В данное дело я вступил уже на «завершающей» стадии, то есть в «последнем» судебном заседании перед прениями сторон. Но, о всем по-порядку.
История началась в июле 2015 года, когда двое друзей пришли выпивать в местный притон. Все фигуранты настоящего дела: потерпевший, свидетели — маргинальный элемент, нигде не работающие, а целыми днями ищущие где и на что выпить. Подсудимый — единственный человек, который работает, зарабатывает и содержит семью с двумя малолетними детьми.
Двое друзей, как обычно, купили водки и пошли в местный притон выпивать. Зайдя в квартиру (двухкомнатную), в одной из комнат они увидели лежащего на полу Ю. Один из них (назовем его О.) подошел, толкнул ногой лежащего Ю. и предложил тому выпить с ними. Но Ю. то ли захрапел, то ли захрипел, но на предложение не отреагировал.
Посчитав, что Ю. спит, друзья направились на кухню выпивать, где занимались этим делом часа два. Как всегда, взятого не хватило и О. ушел за добавкой. Когда он вернулся с очередной порцией, Ю. все так же лежал на полу в комнате. О. подошел к хозяину квартиру и поинтересовался, что это Ю. лежит и не хочет с ними выпить? На что получил ответ, что Ю. так лежит уже сутки. О. подошел к Ю. и попытался того растолкать, но Ю. только хрипел.
Испугавшись, О. вызвал скорую помощь и сам ушел из квартиры. Прибывшая скорая помощь забрала Ю., отвезла его в больницу, где врач определил, что Ю. находится в коме. Причиной комы явилась закрытая черепно-мозговая травма (ЗЧМТ). По этому факту СО МВД района было возбуждено уголовное дело в отношении неустановленного лица.
В течение двух дней с начала следственных действий, все посещающие квартиру были определены и опрошены и в тот же день приобрели статус свидетелей и дали свидетельские показания.
В результате оперативных мероприятий был «найден» виновный. Им оказался Р. 26 лет от роду. Р. проживал в одном районе со всеми фигурантами дела, но в отличии от последних, если и выпивал, то пиво и только дома, с людьми с района не общался, общих интересов не имел.
Если «люди с района» и подходили к Р., на улице, то только попросить денег «на выпить» и Р. никогда в этом им не отказывал. Через некоторое время, после возбуждения уголовного дела и «определения виновного», следователь, ведущий дело, объявил Р. в розыск.
При этом, ничего не подозревающий, Р. проживал у себя дома, продолжал как обычно работать, воспитывать детей, то есть вести свою обычную жизнь. Через несколько месяцев розыскные мероприятия дали результат и Р. задержали.
А дальше по известной схеме: если хочешь сегодня уйти домой, а не в СИЗО, признайся, что ты избил Ю. и напиши явку с повинной. Десяти часовое давление оперов на Р. дало свой результат и Р., в присутствии адвоката, написал явку с повинной. Что бы закрепить результат, сразу была проведена проверка показаний на месте, где Р. (в присутствии адвоката) показал где и как он наносил побои Ю.
Закрепив результаты следственных действий, следователь отпустил Р. домой.
В декабре 2015 года Р. предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 111 УК РФ и Р. с защитником выполнены требования ст. 217 УПК РФ.
Дело ушло в суд.
Ну а в суде все по-накатанному: Р. обвиняется в том, что на почве личных неприязненных отношений причинил Ю. телесные повреждения, а именно: в виде закрытой черепно-мозговой травмы в виде перелома тела правой скуловой кости, оскольчатого перелома правой скуловой дуги, ушиба головного мозга тяжелой степени, отстрой субдуральной гематомы справа, повлекшие тяжкий вред здоровью по признаку опасности для жизни человека, а также множественные ушибов, ссадин головы, подкожной гематомы в области лица справа, которые расцениваются как повреждения, не причинившие вреда здоровью полученных в результате не менее двух ударов.
Допросы свидетелей, оглашение показаний не явившихся свидетелей, оглашение выводов судебно-медицинской экспертизы.
Ходатайства стороны обвинения удовлетворяются, ходатайства стороны защиты откланяются, дело идет к приговору.
В ходе судебного следствия признаются недопустимыми показания ключевого свидетеля, то есть свидетеля, в присутствии которого Р. избивал Ю., по причине того, что в шапке протокола допроса указан один следователь, а протокол допроса подписан другим следователем.
Учитывая, что потерпевший прикован к постели, суд для его допроса выезжает к нему домой и проводит судебное заседание по месту нахождения потерпевшего. В ходе допроса потерпевшего последний говорит, что Р. ударил его один раз палкой сзади, в результате чего он потерял сознание и больше ничего не помнит. Закончив допрос потерпевшего, стороны вернулись в суд (судья и государственный обвинитель возвращались вместе).
После возобновления судебного заседания государственный обвинитель заявил ходатайство о возвращении дела прокурору на основании пункта 6 части 1 ст. 237 УПК РФ. Согласно данному пункту, если в ходе судебного разбирательства установлены фактические обстоятельства, указывающие на наличие оснований для квалификации действий подсудимого как более тяжкого преступления, суд возвращает уголовное дело прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом.
Дело ушло прокурору, а от него вернулось в следствие. В чем цель данного процессуального действия? Пересоставить и предъявить обвинение в новой редакции. При этом, как следует из положений ст. 237 УПК РФ, возвращение дела прокурору в соответствии с данной статьей не связано с восполнением неполноты произведенного предварительного следствия. Но наш следователь не таков, он проводит дополнительные следственные действия: передопрашивает ключевого свидетеля, то есть свидетеля, в присутствии которого Р. избивал Ю., показания которого в предыдущем судебном следствии признаны недопустимыми и подшивает его к делу.
Новое обвинение предъявляется подсудимому по пункту «з» части 2 ст. 111 УК РФ — умышленное причинения тяжкого вреда здоровью с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия.
При этом, в предыдущем обвинительном заключении речи об оружии или предметах, используемых в качестве оружия речи не шло, следствие в этом направлении не работало, поэтому никаких следов или упоминания в деле о каком-либо оружии или предметах, используемых в качестве оружия, в деле нет.
Прокурор утверждает новое обвинительное заключение и дело поступает в суд другому судье.
Согласно нового обвинительного заключения Р. обвиняется в том, что на почве личных неприязненных отношений причинил Ю. телесные повреждения, а именно: в виде закрытой черепно-мозговой травмы в виде перелома тела правой скуловой кости, оскольчатого перелома правой скуловой дуги, ушиба головного мозга тяжелой степени, отстрой субдуральной гематомы справа, повлекшие тяжкий вред здоровью по признаку опасности для жизни человека, а также множественные ушибов, ссадин головы, подкожной гематомы в области лица справа, которые расцениваются как повреждения, не причинившие вреда здоровью полученных в результате не менее одного удара иным предметом.
В суде, как обычно: допросы свидетелей, оглашение показаний не явившихся (умершего) свидетелей, оглашение выводов судебно-медицинской экспертизы, ходатайства стороны обвинения удовлетворяются, ходатайства стороны защиты откланяются, дело идет к приговору.
Остается допрос последнего свидетеля, подсудимого и судья предлагает сторонам перейти к прения.
В этом последнем перед прениями судебном заседании я вступил в дело.
Подал судье заявление подсудимого о допуске меня в дело в качестве защитника, удостоверение адвоката и ордер. У судьи уходит минут десять, что бы изучить мои документы и как-то справиться со своими эмоциями (в маленьких городках не любят пришлых адвокатов, да еще из большого города).
Ходатайствую у суда о предоставлении мне времени для ознакомления с материалами уголовного дела. В деле четыре тома.
Судья объявляет, что времени для ознакомления с материалами дела у меня есть до следующего судебного заседания через неделю, а в сегодняшнем заседании допрашиваем последнего свидетеля. В следующем судебно заседании допрос подсудимого и уходим на прения.
Иду знакомиться с материалами уголовного дела. Судебное следствие подошло к завершению, а протоколов судебного заседания в деле нет — еще не изготовлены. Ни на одном из томов дела нет отметок об ознакомлении сторон с уголовным делом, а мой коллега знакомился с ним несколько раз, по мере появления новых документов. То, что с делом не знакомился государственный обвинитель и адвокат потерпевшего меня не удивляет.
По мере ознакомления с материалами дела, передо мной открылась бездна некомпетентности следствия и прокуратуры. Да вы и сами увидите это по мере моего повествования.
Во-первых, обвинительное заключение не соответствует основным требованиям, указанным в ст. 220 УПК РФ, в том числе и в силу неконкретности предъявленного обвинения, построенного на предположениях, что грубо нарушает право подсудимого на защиту.
Квалификация действий подсудимого по п. «з» ч.2 ст. 111 УК РФ предполагает обязательное указание в обвинительном заключении на доказательства подтверждающие использование оружия или предметов, используемых в качестве оружия.
Из обвинительного заключения следует, что Р. «взял иной предмет, использованный им в качестве оружия, которым нанес Ю. один удар в область головы сзади…».
Данное обвинение не содержит должного описания предмета, якобы использованного им в качестве оружия против потерпевшего.
Не раскрыта использованная следственными органами формулировка «иной предмет». Нам (подсудимому и стороне защиты) не ясно, что представляет собой данная категория, а именно: что значит «иной» и относительно каких других предметов она должна применяться.
Практика по уголовным делам требует, что при квалификации действий подсудимого по признаку причинения вреда с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, следует руководствоваться разъяснениями в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.12.2002 года № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» (п.23) и от 15.11.2007 года № 45 «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений» (п.3), в которых судам указывается на необходимость на основании заключения эксперта устанавливать, является ли примененный при хулиганстве предмет оружием, предназначенным для поражения живой или иной цели. При этом, под предметами, используемыми в качестве оружия при совершении деяния, понимаются любые материальные объекты, которыми, исходя из их свойств, можно причинить вред здоровью человека. К таким предметам судебно-следственная практика относит перочинный или кухонный нож, бритву, ломик, дубинку, топор, ракетницу и т.п., а также предметы, предназначенные для временного поражения цели.
Таким образом, свойства и характер действия предмета, примененного при совершении рассматриваемого преступления являются обязательными условиями для признания его оружием (орудием), и должны быть указаны в обвинении при описании способа совершения.
На основании изложенного, сторона защиты приходит к заключению, что способ совершения преступления, применительно к составу п. «з» ч.2 ст. 111 УК РФ, в обвинительном заключении не установлен.
Во-вторых, согласно фабуле уголовного дела обвинение, предъявленное подсудимому, содержит в себе указание минимум на три вида механизма причинения телесных повреждений потерпевшему.
Так, по версии органа предварительного следствия, обвиняемый 1) сначала нанес иным предметом один удар потерпевшему в область головы сзади, 2) после чего, нанес один удар ногой в область груди потерпевшего, от которого тот отлетел в коридор, затем наносил кулаками не менее трех ударов в область головы и груди, 3) когда подсудимый и потерпевший находились на лестничной площадке, последний от удара в область лица упал вниз с лестницы к выходу из подъезда.
(Я уже не стал обращать внимание суда на то, что мне с трудом удается смоделировать описанную ситуацию, настолько она является абсурдной).
Несмотря на указанную дифференциацию действий подсудимого, рассматриваемое обвинение содержит общий вывод о том, что Р. своими преступными умышленными действиями причинил Ю. телесные повреждения, и далее их перечисление идет сплошным порядком, а именно: в виде закрытой черепно-мозговой травмы в виде перелома тела правой скуловой кости, оскольчатого перелома правой скуловой дуги, ушиба головного мозга тяжелой степени, отстрой субдуральной гематомы справа, повлекшие тяжкий вред здоровью по признаку опасности для жизни человека, а также множественных ушибов, ссадин головы, подкожной гематомы в области лица справа, которые расцениваются как повреждения, не причинившие вреда здоровью.
При этом, способ причинения повреждений и механизмы повреждения, описанные в обвинительном заключении не соответствуют выводам, указанным в заключении эксперта.
По мнению стороны защиты, данная редакция обвинения не соответствует выводам судебно-медицинской экспертизы и совершенно не позволяет установить, какие из описанных действий подсудимого состоят в причинно-следственной связи с причинением потерпевшему тяжких телесных повреждений, т.е. что является причиной образования закрытой черепно-мозговой травмы — например, удар иным предметом, удар кулаком или падение потерпевшего вниз с лестницы.
Отсутствие в обвинительном заключении определенного ответа на данный вопрос позволяет признать необоснованной квалификацию действий подсудимого Р. по признаку причинения вреда тяжкого здоровью с применением предмета, используемого в качестве оружия.
В-третьих, в ходе следствия дело возвращалось руководителем следственного органа и/или прокуратурой следователю для дополнительного расследования, которое, несмотря на небольшой объем предполагаемых к выполнению процессуальных действий, затянулось на долгие семь месяцев.
Так, при ознакомлении с делом мной было установлено, что:
- 28 декабря 2015 года Р. предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 111 УК РФ.
- 29 декабря 2015 года с обвиняемым Р. и защитником С. выполнены требования ст. 217 УПК РФ.
Это свидетельствует, что все следственные действия по уголовному делу произведены, а собранные доказательства достаточны для составления обвинительного заключения.
Далее в деле имеются следующие документы:
- Указания от 11.01.2016 года по уголовному делу в порядке ст. 39 УПК РФ,
- Постановление от 12.01.2016 года о возбуждении ходатайство о продлении срока предварительного следствия.
При этом, для меня осталось не понятным процессуальное значение документа: Указание по уголовному делу в порядке ст. 39 УПК РФ.
Согласно подпункту 3 пункта 1 ст. 39 УПК РФ руководитель следственного органа уполномочен:
давать следователю указания о направлении расследования, производстве отдельных следственных действий, привлечении лица в качестве обвиняемого, об избрании в отношении подозреваемого, обвиняемого меры пресечения, о квалификации преступления и об объеме обвинения, лично рассматривать сообщения о преступлении, участвовать в проверке сообщения о преступлении.
Однако, данные полномочия руководителя следственного органа возможны в рамках производства предварительного следствия.
Выполнением требований ст. 217 УПК РФ предварительно следствие заканчивается.
Так же не ясно процессуальное значение Постановления от 12.01.2016 года о возбуждении ходатайство о продлении срока предварительного следствия. Данный документ противоречит логике развития событий. Не может быть продлено оконченное предварительное следствие, оно может быть только возобновлено.
Предварительное расследование является строго регламентированным производством определенных непрерывных процессуальных действий (возбуждение, приостановление, продление, прекращение и т.п.), которые оформляются мотивированными постановлениями следователя. Непрерывность срока следствия установлена в силу ст. 162 УПК РФ.
В деле имеется только Постановление о возобновлении предварительно следствия, датированное 01 июня 2016 года.
Именно аналогичным процессуальным документом должно было быть возобновлено предварительное следствие после выполнения обвиняемым и защитником требований ст. 217 УПК РФ.
С учетом требований процессуального законодательства, я посчитал, что в производстве предварительного расследования был непроцессуальный перерыв, и все следственные действия (мероприятия), осуществленные в период времени с 29 декабря 2015 года по 01 июня 2016 года, произведены в отсутствие правовых оснований, а именно вне требований уголовно-процессуального законодательства, за рамками установленных для следствия сроков и являются незаконными.
Кроме этого, от защитника Р. (первого адвоката) я получил Постановление от 20 января 2016 года о возобновлении предварительно следствия, подписанное Следователем с резолюцией И.О. начальника СО МО МВД района.
Причины отсутствия данного процессуального документа в деле мне не известны и дали мне основание полагать о служебном подлоге, требующем проведения проверки по данному факту (по данному факту мною была подготовлена жалоба и направлена в Прокуратуру области).
Именно в этот период времени был допрошен ключевой свидетель в присутствии которого Р. избивал Ю. и показания которого ранее были признаны недопустимыми по причине того, что в шапке протокола допроса указан один следователь, а протокол допроса подписан другим следователем.
В-четвертых, обвинительное заключение в отношении Р., обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного п. «з» ч.2 ст. 111 УК РФ, подписано Старшим следователем СО МО МВД района 20 декабря 2017 года и согласовано Заместителем Начальника МО МВД района 20 декабря 2017 года.
Однако, в нарушение требований пункта 6 ст. 220 УПК РФ, в соответствии с которым после подписания следователем обвинительного заключения уголовное дело с согласия руководителя следственного органа немедленно направляется прокурору, находящееся в деле обвинительное заключение не утверждено прокурором в установленном законом порядке.
В отметке об утверждении межрайонным прокурором стоит дата 09 января 2017 года, которая не соответствует срокам окончания предварительного следствия.
Таким образом, прокурор утвердил обвинительное заключение ранее срока окончания следствия.
К следующему судебному заседанию мною было подготовлено ходатайство о возвращении уголовного дела по указанным основаниям прокурору межрайонной прокуратуры, для устранения препятствий рассмотрения его судом в порядке п.1 ч.1 ст. 237 УПК РФ.
Во время оглашения ходатайства, заявленного после открытия заседания, судья с трудом владела своими эмоциями, но защитника не перебивала.
Государственный обвинитель взял один час на подготовку возражений по заявленному ходатайству.
По истечению часа, при возобновлении заседания, государственный обвинитель предоставил письмо за подписью прокурора, в котором значилось, что утверждение обвинительного заключения более ранее датой, чем окончание следствия — это техническая ошибка. По остальным доводам государственный обвинитель был лаконичен: — Прошу признать доводы защиты безосновательными.
Судья ушла в совещательную комнату и вернулась через четыре часа и огласила постановление на четырех листах, на трех из которых перечислила приведенные защитой доводы, а на последнем листе указание на то, что суд не нашел оснований для удовлетворения ходатайства. Судебное заседание закрылось.
В следующем судебно заседании рассмотрение дела продолжилось допросом подсудимого, который рассказал, что он потерпевшего не избивал, так как в означенный период времени находился в служебной командировке.
В подтверждение слов подсудимого сторона защиты предоставила путевые листы, согласно которым подсудимый за сутки до совершения преступления, в день совершения преступления и сутки после совершения преступления находился в различных городах Ленинградской области и развозил товар покупателям.
Реакцию суда, государственного обвинителя и адвоката потерпевшего описать словами сложно. Что бы осознать, что за документы находятся в руках у судьи, ей понадобилось минут пятнадцать, в течение которых она пыталась совладать с собой, а так же всесторонне изучить эти документы.
Единственный вопрос, который суд смог задать защите: — Почему защита раньше, на стадии предварительного следствия, не предоставила данные документы? Но защита воздержалась от ответа на данный вопрос.
Государственный обвинитель так и не пришел в себя, поэтому инициативу суд взял на себя и предложил стороне обвинения провести проверку по полученным документам. Заседание закрылось.
К следующему судебному заседанию мною был подготовлен ряд ходатайств: о приобщении к делу заключения специалиста (являющегося рицензией на судебно-медицинскую экспертизу), ходатайство о признании судебно-медицинской экспертизы недопустимым доказательством и исключении ее из доказательств по уголовному делу, ходатайство о признании показаний свидетеля недопустимым доказательством и исключении его из доказательств по уголовному делу, ходатайство о назначении повторной судебно-медицинской экспертизы, ходатайство об отводе прокурора.
Согласовали с коллегой тактику своей работы в следующем судебном заседании. Было решено заявить ходатайство о признании судебно-медицинской экспертизы недопустимым доказательством, ходатайство о назначении повторной судебно-медицинской экспертизы, а дальше действовать по обстоятельствам.
Следующее судебное заседание началось с выступления государственного обвинителя, который по нескольким причинам (на разных путевых листах разные печати юридического лица, лишение Р. водительских прав на рассматриваемый момент времени), предложил считать доказательства алиби Р. сомнительными документами, и сделал предположение: — Вот если бы сторона защиты предоставила накладные, по которым товар был доставлен покупателям, тогда бы вопрос не было.
Также, государственным обвинителем был представлен и приобщен к делу ответ ДПС ГИБДД, согласно которого, Р. был лишен права управления транспортными средствами и права были у него изъяты в декабре 2016 года (напомню, что преступление было совершено в июле 2015 года).
Суд назначил проверку представленных стороной защиты документов в порядке ст. 144 УПК РФ, так как посчитал их фальсификацией материалов уголовного дела статья (ст. 303 УК РФ) и предложил защите дать пояснения по вопросам, поставленный государственным обвинителем.
Защита пояснила, что будучи лишенным права управления транспортным средством, но имея на рукам права, подсудимых, на свой страх и риск, продолжал управлять автомобилем и осуществлять предпринимательскую деятельность — доставку товара покупателям. Так же защитой были представлены и приобщены к материалам дела накладные, в соответствии с которыми через подсудимого Р. товар от продавца был доставлен покупателям.
Государственный обвинитель не нашелся как возразить против приобщения данных документы к делу.
На вопрос суда о наличии каких-либо ходатайствах у сторон, защита предложила вернуться к исследованию судебно-медицинской экспертизы, так как в судебном заседании было зачитана только ее резолютивная часть, а сама экспертиза не была исследована.
На удивление стороны защиты, суд согласился с заявленным ходатайством.
Защитой были обозначены четыре основания для признания судебно-медицинской экспертизы недопустимым доказательством: одно основание процессуальное и три по существу заключения эксперта.
Мой коллега озвучил суду процессуальное нарушение, выявленное при изучении материалов дела и судебно-медицинской экспертизы.
В деле имеется телефонограмма следователя руководителю учреждения судебной экспертизы, датированное 18 августа 2015 года, в котором руководитель учреждения доводит до сведения следователя информацию о том, что у него в производстве находится материал в отношении причинения вреда здоровью Ю. и по результатам исследования полученные Ю. травмы тянут на тяжкий вред здоровью.
12 сентября 2015 года эксперт указанного экспертного учреждения приступает к проведению судебно-медицинской экспертизы Ю. на основании Постановления следователя от 12 сентября 2015 года о назначении судебно-медицинской экспертизы и Акта медицинского освидетельствования Ю. от 25 сентября 2015 года. Таким образом, следователь передает в распоряжение эксперта документ — Акт медицинского освидетельствования, которого в природе еще не существует и который появится только через две недели — 25 сентября 2015 года.
Что же на это смог ответить государственный обвинитель? Он не видит никаких нарушений, так как следователь направил эксперту сначала Постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы, а потом, по требованию эксперта, донес Акт медицинского освидетельствования.
Защитой было указано государственному обвинителю на то, что он не видит очевидных вещей: эксперт приступил к выполнению экспертизы 12 сентября 2015 года, о чем он пишет у себя в заключении, имея на руках Постановление следователя о назначении судебно-медицинской экспертизы от 12.09.2015 г. и Акт медицинского освидетельствования от 25.09.2015 г.
— Ну, тогда это опечатка эксперта, — сделал вывод государственный обвинитель.
— А как быть с тем, что эти даты обозначены в четырех разных местах заключения эксперта? Это тоже опечатки? — спросила защита.
— Но у нас же по закону не написано, в какой срок следователь должен предоставить эксперту документы для исследования, поэтому я не вижу нарушения, — парировал защите государственный обвинитель.
— А как быть со ст. 199 УПК РФ, — задал встречный вопрос защитник, согласно которой следователь направляет в экспертное учреждение постановление о назначении судебной экспертизы и материалы, необходимые для ее производства, что подразумевает: одновременное предоставление и постановления, и материалов.
— У нас не так, — ответил государственный обвинитель.
Дальше перешли к другим доводам стороны защиты.
Исходя из требований УПК РФ и ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ» и применительно к медицинской судебно-экспертной деятельности недопустимым доказательством может быть признано заключение эксперта (экспертов), проведенное с нарушением действующего процессуального законодательства, принципов законности, соблюдения прав и свобод человека и гражданина, независимости эксперта, объективности, всесторонности и полноты исследований, проводимых с использованием современных достижений науки и техники.
Такими нарушениями в заключении эксперта, как каждым в отдельности, так и всеми в совокупности, влекущими его недопустимость являются:
- использование при проведении судебной экспертизы объектов исследования (вещественные доказательства, документы, предметы, образцы для исследования, в т. ч. сравнительного и др.), собранных самостоятельно, а не представленных органом или лицом, назначившим судебную экспертизу;
- нарушение требований, предъявляемых ч.1 ст. 204 УПК РФ («Заключение эксперта») и ст. 25 ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ» к содержанию заключения эксперта (экспертов);
- использование при проведении судебной экспертизы недействующих нормативных документов, а также неутвержденных отраслевых (ведомственных) методик.
Во-первых, в соответствии с Постановлением Правительства РФ от 17 августа 2007 г. № 522 «Об утверждении Правил определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека», объектом судебно-медицинской экспертизы является живое лицо… а также материалы дела и медицинские документы, предоставленные в распоряжение эксперта в установленном порядке. Медицинские документы должны быть подлинными и содержать исчерпывающие данные о характере повреждений и их клиническом течении, а также иные сведения, необходимые для проведения судебно-медицинской экспертизы.
В нашем случае, на исследование эксперту был предоставлен Акт медицинского освидетельствования, составленный руководителем экспертного учреждения на основании копий медицинских документов. При этом, в своем заключении эксперт ссылается на медицинские документы (рентгенограммы, компьютерные томограммы и медицинскую карту), которые ему не предоставлялись, как и не предоставлялись материалы дела.
Оглашая данный довод, я, как принято, стал говорить: — В соответствии с действующим законодательством …». На что судья спросил: — С каким это законодательством? — С российским, — ответил я, и назвал нормативно-правовой акт. — У нас свое законодательство, — ответила судья.
Во-вторых, в заключении эксперта нет ссылки на перечень использованной им литературы, что дает основание утверждать о невозможности достоверно установить, какими нормативными документами и отраслевыми (ведомственными) методиками пользовался эксперт.
— Ну вот же, эксперт пишет о методиках, — «На основании исследования методом сравнительного анализа данных …, сопоставления его результатов с общедоступными теоретическими положениями и практическими установками экспертной и клинической деятельности…», — парировала государственный обвинитель защитнику.
— Обоснованность заключения — возразил защитник, — означает, что компетентные лица при его составлении исходили из материалов дела, делали свои выводы на строго научной и практической основе, проанализировали все имеющиеся данные, использовали достоверные методики, и т.д. В каждой экспертной методике должны быть представлены, в том числе: реквизиты — набор удостоверяющих данных (включает в себя название, автора (составителя) методики, организацию-разработчика, библиографические данные опубликованной методики).
Государственный обвинитель не нашлась, что сказать.
Что же касается содержания экспертизы, то эксперт фактически не смог ответить ни на один поставленный перед ним вопрос.
На вопрос: «Каковы характер, степень тяжести и локализация телесных повреждений, установленных при исследовании Ю.?», эксперт сплошным текстом переписал описанные в медицинской карте повреждения и написал:
Указанная черепно-мозговая травма повлекла ТЯЖКИЙ здоровью по признаку опасности для жизни человека…».
Медицинские критерии квалифицирующих признаков в отношении тяжкого вреда здоровью приведен в Приказе Министерства здравоохранения и социального Российской Федерации № 194н от 24 апреля 2008 г. «Медицинские критерии определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека».
В данном нормативном акте такой травмы, как «закрытая черепно-мозговая травма» нет, а есть точно определенные травмы, например: перелом свода (лобной, теменной костей) и (или) основания черепа, ушиб головного мозга тяжелой степени и т.п.
На вопрос следователя:
«Могли ли данные телесные повреждения возникнуть у пострадавшего при падении с высоты собственного роста?»,
эксперт ответил, что:
«Заключение эксперта основывается на объективных и научных данных, не может содержать догадки и предположения, поэтому моделирование условий, при которых возможно причинение повреждений не входит в компетенцию государственного судебно-медицинского эксперта».
На вопрос же:
«Каков механизм возникновения повреждений"?,
эксперт ответил:
«По представленным документам установить механизм и время причинен тяжелой закрытой черепно-мозговой травмы, «множественных ушибов, ссадин на теле», не представляется возможным ввиду отсутствия описания их морфологических характеристик в представленной медицинской документации».
Готовясь к судебному заседанию, мною было получено заключение специалиста, подготовленное экспертами Кильдюшовым Евгением Михайловичем и Тумановым Эдуардом Викторовичем, которых, я полагаю, нет необходимости представлять, так как Туманов Э.В. частый автор на данном ресурсе.
На вопрос адвоката:
«Позволяют ли современные возможности судебно-медицинской экспертизы по характеру повреждений костей черепа определить направление травмирующего воздействия и особенности предмета, которым было причинено повреждение?»,
эксперт дал исчерпывающий ответ:
«Современные возможности судебно-медицинской экспертизы по характеру повреждений костей черепа позволяют определить направление травмирующего воздействия, а также особенности контактирующей (травмирующей) поверхности предмета, которым было причинено повреждение. Данные судебно-медицинской науки и практики по особенностям переломов костей свода и основания черепа, а также лицевого скелета головы позволяют установить было ли повреждение образовано в результате однократного либо множественных ударов предметом с ограниченной травмирующей или плоской широкой травмирующей поверхностью, а также установить направление травмирующего воздействия».
Совместная работа адвоката с экспертом Тумановым Э.В. дала много нужной и полезной информации и позволила подготовить обоснованное ходатайство о признании СМЭ недопустимым доказательством.
Выслушав ходатайства стороны защиты о признании судебно-медицинской экспертизы недопустимым доказательством, мнение государственного обвинителя о том, что оснований для признания СМЭ недопустимым доказательством нет, судья ушла в совещательную комнату.
Вернувшись через два часа из совещательной комнаты, судья заявила, что у нее нет постановления по данному ходатайству, так как перед тем, как вынести постановления, она хочет допросить эксперта, что бы он ответил на все поставленные стороной защиты вопросы.
Других ходатайств защита не заявляла. В следующее судебное заседание защита намерена пригласить специалиста, который окажет помощь в допросе эксперта.
Также защита будет заявлять другие подготовленные ходатайства, но об этом в следующей публикации.