Диалектика природы: из прокуроров в подсудимые

Не является новостью то, что  с запада на восток  и с севера на  юг на территории,  занимающей  17.1 млн. квадратных  километров  и называемой Россией, раздаются стоны и возмущения граждан и их адвокатов, когда они соприкасаются с правоохранительными органами и судом  в ходе уголовного судопроизводства.

Особенно возмущает, что предусмотренные многочисленными законами права и полномочия на практике оказываются иллюзорными и  не востребованными.

Подтверждением сказанному является лишь тот факт, что почти треть всех жалоб, которые были поданы в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в 2010 году, были против России, хотя стран — подписавших Европейскую конвенцию 47.
Симптоматично, когда судья и прокурор, являясь  единым  обвинительным органом конвейерного типа, столкнувшись с одним лишь намерением стороны защиты добиваться  оправдательного приговора, объединяют свои усилия и начинают вести  кропотливую работу по  нарушению прав стороны защиты и дискредитации действующего закона.

Когда игнорирование правовых норм  судьями и прокурорами  становится  явным и очевидным  и когда больше это терпеть невозможно, то  в качестве крайнего средства возникает желание нанести  таким правоприменителям  болезненный удар в виде ходатайства об их отводе.

Как известно ст. 61 УПК Российской Федерации, в которой перечислены обстоятельства, исключающие участие в производстве по уголовному делу судьи (следователя, прокурора, дознавателя), не содержит исчерпывающего перечня обстоятельств, могущих свидетельствовать о личной, прямой или косвенной, заинтересованности должностного лица в исходе дела, и тем самым допускает возможность заявления судье или прокурору отвода в связи с выявлением в ходе судебного разбирательства фактов, свидетельствующих о предвзятости и необъективности, проявившихся в тех или иных  действиях и решениях по делу.

По одному из уголовных  дел, рассмотренных недавно одним из судов Ставропольского края, представитель стороны обвинения – помощник районного прокурора сильно себя не утруждал поддержанием обвинения.
А  собственно  зачем? Ведь из судейского обихода постепенно слово «оправдательный приговор» уходит на свалку истории. Понимая это, молодой прокурор занял по делу «принципиальную позицию»:  не зная материалов дела, он  на каждое заявление и ходатайство защитника отвечал  просто  «возражаю», при этом свою позицию никак не мотивировал. В процессе вел себя по-хамски, вызывающе, одновременно демонстрируя явный непрофессионализм. А когда  свидетели со стороны обвинения стали давать правдивые показания в интересах стороны защиты, он, стал приглашать свидетелей к себе в кабинет и проводить с ними индивидуальную работу, запугивая их мнимой уголовной ответственностью.

Такое поведение государственного обвинителя вынудило защитника заявить ему отвод.

После ходатайства об отводе  прокурора сторона защиты столкнулась с уникальной процессуальной ситуацией.
 
В отводе кроме нарушения уголовно-процессуального законодательства, недобросовестного исполнения своих обязанностей, нарушений Кодекса этики прокурорского работника, Приказа № 185 Генерального прокурора РФ от 20.11.2007 г. «Об участии прокурора в судебных стадиях уголовного судопроизводства», фактически прокурору было предъявлено обвинение с указанием времени, места, последствий  иных обстоятельств совершенного прокурором преступления, с дачей уголовно-правовой оценки его действиям по ч. 1 ст. 286 УК РФ, когда он вызывал свидетелей в кабинет и под угрозой привлечения к уголовной ответственности  понуждал менять показания.
 
Государственный обвинитель после «предъявления ему обвинения», возражая против своего отвода,  полностью подтвердил свое противоправное поведение, но дал ему иную оценку. В частности, он признал, что приглашал свидетелей к себе в кабинет, но с целью, чтобы просто поговорить о жизни не как прокурор, а как человек с человеком. Говорил он действительно как человек, но одетый в прокурорский мундир, находясь в своем служебном кабинете прокуратуры, будучи наделенным обширными служебными  полномочиями. И как ни странно говорил с простыми гражданами не о последствиях цунами в Японии, не о ходе операции НАТО в Ливии и даже не о  создании народного фронта в России. Он – человек,  разговаривал с себе подобными биологическими индивидуумами именно о данном уголовном деле и о показаниях, которые они должны изменить в его интересах, а если не изменят, то он, как простой человек по-человечески разъяснял им статьи, по которым он привлечет их к уголовной ответственности.
 
Вызывая свидетелей себе в кабинет, государственный обвинитель не знал, хотя должен был знать, что в соответствии с Кассационным определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ  от 3 июля 2007 г. N 74-о07-23: «Судья, удовлетворяя ходатайство стороны защиты об отводе государственного обвинителя, обоснованно исходил из того, что общение прокурора Федорова Е.В. со свидетелями во внепроцессуальной форме  (до начала  допроса двух свидетелей в судебном заседании, они были приглашены прокурором к нему в кабинет, где он дал им прочитать их показания, которые они давали во время предварительного следствия, чтобы они вспомнили свои показания) является достаточным основанием полагать о проявлении необъективности с его стороны, а также о личной заинтересованности в исходе дела. Такое поведение государственного обвинителя Федорова вызвало обоснованные сомнения у стороны защиты в его объективности и беспристрастности».
 
Иной представитель власти, считая, что его оклеветали  или оскорбили таким отводом,  мог бы  обратиться в соответствующие органы за защитой своих прав. Однако наш оппонент факт  своего «привлечения в качестве обвиняемого» решил утаить, в том числе и от своего руководства, поскольку в случае проведения даже самой поверхностной проверки,  изложенные в ходатайстве факты, могли найти  свое подтверждение.

Впрочем, судья в удовлетворении отвода отказал и в постановлении незамысловато указал, что доводы ходатайства стороны защиты доказательствами не подтверждены. Фраза стандартная для таких случаев, но  неожиданно  спровоцировала защитника на наступательные действия.
 
Дабы представить доказательства совершения прокурором преступления, сторона защиты  доставила в суд свидетелей в порядке ч. 4 ст. 271 УПК РФ. Как известно в таких случаях, судья не вправе отказать в допросе свидетелей, явившихся в суд по инициативе стороны.  
 
Кстати, сторона защиты с таким же успехом может привести в суд свидетелей, которые смогут подтвердить иные противоправные действия  (не обязательно преступления) государственного обвинителя, а также и суда при рассмотрении  уголовного дела как доказательства наличия оснований для их отвода.

… процесс по обвинению подсудимого неожиданно превратился в процесс по обвинению государственного обвинителя в совершении уголовного преступления...

Таким образом, процесс по обвинению подсудимого неожиданно превратился в процесс по обвинению государственного обвинителя в совершении уголовного преступления: сначала ему было в ходатайстве об отводе предъявлено обвинение в совершении преступления, по поводу этих обвинений, он в суде дал объяснения, а затем в подтверждение выдвинутых обвинений  в суд были представлены доказательства – свидетели, уличающие прокурора, которых судья была обязана допросить.
 
Представьте, что одним из свидетелей, уличающих прокурора, являлся и сам подсудимый. Судебное разбирательство независимо от воли председательствующего и государственного обвинителя приняло совершенно иной оборот: из обвинения подсудимого оно превратилось в обвинение прокурора.
 
Особенность такого суда заключалась в том, что в отношении государственного обвинителя судом не будет вынесен обвинительный приговор, но один лишь факт «предъявления обвинения» является достаточной превентивной мерой.
 
Какое полезное значение для стороны защиты имела такая рокировка с временной сменой  субъекта на скамье подсудимых? 
 
Во-первых, она несла в себе приятный эмоциональный заряд, частично компенсирующий общее неудовлетворительное впечатление от судопроизводства. Наблюдать за де-юре прокурором, а де-факто обвиняемым  занятие очень увлекательное.

Во-вторых, после такого отвода и выдвинутых обвинений  со стороны защитника и его доверителя, прокурор не может полноценно участвовать в поддержании обвинения. 
 
Если ранее он мог утверждать, что он ни прямо, ни лично, ни косвенно не заинтересован в исходе настоящего дела, то после  заявленного ему отвода с идеей  привлечения  к уголовной ответственности, его личная заинтересованность получает свое полное подтверждение.
 
С этого момента прокурору было бы желательно самому уйти из данного дела, поскольку его будущая позиция по делу может быть расценена как продиктованная личными мотивами. Очевидно, что после такого отвода он крайне обижен на адвоката и подсудимого. Если попросит чрезмерно суровое наказание, то мы получаем сильный аргумент, объясняющий это  обидой на заявленный лично ему отвод и желанием свести счеты с подсудимым и косвенно с защитником. 
Кстати, прецедентная практика Европейского Суда в таких случаях скорее поддержит сторону защиты.
 
В-третьих, после выдвинутого отвода  прокурор хотя бы внешне начинает действовать в процессе как сапер на минном поле, опасаясь делать какие-либо поспешные выводы и  не обдуманные заявления, старается вести себя корректно, дабы  не наскочить на новый отвод либо на жалобу своему руководству. А это можно расценивать как мини-успех защиты.
 
Сразу скажу, что привлечение прокурора к уголовной ответственности не входило в наши планы, а главная задача заявленного отвода заключалась в том, чтобы заставить око государево действовать в законных рамках. Не считая психологической составляющей  — данная задача была выполнена. Уголовное дело еще не завершено, но использованный нами воспитательный метод  может быть применен повсеместно.
 
В отношении прокурора широкую известность получило замечательное выражение едва ли не самого крупного и культурного дореволюционного судебного деятеля А.Ф. Кони: «Прокурор — говорящий публично судья». Смысл этой конструкции у Кони заключался в том, что прокурор не должен представлять дело в одностороннем виде, извлекать из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, не должен преувеличивать значение доказательств или важности преступления. Прокурор есть говорящий публично судья, что значит, по мысли Кони, что прокурор должен быть так же беспристрастен и справедлив, как судья.
 
Не люблю обобщений, не хотел бы умалять важность прокурорской профессии, да и не хотел бы всех обвинителей красить в темные тона,  встречаются и достойные представители, но, к сожалению, в последнее время  так редко.… А поэтому так часто хочется заявить им отвод.