Подходит к концу 2017 год. По традиции в конце года все подводят какие-нибудь итоги. Вот и я решил подвести итоги своей адвокатской практики и оценить степень эффективности осуществления защиты по уголовным делам в судах первой и вышестоящих инстанций.
Далее приведу примеры некоторых своих дел за 2017 год со ссылками на полученные результаты в виде конкретных судебных актов. О некоторых из них я уже размещал здесь свои публикации, поэтому постараюсь коротко отразить их суть.
Точность формулировок как залог благоприятного результата по делу
Начну с самого простого дела, которое наглядно демонстрирует, какие перспективы ожидают в суде человека, не осведомленного в юридических тонкостях и не имеющего надлежащей правовой поддержки.
Органами предварительного следствия молодой девушке П., 1996 года рождения, было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного п. «в» ч.2 ст. 158 УК РФ, — тайное хищение чужого имущества, с причинением значительного ущерба гражданину.
На период следствия П. была избрана мера пресечения в виде домашнего ареста, так как она не имела постоянного места жительства на территории московского региона.
Доверитель, действующий в интересах П., обратился за моей помощью уже после направления уголовного дела в суд, пояснил, что П. примирилась с потерпевшим З., в результате чего последний передал следователю заявление о прекращении в отношении П. уголовного дела.
Больше всего П. опасалась возникновения у нее судимости, что поставило бы крест на ее обучении в высшем учебном заведении и на последующем трудоустройстве.
С учетом этого П. признала свою вину в совершении преступления и заявила ходатайство о рассмотрении уголовного дела в особом порядке, рассчитывая на то, что в суде уголовное дело будет прекращено за примирением сторон.
Я решил убедиться в наличии в деле соответствующего заявления от потерпевшего, для чего прибыл в суд заранее перед датой судебного заседания и ознакомился с материалами уголовного дела в отношении П. в полном объеме.
В результате ознакомления выяснилось, что потерпевший подал заявление не о прекращении уголовного дела, а о том, что причиненный ему ущерб возмещен в полном объеме, в связи с чем он не имеет к П. претензий и просит не назначать ей строгое наказание, что, безусловно, не могло послужить основанием для прекращения в отношении П. уголовного дела в порядке ст. 25 УПК РФ.
Мною срочно были предприняты меры к получению от потерпевшего П. надлежащего заявления о прекращении уголовного дела. Потерпевший согласился его составить, но сообщил, что не сможет явиться на суд в назначенное время.
На первом судебном заседании сторона обвинения и суд были готовы рассмотреть дело в особом порядке в отсутствие потерпевшего и вынести обвинительный приговор с назначением П. наказания.
Я озвучил и приобщил к материалам дела полученное заявление и ходатайствовал об отложении судебного заседания для вызова потерпевшего и подтверждения его позиции в суде. Мое ходатайство было удовлетворено.
На следующем судебном заседании потерпевший подтвердил свою позицию, и суд вынес постановление о прекращении уголовного дела за примирением сторон.
Таким образом, неосведомленность обвиняемой о процессуальных тонкостях и абсолютное безразличие к ее судьбе со стороны органов следствия, защитника по назначению и суда могли повлечь за собой (и повлекли бы, сомнений у меня в этом нет) ее осуждение со всеми вытекающими последствиями вместо прекращения уголовного дела.
Объективный эксперт и благодушный потерпевший – идеальная совокупность для достижения успеха в суде
Органами предварительного следствия Г. было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 111 УК РФ, – умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (наказание по статье – до 8 (восьми) лет лишения свободы), и была избрана мера пресечения в виде домашнего ареста.
Согласно версии следствия Г., находясь во дворе дома, на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений, нанес потерпевшему С. удар в область головы, в результате чего причинил ему повреждения, которые квалифицируются как тяжкий вред здоровью.
По мнению стороны защиты, из доказательств, добытых в ходе предварительного следствия, какие-либо основания для вывода о наличии в действиях обвиняемого Г. признаков состава преступления, предусмотренного ч.1 ст. 111 УК РФ, полностью отсутствовали.
Допрошенный в качестве подозреваемого и обвиняемого Г. показал, что умысла на причинение тяжкого вреда здоровью С. у него не было. Он не мог предвидеть возможности падения С., удара его о твердую поверхность и наступления тяжких последствий.
При назначении медицинской судебной экспертизы потерпевшему С. я заявил ходатайство о внесении дополнительного вопроса эксперту следующего содержания:
Могли ли полученные повреждения у потерпевшего С. образоваться в результате его падения с высоты собственного роста?
Ходатайство было удовлетворено, и мой вопрос был внесен в постановление о назначении судебной экспертизы.
По результатам проведенного исследования судебный эксперт на мой вопрос ответил положительно: «в данном случае возникновение инерционной травмы головы ситуационно может быть связано с падением С. из исходного положения стоя назад, с поворотом вправо в процессе падения, которое завершилось ударом правой теменно-затылочной областью о жесткий тупой твердый предмет с широкой травмирующей поверхностью. В данном случае судебно-медицинские критерии для дифференцированного решения вопроса о том, было ли падение С. самопроизвольным или не самопроизвольным, то есть вызванным посторонним воздействием, отсутствуют ввиду отсутствия повреждений, образовавшихся от воздействия ограниченного тупого твердого предмета (рука, кулак, нога и т.д.).»
Тем не менее однозначные выводы эксперта никоим образом не смутили органы предварительного следствия и прокуратуры, которые в обвинительном заключении оставили Г. прежнюю квалификацию по тяжкому составу преступления, подкорректировав текстовку обвинения таким образом, чтобы у суда создавалось ощущение именно умышленного причинения тяжкого вреда здоровью потерпевшего.
По окончании предварительного следствия мною была достигнута договоренность с потерпевшим С. о возмещении ему причиненного морального вреда. Поскольку квалификация по делу не изменилась, мною было получено заявление от потерпевшего следующего содержания: «Если суд признает подсудимого виновным в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 111 УК РФ, прошу не назначать ему строгое наказание, связанное с реальным лишением свободы. Если же суд признает подсудимого виновным по другой, менее тяжкой, статье УК РФ, предусматривающей возможность прекращения уголовного дела за примирением сторон, прошу уголовное дело в отношении Г. на этом основании прекратить».
Перед началом судебного заседания я зачитал данное заявление и приобщил его к материалам уголовного дела. Потерпевший, присутствовавший в зале суда, полностью подтвердил содержание документа и добровольность его составления.
Далее происходила стандартная процедура судебного разбирательства: были допрошены потерпевший, свидетели, исследовались материалы дела.
Когда дошла очередь до заключения медицинской судебной экспертизы, сторона защиты отдельно акцентировала внимание суда на интересующих ее выводах. Государственным обвинителем было принято решение о допросе судебного эксперта.
В ходе допроса прокурор пытался добиться от эксперта утверждения, что повреждения потерпевшего могли произойти именно от нанесения ударов подсудимым. Но эксперт, надо отдать ему должное, выдержал пытки стойко.
«Могли ли полученные повреждения образоваться от ударов подсудимого? Ведь именно удары стали причиной их возникновения?» — настаивал прокурор.
«Да, конечно же, могли, — невозмутимо согласился эксперт. И после небольшой паузы добавил: — «При условии, если бы подсудимый ударил потерпевшего тяжелым предметом с прямой плоской поверхностью, например, столешницей или доской. Но как следует из обстоятельств дела, этого не произошло».
В результате в прениях государственный обвинитель был вынужден отказаться от квалификации по ч.1 ст. 111 УК РФ.
07 июля 2017 года постановлением Щелковского городского суда Московской области действия Г. были переквалифицированы с ч.1 ст. 111 УК РФ на ч.1 ст. 118 УК РФ – причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности, и уголовное дело было прекращено за примирением сторон.
Таким образом, как показывает вышеизложенная ситуация, сторона обвинения нередко «гнет свою линию» до последнего, теряя доказательства своей позиции вместе со здравым смыслом.
Приговор на предположениях – обычная практика для суда первой инстанции?
7 мая 2016 года приговором Нагатинского районного суда г. Москвы мой подзащитный К. был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 228.1 Уголовного кодекса РФ, и ему было назначено наказание в виде 11 (одиннадцати) лет лишения свободы с отбыванием в исправительной колонии строгого режима.
Апелляционная и кассационная инстанции Московского городского суда оставили приговор суда без изменения.
27 апреля 2017 года Постановлением судьи Верховного Суда РФ моя кассационная жалоба была передана вместе с уголовным делом для рассмотрения в Президиум Московского городского суда.
Ключевым доводом судьи Верховного Суда РФ о необходимости пересмотра вынесенных судебных актов стал вывод о том, что приговор суда первой инстанции основан на предположениях, а не на доказательствах.
16 июня 2017 года постановлением Президиума Московского городского суда моя кассационная жалоба была удовлетворена, действия осужденного К. переквалифицированы с ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 228.1. на ч.2 ст. 228 УК РФ, а размер назначенного наказания снижен с 11 (одиннадцати) до 6 (шести) лет лишения свободы.
С учетом вышеизложенного, следует констатировать тот факт, что в данном случае суд первой инстанции, а следом за ним два вышестоящих суда – апелляционной и кассационной инстанций, допустили грубые нарушения Уголовно-процессуального закона, за которые не понесли никакой ответственности.
Если бы осужденный не принял решение обратиться с очередной жалобой в Верховный Суд РФ, ему пришлось бы отбывать «от звонка до звонка» наказание по незаконному приговору суда, основанному на предположениях.
В наступающем Новом году наиболее актуальным, на мой взгляд, пожеланием будет пожелание каждому из нас избежать подобной участи.
В следующем уголовном деле процессуальные нарушения были проигнорированы судами первой и апелляционной инстанций, но были выявлены и устранены на кассационной стадии Президиумом Московского городского суда.
Сотрудники полиции примерили на себя полномочия понятых. Суды первой и апелляционной инстанций данному факту не удивились, а вот Мосгорсуд задумку не оценил.
10 июня 2016 года приговором мирового судьи судебного участка № 273 района г. Москвы С. был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 264.1 УК РФ, – повторное управление транспортным средством в состоянии опьянения, и ему было назначено наказание в виде обязательных работ сроком на 180 (сто восемьдесят) часов с лишением права заниматься деятельностью в виде управления транспортными средствами сроком на 2 (два) года.
20 октября 2016 года апелляционным постановлением Лефортовского районного суда г. Москвы приговор суда был изменен: из его описательно-мотивировочной части при описании преступного деяния исключено указание о повторном нарушении С. п. 2.7 Правил дорожного движения РФ. В остальной части приговор суда был оставлен без изменения, а апелляционная жалоба осужденного – без удовлетворения.
Судья Лефортовского районного суда города Москвы проигнорировала мои доводы о том, что при составлении протоколов об отстранении С. от управления транспортного средства и о направлении на медицинское освидетельствование на состояние опьянения в качестве понятых расписались сотрудники полиции и третье лицо.
Я обратился в Президиум Московского городского суда с кассационной жалобой, в которой указал на существенные нарушения Уголовно-процессуального закона РФ, допущенные судами первой и апелляционной инстанций, и повлиявшие на исход дела С.
19 сентября 2017 года постановлением судьи Московского городского суда кассационная жалоба защитника была передана для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции.
06 октября 2017 года Постановлением Президиума Московского городского суда моя кассационная жалоба была удовлетворена.
Приговор мирового судьи судебного участка № 273 района Лефортово города Москвы от 10 июня 2016 года и апелляционное постановление Лефортовского районного суда города Москвы от 20 октября 2016 года в отношении С. были отменены, уголовное дело на основании п. 1 ч.1 ст. 24 УПК РФ, то есть за отсутствием события преступления, прекращено.
На основании ст. 134 УПК РФ за С. признано право на реабилитацию.
Как видим, повторный случай в моей практике игнорирования судами первой и апелляционной инстанций норм Уголовно-процессуального закона, имевший место в 2017 году, — это уже закономерность, способная вызвать не только недоумение, но и реальные опасения за те «правила игры», по которым происходит осуждение человека в совершении преступления.
Согласно этим негласным правилам у суда есть возможность пренебрегать нормами процессуального закона, игнорировать доводы стороны защиты и выносить очевидно незаконные судебные акты, — без учета имеющихся в деле доказательств, оправдывающих подсудимого. Последующая отмена таких актов вышестоящими судами лишь подтверждает данные выводы.
Впрочем, далеко не всегда вышестоящие суды хотят видеть допущенные их коллегами нарушения и «засиливают» очевидно незаконные судебные акты, как произошло в следующем деле.
Чтобы не признавать правоту защитника, достаточно во всем ему отказать.
22 августа 2016 года приговором Зюзинского районного суда г. Москвы Н. был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного частью 1 ст. 228.1 УК РФ (незаконный сбыт наркотического средства), и ему было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 5 (пять) лет с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима.
Допрошенный на следствии и в судебном заседании Н. вину в совершении незаконного сбыта наркотических средств не признал и показал, что полученную от закупщика Е. денежную купюру достоинством 1000 рублей он передал продавцам наркотика и приобрел наркотик по просьбе Е., то есть совершил пособничество в приобретении наркотического средства.
Свидетель Е., выступивший в роли закупщика, и другие свидетели обвинения, в том числе оперативные сотрудники полиции, подтвердили тот факт, что после того как Е. передал Н. купюру достоинством 1000 рублей, Н. куда-то ушел, вернулся обратно только через некоторое время и передал ему сверток с серым веществом.
Таким образом, при оценке показаний допрошенных лиц у стороны защиты сформировалось устойчивое убеждение, что Н. выступил в качестве посредника в приобретении наркотического средства, и что денежная купюра, полученная им от закупщика Е., была передана не установленному продавцу наркотического средства.
Данный вывод был подкреплен письменными материалами уголовного дела в отношении Н., из которых усматривалась очевидная фальсификация доказательства в виде не существующей денежной купюры.
После того, как злополучная купюра была якобы изъята при проведении личного досмотра Н., ее осмотр следователем не производился. И только в конце расследования сам начальник следственного отдела составил протокол осмотра предметов, из которого следует, что объектом осмотра является денежная купюра достоинством 1000 рублей, указаны ее серия и номер. В конце протокола отражено, что ксерокопия купюры прилагается к протоколу на 1 листе.
В реальности же никакой ксерокопии в материалах дела нет и в помине, то есть приложение к протоколу осмотра предметов отсутствует. И это вполне объяснимо, если учесть тот факт, купюра осталась у продавца наркотического средства.
Я пришел к выводу о том, что денежная купюра достоинством 1000 рублей, с соответствующими серией и номером, у органов следствия по месту хранения отсутствует, поскольку Н. передал ее 22 марта 2016 года продавцу в качестве оплаты за вещество, приобретенное для закупщика Е.
С целью проверки указанных обстоятельств, имеющих значение для дела, я заявил в суде письменное ходатайство об осмотре вещественного доказательства – денежной купюры, которая согласно материалам дела должна была храниться в ОВД. В удовлетворении моего ходатайства суд отказал.
Еще я попросил суд истребовать детализацию телефонных соединений — с целью проверки доводов подсудимого о том, что Е. первым по своей инициативе неоднократно звонил Н., однако суд в этом мне отказал.
Также я поставил под сомнение законность и обоснованность химической судебной экспертизы наркотического средства, изъятого у Е. В частности, меня смутил тот факт, что в данном заключении отсутствовали фотографии исследованного вещества.
Не согласившись с выводами судебного эксперта, я на основании адвокатского запроса получил заключение специалиста — рецензию, который пришел к выводу о том, что заключение эксперта не соответствует требованиям применяемых методик исследования наркотических средств и действующему законодательству, а выводы эксперта не являются научно обоснованными и мотивированными.
Ходатайство о назначении повторной судебной экспертизы наркотических средств судом также было отклонено, при этом судья вообще отказался приобщать адвокатский запрос и заключение специалиста к материалам уголовного дела — отделил приложение от ходатайства и вернул его мне.
На приговор суда осужденным и его защитником были поданы апелляционные жалобы.
07 ноября 2016 года апелляционным определением Судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда приговор суда был изменен. В соответствии с частью 2 ст. 61 УК РФ суд признал смягчающим наказание обстоятельством наличие у Н. заболевания и смягчил назначенное ему по части 1 ст. 228.1 УК РФ наказание на 1 (один) месяц — до 4 (четырех) лет 11 (одиннадцати) месяцев лишения свободы. В остальной части приговор суда оставлен без изменения, апелляционные жалобы – без удовлетворения.
27 декабря 2016 года постановлением судьи Московского городского суда в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции было отказано.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ и Заместитель Председателя Верховного Суда РФ также отказали мне в удовлетворении поданных жалоб.
Тогда я подготовил и направил жалобу в Европейский Суд По Правам Человека (ЕСПЧ), в которой указал, что национальные суды нарушили параграф 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей право каждому обвиняемому на справедливое судебное разбирательство.
09 ноября 2017 года мною получено письмо из ЕСПЧ о том, что жалоба «Н. против России» признана приемлемой и принята Судом к производству.
18 декабря 2017 года пришло очередное письмо, в котором ЕСПЧ указал, что доводы жалобы для него очевидны, так как по изложенным в ней обстоятельствам уже сложилась судебная практика, и речь идет о подстрекательстве моего подзащитного агентами государства к совершению преступления.
В результате ЕСПЧ предложил Правительству РФ в срок до 27 марта 2018 года представить свои возражения лишь по вопросам приемлемости и сущности жалобы, указав при этом, что по обстоятельствам дела возражения не требуются.
Будем надеяться, что ЕСПЧ в очередной раз продемонстрирует нашему суду пример того, что такое соблюдение принципов законности, а также состязательности и равноправия сторон в уголовном процессе.
Как это ни удивительно, но еще более неистовое противостояние приходится испытывать в суде по делам об административных правонарушениях, хотя, казалось бы, степень тяжести таких дел гораздо меньше, чтобы уделять им такое пристальное внимание: игнорировать доказательства при их рассмотрении и нарушать процессуальные нормы.
Прошу меня извинить за некоторое отступление от уголовной тематики, но уверяю вас, разницу в методах судебного разбирательства вы не почувствуете, тем более ситуация по таким делам, как показывает моя практика, еще жестче.
Усугубляется она еще и отсутствием необходимости вести протоколы судебных заседаний, что дает суду возможность во всей красе проявить свою бурную обвинительную фантазию в вынесенном постановлении. Подтверждением этому является следующее дело.
Освидетельствование без алкотестера, фальсификация объяснений понятых и другие «выкрутасы» сотрудников ГИБДД, до настоящего времени оставшиеся безнаказанными.
22 февраля 2017 года постановлением мирового судьи судебного участка № 248 Даниловского района г. Москвы Поповой Т.А. Б. был признан виновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного ч.1 ст. 12.26 КОАП РФ (отказ от прохождения медицинского освидетельствования) и подвергнут административному наказанию в виде штрафа в размере 30 000 (тридцати тысяч) рублей с лишением права управления транспортными средствами сроком на 1 (один) год 6 (шесть) месяцев.
Допрошенный по моему ходатайству в судебном заседании инспектор ГИБДД показал, что измерительного прибора – алкотестера, с помощью которого он должен был предложить Б. пройти освидетельствование на состояние алкогольного опьянения, у него при себе не было, так как этих приборов на всех не хватает.
Также он не стал отрицать, что объяснения понятых он изготовил заранее и распечатал, при этом в объяснениях за понятых уже были указаны обстоятельства дела, в частности, указана формулировка о том, что лицо отказывается от прохождения медицинского освидетельствования.
Допрошенный по моему ходатайству понятой четко показал, что в его присутствии сотрудники ГИБДД:
— не разъясняли Б. его права, предусмотренные ст. 25.1 КОАП РФ, а также положения статьи 51 Конституции РФ;
-не предлагали Б. пройти освидетельствование на месте с помощью измерительного прибора — алкотестера, а также медицинское освидетельствование;
— не разъясняли Б, что отказ от прохождения медицинского освидетельствования по своим правовым последствиям приравнивается к управлению транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения.
Также понятой пояснил, что он расписывался в уже заполненных бланках протоколов, которые были изготовлены сотрудниками ГИБДД заранее.
Казалось бы, что еще нужно суду для того, чтобы принять решение о прекращении дела, если ключевые свидетели указали на грубые нарушения, допущенные при направлении лица на медицинское освидетельствование?
Но ни мировой судья, ни судья районного суда не сочли вышеуказанные доводы убедительными.
18 мая 2017 года решением судьи Симоновского районного суда г. Москвы постановление мирового судьи было оставлено без изменения, а моя апелляционная жалоба без удовлетворения.
Судья указала, что факт отсутствия у сотрудников ГИБДД измерительного прибора – алкотестера не является нарушением процедуры освидетельствования водителя транспортного средства на состояние опьянения, а потому доводы защитника о том, что эта процедура была нарушена, «подлежат отклонению».
Таким образом, по мнению судьи районного суда выходит, что освидетельствование на состояние опьянения можно проводить и без специального измерительного прибора. Правда, каким образом эта процедура может проводиться без алкотестера, судья не пояснила.
К моему удивлению судья не стала отрицать и тот очевидный факт, что объяснения понятых были изготовлены заранее, однако пришла к выводу о том, что такая незначительная мелочь нарушением не является.
Цитата из решения суда: «довод жалобы о том, что объяснения понятых составлены заранее на изготовленных бланках, не свидетельствует о недостоверности содержащейся в них информации и не может являться основанием для отмены постановления, поскольку эти пояснения прочитаны понятыми лично и подписаны».
Таким образом, вышестоящий суд своими выводами фактически узаконил очевидный произвол сотрудников ГИБДД, которые заранее «штампуют» готовые объяснения за понятых, идентичные по своему содержанию и не соответствующие обстоятельствам дела.
Естественно, я обратился с жалобой в Московский городской суд. Заместитель председателя Мосгорсуда истребовала материалы дела для изучения и 12 октября 2017 года вынесла прекрасное постановление об отказе в удовлетворении жалобы, суть которого сводится к тому, что «нарушения-то есть, но вот не хотим мы прекращать дело и точка».
Так, судья подтвердила тот факт, что объяснения понятых были составлены с нарушением закона, являются недопустимыми доказательствами и подлежат исключению из числа доказательств по делу. Но других-то доказательств вполне достаточно, чтобы постановление мирового судьи оставить в силе.
Что касается факта отсутствия у инспектора ГИБДД алкотестера, судья предпочла на это тактично промолчать. Ну в самом-то деле, не повторять же абсурдные доводы судьи районного суда? А другие доводы здесь при всей богатой фантазии придумать сложно.
Ну что ж, посмотрим, найдутся ли на этот счет разумные доводы в Верховном Суде РФ, куда я планирую обратиться с очередной жалобой после новогодних праздников. Если такой жалобе удастся пройти «отписочный» фильтр консультантов, у нее должны быть неплохие перспективы.
Многие представители адвокатского сообщества озабочены недобросовестным поведением отдельных коллег, которые обещают своим доверителям 100-процентную гарантию результата по делу. Я, конечно, разделяю с ними свое негодование, но хочу отметить, что чем меньше в нашей стране будет наивных людей, готовых верить в сказки, тем меньше будет плодиться сказочников.
Хочу вам сознаться в том, что по уголовным делам, а в особенности по делам о незаконном обороте наркотических средств, я всегда даю своим доверителям и подзащитным 100-процентную гарантию отрицательного результата в суде первой инстанции, а на последующие судебные инстанции корректирую эту гарантию до 99,9 процентов.
Представляете, еще ни разу моя гарантия не подвела! Наверное, это происходит потому, что свои выводы я делаю не на пустых обещаниях, а на конкретных примерах из своей судебной практики.
Приятно осознавать, что когда мне в качестве подзащитных попадаются разумные, адекватные люди, которые привыкли жить в реальности, а не в иллюзиях, они относятся к такому раскладу с пониманием и не отказываются от моей защиты в обмен на волшебные сказки.
Еще раз всех с наступающим новым годом! Желаю вам твердо идти к поставленным целям, не пасовать перед трудностями и добиваться успеха даже тогда, когда это кажется невозможным.