Кейсы по субординации, отчуждение долей через ввод подставных совладельцев, оспаривание просуженной «кредиторки», сальдо и отступных, а также иные разъяснения по делам о банкротстве в Обзоре судебной практики Верховного Суда РФ № 2 (2018) от 04 июля 2018

На прошлой неделе Президиум Верховного Суда РФ утвердил Обзор судебной практики Верховного Суда РФ № 2 (2018), далее по тексту «Обзор», в котором в целях единообразия применения судами действующего законодательства в различных спорных ситуациях изложены правовые позиции Верховного Суда РФ по отдельным делам, рассмотренным во втором квартале 2018 года.

Для практикующих юристов в сфере банкротства особо следует выделить несколько наиболее интересных разъяснений Обзора в части практики применения законодательства о банкротстве, которые могут быть впоследствии использованы для выстраивания правовой позиции и успешного ведения соответствующих обособленных споров.

В частности, Верховный Суд РФ изложил позицию по нескольким спорам, связанным с долгами из корпоративного участия, в т.ч. субординации таких требований:

 1. Возврат приобретшего корпоративную природу капиталозамещающего финансирования не за счет чистой прибыли, а за счет текущей выручки должника необходимо рассматривать как злоупотребление правом со стороны мажоритарного участника (акционера). Соответствующие действия, оформленные в качестве возврата займов, подлежат признанию недействительными по правилам ст. 10, 168 ГК РФ как совершенные со злоупотреблением правом (п. 15 Обзора).

В данном деле активы должника перед банкротством «выводились» в пользу его единственного участника (акционера) путем перечисления со счета должника в качестве погашения займов, ранее предоставленных таким участником (акционером). В итоге погашение долгов перед иными кредиторами не осуществлялось, и было возбуждено дело о банкротстве должника.

Конкурсный управляющий успешно оспорил данные платежные операции в первой инстанции, однако проиграл апелляцию и кассацию. Верховный Суд РФ, отменив судебные акты второй и третьей инстанции и направляя дело на новое рассмотрение в апелляцию (Определение N 305-ЭС15-5734), по данной ситуации указал следующее:

Законодательство о банкротстве не содержит положений, по которым очередность удовлетворения требований аффилированных с должником кредиторов по гражданским обязательствам, не являющимся корпоративными, понижается (при этом сама по себе выдача займа участником должника не свидетельствует о корпоративном характере требования по возврату полученной суммы для целей банкротства).

Вместе с тем, в п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве предусмотрены обстоятельства, при наличии которых должник обязан обратиться с заявлением о собственном банкротстве в связи с невозможностью дальнейшего осуществления хозяйственной деятельности по экономическим причинам. При этом предполагается, что мажоритарные участники (акционеры) своевременно получают информацию о действительном положении дел в хозяйственном обществе, на основе которой они де-факто принимают управленческие решения, в т.ч. о даче согласия на реализацию выработанной руководителем стратегии выхода из кризиса либо об обращении в суд с заявлением о банкротстве должника.

Поскольку случаи невозможности продолжения хозяйственной деятельности, как правило, связаны с недостаточностью денежных средств, экономически обоснованный план преодоления тяжелого финансового положения предусматривает докапитализацию бизнеса. Такие вложения могут оформляться как увеличение уставного капитала, предоставление должнику займов и иным образом.

При этом, если мажоритарный участник (акционер) вкладывает свои средства через корпоративные процедуры, соответствующая информация раскрывается публично и становится доступной кредиторам. В этом случае последующее изъятие вложенных средств также происходит в рамках названных процедур (распределение прибыли, выплата дивидендов и т.д.).

Когда же мажоритарный участник (акционер) осуществляет вложение средств с использованием заемного механизма, финансирование публично не раскрывается. При этом оно позволяет завуалировать кризисную ситуацию, создать перед кредиторами и иными третьими лицами иллюзию благополучного положения дел в хозяйственном обществе.

Однако обязанность контролирующего должника лица действовать разумно и добросовестно в отношении как самого должника (п. 3 ст. 53.1 ГК РФ), так и гражданско-правового сообщества, объединяющего кредиторов должника, подразумевает содействие кредиторам в получении необходимой информации о должнике.

Поэтому в ситуации, когда одобренный мажоритарным участником (акционером) план выхода из кризиса, не раскрытый публично, не удалось реализовать, на таких участников (акционеров) относятся убытки, связанные с санационной деятельностью в отношении должника, в пределах капиталозамещающего финансирования, внесенного ими при исполнении упомянутого плана. Именно эти участники (акционеры), несут риск неэффективности плана непубличного дофинансирования.

Изъятие вложенного таким мажоритарным участником (акционером) не может быть приравнено к исполнению обязательств перед независимыми кредиторами (п. 4 ст. 1 ГК РФ).

 2. Требование участника о возврате вклада в уставный капитал общества в связи с недействительностью решения об увеличении уставного капитала является корпоративным и не подлежит включению в реестр требований кредиторов (п. 16 Обзора).

В данном кейсе (Определение N 305-ЭС17-17208) кредиторская задолженность (выводы о субординации которой сделал Верховный Суд РФ) была сформирована в результате признания недействительным решения общего собрания участников об увеличении уставного капитала, на основании которого дополнительный вклад был внесен путем зачета встречного требования «вносителя» к должнику о возврате суммы займа.

Три судебные инстанции поддержали позицию «вносителя» вклада как кредитора должника и включили его требования в реестр в деле о банкротстве должника. Верховный Суд РФ отменил судебные акты трех инстанций и направил дело на новое рассмотрение, указав судам на то, что в такой ситуации требования кредитора являются корпоративными и не подлежат включению в реестр требований кредиторов в связи со следующим:

Закон о банкротстве (абз. 8 ст. 2) не относит к конкурсным кредиторам учредителей (участников) должника по обязательствам, вытекающим из такого участия. Обязательства должника перед своими учредителями (участниками), вытекающие из такого участия (корпоративные обязательства), носят внутренний характер и не могут конкурировать с внешними обязательствами, то есть с обязательствами должника как участника имущественного оборота перед другими участниками оборота.

Учредители (участники) должника — юридического лица несут риск отрицательных последствий, связанных с его деятельностью. Как следствие, требования таких лиц по корпоративным обязательствам не подлежат включению в реестр требований кредиторов. Закон не лишает их права на удовлетворение своих требований, однако это право реализуется после расчетов с другими кредиторами за счет оставшегося имущества должника (п. 1 ст. 148 Закона о банкротстве, п. 8 ст. 63 ГК РФ).

Компания-кредитор не только выразила волю на увеличение уставного капитала посредством зачета требования о возврате займа, но и фактически ее реализовала (изменения к учредительным документам зарегистрированы), что в свою очередь позволило компании пользоваться корпоративными правами с учетом увеличившейся доли (участвовать в собрании, назначать директора и т.п.). Следовательно, требование компании в части, касающейся зачтенных сумм, по существу является требованием о возврате взноса в уставный капитал должника, то есть определенно вытекает из отношений фактического участия в последнем.

С учетом изложенного последствия недействительности сделки по увеличению уставного капитала, оформленной в том числе решением общего собрания участников, хотя и носят реституционный характер (п. 2 ст. 167 ГК РФ), по сути, направлены на уменьшение уставного капитала путем уменьшения номинальной стоимости долей всех участников общества и поэтому не могут конкурировать с требованиями независимых кредиторов, соответственно такое требование не может быть включено в реестр требований кредиторов.

 3. При обжаловании решения суда о взыскании задолженности с должника, признанного банкротом, арбитражный управляющий и кредиторы должника должны заявить доводы и (или) указать на доказательства, которые с разумной степенью достоверности позволили бы суду усомниться в достаточности и достоверности доказательств, представленных должником и истцом в обоснование наличия заложенности. Бремя опровержения этих сомнений лежит на истце, в пользу которого принят оспариваемый судебный акт (п. 17 Обзора).

В данном деле (Определение № 305-ЭС17-14948) была рассмотрена ситуация с оспариванием «просуженной» кредиторской задолженности, заявленной для включения в реестр требований должника, путем апелляционного обжалования решения суда, подтвердившего требования кредитора, со стороны других конкурсных кредиторов и временного управляющего должника, а именно в части распределения бремени доказывания.

Кредитор выиграл дело о взыскании с должника долга по договору подряда, после чего в отношении должника было возбуждено дело о банкротстве и введено наблюдение, в ходе которого данный кредитор обратился с требованием, основанным на договоре подряда, о включении в реестр требований кредиторов.

Узнав о наличии судебного решения о взыскании в пользу кредитора долга по договору подряда, временный управляющий должника и другой кредитор, обжаловали данное решение суда в апелляцию, сославшись на сомнительность обязательств, положенных в основу решения суда (по их мнению подрядных правоотношений не было, а задолженность создана искусственно (формально) с целью установления контроля в процедурах банкротства, сослались на аффилированность должника и кредитора, длительное отсутствие претензий со стороны подрядчика к заказчику вплоть до банкротства последнего, дефекты в исполнительной документации, представленной в суд, признание иска ответчиком без исследования обстоятельств спора и другие). Заявители ходатайствовали перед судом о проведении судебной экспертизы с целью установления объема и стоимости работ, об истребовании документов, подтверждающих исполнение подрядчиком данных работ.

В итоге суд апелляционной инстанции отказал в экспертизе и оставил решение суда первой инстанции без изменения (сославшись на то, что заявители не доказали обстоятельств, указывающих на создание мнимой кредиторской задолженности, в то время как факт выполнения работ подтвержден актами об их приемке), кассационная инстанция согласилась с позицией апелляции.

Верховный Суд РФ отменил названные судебные акты и направил дело на новое рассмотрение по следующим основаниям.

Судебный спор отражает конфликт сторон по поводу различной оценки ими обстоятельств тех или иных правоотношений. Результат разрешения судебного спора отражается в судебном акте. Судебные акты должны быть законными, обоснованными и мотивированными (ч.4 ст. 15 АПК РФ), что достигается, помимо прочего, выполнением лицами, участвующими в деле, обязанностей по доказыванию обстоятельств, на которые они ссылаются как на основание своих требований и возражений, а также выполнением арбитражным судом обязанности по оценке представленных доказательств и разрешению прочих вопросов, касающихся существа спора.

В силу ч.1 ст. 16 АПК РФ на всей территории РФ вступившие в силу судебные акты обладают свойством общеобязательности. Вступившим в законную силу судебным актом, содержащим выводы по существу дела, ликвидируется спор и отношениям участников этого спора придается правовая определенность.

В условиях банкротства должника и конкуренции его кредиторов возможны ситуации, когда отдельные лица инициируют судебный спор по мнимой задолженности с целью получения внешне безупречного судебного акта для включения в реестр требований кредиторов.

Подобные споры характеризуются представлением минимально набора доказательств, пассивностью сторон при опровержении позиций друг друга, признанием сторонами обстоятельств дела или признанием ответчиком иска. В связи с тем, что интересы названных лиц и должника совпадают, их процессуальная деятельность направлена не на установление истины, а на иные цели. Принятыми по таким спорам судебными актами могут нарушаться права других кредиторов.

Закон предоставляет независимым кредиторам, а также арбитражному управляющему, право обжаловать судебный акт, на котором основано заявленное в деле о банкротстве требование (ч.3 ст. 16 АПК РФ, п. 24 постановления N 35).

Однако по объективным причинам, связанным с тем, что они не являлись участниками правоотношений по такому спору, независимые кредиторы и арбитражный управляющий ограничены в возможности представления достаточных доказательств, подтверждающих их доводы. В то же время они должны заявить такие доводы и (или) указать на такие прямые или косвенные доказательства, которые с разумной степенью достоверности позволили бы суду усомниться в достаточности и достоверности доказательств, представленных должником и имеющим с ним общий интерес кредитором. Бремя опровержения этих сомнений лежит на последнем.

Таким образом, для предотвращения необоснованных требований к должнику и нарушений прав его кредиторов к доказыванию обстоятельств, связанных с возникновением задолженности должника-банкрота, предъявляются повышенные требования (п. 26 постановления N 35, п. 13 Обзора судебной практики по вопросам, связанным с участием уполномоченных органов в делах о банкротстве и применяемых в этих делах процедурах банкротства, утвержденного Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 20 декабря 2016 г.). Предъявление к конкурирующим кредиторам высокого стандарта доказывания привело бы к неравенству кредиторов. Для уравнивания кредиторов в правах суд в силу п. 3 ст. 9 АПК РФ должен оказывать содействие в реализации их прав, создавать условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законов при рассмотрении дела.

 4. Сделки по принятию единственным участником хозяйственного общества решения об увеличении уставного капитала за счет дополнительного вклада третьего лица и включению этого третьего лица в состав участников общества подлежат проверке в рамках дела о банкротстве единственного участника общества по правилам ст. 170 ГК РФ — в случае фактического невнесения этим третьим лицом реального дополнительного вклада (либо внесения им символического дополнительного вклада) или по правилам гл. III.1 Закона о банкротстве — в случае внесения третьим лицом дополнительного вклада, равного номинальной стоимости приобретенной им доли (п. 18 Обзора).

В данном деле (Определение № 301-ЭС17-13352) рассмотрена ситуация вывода актива в виде долей участия в бизнесе через введение подставных участников посредством внесения дополнительных вкладов с последующим выходом первоначального владельца бизнеса.  

В деле о банкротстве предпринимателя выяснилось, что перед банкротством ему принадлежало 100% долей общества с ограниченной ответственностью. После того, как в отношении предпринимателя было возбуждено дело о банкротстве, предприниматель оформил принятие в общество своей близкой родственницы (за счет внесения ею дополнительного вклада) с долей участия 50%. В результате чего доля предпринимателя уменьшилась до 50%, а впоследствии на основании заявления предпринимателя о выходе из общества его 50-процентная доля участия перешла к обществу и согласно протоколу общего собрания участников перераспределена в пользу его родственницы, которая стала обладателем 100-процентной доли участия в обществе.

Конкурсный управляющий обратился в суд с требованием о признании недействительными цепочки взаимосвязанных сделок по отчуждению прав участия в обществе под видом увеличения уставного капитала.

Суд первой инстанции признал недействительным лишь выход предпринимателя из общества, при этом отказал в оспаривании принятия в состав участников общества родственницы предпринимателя (мотивируя тем, что не при принятии нового участника не произошло снижение номинальной стоимости доли предпринимателя в обществе). Суды апелляции и кассации оставили судебный акт без изменения.

Верховный Суд РФ отменил судебные акты в части отказа в удовлетворении исковых требований и в данной части отправил спор на новое рассмотрение в первую инстанцию по следующим основаниям:

Размер причитающегося кредиторам удовлетворения определяется не номинальной, а рыночной стоимостью доли участия, принадлежащей предпринимателю. При этом рыночная стоимость доли зависит, в частности, от величины чистых активов хозяйственного общества, размера данной доли в процентах (является она контрольной (мажоритарной) или неконтрольной (миноритарной)). Поэтому судам следовало проанализировать изменение рыночной стоимости доли предпринимателя в результате совершения спорных операций по увеличению уставного капитала.

Более того, конкурсный управляющий ссылался на то, что последовательно совершенные в короткий промежуток времени сделки по увеличению уставного капитала, приему в это общество нового участника, выходу предпринимателя из общества являлись взаимосвязанными, притворными, прикрывающими сделку по прямому отчуждению предпринимателем 100-процентой доли участия в обществе в целях избежания обращения взыскания на данную долю в банкротстве. При этом принятая в общество близкая родственница предпринимателя, проживала с ним в одной квартире и не могла не знать о его финансовом состоянии. Как указывал конкурсный управляющий, 100-процентная доля участия в обществе имела высокую рыночную стоимость: обществу принадлежали значительные ликвидные активы (доли в праве собственности на земельные участки, нежилые помещения, транспортные средства).

Кроме того, суды так же не проверили, был ли внесен реально дополнительный вклад. В ситуации принятия единственным участником общества формального решения об увеличении уставного капитала за счет доп.вклада третьего лица, невнесения этим третьим лицом реального доп.вклада (либо внесения им символического доп.вклада) и при установлении обстоятельств, указывающих на взамосвязанность упомянутых действий (бездействия) и последующих действий по выходу из общества бывшего единственного участника, перераспределению его доли в пользу нового участника, соответствующие сделки подлежат признанию притворными (п. 2 ст. 170 ГК РФ), прикрывающими прямое безвозмездное отчуждение доли. В свою очередь, прикрываемая сделка, совершенная в нарушение п. 1 ст. 174.1 ГК РФ, является недействительной (ничтожной).

Если же во исполнение решения об увеличении уставного капитала за счет дополнительного вклада третьего лица последнее внесло вклад, равный номинальной стоимости полученной им доли, сделка по увеличению уставного капитала подлежит проверке на соответствие требованиям п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве с учетом следующего. По смыслу ст. 19 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью» увеличение уставного капитала за счет дополнительного вклада третьего лица, принимаемого в общество, направлено на привлечение обществом инвестиций в обмен на передачу инвестору другого актива — доли участия в обществе с увеличенным уставным капиталом. При получении инвестором доли, наделяющей его имущественными и корпоративными правами, явно не соответствующими объему внесенного им дополнительного вклада, обмен ценностями не является эквивалентным.

В этом случае, по сути, приобретение доли осуществляется инвестором как за счет его дополнительного вклада, так и за счет вложений в общество, сделанных ранее бывшим единственным участником, то есть происходит прирост активов инвестора за счет снижения актива бывшего единственного участника (уменьшения размера его доли в стоимостном выражении), причиняя тем самым вред кредиторам последнего. К оспариванию подобных сделок, совершенных за счет должника, применяются положения гл. III.1 Закона о банкротстве (п. 1 ст. 61.1 Закона).

 5. Действия, направленные на установление сложившегося в пользу заказчика сальдо взаимных предоставлений по договору подряда, не могут быть оспорены по правилам статьи 61.3 Закона о банкротстве в рамках дела о банкротстве подрядчика (п. 19 Обзора).

В данном деле (Определение N 304-ЭС17-14946) рассмотрена ситуация, когда в деле о банкротстве подрядчика конкурный управляющий попытался оспорить (как предпочтительную сделку) произведенный после возбуждения дела зачет встречных требований по ранее расторгнутому с заказчиком (в связи с отказом заказчика от договора)  договору строительного подряда, оформленный письмами о сверке сальдо расчетов между сторонами.  

Суд первой инстанции отказал в недействительности такого зачета, но апелляционная инстанция (позицию которой поддержала кассация) отменила отказное определение и удовлетворила требования.

Верховный Суд РФ отменил постановления суда апелляционной и кассационной инстанций и оставил в силе определение первой инстанции по следующим основаниям.

Отказ от исполнения договоров подряда заявлен заказчиком на основании п. 2 ст. 715 ГК РФ, по которому заказчик вправе отказаться от исполнения договора, если подрядчик выполняет работу настолько медленно, что окончание ее к сроку становится явно невозможным. В этом случае подрядчик обязан возместить заказчику убытки. Последствия прекращения договора по данному основанию урегулированы и ст. 728 ГК РФ: подрядчик также обязан возвратить заказчику ранее предоставленные материалы, а если это оказалось невозможным, — возместить их стоимость.

В то же время прекращение договора подряда не должно приводить и к неосновательному обогащению заказчика — к освобождению его от обязанности по оплате выполненных до прекращения договора работ, принятых заказчиком и представляющих для него потребительскую ценность (ст. 1102 ГК РФ).

Таким образом, прекращение договора подряда порождает необходимость соотнесения взаимных предоставлений сторон по этому договору и определения завершающей обязанности одной стороны в отношении другой.

В письме, поименованном заявлением о зачете, заказчик, по сути, определил завершающее сальдо по договору подряда с учетом частичного выполнения работ, выявленных недостатков этих работ, произведенного заказчиком авансирования и передачи им материалов подрядчику, неиспользованных последним и невозвращенных заказчику после прекращения договора, убытков, возникших на стороне заказчика в связи с неисправностью подрядчика. Зачет сальдо встречных завершающих обязательств по разным подрядным сделкам сторонами не производился.

В рамках настоящего дела о банкротстве подрядчика в реестр требований его кредиторов включена задолженность перед заказчиком по рассматриваемому договору подряда. Данная сумма является разницей между полученным им результатом работ в стоимостном выражении и размером аванса, платы за неиспользованные материалы, убытками, причинными подрядчиком.

Действия, направленные на установление сложившегося в пользу заказчика сальдо взаимных предоставлений по договору подряда, не являются сделкой, которая могла быть оспорена по правилам ст. 613 Закона о банкротстве в рамках дела о банкротстве подрядчика, поскольку в этом случае отсутствует такой квалифицирующий признак, как получение заказчиком предпочтения.

 6. Если залоговый кредитор получает удовлетворение не в соответствии с процедурой, предусмотренной ст. 134, 138 и 142 Закона о банкротстве, а в индивидуальном порядке (в том числе в периоды, указанные пп. 2 и 3 ст. 613 данного Закона), он в любом случае не может считаться получившим предпочтение в размере, равном части ценности заложенного имущества, на получение которой он имел приоритет перед другими кредиторами (п. 20 Обзора).

В данном деле (Определение N 305-ЭС17-3098) Верховный Суд РФ в очередной раз применил разъяснения, изложенные в п. 29.3 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23 декабря 2010 г. N 63 «О некоторых вопросах, связанных с применением гл. III.1 Федерального закона „О несостоятельности (банкротстве)“, о том, что по общему правилу, признание судом сделки недействительной не может повлечь ухудшение положения залогового кредитора в той части, в которой обязательство было прекращено без признаков предпочтения. При этом в случае невозможности осуществления натуральной реституции в рамках применения последствий недействительности сделки с залогового кредитора взыскиваются денежные средства только в размере обязательств, погашенных с предпочтением.

Касательно оспаривания заключенного после возбуждения дела о банкротстве должника соглашения об отступном Верховный Суд РФ указал, в частности, что ключевой характеристикой требования залогодержателя является то, что он имеет безусловное право в рамках дела о банкротстве получить удовлетворение от ценности заложенного имущества приоритетно перед остальными (в том числе текущими) кредиторами, по крайней мере, в части 80 процентов стоимости данного имущества (если залог обеспечивает кредитные обязательства — ст. 18.1, п. 2 ст. 138 Закона о банкротстве).

Таким образом, если залоговый кредитор получает удовлетворение не в соответствии с процедурой, предусмотренной ст. 134, 138 и 142 Закона о банкротстве, а в индивидуальном порядке (в том числе в периоды, указанные в пп. 2 и 3 ст. 61.3 данного Закона), он в любом случае не может считаться получившим предпочтение в части названных 80 процентов.

 7. Срок исковой давности по требованию о привлечении контролирующего лица к субсидиарной ответственности по долгам должника-банкрота, по общему правилу, начинает течь с момента, когда действующий в интересах всех кредиторов арбитражный управляющий или кредитор, обладающий правом на подачу заявления, узнал или должен был узнать о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности (п. 21 Обзора).

В данном деле (Определение N 302-ЭС14-1472) конкурсный управляющий обратился в арбитражный суд с заявлением о привлечении А. к субсидиарной ответственности по долгам должника.

Определением первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями судов апелляционной и кассационной инстанций в удовлетворении заявления было отказано со ссылкой на то, что конкурсный управляющий не представил доказательств дачи А. указаний руководителям должника относительно перечисления денежных средств должника через счета другого общества в целях последующего их зачисления на счета А.

Суды также пришли к выводу о пропуске конкурсным управляющим срока исковой давности, который суды исчислили с момента, когда конкурсный управляющий и уполномоченный орган узнали о перечислении денежных средств должника на счета А.

Судебная коллегия Верховного Суда РФ отменила названные судебные акты и направила спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.

Согласно п. 1 ст. 200 ГК РФ срок исковой давности по требованию о привлечении к субсидиарной ответственности, по общему правилу, начинает течь с момента, когда действующий в интересах всех кредиторов арбитражный управляющий или кредитор, обладающий правом на подачу заявления, узнал или должен был узнать о наличии оснований для привлечения к субсидиарной ответственности — о совокупности следующих обстоятельств: о лице, контролирующем должника (имеющем фактическую возможность давать должнику обязательные для исполнения указания или иным образом определять его действия), неправомерных действиях (бездействии) данного лица, причинивших вред кредиторам и влекущих за собой субсидиарную ответственность, и о недостаточности активов должника для проведения расчетов со всеми кредиторами.

При этом в любом случае течение срока исковой давности не может начаться ранее возникновения права на подачу в суд заявления о привлечении к субсидиарной ответственности (в этом деле — не ранее открытия конкурсного производства).

В рассматриваемом случае суды ошибочно связали начало течения срока исковой давности с моментом, когда правомочное лицо узнало о факте совершения платежей в пользу А. Вопреки позиции судов, из данного факта невозможно сделать выводы ни о неправомерности действий А., ни о наличии у него статуса конечного бенефициара, виновного в банкротстве должника, поскольку в нормальном обороте платежи, как правило, совершаются в счет исполнения существующих обязательств. Суды не выяснили, с какого момента правомочные лица узнали или реально имели возможность узнать об обстоятельствах, положенных в обоснование требования конкурсного управляющего. Поэтому вывод судов о пропуске срока исковой давности является преждевременным.

Кроме того, разрешая спор, суды, по сути, сочли, что вменяемый А. контроль над должником должен быть подтвержден лишь прямыми доказательствами — исходящими от бенефициара документами, в которых содержатся явные указания, адресованные должнику, относительно его деятельности.

Однако конечный бенефициар, не имеющий соответствующих формальных полномочий, не заинтересован в раскрытии своего статуса контролирующего лица. Наоборот, он обычно скрывает наличие возможности оказания влияния на должника. Его отношения с подконтрольным обществом не регламентированы какими-либо нормативными или локальными актами, которые бы устанавливали соответствующие правила, стандарты поведения. В такой ситуации судам следовало проанализировать поведение привлекаемого к ответственности лица и должника. О наличии подконтрольности, в частности, могли свидетельствовать следующие обстоятельства: действия названных субъектов синхронны в отсутствие к тому объективных экономических причин; они противоречат экономическим интересам должника и одновременно ведут к существенному приросту имущества лица, привлекаемого к ответственности; данные действия не могли иметь место ни при каких иных обстоятельствах, кроме как при наличии подчиненности одного другому и т.д.

Учитывая объективную сложность получения арбитражным управляющим, кредиторами отсутствующих у них прямых доказательств дачи указаний, судами должна приниматься во внимание совокупность согласующихся между собой косвенных доказательств, сформированная на основании анализа поведения упомянутых субъектов.