него свидетелей и иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены. По мнению ЕСПЧ, высказанному в решении по делу «Ван Мехелен и другие против Нидерландов» от 23.04.1997 года:«достаточной судебной процедурой, уравновешивающей анонимность допроса свидетелей, является их заслушивание в присутствии не только обвинителя, но и защитника-адвоката, который имел бы возможность наблюдать и оценивать поведение свидетеля во время допроса». По делу «Доорсон против Нидерландов» от 26.03.1996 года, суд указал, что «защитникам-адвокатам должна быть предоставлена возможность допросить анонимного свидетеля непосредственно, т.е. при визуальном контакте с ним, хотя и в отсутствии обвиняемого, так чтобы защитник имел возможность наблюдать за реакцией свидетеля на вопросы и судить о предвзятости его ответов» По делу «Костовски против Нидерландов» от 20.11.89 было установлено, что обвинительный приговор суда в отношении Костовски основан на показаниях двух анонимных свидетелей, не допрошенных в судебном заседании. Суд лишь огласил протоколы их допросов, произведенных полицией в досудебном производстве.
Судьи не видели свидетелей и не могли составить собственное представление о достоверности сообщенных ими сведений. Защита, не зная личности свидетелей, не могла доказать, что они были предвзяты, враждебны или неправдивы. Европейский Суд по правам человека в данном случае признал факт нарушения права обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей.
Из приведенных решений явствует, что приговор не может быть основан на показаниях анонимных свидетелей, данных в ходе предварительного расследования и оглашенных в судебном заседании без непосредственного допроса таких свидетелей. Не смотря на часто иную правоприменительную практику, я думаю, что оглашение показаний свидетеля, данные о котором были засекречены на досудебных стадиях, недопустимо даже при наличии оснований, предусмотренных ч. 2 ст. 281 УПК РФ, поскольку у стороны защиты и так имеются значительные препятствия в опровержении показаний не явившегося в суд анонимного свидетеля.
Ну и третьим аргументом, благодаря которому в данном деле было принято решение не возражать против оглашения показаний свидетеля под псевдонимом – это явная противоречивость и непоследовательность его показаний, данных в хронологической последовательности с тем как менялся объем обвинения, в течение длительного расследования, дела, которое длилось более 3 лет.
Такие показания, с явными признаками подгонки под текущее обвинение, мы так же могли использовать для защиты, исключив возможность их адаптации, рихтовки и исправления при допросе непосредственно в суде.
То есть защите были выгодны показания данного засекреченного свидетеля в том виде, в котором они содержались в протоколах допросов, ввиду их явной ангажированности и предвзятости и непоследовательности. Об этом, более подробно изложено в части моего выступления в прениях, которая касается анализа показаний анонимного свидетеля в отношении моего подзащитного, данных этим свидетелем в хронологической последовательности. Кусок выступления в свободном доступе. Рекомендую подробно разобраться в фактическом творчестве данного свидетеля, зафиксированном мною. Это интересно.
В нашем деле суд положил в основу приговора показания свидетеля под псевдонимом оглашенные в суде, однако поскольку приговор обжаловало государственное обвинение, а защита возражала против удовлетворения его представления, окончательная судьба этого доказательства с учетом вышеуказанных доводов так и осталась неразрешенной.
Ранее об этом деле рассказал мой коллега Евгений Якобчук в своей публикации о защите группы лиц, обвиняемых в «обналичивании» денежных средств. Однако в этом деле еще много достойного внимания и интереса, хватит не на одну публикацию. Тем более, что результат работы коллектива защиты однозначно положительный.
В данном материале хотел остановиться подробно на таком спорном доказательстве, как показания засекреченного свидетеля или как он более правильно называется — свидетеля под псевдонимом. В нашем деле один такой был и имел оригинальное имя «Ярик». Кто точно был его родителями и дал такое имя доподлинно не известно, но фамилия у него, судя по данным в разное время показаниям, была точно «Цыплаков».
По поводу целесообразности и возможности оглашения его показаний, мнения защитников изначально разделились, поэтому мне стало интересно более подробно изучить этот вопрос. В конце концов, согласованное решение об оглашении показаний свидетеля было принято по трем причинам, о которых ниже.
Для разрешения вопроса о том, можно ли огласить в суде показания секретного свидетеля, в случае его неявки в суд, и как относиться к такому доказательству, следует вкратце разобрать, в какой процедуре в суде должен быть допрошен секретный свидетель.
Прежде всего, поскольку свидетель секретный, его допрос необходимо произвести в порядке, исключающем его визуальное наблюдение участниками судебного разбирательства. Суд вправе произвести допрос в таком порядке только при необходимости обеспечения безопасности такого свидетеля, его близких родственников, родственников, то есть без оглашения подлинных данных о личности свидетеля. Стороны вправе заявить ходатайство о раскрытии сведений о лице, дающем показания.
Допрос такого свидетеля проводится по решению суда после удовлетворения соответствующего ходатайства, заявленного сторонами, либо по инициативе суда. О допросе свидетеля в условиях, исключающих визуальное наблюдение, суд выносит определение.
Данный документ о допросе свидетеля с применением к нему мер безопасности не оглашается в части, содержащей сведения о защищаемом лице, поскольку из их содержания заинтересованные лица смогут установить личность анонимного свидетеля.
Опечатанный конверт, содержащий подлинные данные о личности защищаемого свидетеля, вскрывается только судом в судебном заседании непосредственно перед допросом свидетеля лично судьей для установления личности свидетеля. Данные его при этом не разглашаются.
Перед началом допроса суд устанавливает личность свидетеля, не раскрывая при этом его истинные данные. Для этого председательствующим в судебном заседании вскрывается конверт с подлинными данными о личности свидетеля.
Секретный свидетель при явке в судебное заседание в обязательном порядке должен иметь при себе документы, удостоверяющие его личность. Факт установления личности свидетеля, без раскрытия его подлинных данных, отражается в протоколе судебного заседания.
При этом, неустановление личности свидетеля является нарушением уголовно-процессуального законодательства. Засекреченный свидетель предоставляет суду информацию о своей личности, идентичную указанной в протоколе его допроса под псевдонимом, в качестве данных о личности допрашиваемого.
После установления личности анонимного свидетеля суд разъясняет ему права, обязанности и ответственность, предусмотренные ст. 56 УПК РФ. Анонимный свидетель также предупреждается об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, о чем он должен дать подписку.
Подписка об уголовной ответственности за заведомо ложные показания или отказ от дачи показаний отбирается судьей, а не секретарем судебного заседания. После завершения всех процессуальных действий с участием анонимного свидетеля подписка помещается судьей в конверт, который опечатывается.
Приступая к непосредственному допросу свидетеля, суд предоставляет право первым задать вопросы стороне, по чьей инициативе был вызван указанный свидетель. При этом вопросы о личности свидетеля, а также иные вопросы, ответы на которые могут раскрыть данные о нем, свидетелю не задаются, а при постановке таковых снимаются судом. У свидетеля лишь выясняется, знаком ли он с подсудимыми и не испытывает ли к ним неприязненного отношения.
УПК РФ не содержит прямого запрета или исключения из правил о том, что не могут быть оглашены показания засекреченного свидетеля в суде, при его неявке. Ни ст. 278, ни ст. 281 УПК РФ не ограничивают возможность оглашения показаний анонимного свидетеля, при наличии согласия всех участников процесса.
Вместе с тем и сама вышеуказанная процедура его допроса и позиция ЕСПЧ (о которой ниже) говорит о том, что оглашенные показания свидетеля под псевдонимом не могут быть положены в основу обвинительного приговора. Вот тут и встает вопрос соглашаться с оглашением показаний или стоять на том, чтобы суд допросил его по всем правилам, описанным выше.
Мы, посовещавшись, не стали возражать против оглашения показаний свидетеля обвинения под псевдонимом. Мы исходили из того, что оглашение показаний данного свидетеля не позволит положить данное доказательство в основу приговора, поскольку вышеуказанная процедура его допроса предполагает вскрытие конверта с его данными только при его допросе непосредственно в суде.
Без вскрытия конверта и проверки его личности суд не сможет определить есть такой человек или его нет, им ли даны показания на следствии или нет, и давались ли такие показания вообще. То есть, если суд не удостоверился в том, что засекреченный свидетель, это действительно тот человек, от имени которого оглашены показания, и он вообще существует, следовательно, доказательство не должно быть принято судом как допустимое.
Напротив же настаивать на его явке в суд и допросе по всем правилам могло повлечь обратный эффект. Придет в конце концов «подвешенный на язык» оперативник и, обложившись протоколами «коллективного труда» следственно-оперативной группы убедит суд, что все, что в них написано сущая правда (в части личности секретного свидетеля это мои предположения).
Кроме того, мы исходили из правовой позиции ЕСПЧ и подп. «d» п. 3 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года, согласно которой каждый человек, обвиняемый в совершении уголовного преступления, имеет право допрашивать показывающих против него свидетелей и иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены. По мнению ЕСПЧ, высказанному в решении по делу «Ван Мехелен и другие против Нидерландов» от 23.04.1997 года:«достаточной судебной процедурой, уравновешивающей анонимность допроса свидетелей, является их заслушивание в присутствии не только обвинителя, но и защитника-адвоката, который имел бы возможность наблюдать и оценивать поведение свидетеля во время допроса». По делу «Доорсон против Нидерландов» от 26.03.1996 года, суд указал, что «защитникам-адвокатам должна быть предоставлена возможность допросить анонимного свидетеля непосредственно, т.е. при визуальном контакте с ним, хотя и в отсутствии обвиняемого, так чтобы защитник имел возможность наблюдать за реакцией свидетеля на вопросы и судить о предвзятости его ответов» По делу «Костовски против Нидерландов» от 20.11.89 было установлено, что обвинительный приговор суда в отношении Костовски основан на показаниях двух анонимных свидетелей, не допрошенных в судебном заседании. Суд лишь огласил протоколы их допросов, произведенных полицией в досудебном производстве.
Судьи не видели свидетелей и не могли составить собственное представление о достоверности сообщенных ими сведений. Защита, не зная личности свидетелей, не могла доказать, что они были предвзяты, враждебны или неправдивы. Европейский Суд по правам человека в данном случае признал факт нарушения права обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей.
Из приведенных решений явствует, что приговор не может быть основан на показаниях анонимных свидетелей, данных в ходе предварительного расследования и оглашенных в судебном заседании без непосредственного допроса таких свидетелей. Не смотря на часто иную правоприменительную практику, я думаю, что оглашение показаний свидетеля, данные о котором были засекречены на досудебных стадиях, недопустимо даже при наличии оснований, предусмотренных ч. 2 ст. 281 УПК РФ, поскольку у стороны защиты и так имеются значительные препятствия в опровержении показаний не явившегося в суд анонимного свидетеля.
Ну и третьим аргументом, благодаря которому в данном деле было принято решение не возражать против оглашения показаний свидетеля под псевдонимом – это явная противоречивость и непоследовательность его показаний, данных в хронологической последовательности с тем как менялся объем обвинения, в течение длительного расследования, дела, которое длилось более 3 лет.
Такие показания, с явными признаками подгонки под текущее обвинение, мы так же могли использовать для защиты, исключив возможность их адаптации, рихтовки и исправления при допросе непосредственно в суде.
То есть защите были выгодны показания данного засекреченного свидетеля в том виде, в котором они содержались в протоколах допросов, ввиду их явной ангажированности и предвзятости и непоследовательности. Об этом, более подробно изложено в части моего выступления в прениях, которая касается анализа показаний анонимного свидетеля в отношении моего подзащитного, данных этим свидетелем в хронологической последовательности. Кусок выступления в свободном доступе. Рекомендую подробно разобраться в фактическом творчестве данного свидетеля, зафиксированном мною. Это интересно.
В нашем деле суд положил в основу приговора показания свидетеля под псевдонимом оглашенные в суде, однако поскольку приговор обжаловало государственное обвинение, а защита возражала против удовлетворения его представления, окончательная судьба этого доказательства с учетом вышеуказанных доводов так и осталась неразрешенной.
Рейтинг публикации:
«
Вот это часть моих доводов по данному вопросу, при ответе на меморандум Правительства РФ
↓ Читать полностью ↓
7.1. — при наличии одних и тех же обстоятельств, относящихся к личности потерпевшей К.,
сторона обвинения неоднократно имела возможность задавать ей вопросы, а заявитель и сторона защиты не могли;
7.2. — ни защита, ни суд, не могли наблюдать поведение потерпевшей К. в процессе дачи ей показаний во время следствия;
7.3. — при этом, вывод суда о виновности заявителя в совершении преступления, в значительной степени основывался на показаниях отсутствующей в ходе судебного разбирательства потерпевшей К.;
7.4. — допущенное ограничение права обвиняемого допрашивать показывающих против него свидетелей гарантированное подпунктом «d» пункта 3 статьи 6 Конвенции, не было компенсировано, хотя власти указывают на предусмотренные законом способы такой компенсации;
7.5. — в ходе судебного разбирательства заявитель стремился компенсировать это ограничение своих прав и защищать свои интересы всеми предусмотренными законом способами, способными обеспечить конституционный баланс обвинения и защиты, в том числе и путем истребования дополнительных доказательств в целях проверки допустимости и достоверности оглашенных показаний показывающей против него потерпевшей К., но был лишен такой возможности судом;
7.6. — при этом, вышестоящие суды оставили без внимания жалобы заявителя на данные обстоятельства.
8. Заявитель имеет существенное замечание к ответу властей, на вопрос № 3 – Основывался ли обвинительный приговор в отношении заявителя исключительно или в значительной степени на показаниях отсутствующей в ходе судебного разбирательства потерпевшей?
8.1. Вопреки позиции властей Российской Федерации, изложенной в абзаце 21 меморандума, заявитель считает, что обвинительный приговор в отношении него в значительной степени основывался на показаниях отсутствующей в судебном заседании потерпевшей К.
8.3.1. Европейский Суд уже высказывал мнение, что это обстоятельство, представляет собой нарушение статьи 6 §§ 1 и 3 (d) Конвенции (см. Al-Khawaja and Tahery v. the United Kingdom, § 162—165).
9. В связи с этим, хочу отметить, что при рассмотрении уголовного дела в судебном заседании заявитель и его защита пытались, но были лишены судом возможности использовать какие-либо средства, способные компенсировать лишение закрепленного подпунктом «d» пункта 3 статьи 6 Конвенции права обвиняемого допрашивать показывающих против них свидетелей.
10. Хочу обратить внимание на то, что Европейский Суд уже называл, меры, которые могут компенсировать ограничения прав защиты в результате использования в качестве доказательств показаний детей, освобожденных судом – при наличии веских причин – от непосредственной дачи показаний. Среди таких компенсационных мер Суд называл получение таких показаний с обеспечением защите возможности как наблюдать за поведением свидетелей и слышать задаваемые им вопросы и получаемые ответы посредством аудио и видеосвязи, так и задавать им вопросы через лицо, ведущее допрос ( Accardi and Others v. Italy (dec.), no.30598/02, ECHR-II). При этом первое из двух названных условий важно, поскольку по мнению суда, ограничения прав защиты не могут быть компенсированы, когда ни защита ни суд, не могут наблюдать поведение свидетеля в процессе дачи им показаний (по меньшей мере, посредством просмотра видеозаписи допроса), принимая во внимание значение поведения свидетеля с точки зрения оценки достоверности его показаний (см., например, Bocos-Cuesta v. the Netherlands, no. 54789/00, § 71; Vladimir Romanov v. Russia, no. 41461/02, § 105, 24 July 2008; Damir Sibgatullin v. Russia, no. 1413/05, § 57, 24 April 2012; Kostovski v. the Netherlands, 20 November 1989, § 43, Series A no. 166).
11. Изложенное выше, имеет непосредственное отношение для замечаний, которые хотел бы высказать заявитель, относительно позиции властей по пункту «в» вопроса №4 Европейского Суда, относительно закрепления в национальном законодательстве и практике каких-либо процессуальных гарантий или правил, которые могли бы уравновесить использование такого доказательства в деле заявителя.
11.1. Считаю, что отвечая на данный вопрос Европейского Суда и указывая процессуальные гарантии, обеспечивающие равноправие сторон и состязательность процесса, содержащиеся в законодательстве Российской Федерации, а также решениях Конституционного Суда Российской Федерации, власти не учли, что заявитель и его защита были лишены возможности использовать эти гарантии.
11.7. В качестве обеспечения прав заявителя, включая права, гарантированные подпунктом «d» пункта 3 статьи 6 Конвенции, власти привели позицию Конституционного суда Российской Федерации, выраженную в том, что:
«В случае принятия судом решения об оглашении показаний свидетеля, обвиняемому, как указал Конституционный Суд Российской Федерации, в соответствии с принципом состязательности и равноправия сторон должна предоставляться возможность защиты своих интересов в суде всеми предусмотренными законом способами, включая оспаривание оглашенных показаний путем заявления ходатайств об исключении недопустимых доказательств или об истребовании дополнительных доказательств в целях проверки допустимости и достоверности оглашенных показаний, а также с помощью иных средств, способствующих предупреждению, выявлению и устранению ошибок при принятии судебных решений. (определения от 14 октября 2004 года N 326-О, от 7 декабря 2006 года N 548-О, от 20 марта 2008 года N 188-О-О, от 15 апреля 2008 года N 291-О-О и N 300-О-О, от 15 июля 2008 года N 454-О-О)».
12. Заявитель полагает, что именно несоблюдение этих принципов при разрешении вопроса о его виновности в совершении преступления, явилось причиной допущенных в отношении него нарушений пункта 1 статьи 6 Конвенции, включая нарушение прав, гарантированных подпунктом «d» пункта 3 статьи 6.
12.1. С учетом изложенного, заявитель полагает, что ответ властей на вопросы Европейского суда и сделанный властями вывод о том, что уголовное производство в отношении заявителя соответствовало требованию «справедливости» по смыслу п. 1 ст. 6 Конвенции, опровергается данными замечаниями.
Приложение:
1. Копия протокола судебного заседания по рассматриваемому уголовному делу: листы №№ 70,71, 99,100,102,103.
С уважением
04 сентября 2014 г.
От имени заявителя Ю.П. Воронович
Уважаемый Анатолий Сергеевич,
А это изображение на заставке, уже использовано мной 17 марта этого года в статье, здесь на Праворубе. А доводы мои, используйте при обжаловании приговора. Ведь ЕСПЧ мою жалобу принял
Уважаемый Юрий Павлович, спасибо, я заменил. Вот уж правда взгляды на все у нас совпали и на закон и на картинку. А приговор нам обжаловать не пришлось, обжаловало гособвинение. По ст.210 УК Рф оправдать, изменение квалификации на 171 УК РФ и применение амнистии.
С Победой Вас тогда, Уважаемый Анатолий Сергеевич!
100% в точку. Про совпадение взглядов!
Только у меня взгляды на вопрос, совершенно иные!
Уважаемый Анатолий Сергеевич, я полагаю, что согласие защиты на совершение стороной обвинения действий, которые заведомо порождают сомнения в объеме обвинения, есть один из вариантов защиты.
И я уверен, что время и место для акцента на эти обстоятельства в данном случае были выбраны правильно — прения сторон.
Что касается неясности о причинах судебного результата, то было бы гораздо хуже, если бы об этом не было заявлено защитой. Вероятно, что и приговор мог быть другим.
P.S. Ну и, конечно же, мои поздравления с достойным результатом!(handshake)
Уважаемый Анатолий Сергеевич, замечательная тактика оказания суду и стороне обвинения «медвежьей услуги», и создания отличного задела для последующего обжалования приговора! (handshake)
Уважаемый Анатолий Сергеевич, пока в моей практике не было «Яриков», но если эти «Ярики» вдруг появятся, то несомненно воспользуюсь данной тактикой ;)
Уважаемый Анатолий Сергеевич, как-то раз (будучи следователем) секретил я одного человека (раз уж появилась такая процессуальная возможность). Процедура эта имхо- дурь и безнравственность полная! Некоторые свидетели настолько тупы, что действительно думают, что если их засекретили, то их никто не раскроет. Лица совершившие просто не могут не вычислить «сливщика», если он действительно был в то время и в том месте. Также, имхо до 50% засекреченных — подставные лица от органов «ОРД», хотя может быть я и ошибаюсь. Подкину мысль. В СИЗО убивают человека. Всю камеру на допрос. Кто то один заговорил. Камеру ( в лучшем случае) расформировали. В день суда вывезли человечка из СИЗО/зоны. Путем сопоставления при информационной доступности всех передвижений «сливщик» будет вычислен простейшей логической операцией.
Согласен с Вами уважаемый Константин Сергеевич,, но мы не смогли определить личность логически. Я вообще считаю что это оперативный сотрудник был, который занимался этим делом. Может поэтому и не пришел на допрос и откладывать особо не стали для следующей его явки. Дело то свое он на нужном этапе сделал — возбуждение по 210 и последующие аресты только благодаря наличию таких показаний, я думаю. Мой месяц в СИЗО просидел, пока жалобу не удовлетворила апелляция. А кто- то и по году.
но мы не смогли определить личность логически. Я вообще считаю что это оперативный сотрудник был, который занимался этим делом. Уважаемый Анатолий Сергеевич, прихожу к такому же выводу, что и Вы, тем более, что вычислить реального засекреченного свидетеля всё-таки можно — согласна с Константином Сергеевичем. А раз среди обычных свидетелей его не нашли, — значит это оперативник. Да еще и в показаниях у него такая путаница (красота!), что защите только на руку!
Уважаемый Анатолий Сергеевич, выбранная Вами тактика достойна всяческих похвал!
В ч. 3 ст. 281 УПК РФ сказано, что по ходатайству стороны суд вправе принять решение об оглашении показаний потерпевшего или свидетеля, ранее данных при производстве предварительного расследования либо в суде, при наличии существенных противоречий между ранее данными показаниями и показаниями, данными в суде.
А в этом деле эти самые ранее данные показания между собой никак не складываются в общую картинку, что уж говорить о тех показаниях, которые мог бы дать этот свидетель при допросе в суде.
Уважаемый Анатолий Сергеевич, но к сожалению все больше оглашают, особенно по делам связанным с оборотом накротических средств.
Ну по таким делам что вообще делается так как оно должно быть?(smoke)
Научное сообщество разрывается в теоретических вопросах о том, по какой грани идет раздел между незаконным
предпринимательством и незаконной банковской деятельностью, региональные
суды не могут выработать единую практику по данному вопросу, Верховный суд
РФ только начал рассматривать данную дилемму, а Ярик для себя все уже решил(rofl)
А вот теперь я подумаю о своем: повторно слушаем дело о сбыте н/с в 2009 году. Закупщица умерла… Как доказать, что именно она подписала псевдонимом протокол допроса?(handshake)
Уважаемый Олег Александрович, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Я верю в наш суд. Это его не смутит.
Олег Александрович, Вы тоже с чувством юмора(Y)
Она должна в конверте ставить образцы своей настоящей подписи. Экспертно я думаю.
Уважаемый Анатолий Сергеевич, тактика защиты у вас конечно правильная и потому такой позитивный результат. (Y)
Однако не могу не отметить, что все ваши ссылки на практику ЕСПЧ не имеют отношения к делу, по крайней мере с того момента как вы сами и ваш доверитель отказались от допроса засекреченного свидетеля.
Согласен с Вами,
Уважаемый Алексей Анатольевич!
Критика профессионала, умному человеку, только в пользу!
Я думал об этом. С учетом общей позиции ЕСПЧ, мне кажется, что не зависимо от согласия на оглашение, суд не может положить такие показания в основу приговора. Ведь никому не известно есть ли вообще этот человек и давал ли он такие показания. Все-таки его имя должно быть известно хотя бы судье, если он вскроет конверт. При оглашении показаний этого не происходит. Согласие на оглашение ведь не означает, что мы согласны с тем что эти показания допустимы без проведения соответствующей процедуры. Так думаю я, но заголовок статьи содержит вопросительный знак.(handshake)
Зависит, Уважаемый Анатолий Сергеевич,
еще как зависит. Стороны обвинения и защиты наделены равными правами, в том числе и определению способа исследования доказательств. Если Вы согласились, на способ их исследования, предложенный стороной обвинения или судом, то вы согласились и с тем, чтобы суд исследовал то, что в этих показаниях изложено.
Дальше, пойдет Ваша оценка. А ЕСПЧ ее не примет, так как он не Суд 3-й инстанции и не переоценивает выводы суда по оценке доказателсьств.
Никак одно из другого не следует. Следуя Вашей логике при согласии со способом исследования можно уже и не подвергать критике суть данного доказательства и законность его получения? Суд может исследовать что в них изложено, но источник этих сведений не установлен все-таки
Соглашаясь со способом исследования доказательства Вы даете возможность суду его оценить, с Вашего согласия, заметьте!.. Лишаете себя возможности сказать про нарушение требований, установленных Конвенцией. Суд, при оценке этого доказательства, приведет мотивы почему он не принял Ваши доводы. И все.
Лишаете себя возможности обжаловать приговор в ЕСПЧ. ПОТОМУ ЧТО ОЦЕНКУ вашим доводам, БУДЕТ ДАВАТЬ ВЫШЕСТОЯЩИЙ СУД РФ
Суд много чего исследует разными способами, однако не все признает допустимым доказательством. А в данном случае я полагаю, что выбор между туманными перспективами обжалования в ЕСПЧ и тактикой защиты был сделан в пользу тактики.
Ваши бы доводы, автору в строки! Но он ведь в статье говорит совершенно о другом!
Такое впечатление, что говорим мы на разных языках. К сожалению.
А по-моему все логично. Он описывает три причины согласия на оглашение и свое видение возможности вообще оглашать показания свидетеля, личность которого вообще никем не установлена.
Не только на разных языках, но и похоже о разном:D Еще сложнее обсуждать в условиях когда Вы, уважаемый Юрий Павлович, постоянно правите текст, на который уже есть ответ. Теряется нить обсуждения и его логика.
Прошу прощения, Уважаемый Анатолий Сергеевич.
Действительно правил.
Смысл моих доводов таков: в статье Вы ссылаетесь на практику ЕСПЧ — нарушения ст. 6 #3 Конвенции.
В уголовном процессе стороны защиты и обвинения, как бы равны.
Но это равенство в исследовании доказательств, лишь на стадии судебного разбирательства. На всех стадиях уголовного судопроизводства сторона защиты лишена возможности оценивать доказательства.
Защита вправе лишь приводить доводы, с которыми может не согласиться следователь или суд. При этом, мотивировка оснований, по которым суд не соглашается с доводами защиты, может быть самая бредовая. И практика показывает, что сломать это можно только через ЕСПЧ, который не проверяет правильность мотивировки доводов обвинения и суда, а смотрит лишь на то — была ли предоставлена стороне защиты возможность привести свои доводы относительно оценки и проверки доказательства и были ли эти доводы проверены и оценены судом.
При этом, повторюсь — результат этой оценки и проверки не имеет ни какого значения и его мотивировка может быть самой бредовой!
Уважаемый Анатолий Сергеевич, вы правы лишь в том, что ЕСПЧ дает оценку не только с материальной стороны, но и с процессуальной. Однако, отказавшись от допроса, вы не оставили ЕСПЧ возможности даже на процессуальные претензии по ст.6 ЕКПЧ. Вот именно это я и имел в виду. Но ведь вас и вашего доверителя этот аспект уже не интересует.
Уважаемый Алексей Анатольевич, обоснованнейший вывод
Уважаемый Анатолий Сергеевич, интересная статья! Впечатляет глубокий анализ и мудрая работа в суде с имеющими «доказательствами»!(Y)
Одна голова хорошо, а семь лучше. Один я был только тогда, когда отменял постановление о заключении под стражу. Как только это получилось, работать стало гораздо легче. Далее были обсуждения и поиск общего решения.
Уважаемый Анатолий Сергеевич, главное, что все хорошо то, что хорошо закончилось, несмотря на «Яриков».
Практика по «невидимкам» полезна, однозначно добавлю в избранное.(Y)
Отлично! В копилку.